цКЮБМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ яКСВЮИМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ
йюрецнпхх:
юБРНЛНАХКХюЯРПНМНЛХЪаХНКНЦХЪцЕНЦПЮТХЪдНЛ Х ЯЮДдПСЦХЕ ЪГШЙХдПСЦНЕхМТНПЛЮРХЙЮхЯРНПХЪйСКЭРСПЮкХРЕПЮРСПЮкНЦХЙЮлЮРЕЛЮРХЙЮлЕДХЖХМЮлЕРЮККСПЦХЪлЕУЮМХЙЮнАПЮГНБЮМХЕнУПЮМЮ РПСДЮоЕДЮЦНЦХЙЮоНКХРХЙЮоПЮБНоЯХУНКНЦХЪпЕКХЦХЪпХРНПХЙЮяНЖХНКНЦХЪяОНПРяРПНХРЕКЭЯРБНрЕУМНКНЦХЪрСПХГЛтХГХЙЮтХКНЯНТХЪтХМЮМЯШуХЛХЪвЕПВЕМХЕщЙНКНЦХЪщЙНМНЛХЙЮщКЕЙРПНМХЙЮ
пРОГРАММЫ РАЗВИТИЯ ОТНОШЕНИЙ ГОСУДАРСТВА И РЕЛИГИОЗНЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ
|
|
В статье 14 Конституции России провозглашено, что Российская Федерация является светским государством. Она же закрепляет отделение религиозных объединений от государства. Но значит ли это, что государство и религиозные объединения, политическая и духовная составляющие общества должны игнорировать существование друг друга? Значит ли это, что никакое позитивное взаимодействие государства и церкви юридически недопустимо? Отнюдь.
Светский характер государства заключается в том, что, как разъясняет та же Конституция, никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Принцип отделения Церкви от государства означает, что решения духовной власти не могут быть юридически обязательным для государства, а власти государственной – для религиозных объединений в их внутрицерковных отношениях - в вероучении, обрядности, канонических правилах. И не больше.
Это совсем не исключает возможности плодотворного сотрудничества государства и Церкви. Более того, если глубже вдуматься в задачи государства и Церкви, они обязаны к такому сотрудничеству. Основная задача государства состоит в том, чтобы законодательство и практика его применения адекватно и наиболее полно отражали объективные нормы поведения, совокупность которых образует право. Естественно, что правовые нормы не могут быть противопоставлены нормам морали. Нравственность ограничивает право. Может быть безнравственна, хотя и не должна, норма закона, но норма права такой быть не может. В необоснованном отождествлении нормы закона, являющейся результатом субъективной человеческой деятельности, и нормы права, имеющей своим источником объективные, независящие от воли человека закономерности общественного бытия, кроется главная ошибка противников взаимодействия государства и Церкви. Они неоправданно расширяют сферу действия государства, включая в таковую области государственной власти несвойственные. Нравственный критерий оценки государства не может устанавливаться самим государством. Это означало бы отсутствие всякого критерия.
Есть несколько основных мотивов поведения: страх, корысть, недоразумение (в буквальном смысле) и совесть. Последняя, здоровое нравственное чувство, как требование не только к гражданам, но и к самой власти, к самому государству, есть мотив наиболее надежный и, следовательно, важнейший с точки зрения общественного правосознания и правопорядка, ведь последний означает не только исполнение законов, но, прежде всего, соответствие законов праву. И воспитывается это чувство, как учит наша тысячелетняя история, преимущественно в Церкви, в том духовно-нравственном союзе, члены которого призваны исполнять данную Богом заповедь любви, необусловленного взаимностью максимально положительного отношения к конкретному, живому человеку, к ближнему. Именно это нравственное чувство, сознательный и свободный выбор добра, будучи основой духовно-нравственного единения государства и граждан, есть залог духовного и, в конце концов, материального благополучия всего общества и каждого отдельного его члена. Подмена же Церкви в данной области государством или даже просто игнорирование государством Церкви неизбежно ведет к катастрофе.
Вечные понятия добра и зла изначально находятся вне политической сферы. Зато они есть первейшая область деятельности Церкви. И если для нас очевидно, что закон должен основываться на праве, а право, в свою очередь, на нравственности, то мы приходим к выводу о необходимости взаимодействия Церкви и государства. Уровень нравственного здоровья общества напрямую определяет уровень правосознания и правопорядок. Как говориться, «всуе законы писать, коли некому их исполнять». Таким образом, государство должно быть кровно заинтересовано в теснейшем сотрудничестве с Церковью и в её благотворном влиянии на граждан и на самое себя. Вместе с тем и для Церкви не могут быть безразличны действия государства в отношении граждан, в том числе как членов Церкви.
Приведем здесь два примера. Как известно, Земельный кодекс Российской Федерации не предусматривает, в отличие от закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», права Церкви безвозмездно пользоваться земельными участками. В результате религиозные объединения к 1 января 2006 года должны либо выкупить соответствующие земельные участки в собственность, либо арендовать их. Причем это зачастую относится к тем земельным участкам, которые некогда находились в собственности Церкви. Подобная позиция законодателя вряд ли может быть названа справедливой и отвечающей интересам верующих граждан. Это, во-первых. Вторым примером является положение главы 30 Налогового кодекса, согласно которой от налога на имущество освобождается имущество религиозных объединений, используемое для религиозных целей. Таким образом, государство для раздельного учета имущества Церкви должно будет определить критерии отнесения его части к льготируемому. Принимая во внимание первый пример, существуют вполне обоснованные сомнения в том, что государство без участия Церкви сможет в настоящих условиях правильно учесть интересы верующих граждан, неотъемлемые, как было показано выше, и от главных интересов самого государства. Подобная ситуация абсолютно непозволительна.
На основании изложенного полагаем, что тезис о возможности и необходимости тесного взаимного сотрудничества государства и Церкви доказан. Поэтому вопрос переходит в сферу практическую, сферу принятия конкретных мер по обеспечению такого взаимодействия – выбора, законодательного закрепления и реализации действительных и действенных форм союза государства и Церкви.
С точки зрения юридической наилучшей формой государственно-церковного союза может быть защищенная силой закона договорная система взаимоотношений. Церковная власть, как уже говорилось, не может распространяться на государство, государство же в силу отделения от него религиозных объединений не может понудить их к сотрудничеству. Поэтому оптимальным вариантом в данной сфере представляется такой способ обязывания, как добровольное, но после подписания соответствующих соглашений обязательное для исполнения и способное к судебное защите, принятие и государством, и церковью, публично- и частноправовых обязанностей.
Если в отношении обязанностей гражданско-правового характера достаточно подробная регламентация подобных отношений более или менее очевидна, то, что касается соглашений публично-правовых необходимо известное совершенствование законодательства, имплементация договорных норм в нормы правовых актов.
Например, если в соглашении между государством и религиозными объединениями будет установлено, что нормативные акты, касающиеся деятельности последних, должны быть в обязательном порядке предварительно обсуждены с представителями Церкви, то такое положение должно быть предусмотрено и в законодательстве, регулирующем вступление соответствующих нормативных актов в законную силу. Или в законодательстве, может быть и на уровне Конституции, должен быть предусмотрен приоритет не только международных, но и вообще любых публично-правовых договоров над нормами законодательства, включая и законы. Это даст возможность в процессе правоприменительной деятельности, в том числе и при рассмотрении спорных вопросов в судах, четко применять правила, отражающие соответствующее волеизъявление государства и значительной части его граждан. Ясно, что подобный принцип требует особо тщательной проработки соглашений между Церковью и государством, но его целесообразность, как и закрепление за религиозными объединениями права законодательной инициативы, по-видимому, бесспорна.
Несомненно, что в отношении различных религиозных объединений, тем более, что деятельность ряда из них носит откровенно деструктивный и тоталитарный характер, позиция государства не должна быть одинаковой. И в этом нет никакого нарушения равенства религиозных объединений перед законом. Ведь никто не считает предоставление определенных преимуществ, например, участникам Великой Отечественной войны или коренным народам Крайнего Севера, женщинам или пенсионерам нарушением принципа равноправия граждан. Одинаковое отношение государства к православным и кришнаитам было бы несправедливо по отношению к первым и необоснованно благоприятным по отношению ко вторым. Быть может из ста миллионов российских граждан, считающих себя православными, не все должным образом воцерковлены, но их нравственное чутье относительно решений власти и её позиции в религиозном вопросе развито достаточно сильно.
Таким образом, в отношении религиозных организаций не будет нарушением их равенства перед законом более благоприятное со стороны государства отношение, и именно на договорной основе, к традиционным Церквам, чьи заслуги и значение для России очевидны. В конечном счете, дифференциация правового регулирования такой же общий юридический принцип, как и равноправие. Примером всему этому может быть как история отношений церкви и российского государства в дореволюционный период, а, вернее, эпоху, так и современный опыт таких стран, как ФРГ, Финляндия, Норвегия, Дания, Великобритания, Ирландия, Испания, Грузия, Армения, Аргентина, Бразилия, Греция, Италия, Болгария, Израиль, Саудовская Аравия, Египет, Иордания, Кувейт, Бахрейн, Объединенные Арабские Эмираты, Судан, Монголия и др. Законодательство этих государств, очевидно, не менее демократических и правовых, чем современная Россия, отражает глубокое уважение народа к религии и Церкви и убежденность законодателей в благотворном воздействии религии на политику и общественную мораль.
Определение конкретных способов и механизмов сотрудничества, четкое уяснение сферы взаимного действия государства и Церкви требует, конечно, огромной и скрупулезной работы и в рамках даже какого-либо одного закона невозможно. Тем не менее, кардинальный сдвиг в этом направлении крайне важен. Важен уже сегодня. Как известно, Русская Православная Церковь приняла в 2000 году свою социальную концепцию, достаточно ясно определяющую её позицию по отношению к современному государству. Ещё до принятия этой концепции РПЦ МП был заключен ряд соглашений, в частности с МВД и Министерством культуры РФ. Со стороны же государства, первым шагом в этом нелегком деле, на наш взгляд, должна быть официальная духовно-нравственная концепция государства и разработанная на её основе государственная и церковная (если можно так выразиться «президентско-патриаршая») программа развития отношений государства и традиционных религиозных объединений.