Динамика эмотивного признака в тексте

Среди многочисленных функций языка специально выделяется или как особая, или как аспект коммуникативной — так называемая эмотивная функция, т.е. функция передачи разнообразной эмоциональной информации.

Осуществляется она с помощью особого эмотивного кода, включающего в себя специальные средства семантической категории эмотивности и правила их употребления на всех уровнях языка. Эмотивный код является лингвистической универсалией, так как уже классическая психология считала эмоции одним из важнейших моментов осуществления речемыслительной деятельности.

Единицей эмотивного кода является эмотив [Шаховский, 1983]. К понятию эмотива мы относим такую языковую единицу, которая имеет в своем значении (кодирование или приобретает в специфических условиях общения) эмотивную коннотацию, т.е. сопутствующие тому или иному звуковому комплексу определенные эмоции, благодаря которым он воспринимается как выражение эмоционального одобрения или неодобрения.

Эмотивы, как и другие средства языка, имеют определенные нормы реализации. Поскольку язык — феномен, постоянно и бесконечно развивающийся, то у него нет раз и навсегда застывших норм реализации. Норма является преходящей, условной, прикрепленной к определенному периоду времени.

Нормы реализации наиболее подвижны как раз в эмотивной сфере языка. Доказательством тому являются так называемые модные словечки и модные словоупотребления, которые в абсолютном большинстве являются эмотивами. Эмотивная номинация [Шаховский, 1981] в современном английском языке иллюстрирует разновидности реализации нормы, ее изменчивость. Примером может служить колебание семантических норм реализации образований с - in в 70-е гг. прошлого столетия: от sing-in, marry-in (со значением «протест против расовой дискриминации») к sit-in, teach-in, read-in (со значением «протест против войны во Вьетнаме»), а от него к значению «демонстрация чего-либо как форма социального протеста»: love-in, puff-in и к значению «сбор людей с какой-либо целью»: paint-in («воскресник по крашению забора»). Кроме того, некоторые образования с этим псевдосуффиксом имеют значение «место», «стоянка»: drive-in, fly-in; «длительное мероприятие»: talk-in и др. В ходе апробации этих колебаний устная речь утвердила одни нормы его употребления и отказалась от других. Аналогична судьба и модного в свое время словоупотребления with-it. Поэтому нельзя, видимо, говорить о какой-либо норме вообще, правильнее говорить о норме реализации в определенный период времени, который может быть и довольно длинным, и сравнительно коротким. Несомненно, и другое — в каждый конкретный период, норма представляет собой переходную стадию между предыдущей и последующей (диалектическая взаимосвязь и взаимообусловленность старого и нового). Наблюдения за английским языком показывают, что норма существует в различных отклонениях от нее, в вариантах и потенциях.

Изменение нормы реализации слова прежде всего касается его значения. В каждый данный синхронный срез внутренние рамки, границы колебания нормы у же, чем между разными синхронными срезами (синхрония в диахронии). Поэтому целесообразно рассматривать изменение норм реализации с двух точек зрения: синхронии и диахронии.

Естественно, что нормы реализации эмотивов изменчивы и что незнание этого изменения коммуникантами является специфическим препятствием для общения и в одной временной плоскости, и, тем более, в разных временных плоскостях.

Когда мы читаем романы прошлого, то слово X, употребленное автором в «тогдашнем» нейтральном значении, нередко вызывает у современного читателя незапланированные автором эмоции (как, например, в случаях со словами халтypa, зараза, позор). И, наоборот, «тогдашний» эмотив никакой прагматикой в современный период может не обладать (слово newspaper, например). И в том, и в другом случаях авторская интенция не реализуется, что ведет к нарушению динамической эквивалентности замысла и его декодирования. Этот тезис справедлив как для внутриязыкового, так и для межъязыкового общения. В последнем случае этот фактор значительно осложняется национально-культурной, спецификой речевого поведения [Шаховский, 1984 а].

Типология изменения норм реализации эмотивов английского языка охватывает, в основном, несколько разновидностей.

а) Появление эмотивных коннотаций у всего значения. Например, blink = have a smell → to give off a powerful and unpleasant odour. Срав. с рус. яз.: пахнуть → дурно пахнуть → вонять. Последнее слово выражает эмоцию неодобрения, оно стилистически снижено и считается вульгарным. Другие примеры из русского языка: обыватель, полчище, примитивный, формально, помпа (из латинского языка, где оно значило «пышная церемония», а в русском языке это слово приобрело эмотивную коннотацию неодобрения, иронии). Примерами из английского языка могут служить и такие слова, как junta (хунта), appease (ублажить, умиротворять). И.Р. Гальперин [1981 б, с. 101] среди слов, которые на базе своих логических значений приобрели эмотивность, называет следующие: terrible, awful, dramatic, stunning, exciting wonderful, grand, etс. Такие случаи в английском языке не единичны.

б) Появление эмотивной семы, которая изменяют функцию слова и сферу ею употребления: dish = an attractive person, esp. a woman. Ср. с этимоном: «the food prepared for the table in a particular fastion». Еще один пример: bleeder = very stupid, unpleasant or contemptible person. Ср. с уже существующим значением: “one that bleeds another of money or resourses (sponge, parasite)”.

в) Развитие эмотивной амбивалентности: buddy-buddy: 1) дружище, приятель; 2) недруг, противник; 3) подлиза. Др. примеры: gasser = l) empty talker (пустомеля); 2) a very attractive person; а также: old, little, modern, plain, homely: She is such a homely girl = l) She's deadly boring, never goes anywhere and probably gets her biggest thrill making pots of jam. 2) She is very plain, unattractive, not important, dignified. 3) Simple, causing one to think of home or feel at home.

Из этого примера следует, что для целей адекватного общения важно знать особенности эмотивного признака семантики слова и окружать эмотивы достаточно полным вербальным мотивирующим контекстом (не забывая о его ситуативном и просодическом параметрах). Благодаря ему снимается амбивалентность эмотива и реализуется только определенный конкретизатор эмотивности (только один эмотивный. смысл), адекватно декодируемый всеми коммуникантами данного речевого общения. Без разъяснительного контекста фраза She is such a homely girl может быть понята неадекватно интенции говорящего и вызвать неожиданный прагматический эффект.

г) Реверсия оценочного знака эмотивности. Здесь возможны два варианта: 1. Смена знака «+» на знак «—»; 2. Смена знака «—» на знак «+».

Так, в американском варианте английского языка значение слова lady с некоторых пор коннотатирует неодобрительную эмотивность, «незначительность, непрестижность той работы, которую выполняет женщина, называемая леди»: cleaning lady, washing lady, saleslady, etc. Назвать женщину-доктора lady-doctor вместо woman-doctor, по свидетельству Г. Босмаян, значит выразить презрительно-снисходительное отношение к ней, так как в отличие от слова woman-doctor (с нулевой эмотивностью) слово lady-doctor коннотатирует неодобрительную эмотивность [Bosmajian, 1977, p. 6].

Второй вариант реверсии эмотивного знака можно проиллюстрировать следующими примерами: stupidity = it is «elitist» to be anything but stupid; sincerity. В ходе развития английского языка многие слова изменили знак их эмотивной семантики: ср. impulsive, demonstrative, passionate, enthusiastic, etc.

д) Ослабление эмотивности слова и связанное с ним изменение сферы его функционирования как результат либерализации этических норм в английском языковом обществе. Примером может служить эмотив damn, который во времена Ч. Диккенса еще не печатался, вместо него в тексте стояли точки (....). В романе М. Митчел «Унесенные ветром» после каждого употребления этого слова идет извинение, а в романах С. Чаплина, Дж. Сэлинджера, А. Мердок, А. Силлитоу, И. Шоу и др. это слово является часто употребительным проклятием. К числу инвективов, ставших недавно общеупотребительными, относится и так называемое hot word bloody, которое встречается в настоящее время в речи всех слоев населения и даже в официальной прессе.

Свидетельством ослабления этических норм реализации инвективов английского языка является их регистрация в словарях [см., например, Приложения к БАРС, 1972]. Широкое использование в печати так называемых four letter words, которые до начала XX столетия были под запретом, как нецензурные, указывают на повышение экспрессивности и эмоциональности английской разговорной речи, что говорит о больших изменениях в норме реализации английских эмотивов. Наблюдения показывают, что аналогичные тенденции имеются и в русском языке [Китерман, 1909].

Для полноты типологии изменений норм реализации эмотивов английского языка необходимо указать и на существование такого процесса, когда эмотив со временем полностью девальвирует свой эмотивный признак и становится нейтральным словом, не вызывающим и не передающим никаких эмоций. Примерами могут служить слова: good-natured (ср.: в романах Филдинга – good-natured hole, good-natured side), vast (ср. его эмотивные употребления в XVIII веке – vast rains, vastly amused). В настоящее время они рассматриваются как логические определения и в функции эпитета не употребляются.

Изменение норм реализации эмотивов особенно наблюдаемо при изучении языка художественных произведений прошлого. Сигналом эмотивного сдвига является качество прагматического эффекта: современный читатель воспринимает несоответствие некоторых эмотивов в описываемой ситуации прошлого их значениям в настоящий период. В связи с тем, что эмоциональный план-стимул и план-реакция на него были автором рассчитаны на то поколение читателей, которые были его современниками, естественно, что с изменением, за пределами данного контекста, смыслового содержания эмотива-стимула эмоциональная реакция на прежнюю форму будет с течением времени иной по сравнению с ожидаемой, а нередко даже противоположной авторской интенции. Поясним сказанное на примерах из пьес В. Шекспира. Так, ослабление степени эмотивности с шекспировских времен наблюдается у слов perplexed (ошеломленный), unlucky (несчастный), politician (политикан), поэтому современный читатель драм В. Шекспира уже не получает того сильного эмоционального эффекта от этих слов, какой, имел читатель – его современник.

Многие эмотивы (например, вульгаризмы) с течением времени утратили свою вульгарность и стали общелитературными только потому, что, как отмечает Брук, их цитирование сопровождалось именем Шекспира, например, Gudgell thy braines (V, I, 64) – выражение, которым пользовались могильщики в его время.

Оскорбительным для того времени было совершенно безобидное теперь слово mountaineer. Брук называет его fighting word, так как оно употреблялось персонажами Шекспира в прагматических целях — в борьбе с личными врагами для их оскорбления. Ср. с его современным значением: «альпинист; тот, кто совершает восхождение на горы».

Примеры можно продолжить, но идея остается прежней — эмотивный признак ряда слов и, соответственно, нормы их реализации со временем могут меняться, и поэтому без специальных семасиологических комментариев современному читателю не всегда будет понятно то, например, презрение, которое выражено словами, не являющимися в настоящее время кодовыми сигналами презрения. Происходит обусловленный временным сдвигом эмотивный дисконтакт, препятствующий адекватному, эмоциональному восприятию художественного произведения прошлого: писатель и читатель имеют различные эмотивные коды, раздвинутые временем и потому соотносящиеся с различными денотатами (в нашем случае ими являются эмоции). Этот факт и объясняет различные нормы реализации эмотивов одной и той же формы в разные периоды их функционирования (развитие формы» как известно, отстает от развития содержания). Подобные случаи эмотивных помех в коммуникации можно назвать интерференцией норм реализации семантики слова в диахронии языка.

Итак, эмотивность – категория историческая и поэтому изменчивая, что необходимо учитывать при очередных переизданиях художественных произведений прошлого. Выходом из несоответствия эмотивов ситуации времени могли бы быть специальные семасиологические, а не только культурно-страноведческие комментарии к художественному произведению прошлого. По мере того как жизнь отдаляет время написания художественного произведения от современного читателя, комментарий к нему, естественно, должен расти в объеме.

Без семасиологических комментариев современному читателю непонятны высказывания, подобные следующему примеру из русского языка: «Величествен и грустен был позор // Пустынных вод, лесов, долин и гор» (А. Баратынский). Современники А.С. Пушкина употребляли слово позор в значениях «зрелище», «вид», и потому сочетаемость (дистрибуция) его была совсем иной, чем сейчас. Аналогично одним из значений слова зараза было в XVIII веке значение «прелесть», «очарование». Естественно, что без знания этих фактов прагматический эффект от данных эмотивов будет у современного читателя неадекватным замыслу автора.

При переводе художественных произведений на русский язык изменение в нормах реализации эмотивов необходимо учитывать более тщательно, так как в этом случае приходится учитывать еще и интерферирующие факторы. Сравнение, например, существующих многочисленных переводов всех пьес В. Шекспира на русский язык вскрывает прагматическую динамику эмотивов в обоих языках. Работа по синтезированию филологически оптимального перевода на основе имеющихся, ранее сделанных переводов, например, драмы «Гамлет», убедительно подтверждает справедливость практической невозможности создания совершенно адекватного, с точки зрения эмотивного аспекта, перевода поэтического произведения. (Ср. мнение У. Блейка: «Поэзия – то, что теряется при переводе»). Так, например, существуют двадцать три перевода эмотивного монолога Гамлета «To be or not to be», четырнадцать переводов эмотивного монолога Порции «The quality of mercy...» (Merchant of Venice) [Задорнова, 1976, с. 170].

Изменения норм реализации эмотивов наблюдаемы и при жизни одного поколения людей. Так, синхронный срез употреблений эмотивов на материале большого числа художественных произведений XX столетия обнаруживает, что в какой-то период времени сосуществуют две и более нормы реализации одновременно. Этот период развития слова можно назвать периодом интерференции норм реализации в синхронии языка. Как и в случае с интерференцией в диахронии, в этом случае работает та же закономерность: чем больше интерференция нескольких норм, тем больше смысловых помех в общении из-за нарушений / несоответствий в адекватности передаваемой и получаемой эмоциональной информации. Это объясняется тем, что одна часть говорящего коллектива еще продолжает употреблять слово в прежнем значении / коннотации, а другая часть уже активно употребляет его в новом значении / коннотации, нередко в тех же самых контекстах.

Это тот самый случай, когда тезис о снятии полисемии контекстом общения не срабатывает. Именно в это время, когда модус колебания нормы реализации слова и его значения широк и когда еще неизвестно, какой именно вариант будет принят за норму, вступают в действие искусственные ограничения пуристов и консерваторов языка. Они стремятся исключить какое-либо уже работающее значение слова или слово в целом из общения директивным путем или сузить сферу его употребления, т.е. пытаются скорректировать норму реализации. Например, безуспешно пытался запретить Э. Вильсон широкое употребление слов massive, crucial, transpire etc. [Гальперин, 1981 б, с. 101]. Прежде всего, это касается так называемых модных словечек, значений и употреблений как разновидностей реализации нормы «на сегодня».

Для рассматриваемой в данном разделе проблемы представляется уникальным изданный в 1975 г. в США словарь современного словоупотребления [Harper Dictionary …, 1975]. Это новый тип словаря, составленный так, что конкретное слово комментируется в нем с точки зрения его оптимального употребления в современный период 136 высококомпетентными лицами: писателями, поэтами, лингвистами, издателями, литературными критиками, переводоведами, общественными и политическими деятелями и другими авторитетными представителями всех сфер современной жизни Америки. Словарь приводит стенограммы их обсуждений и иллюстративные примеры. Мнения совета специалистов (Usage Panel) по наиболее спорным случаям словоупотреблений и значений слова представлены в процентном соотношении.

Анализ этого словаря показывает, что слов, которые имеют в синхронии определенный модус колебания нормы реализации, в современном английском языке немало. А это не может не оказывать влияния на культуру речевого об­щения в современный период, так как различия в знании сегодняшней нормы реализации того или иного слова коммуникантами, как отмечает американский профессор Гудман, «Unwittingly bore, irritate or mislead others».

С целью иллюстрации модуса колебания нормы реализации эмотивов рассмотрим один конкретный случай. На стр. 196 упомянутого словаря совет специалистов по употреблению слова обсуждает нормы реализации значений слова demean. Стенограмма обсуждения показывает, что в 69% всех его употреблений нормой для этого слова является вторичное коннотативно окрашенное значение debase, degrade. Например: 1. I wouldn’t demean myself to insulting her in the public. 2. He demeaned himself by taking the bribe (= Он опозорил себя взяткой). А в 31% употреблений оно реализует значение-этимон “to behave oneself, to observe a certain demeanour”. Например: One should demean himself in the public. Кроме этого, действующей нормой, по свидетельству совета специалистов, является и такая, при которой некоторые говорящие избегают употребления этого слова вообще, считая его архаичным, и пользуются вместо него словом behave, синонимичным слову demean в первом значении, и словами debase, degrade, синонимичными ему во втором значении. Ситуация вокруг норм реализации этого слова осложняется еще и тем, что, хотя глагол demean более употребителен во втором значении, производное существительное demeanour, характеризующееся высокой частотностью употребления, образовано от слова demean в первом значении.

Таким образом, в сфере норм реализации слова demean исторически сложился определенного рода разнобой. Естественно, что опубликованная в упомянутом выше Словаре стенограмма обсуждения норм употребления этого слова на совете специалистов отражает его разночтение в идентичных контекстах.

Все сказанное здесь подтверждает тезис о коммуникативных помехах, порождаемых колебаниями семасиологической нормы слова и незнанием «нормы на сегодня» некоторой частью говорящего коллектива. Следует, однако, заметить, что, несмотря на то, что тенденция к изменению норм реализации эмотивов порождает временные помехи в коммуникации, в целом она является фактором семантической гибкости языка и одним из признаков его развития и совершенствования.

Обсуждаемая в данном разделе проблема норм реализации эмотивных признаков – это проблема функционального аспекта языка, а значит и проблема культуры общения.