ГЛАВА 6. Пройден очередной скальный прижим, и наша экспедиция неторопливо приближается к следующему

Пройден очередной скальный прижим, и наша экспедиция неторопливо приближается к следующему. Уже который день у нас одно и тоже: справа Эрзин с прозрачной кристально-чистой (уж извините за банальность) водой, слева – хребет. Через каждые несколько километров от хребта отделяется широкий увалистый, покрытый редкой травой отрог и обрывается скальным прижимом в реку, замыкая горный цирк и широкую, заросшую настоящей тайгой, долину.

Вот они скалы – рядом! Оставляем рюкзаки, берем альпинистские веревки, фонари, каски, поднимаемся до скал под вершиной хребта, и несколько часов тратим на их обследование. А вдруг?

Ничего! Эх, если бы найти пещеру, даже не глубокую, тогда бы мы знали, что они есть. Пещеры есть, только надо искать.

Несколько часов лазания не дали ничего. Так, небольшие гротики, щели, куда едва протискивается спелеолог, и которые тут же и заканчиваются. Опять грустные возвращаемся. На небольшом увальчике карликовый лес! Да, да обыкновенный тундровый карликовый лес! Заросли низкорослой березы, которая своими верхушками с мелкими округлыми листьями едва достает моих колен. По-видимому здесь, под вершиной хребта, уже царит климат тундры. Я не удивлюсь, если под тонким слоем земли окажется вечная мерзлота, как за полярным кругом. Продираться сквозь карликовый лес – не пожелаешь и врагу: тонкими красными стволами березка обвивает ноги, трикони не выдернешь из переплетения корней, веток, листвы. Интереснейший контраст: внизу, буквально в полукилометре буйствует нормальная дремучая сибирская тайга, с непроходимыми зарослями высоченных деревьев, с вязкими болотами, таежной дичью; а здесь царство тундры! Парадокс!

Ребята стоят, отдыхая, разглядывают панораму и дальнейший путь. Далеко внизу, отрог, по которому мы поднялись, обрывается в Эрзин. А сама река, изгибаясь, огибает широкую долину километра в три-четыре длиной, до следующего скального барьера.

– Говорят, в тундре, в карликовом лесу, безумное количество грибов. И грузди, огромные как тарелки, и подосиновики, и даже белый гриб. А тут? Может, тоже где запрятался?

Нагибаюсь, раздвигаю руками заросли низенькой березы – ни черта, никаких тебе грибов! Камни, щебень, тонюсенький слой прелой земли и ни одного гриба! Какое-то неясное движение под соседним деревцем и…

Взрыв! Удар! Что-то маленькое, живое выпархивает из-под корней, бьет меня крылом по лицу и, серым комочком, на высоте метр-полтора уносится в долину. Судорожно машет короткими крыльями, потом длинный скользящий полет, и неожиданно падает в низкие заросли. От неожиданности, я едва не брякнулся на склон, сердце готово выскочить из груди! А может, это не сердце из груди, в содержимое желудка из …?

– Ух, блядь! – оторопело кричу. Вижу как Савин срывает ружье с плеча и наводит его на меня.

– Кеклик!

– Горная куропатка! – одновременно вскрикивают Борис с Геннадием. – Ужин улетает! Стреляй!

– Поздно. Улетел, – Юрий опускает ружье.

И вдруг…

Слева, из-под моих ног новый взрыв, и другой кеклик в сером оперении, на бреющем полете уносится в сторону.

Еще один! Еще! С разных сторон вокруг меня взрываются кусты и одни за другим выпархивают из них птицы. «В каждой из которых не меньше полкилограмма мяса. Отличного мяса. Что ж он не стреляет?»

– Бей! Мясо улетает! Бей! – кричу я.

Савин очумело водит ружьем вслед каждой взлетающей птице, но они настолько неожиданно выстреливаются из кустов, так стремительно исчезают в десятке метров, камнем падая в заросли, что Юрий не успевает не только хорошо прицелиться, не успевает даже повернуть ружье. Наконец последний кеклик исчезает в низком березняке, бухает запоздалый выстрел, дробь сносит ветки, листья, деревья. Я кидаюсь туда в надежде выловить раненную птицу. Куда там?