![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Капитуляция. Следующая неделя была временем непрестанного конфликта
С ледующая неделя была временем непрестанного конфликта. Я всячески старалась дисциплинировать свои мысли и подчинить их своему решению - доверять Богу независимо от чувств или обстоятельств. Я старалась проводить как можно больше времени в изучении Библии и языка, но мне нужно было постоянно концентрировать своё внимание. Хуже всего были ночи. Вопросы о Тикве осаждали мой ум. Вернулась ли жена к г-ну Кохену, или же он присматривал за Тиквой сам? Давали ли ей нужную еду и прогуливали ли на свежем воздухе? Она постоянно была у меня перед глазами: в коляске у подножия лестницы, с поднятыми руками, ожидающая, чтобы я взяла её. Дважды я просыпалась посреди ночи и автоматически шла к кроватке Тиквы, чтобы посмотреть на неё, и понимала, что кроватка пуста. Когда Шошанна услышала, что отец Тиквы забрал её от меня для того, чтобы заполучить обратно свою жену, её комментарий был кратким: «Все мужчины одинаковы - они думают только о себе!» От Шошанны новости распространились, как обычно, по всем моим соседям. Разными путями они пытались выразить своё сочувствие. В следующую субботу, когда я пошла к Вере, чтобы помочь ей с лампой, она приготовила мне подарок - лепешку с тмином, которую сама испекла. Неделю спустя после того, как г-н Кохен забрал Тикву, я пошла в банк и узнала, что у меня осталось всего восемь долларов. Я была так занята Тиквой, что совсем не думала о деньгах. Однако оглядываясь назад, я поняла, что в последний раз я получила деньги в конце апреля как дар от «Кружка Лидии». Однажды в конце июля я спустила свою корзину к Шо- шанне и подняла её обратно с буханкой хлеба, апельсинами и инжиром. Я открыла свой кошелёк, положила его содержимое в корзину и снова спустила её. Шошанна посчитала деньги и сказала: - Ещё восемь центов! - Сейчас у меня нет, - ответила я, - как только я получу деньги, я заплачу вам. Шошанна не стала возражать, и я снова подняла пустую корзину. Сколько можно прожить на хлебе и фруктах? Я перебивалась на своих продуктах четыре или пять дней, но наступил момент, когда я подошла к хлебнице, а хлеба там не оказалось. Я перевернула её и постучала по дну, но выпало всего лишь несколько крошек. Передо мной был факт: еды и денег нет. Я посмотрела на свой календарь - понедельник, 1-е июля. - Хорошо, что сейчас у меня нет Тиквы, - сказала я сама себе, а затем подумала, - может быть, именно поэтому Бог допустил, чтобы её забрали у меня! Я снова посмотрела на картинку календаря. Было ли это для меня напоминанием, что Добрый Пастырь всё ещё держит в руках Свою овечку? Но что мне было делать в моём положении? Возможно, Шошанна согласится отпускать мне в кредит, но я чувствовала, что так быть не должно. Или же я могла попросить о помощи мисс Ратклифф, но я знала, что ей едва хватало на собственные нужды. Чем больше я рассуждала о своей ситуации, тем сильнее я чувствовала волю Божию на то, чтобы я обратилась к Нему за ответом. Я вспомнила, что однажды сказал пастор Расмуссен в Корсоре: «Бог встречается с нами там, где наши силы заканчиваются». Я не могла уйти от заключения, что Бог назначил мне встречу, и теперь Он ждёт меня. Во время своего дневного чтения Библии я начала прослеживать путь Авраама с 12-й главы Бытия и далее. Я чувствовала, что из всех персонажей Ветхого Завета, Авраам был самым близким для меня. Я всё ещё помнила ту проповедь, которую произнес в пятидесятнической церкви Корсора Арне Конрад. Именно пример Авраама помог мне отказаться от своего положения в Корсоре. Теперь я хотела проследить этапы, которыми Бог вёл его после того, как он подчинился первоначальному призыву покинуть свою родную землю. По 22-ой главе я проследила, как Авраам послушался приказания Божия возложить своего сына Исаака в качестве жертвоприношения. Я видела, что Аврааму пришлось совершить трёхдневное путешествие с Исааком на гору Мориа - место, предназначенное для жертвоприношения. Я размышляла, а что думал Авраам во время этого долгого путешествия? Какую внутреннюю борьбу и вопросы он, должно быть, пережил! Бог дал Исаака Аврааму чудесным образом. Он очень хорошо знал, как Авраам любит его. И, тем не менее, теперь Он хотел забрать его. Трудно было понять, почему Бог хотел это сделать. Остаток дня я провела в молитве и рассуждениях. Я постоянно молилась о Тикве, чтобы Бог показал её отцу, как заботиться о ней. К ужину я очень проголодалась. Мне пришлось сражаться с воспоминаниями моего накрытого обеденного стола в Корсоре. В конце концов, я выпила два стакана воды, и муки голода прекратились. Во вторник утром я, как обычно, наведалась на почту, но мой ящик был пуст. Я пошла домой через Мусрару, чтобы переговорить с Нижмех, но я почувствовала внутри себя, что этого делать не надо. У меня должна быть встреча с Богом - и только с Ним. Мне недостаточно было бы даже самого лучшего человеческого совета или утешения. В полдень я вернулась к 22-ой главе Бытия. Снова я представила себе Авраама по дороге на гору Мориа. Но на этот раз я не смотрела на него со стороны, а отождествилась с ним. Путешествие совершала я сама. Где-то впереди была моя «гора Мориа», место моего свидания с Богом. Авраам пришёл на гору на третий день. У меня пошёл второй день одиночества без пищи. Я знала, что завершу своё путешествие на третий день. «Завтра, - сказала я себе, - что-то случится». В среду я снова пошла на почту, но, даже не открывая ящика, знала, что он пуст. Ничто не могло изменить моей внешней ситуации, пока я не достигну «горы Мориа» и не встречусь там с Богом. Возвращаясь домой с почты под палящим солнцем, я начала ощущать головокружение. Взобравшись по лестнице в свою квартиру, я еле стояла на ногах, мои колени дрожали, и мне пришлось прислониться к стене. Войдя внутрь, я повалилась на кровать. Комната поплыла перед моими глазами. В конце концов, я задремала. Вдруг я проснулась. У меня было очень сильное впечатление, что сейчас со мной заговорит Сам Бог. Я спокойно лежала на кровати. - Я хочу, чтобы ты вернула Тикву Мне! - Голос наполнял всю комнату, хотя я не слышала никаких звуков. - Но, Господи, - ответила я, - отец Тиквы забрал её, и она уже не у меня. - Ты позволила, чтобы отец забрал её, - пришёл ко мне ответ, - но ты никогда не отдавала её Мне. Ты всё ещё держишься за неё своей волей. Я могу благословить только то, что полностью подчинено Мне. В моей комнате был Сам Бог. Я была ошеломлена. Я почувствовала себя такой маленькой и незначительной. Тем не менее, Бог снизошёл, чтобы заговорить со мной. Я спокойно выскользнула из своей кровати и встала на колени, склонив голову. Затем я начала молиться. Слова приходили медленно одно за другим: «Господи, я отдаю Тикву Тебе. Ты дал её мне. Теперь я возвращаю её Тебе. Она Твоя! Будет ли она жить или умрёт, увижу я её снова или нет - она Твоя! Да будет воля Твоя, а не моя!» Постепенно мною овладел глубокий внутренний мир. Я знала с непоколебимой уверенностью, что Тиква была в руках Божиих, и что Бог исполнит Свою волю в её жизни. Никто и ничто на земле не могли помешать этому. Я не перестала любить её. Моё сердце всё ещё стремилось к ней, но во всём этом был самый совершенный мир. Та буря, которая бушевала во мне три недели, прекратилась. Отправившись на почту на следующий день, я почувствовала, как всё внутри меня очистилось. Я не ела четыре дня, но не было и следа физической слабости. Моё сердце было переполнено самой глубокой и чистой любовью, которую я когда-либо испытывала: любовью к детям, играющим на улице, любовью к слепому нищему на тротуаре и, более всего, к Иерусалиму. Я вспомнила тот вопрос, который я задала сама себе в день своего приезда. Можно ли было любить пыль и камни? Теперь я знала ответ. Да, это было возможно! Бог ответил на мою молитву и даровал мне частицу Своей собственной любви к Иерусалиму. На ступенях почты я столкнулась с мисс Густафссон. - Неужели это вы, мисс Кристенсен! - сказала она, - теперь у вас нет коляски. - Нет, - ответила я, - отец ребёнка забрал её. - Всё это к лучшему, мисс Кристенсен, всё к лучшему! Теперь вам легче вернуться в Данию! Громкий смех, последовавший за словами мисс Густафссон, был как нож в рану моего сердца. - Все мы должны уехать, или же нас поубивают прямо в постелях! Я забронировала билет в Швецию на конец месяца. Возможно, вы сможете достать билет на то же самое судно - оно заходит в Копенгаген. - Благодарю вас, - ответила я, как можно вежливее, - но я не собираюсь уезжать. В тот день в моём почтовом ящике было два письма, оба из Дании. Одно было от мамы, и я открыла его первым. Там был денежный перевод на сто двадцать долларов. В письме объяснялось, почему были высланы эти деньги: «По радио мы слышим, что в Иерусалиме ожидают столкновений между арабами и евреями... Пожалуйста, купи себе билет на первое же судно, отплывающее в Европу... Я с нетерпением жду тебя... Твоя любящая мама». Некоторое время меня почти парализовало. К боли в моём сердце за Тикву теперь прибавилось желание увидеть маму. Был ли чек от неё обеспечением Божьим для меня? Возможно, Бог устроил, чтобы я встретила мисс Густафссон именно сейчас, чтобы я узнала о судне, отплывающем в Копенгаген. «В конце концов, - рассуждала я, - Тикву у меня забрали». Я действительно чувствовала, что отдала её в руки Божьи. Никто больше в Иерусалиме не нуждался во мне. Следовало ли мне вернуться домой, где меня любили и нуждались во мне? Я могла представить себе ту радость, с которой мама получила бы письмо с вестью, что я возвращаюсь домой. Я открыла второе письмо. Оно тоже было из Дании, и в нём был международный перевод на десять долларов. Единственными словами были: «Для Вашей работы в Иерусалиме». Не было ни обратного адреса, ни фамилии отправителя. Я оказалась на перекрёстке! Куда пойти? Принять ли деньги от мамы и вернуться домой, или же принять гораздо меньшую сумму - Божие обеспечение для меня в Иерусалиме? Я не решалась сделать свой собственный выбор. Стоя перед ящиком, я склонила голову и закрыла глаза: - Господи, - прошептала я, - покажи мне тот путь, который Ты приготовил для меня. Пусть выбор будет Твоим, а не моим! Прошло несколько минут, и ничего не изменилось. Затем перед моим взором пронеслась серия оживших картин. Это было то, что я видела утром на улице: играющие дети, слепой нищий, женщины с корзинами на головах, нагруженные животные вперемешку с людьми. Позади всего этого была неровная линия Старого Города на фоне безоблачного голубого неба. По мере того, как передо мной представала каждая сцена, моё сердце переполнялось любовью, той самой любовью, которую поместил в моё сердце Сам Бог. Я получила ответ на свой вопрос! Это был тот же самый ответ, который я получила в подвале мисс Ратклифф накануне Рождества. Мои планы и чувства были на человеческом уровне, они менялись и были непостоянными. Но цель Божия была на ином уровне, и она оставалась неизменной. Моё место было в Иерусалиме! Я подошла к стойке и получила десять долларов по переводу. Затем я наскоро написала письмо матери, благодаря за её любовь и заботу, но объясняя, что я не собираюсь уезжать из Иерусалима. Я положила в конверт её перевод и отослала обратно. Однажды утром на следующей неделе я проснулась с сильным предчувствием. Что-то очень важное должно было произойти! Я лежала в постели, пытаясь представить, что же может принести этот день, но безуспешно. Наконец, я стала читать свою порцию Нового Завета на тот день, которая начиналась с одиннадцатой главы Послания к Евреям. Прочитав первые несколько стихов, я с удивлением обнаружила, что я вновь прослеживаю историю Авраама. Может быть, Бог хотел показать мне ещё что-то относительно Авраама? Послание к Евреям наглядным образом прослеживало историю Авраама, кульминационным моментом которой было приношение Авраама на горе Мориа. Но здесь было подчеркнуто то, чего я не заметила в книге Бытие: Авраам никогда не сомневался, что Бог вернёт ему Исаака, даже если это означало воскресение из мёртвых. Это изменило мой собственный взгляд на обстоятельства. Читая Бытие на прошлой неделе, я чувствовала себя одним целым с Авраамом во время его испытания - долгого путешествия для совершения жертвоприношения на горе Мориа. Но теперь я представила, как он сошёл с горы после окончания испытания. Это был триумф веры! С высоко поднятой головой и сияющим лицом он спускался по каменистому склону. Рядом с ним шёл ребёнок, которого он отдал Богу и получил обратно от Бога. В его ушах всё ещё звучало обетование, которое было дано ему с неба: «Благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твоё, как звёзды небесные» (см. Бытие 22: 17; Евреям 6: 14). - Твоё семя, - сказала я, - это был Исаак! Бог не просто вернул Исаака - Он вернул его, неисчислимо умножив семя. Урок всей этой истории был так ясен, что я набросала его внизу страницы: Сначала Бог даёт нам. Затем мы возвращаем Богу. В конечном итоге Бог возвращает нам, благословив и приумножив превыше всякого нашего ожидания. Мои рассуждения были прерваны громким стуком в дверь. На лестничной площадке стояла маленькая хрупкая женщина в выцветшем ситцевом платье с цветным покрывалом на голове. - Мисс Кристенсен, вы помните меня? - спросила она по-арабски. Я внимательно посмотрела на неё. - Нет, - ответила я на этом же языке, - боюсь, что нет. - Я мать Тиквы! Я видела её только, как фигуру, завёрнутую в шаль, в той тёмной комнате, напоминающей пещеру. - Извините меня, - сказала я, благодарная за многочасовые занятия языком, которые позволяли мне теперь разговаривать с ней, - теперь я вспомнила. Пожалуйста, проходите! - Нет, я не могу оставаться! Но я пришла, чтобы попросить вас кое о чём. Не могли бы вы опять забрать Тикву? Она с её отцом в Тель-Авиве. Вот адрес, - она вручила мне кусочек бумаги. - Значит, вы не живёте вместе с вашим мужем? - Нет, мисс Кристенсен, я не могу жить с этим человеком! Он не обеспечивает меня - он обрекает меня на голод. Я сама поехала в Тель-Авив, чтобы найти работу, но так и не нашла. - А если ваш муж, г-жа Кохен, не отдаст мне Тикву? - Мисс Кристенсен, помолитесь! - она сжала обе руки, - Я знаю, что он отдаст её! Он обязан! Иначе она умрёт. Через минуту она спустилась по лестнице и поспешно пересекла двор. Я посмотрела на свои часы - девять часов! Остановившись только для того, чтобы взять сумку, я отправилась на автобусную станцию. Через полчаса я ехала в Тель- Авив. Мой ум был занят вопросами. Что я скажу г-ну Кохе- ну? А что, если он откажется отдать Тикву? Чем больше я пыталась представить всё заранее, тем больше возникало проблем. Наконец, я сказала: «Господи, я ничего не буду планировать, и не буду готовиться никак! Я доверяюсь Тебе, чтобы Ты дал мне подходящие слова, когда они будут нужны мне!» Сойдя с автобуса в Тель-Авиве, я поспешила по адресу, который мне дала г-жа Кохен. Это было примерно в двух километрах от автобусной станции. Дверь открыла женщина, которая говорила по-немецки. Она сказала, что г- н Кохен снял у неё комнату, но сейчас он в поисках работы. К счастью, моего немецкого было достаточно, чтобы вести простой разговор. - Есть ли у него маленькая девочка? - спросила я. - Да, он держит её в коляске в своей комнате, - добавила она. - Не могла бы я взглянуть на неё? Меня послала её мать. Женщина ненадолго задумалась, но потом провела меня в глубину дома. Детская коляска стояла под окном. Я быстро подбежала к ней и заглянула внутрь. На Тикве было то же самое розовое платьице, которое я надела на неё, когда отец забрал её, но оно так выцвело и запачкалось, что его нельзя было узнать. Её щёки поблёкли, а на лбу была открытая рана. Когда я наклонилась над ней, она открыла глаза и посмотрела на меня пустым, ничего не видящим взглядом. Затем в её глазах вспыхнула искра - она узнала меня. Затем она потянулась ко мне и прикоснулась к моему глазу. - Глаз, - сказала она почти шёпотом. Затем она снова закрыла глаза. Хозяйка дома, извинившись, ушла. Я села на единственный в комнате стул и начала усиленно молиться: «Господи, дай мне слова!» Через сорок минут я услышала голоса в прихожей. В следующую минуту в комнату вошёл г-н Кохен. Перешагнув порог, он остановился как вкопанный. - Мисс Кристенсен! - сказал он, - как вы попали сюда? - Он посмотрел на меня, как будто я была привидением. Стоя перед ним, я почувствовала в себе действие той же самой силы, которая удержала меня от споров с ним, когда он пришёл за Тиквой. Но теперь мне были даны слова, чтобы говорить, - слова, наделённые властью, гораздо большей моей. - Ваша жена послала меня забрать Тикву, - сказала я, - Тиква снова заболела, и вы не в состоянии смотреть за ней. Если вы оставите её здесь, она умрёт. На этот раз слов не было у г-на Кохена. Два или три раза он открывал рот, но слов не было. - Пожалуйста, помогите мне вынести коляску, - продолжала я, - я заберу её с собой в Иерусалим. Я ни спорила, ни повышала голос, но действие моих слов на г-на Кохена было удивительным. Его руки по-настоящему дрожали, когда он взялся за коляску. Мы вдвоём вынесли её на улицу. Когда мы пришли на автобусную станцию, г-н Кохен помог мне пристегнуть коляску к багажной раме на крыше автобуса, пока я устраивалась внутри с Тиквой на руках. Когда автобус отъезжал, г-н Кохен махал нам вслед рукой. В первый раз я увидела, как он улыбается. Я поняла, что он освободился от бремени, которое он не мог нести. В автобусе Тиква прижалась ко мне из всех сил. Иногда она поднимала свой палец к моему глазу или носу, но ей не хватало сил, чтобы произнести слова. В ответ ей я тихонько напевала её любимые песни. Наше общение было глубже всех слов. Моё сердце было переполнено любовью к ней и благодарностью к Богу за то, что Он вернул её мне. Я представила себе Авраама, когда он спускался с горы Мориа, а Исаак шёл рядом с ним. «Мне кажется, я знаю, что он чувствовал», - сказала я сама себе. Когда я везла коляску мимо магазина Шошанны, она заметила нас через открытую дверь. - Это Тиква! - воскликнула она, - вы взяли её обратно! Когда я рассказывала ей о том, что случилось, она наклонилась над коляской, лепеча с Тиквой на идише. Затем она пошла в магазин и вернулась с двумя банками молока Я начала открывать свой кошелёк, но Шошанна отмахнулась. - Подарок от еврейской мамы еврейскому ребёнку! Вернувшись в квартиру, я смогла внимательно осмотреть Тикву. Она и похудела, и ослабла. Я уже знала о ране на лбу, но я обнаружила и другие на спине, которые распухли и загноились. Я бы побоялась трогать их без квалифицированной медицинской консультации. В целом, Тиква была ужасно слабой и болезненной. Но самое главное было то, что Бог вернул её мне. Он не подведёт меня! Затем я задумалась о своих финансах. Десятидолларовый подарок от анонимного благодетеля в Дании уже почти был исчерпан. Это была вторая неделя июля, а я всё ещё не заплатила двенадцать долларов за квартиру. Когда отец Тиквы забирал её, я отдала самую лучшую одежду, которую от волнения забыла забрать назад. Мне придётся покупать новое. А также предстоят медицинские расходы... - Мне нужна приличная сумма, - сказала я наполовину себе, наполовину Богу, - по крайней мере, пятьдесят долларов! - Это было одновременно и провозглашение, и пожелание, и молитва. На следующий день в моём почтовом ящике было письмо из Дании! От возбуждения я посмотрела на имя отправителя - Эрна Сторм! Мой восторг сменился разочарованием. О чём это Эрна могла писать мне? Да, она действительно однажды послала мне пять долларов через Кристин Сондерби, но подобная сумма не покрыла бы мои сегодняшние нужды. Когда я начала читать письмо Эрны, мои чувства снова изменились - от разочарования к изумлению: Дорогая Лидия, Я должна начать с того, что прошу Вашего прощения за всё то плохое, что я сказала о Вас, когда два года назад Вы приняли водное крещение. Боюсь, что мне понадобилось много времени, чтобы убедиться, как я была неправа, но Бог был так добр и терпелив ко мне. Я не могу рассказать Вам всего, что случилось с тех пор, как Вы уехали из Корсора, но в воскресенье 23-го июня я тоже приняла драгоценный дар Святого Духа, а примерно неделю спустя, я, как верующая, была крещена пастором Расмуссеном! Как Вы думаете, где это произошло? В Стор-Баэльте! Конечно, все в школе говорят обо мне точно так же, как говорили о Вас. Но теперь я понимаю, почему Вы могли оставаться такой спокойной и счастливой при всём этом. На этот раз мой случай не будет разбираться в высших инстанциях. Вопрос был решён раз и навсегда, когда парламент принял решение в Вашем случае. Теперь мы с Кристин Сондерби и Вальборг встречаемся каждую неделю, чтобы молиться за Вас. Политическая ситуация кажется серьёзной, но мы провозглашаем для Вас обетование из Псалма 33: 8: «Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их». Мы прилагаем дар от нас троих. Благодарная Вам, Эрна. Я ещё раз заглянула в конверт и вытащила оттуда листок бумаги. Это был денежный перевод - на девяносто долларов! На то, чтобы понять случившееся, мне потребовалось несколько минут. Бог не просто послал мне нужные деньги, почти в два раза больше, чем я осмелилась пожелать. Он совершил нечто более чудесное - Он ответил на мою молитву об Эрне. Разве могла я верить, когда уезжала из Кор- сора девять месяцев тому назад, что Эрна, Кристин и Вальборг когда-то будут собираться вместе, чтобы молиться обо мне? Осада
тоя за прилавком, Шошанна прервала наразреза- ние салями. Когда она была возбуждена, ей нужно было жестикулировать обеими руками. - Почему это всегда случается с нами, евреями? - сказала она, - В Европе нам не давали покоя христиане, здесь - мусульмане! Всю эту неделю идут непрестанные стычки. Даже у Стены Плача! Я говорю вам, это не к добру! - Разве вы не думаете, что Великобритания положит конец всему этому? - спросила я. - Великобритания! - фыркнула Шошанна, - Они только и делают, что назначают комиссии! А какая нам от этого польза? Если мы не научимся, как самим защищаться, то никто нас не защитит! Шошанна вручила мне мое салями, и в то же самое время дала дольку апельсина Тикве, которая стояла рядом со мной. Несколькими минутами позже я шла по Яффской дороге, а Тиква семенила рядом со мной, держась за мою руку. Прошло полтора месяца с тех пор, как я привезла Тикву из Тель-Авива. Доктор сказал, что назвал бы её выздоровление за последнее время «феноменальным». «Чудесным», - поправила я его про себя. Теперь я могла брать её на короткие прогулки без коляски. Когда она уставала, я поднимала её и сажала себе на плечи. Такие поездки с её ногами вокруг моей шеи и руками, обвитыми вокруг моего лба, стала её новой игрой. Я стояла перед обувным магазином, раздумывая, могу ли я позволить себе купить пару маленьких детских сандалий для Тиквы, когда заметила, что крики вокруг меня стали громче. Повернувшись в ту сторону, откуда раздавался шум, я увидела бегущую толпу. Впереди бежали женщины с растрёпанными волосами, которые истерически кричали и били себя в грудь. Сначала я подумала, что это похороны, но толпа двигалась слишком быстро. Я схватила Тикву на руки и быстро сошла с дороги и втиснулась в щель шириной около полметра между обувным магазином и соседней торговой лавкой. Стараясь не двигаться, я наблюдала, как мимо меня бежали люди. За женщинами следовали мужчины и мальчики. Это были евреи, судя по кипам на голове. У них было самое разнообразное оружие: топоры, ломы, ножи для мяса и даже хлебные ножи, привязанные к черенкам от мётел. Постепенно поток людей начал иссякать, но люди всё шли и шли - по одному или по двое - как мужчины, так и женщины. Мимо проковылял бородатый мужчина, который держал у головы окровавленный носовой платок. Из-под его платка текла кровь, которая запеклась на его бороде. Через несколько минут я услышала рыдания. В нескольких метрах от меня прошла молодая женщина. Я сразу же заметила неподвижное тело мальчика, которое она прижимала к себе. Лицо ребёнка было смертельно бледным, а его голова была запрокинута. Между рыданиями женщина снова и снова повторял его имя: «Ами - Ами - Ами». Наконец, на улице не осталось никаких признаков движения. Тиква начала ёрзать. Я не могла оставаться до бесконечности в этой узкой щели между двумя стенами. Стоит ли попытаться вернуться в Маханех-Йехуда? Я слегка высунула свою голову наружу, чтобы оценить обстановку, когда где-то на улице услышала жёсткий щелчок и пронзительный звук. Несомненно, это была пуля!... Я только еще глубже втиснула Тикву в наше укрытие. Спустя несколько минут отсутствия какой-либо видимой активности, я сантиметр за сантиметром высунула голову, пока не смогла осмотреть улицу в обоих направлениях. Первое, что бросилось мне в глаза, это была перевёрнутая ермолка, лежащая посреди дороги. Но сама улица была совершенно пуста в обоих направлениях. Обхватив Тикву руками, я начала что было духу бежать по Яффской дороге в Маханех-Йехуда. Тиква схватила меня за шею и держалась за меня изо всех сил. Свернув с улицы туда, где находился наш небольшой квартал, я растерялась от неожиданности и на минуту остановилась. Над всем нависла зловещая тишина. Обычно здесь играли дети, стирали женщины, но сейчас никого не было видно. Все двери и окна были закрыты. Я постучала в две квартиры: «Шошанна! Вера!», - но оттуда не было никакого ответа. На углу здания я наступила на маленький круглый предмет, который начал катиться под моей ногой и из-за которого я чуть не упала. Я посмотрела вниз. Это была пуля! Инстинктивно я осмотрелась вокруг, чтобы увидеть, кто мог выстрелить, но никого не увидела. Я взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и ворвалась в свою комнату. Дверь за мною оставалась открытой ровно столько мгновений, сколько потребовалось мне, чтобы положить Тикву в кроватку. Я не только заперла входную дверь, но и придвинула к ней кухонный стол. Затем я закрыла оконные ставни во всех комнатах и припала, всё ещё тяжело дыша, к стене спальни. Отдышавшись, я с величайшей осторожностью приоткрыла на пару сантиметров ставни в окне надо мной и выглянула на улицу. Маханех-Йехуда выглядел, как осаждённый город. Вдоль Яффской дороги, сколько мог видеть глаз, перед дверями, окнами и на балконах каждого дома были нагромождены камни. С какой целью? Чтобы преградить дорогу пулям или же чтобы бросать во всякого, кто попытается напасть? Я не могла не прийти к выводу, что это жалкая защита, когда у арабов есть в наличии винтовки. Некоторое время спустя из домов по обеим сторонам Яффской дороги постепенно - по двое и трое - начали появляться мужчины и женщины, и возводить уличные заграждения. Женщины извлекали камни из мостовой дороги или свободных участков. Другие заполняли пустые керосиновые канистры песком. Затем они передавали всё это мужчинам, которые укладывали их друг на друга, перегораживая Яффскую дорогу по всей её ширине. Как только баррикада была построена, как мужчины, так и женщины сразу исчезли из вида. Однако в нашем крошечном квартале не было никаких признаков жизни и движения. Тишина действовала на нервы. Может быть, все мои соседи сбежали или же некоторые из них забаррикадировались в своих квартирах, как я? Августовское солнце немилосердно нагревало крышу, воздух был почти неподвижным, и жара в квартире вскоре стала проверкой на выносливость. В то же самое время закрытые ставни создавали искусственный полумрак, что значительно усиливало атмосферу сумрака и изолированности. Если нам предстояло быть в таком затворничестве долгое время, то мне следовало бы проверить свои запасы. Если экономить, то еды хватит на пару дней. Я особенно была благодарна за маленькую банку молока. Но когда я заглянула в глиняный кувшин, где я держала воду, моё сердце поникло. Воды было немного - менее литра. Уходя на прогулку с Тиквой, я собиралась сразу по возвращении сходить к крану в общем дворе и пополнить водные запасы. Стоит ли мне прямо сейчас сбегать к крану и наполнить свой кувшин? Это означало пройти метров тридцать по открытому двору. Едва я задала себе этот вопрос, как снова началась стрельба где-то на восток от нас. Время от времени я слышала свист пуль за домом. Выставить себя на открытом пространстве в дневное время было бы сумасшествием. Если в меня попадёт пуля, и я не смогу вернуться в квартиру, что тогда случится с Тиквой? Я начала винить себя за то, что не подготовилась. В конце концов, несколько человек предупредили меня, что беспорядки будут. Помимо жары и нехватки воды, моей величайшей проблемой было отсутствие информации. Я бы никогда не поверила, что город таких размеров, как Иерусалим, мог быть таким безмолвным в дневное время. Почти облегчением было слышать ружейные выстрелы, нарушающие мертвую тишину. Я тщетно пыталась представить себе, что происходит. «Если я переживу это», - сказала я сама себе, - «то, прежде всего, приобрету переносной радиоприёмник». Когда опустилась ночь, ко мне пришло чувство полной изоляции. Даже в лучшие времена Маханех-Йехуда освещался очень скудно. Но сейчас нигде не было видно даже отблеска огонька: ни на улице, ни в домах, и я не осмеливалась зажечь свет у себя. Время от времени я подходила к окну и выглядывала через щели в ставнях, но видела только очертания домов на фоне звёздного неба. Один раз я различила фигуру человека, который, согнувшись, бежал между домами. Минуту или две позже я услышала мягкие следы шагов по песку прямо под моим окном, и тогда моё сердце начало учащенно биться в грудной клетке. Но шаги затихли, и снова опустилась тишина, нарушаемая только уже обычными одиночными выстрелами. К полуночи небо над Старым Городом осветилось слабым красным сиянием, которое длилось часа два, затем медленно угасло. Непроизвольно я представила себе дома, объятые пожаром, и подумала о судьбе людей внутри. Наконец, я улеглась на кровати, не раздеваясь, и попыталась заснуть, но безуспешно. Слишком хорошо я помнила слова мисс Густафссон на ступеньках почты: «Нас всех убьют в наших кроватях!» На следующее утро ситуация внешне не изменилась. Двери и окна везде были закрыты, улицы пустынны. Я ухаживала за Тиквой, как только могла. Выкупать её было нельзя. Я решила, что лучше всего использовать воду, которая у нас осталась, смешивая её с молоком, чтобы этой смесью кормить Тикву из бутылочки. Я и сама выпила несколько небольших глотков этой смеси. Около полудня я положила Тикву обратно в кроватку, чтобы она поспала. К тому времени чувство изолированности становилось уже невыносимым. Без радио, без газет, без всякого общения с моими соседями у меня оставался только один источник информации - Библия. Сидя за столом с закрытой Библией передо мной, я сказала: «Господи, если в этой Книге есть такое, что поможет мне понять происходящее и ту роль, которую Ты приготовил для меня, пожа- луйста, покажи мне это сейчас». Затем я открыла Библию. На странице, которую я открыла, мне бросились в глаза два стиха из Книги пророка Исаии, которые я уже подчеркнула синим карандашом: «На стенах твоих, Иерусалим, Я поставил сторожей, которые не будут умолкать ни днём, ни ночью. О, вы, напоминающие о Господе! не умолкайте, - не умолкайте пред Ним, доколе Он не восстановит и доколе не сделает Иерусалима славою на земле» (Книга пророка Исаии 62: 6-7). «Стражи на стенах Иерусалима, которые не умолкнут» - Должно быть, это описание молящихся людей, - подумала я, - молящихся с невероятной ревностью и настойчивостью. Их молитвы сфокусированы на одном месте - на Иерусалиме». Но почему на Иерусалиме? Чем этот город отличался от других? Я начала перелистывать страницы Библии, ища ответ на этот вопрос. Спустя четыре часа я видела всё уже в совершенно другом свете. Меня как будто подняли высоко-высоко от земли, и я глядела на этот мир с Божьей точки зрения. На земле, как я видела, есть установленный Богом центр: Иерусалим. Из этого центра, согласно Божьему плану, истина и мир должны изливаться по всей земле; именно сюда вернётся поклонение и приношения всех народов. Единственная надежда для земли заключается в осуществлении этого плана. Кроме Иерусалима, не было никакого другого источника мира. Это придало новый смысл знакомым словам Псалма 121: «Просите мира Иерусалиму». Теперь я воспринимала это не только как призыв молиться за один город в стране, которая занимала крошечную часть земной поверхности. Результаты этой молитвы благословят все страны и народы. Мир всей земли зависел от мира Иерусалима. Почему тогда именно этот города так страдал - больше других городов - на протяжении трёх тысячелетий от всего, что было прямой противоположностью мира: от войн, массовых убийств, разрушений и рабства? Я видела только одно объяснение: Иерусалим является полем битвы духовных сил. Некоторые прочитанные отрывки совершенно убедили меня, что в мире действовали злые силы: «начальства и власти», как их назвал Павел, - которые преднамеренно и систематически противились как целям Божьим, так и Его народу. Нигде в мире эта оппозиция не является более интенсивной и сконцентрированной, как в Иерусалиме. Божье избрание этого города быть центром благословения для всего мира, сделало его мишенью враждебных сил зла. Я начала видеть Иерусалим как сцену, на которой этот вселенский конфликт между добром и злом действительно достигнет своей развязки - той кульминации, которую давно предсказали пророки, и которая теперь была очень близка. Вот почему проблемы Иерусалима никак не удавалось разрешить чисто политическими методами, насколько я могла судить по ситуации вокруг меня. Ни политики со своими конференциями, ни генералы со своими армиями не могли решить проблемы Иерусалима. Ответ нужно было искать на более высоком уровне. На духовную силу нужно реагировать духовно. Победить оппозицию сил зла можно было только одной силой: силой молитвы. Я ещё раз вернулась к Псалму 121: «Просите мира Иерусалиму». Я почувствовала Божественное ударение на слове «просите». Ничто не могло принести мир Иерусалиму, кроме молитвы. «Молоко, мама, - молоко!», - плач Тиквы в кроватке прервал мои рассуждения. Обнаружив, что её одежда промокла от пота, я сняла её и оставила Тикву в пелёнках. Затем я добавила в треть стакана воды немного молока и дала ей. Я и сама хотела глотнуть, но передумала. У нас оставался примерно стакан воды и наполовину меньше молока. Пока мне не удастся возобновить наши запасы, я должна всё оставить для Тиквы. Некоторое время я держала Тикву на руках, пытаясь успокоить её. Когда она снова заснула, я положила её обратно в кроватку и вернулась к Библии. От возбуждения познания новых истин, которые открывались мне, я забыла о своей жажде и зловещем полумраке моей квартиры. Поиск плана Божьего для Иерусалима естественным образом привёл меня к Его плану для Израиля. Я обнаружила, что это взаимосвязано и не может быть отделено одно от другого. В тех же самых пророчествах, которые обещали милость и восстановление Иерусалиму, было обещание того же самого Израилю. Первое не могло быть исполнено без второго. И как много обетований восстановления Израиля я нашла! От начала и до конца пророческие книги были переполнены ими. Я задумалась, а насколько эти пророчества уже исполнились? В течение десятилетия после войны 1914-1918 годов текла тонкая, но постоянная струйка евреев, возвращающихся в свою землю. Но, если я правильно понимала то, что читала, это было прелюдией к чему-то гораздо более грандиозному. Бог фактически посвятил Себя через Своих пророков на то, чтобы снова восстановить Израиль, как независимый народ в его собственной земле. Для этого, как Он провозгласил, Он может обуздать все силы, определяющие ход истории. Подобно пророкам Ветхого Завета, апостол Павел провозглашает обетование полного восстановления: «Весь Израиль спасётся» (Послание Римлянам 11: 26). Он очень ясно говорил, что Божий план восстановления всей земли включает в себя восстановление Израиля и не может быть осуществлён без последнего. Он также напоминал христианам из язычников, к которым он обращался, что они обязаны Израилю всем своим духовным наследием, и он бросал им вызов оплатить свой долг милостью: «...чтобы и сами они (Израиль) были помилованы» (31 стих). «Какое ужасно искажённое представление было все эти годы у нас, христиан, - в конце концов, сказала я себе - мы вели себя так, как будто мы сами по себе самодостаточны, не должны ничего ни Израилю, ни Иерусалиму, не нуждаясь ни в чём от них. Но всё дело в том, что Божий план мира и благословения для всех народов никогда исполнится, пока не будет восстановлен как Израиль, так и Иерусалим. И Бог ожидает, чтобы мы были Его соработниками в деле достижения этого». Просил ли сейчас меня Бог об этом - принять мою личную ответственность за Иерусалим и занять моё место среди «стражей» на стенах, молясь день и ночь за осуществление плана Божьего? Может быть, именно для этого Он и привёл меня из самой Дании? Чем больше я размышляла над этим, тем отчетливее это становилось. Среди всей окружающей меня напряжённости ко мне пришло чувство освобождения. У меня было такое впечатление, что наступил конец долгих поисков. Только два года тому назад, слушая проповедь д-ра Карлс- сона в пятидесятнической церкви в Стокгольме, я впервые попросила Бога показать моё предназначение в жизни. С тех пор Он раскрывал Свою цель шаг за шагом. Он привёл меня в Иерусалим. Он дал мне заботу о Тикве. Он поместил меня, как Своего посла в Маханех-Йехуда. Это были формы служения людям. Возможно, в своё время к этому прибавится ещё что-то. Но теперь я поняла, что Бог говорил со мной о служении на более высоком уровне - не людям, а Ему Самому. Во время этого осадного дня Он открыл мои глаза на Свой собственный неизменный план для Иерусалима и всей земли, - план, который выходил за пределы всех личных нужд и ситуаций. В свете того, что Он сейчас показал мне, Он просил меня занять своё место как сторожа, ходатая, осуществляя через молитву ту единственную силу, которая может привести Его план в исполнение. У меня было такое впечатление, что таким образом я присоединюсь к великой армии таких стражей, которая уходит вглубь веков, но которая всё ещё находится в предвкушении зари нового века. Получив новое откровение воли Божьей для меня, я, как всегда, почувствовала себя слабой и неспособной на это. Но я уже поняла, что должна полагаться на Его силу, а не на свою собственную. Я склонила голову над своей Библией. «Господи, - сказала я, медленно и осторожно подбирая слова, с таким чувством, что они записываются на Небесах, - с Твоей помощью я займу предназначенное мне место - место стража на стенах Иерусалима». Когда наступила ночь, я отдала Тикве всё остававшееся молоко и воду. У меня больше не было выбора. Как бы это ни было опасно, когда окончательно стемнеет, я должна пробраться во двор и принести воды. Не раздеваясь, я лежала на постели и ждала полуночи. Время от времени я светила фонариком на циферблат своих наручных часов. Не помню, чтобы когда-то часы тянулись так медленно. Тишина ночи прерывалась только редкими выстрелами, но насколько я могла судить, это было далеко от нашего дома. Наконец, я непроизвольно задремала. Внезапно проснувшись, я попыталась вспомнить, почему я лежала одетой на кровати. Затем, когда вернулось чувство жажды, я всё вспомнила - осаду, стрельбу, тишину, закрытые ставни домов. Я нащупала свой фонарь и сразу же посветила на свои часы. Был почти час ночи. Это было самое лучшее время, чтобы пойти за водой! Убедившись, что Тиква спит, я потихоньку отодвинула кухонный стол от входной двери. Затем я взяла ведро, открыла дверь - сантиметр за сантиметром - и вышла на лестничную площадку, напряжённо прислушиваясь к любому шуму. Всё было спокойно. На цыпочках я спустилась по лестнице и прокралась на задний двор, подставила ведро под кран и открутила его. В кране пошумело, но воды не было. Секунду или две я стояла как вкопанная с ведром в одной руке, а другой рукой держась за кран. Затем правда пронзила меня как молния - воды не было! Кто и каким образом непонятно, но во время мятежа её отключили! Мой ум отказывался думать о последствиях. В тот момент было важно только одно: я должна вернуться обратно в квартиру к Тикве! Точно также быстро и бесшумно, как пришла, я на цыпочках вернулась обратно с пустым ведром в руке. Тиква продолжала спать. Я снова легла на постель и попыталась оценить обстановку. Нам с Тиквой нужна была вода. Но где её взять? Единственным местом, которое пришло мне на ум, был дом мисс Ратклифф. У неё была своя собственная цистерна, и она не зависела от общего водоснабжения. Я попыталась представить, что для этого надо и как это будет. Расстояние между нашими домами было только пару километров, но наверняка, по пути нам предстоит преодолеть баррикады. Это означало, что я не могу взять коляску. Мне придётся нести Тикву на плечах. Где-то на полпути к дому мисс Ратклифф мне надо будет перейти из еврейского района в арабский. Это будет самый опасный момент. Обе стороны наблюдают за любым движением друг друга. Когда мне отправляться в путь? Я решила попросить Бога о знамении. «Господи, - сказала я, - пожалуйста, пусть Тиква спит до того времени, когда мы сможем идти. Как только она проснётся, я буду знать, что мы должны идти». К моему удивлению в то утро Тиква спала гораздо дольше, чем обычно. Ожидая её пробуждения, я ещё раз внимательно осмотрела обстановку из окна. Всё та же молчаливая пустота! Затем из дома вдалеке на Яффской дороге выскользнул мужчина и, низко согнувшись на уровне баррикад, быстро пересёк улицу и исчез в проходе между двумя домами на противоположной стороне. Я не могла разобрать, что он нёс в руках: палку или ружьё? Кроме этого, я не видела никаких признаков деятельности. Примерно в половине восьмого Тиква проснулась. Её первыми словами были: «Мама, молоко!» Но молока, конечно, не было. Я подняла её из кроватки и посадила на плечи. Какой несчастной она ни была, её лицо сразу же просветлело от этого. Мама снова играла с ней! Прежде, чем спуститься по лестнице, я быстро выдохнула молитву: «Господь Иисус, защити нас!» В тот момент я вспомнила последние строки письма Эрны Сторм: «Мы провозглашаем для вас обетование Псалма 33: 8: «Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его и избавляет их»». Как мало я тогда, читая письмо, понимала, как мне понадобится это обетование! Я направилась в Мусрару. Ноги Тиквы обхватили мою шею, а и своими руками она обнимала мою голову. Утреннее солнце уже неприятно припекало, освещая закрытые ставнями дома и пустынные улицы. Но больше чем жара, угнетала жуткая тишина. Даже кошка или собака порадовали бы глаз. Примерно через каждые сто метров мне приходилось преодолевать баррикады из камней и других подручных средств, перегородивших улицы. Мучительно, на полу четвереньках я перелезала через них, продолжая держать Тикву на плечах. Примерно через километр мне преградила путь баррикада на метр выше остальных, которая знаменовала собой разделительную линию между еврейской и арабской зонами. Я начала взбираться на неё, но когда я еще не преодолела и половины её высоты, из-под моей ноги выскользнул камень, и я с посыпавшимися булыжниками покатилась вниз, чуть не упустив Тикву. Поняв, что мои силы были на исходе, я усадила Тикву на землю и села рядом с ней. Сама бы я как-нибудь смогла перелезть. Но как Тикву переправить на другую сторону? Вдруг ко мне пришло странное чувство, что я уже не одна. Все мускулы моего тела напряглись. Быстро обернувшись, я увидела молодого человека, стоявшего на дороге в паре метров от меня. Я чуть не закричала, но прежде, чем я успела что-то произнести, молодой человек подхватил Тикву и посадил её на свои плечи, точно так же, как это делала я. Затем, совершенно не напрягаясь, он перелез через баррикаду. Освободившись от груза Тиквы, я смогла перелезть вслед за ним. Как только я оказалась на другой стороне, молодой человек пошёл по дороге - Тиква по-прежнему находилась у него на плечах, а я в двух шагах следовала за ним. Всё ещё пытаясь понять, что происходит, я старалась внимательнее изучить этого молодого человека. Его рост был примерно метр восемьдесят. На нём был тёмный костюм европейского покроя. Явно, что это был не араб. Возможно, он был евреем? Откуда он появился? Как так получилось, что он вдруг оказался рядом со мной? Больше всего меня поразило поведение Тиквы. Обычно, если её пытался взять на руки чужой человек, она начинала плакать. Но я не услышала ни единого звука протеста с тех пор, как её взял этот молодой человек. Она путешествовала на его плечах с таким же удовольствием, как и на моих. Она действительно получала от этого удовольствие! Примерно километр молодой человек шёл вперёд. Он не раздумывал, куда идти, но шёл в Мусрару самым прямым путём. Каждый раз, когда нам встречалась баррикада, он преодолевал её первым, а затем ожидал, пока это сделаю я. Наконец, он остановился прямо перед домом мисс Ратклифф, спустил Тикву на землю, развернулся и пошёл обратно тем же путём, каким мы пришли. За всё время нашей встречи он не произнес ни слова, ни поздоровавшись, ни попрощавшись. Через минуту он исчез из вида. Всё ещё раздумывая, было ли это со мной во сне или наяву, я взяла Тикву на руки, поднялась по лестнице к входной двери мисс Ратклифф и начала сильно стучать по ней. - Кто там? Что вам нужно? - спросил чей-то голос по- арабски. - Это я, Мария! Мисс Кристенсен! Пожалуйста, впусти меня! - Мисс Кристенсен!? - Мария чуть не задохнулась от удивления. Затем я услышала, как она прокричала вглубь дома, - Это мисс Кристенсен! Она стоит у двери! Затем последовал ряд звуков - тяжёлая мебель была отодвинута и засов открыт. Наконец, дверь отворилась, и Мария взяла Тикву из моих рук. - Слава Богу, вы невредимы! - позади неё стояла мисс Ратклифф, - два дня мы так переживали, что случилось с вами. Вдруг я поняла, что мои ноги больше не могут держать меня. Последним усилием воли я добралась до дивана и почти рухнула на него. - Пожалуйста, воды! - сказала я. Всё ещё держа Тикву на руках, Мария побежала и вернулась через минуту со стаканом воды. Ничто из выпитого в моей жизни не было таким вкусным. - Как же вы попали сюда? - не могла успокоиться мисс Ратклифф, - мы звонили в полицию и попросили их послать наряд за вами, но они сказали нам, что проникнуть в Маханех-Йехуда невозможно. Я описала своё путешествие и молодого человека, который пришёл мне на помощь. - Эль-хамд иль-Аллах!, - воскликнула Нижмех, от возбуждения хлопая в ладоши, - Бог ответил на наши молитвы! Мы попросили Его послать ангела для вашей защиты, и именно это Он и сделал!
|