Глава 14. Чжуан-цзы или философия под киндзмараули

— Даже не знаю, как Нина смогла что-то запомнить, – сказал Масакра, разливая по хрустальным стаканам «Джек дениелс», и разбавляя его пепси колой.
Он опять наелся грибов, и выглядел очень прилично. Ни дать, ни взять, – городской мажор, вундеркинд, коим и являлся в действительности. Если не брать в расчет врожденную шизофрению, то Масакра был именно тем парнем, которому многие бы позавидовали.
Сергей, не вдаваясь в подробности, поведал ему о том, что опять встретился с Люси, и о странном сне, в котором они снова занимались любовью на какой-то дьявольский лад.

— Понимаешь, я помню только физическую близость, запахи, ощущения, общую картину происходящего, но совершенно не могу вспомнить то, о чем мы с ней говорили, – сказал он Масакре.
— Теперь ты мотылек, которому снилось, что он человек, – ответил Масакра и, отпив маленький глоток подозрительно выглядящего напитка, блаженно закатил глаза.
Сергей, последовал его примеру, только стакан осушил целиком и поморщился.
— Не пойму, зачем самогон газировкой разводить, – пробормотал он. – Мне кажется, чтобы вникнуть в ход твоих мыслей, нужно еще чего ни будь употребить.
— Тебе просто омнопона хочется, – улыбнулся Масакра, – Бахни паркопанчику, полегчает.
— Не хочу паркопана… пока.
— Почитай Чжуан-цзы, – сказал, улыбаясь Масакра. – Это ему приснилось, что он Мотылек, радостно порхающий среди цветов.
— А после пробуждения он не мог понять, кто он на самом деле, мотылек или мудрец, – продолжил Сергей, – Кажется, начинаю врубаться.
— Чжуан-цзы писал, что для достижения просветления ты должен медитировать, отождествляя свое эго, суть микрокосм внутри, с макрокосмом-вселенной. Чтобы достичь слияния, ты должен избавиться от субъективно-объективного сознания, исчезнуть как «Я». Медитация глубоко мистична и не поддается рациональному объяснению. Постижение осуществляется непосредственно через опыт. То, что познается во время медитации, не поддается словесному выражению.
— Пожалуй, я не откажусь от ампулы, – почесал затылок Сергей.

Масакра улыбнулся, и пошел за своими припасами.

— Иными словами, можно сказать, что переход в иной мир происходит сквозь макрокосм человека, и при этом, он исчезает как личность? – спросил Сергей, закатывая рукав рубашки.
— Можно и так сказать, – задумался Масакра. – Наверно все зависит от силы духа. Возьми, например, размышления того же Чжуан-цзы о кайфе.
Масакра взял с полки толстую потрепанную книгу, открыл ее, словно наугад, и начал читать: «Почему настоящий человек идет под водой, и не захлебывается? Ступает по огню, и не обжигается? Идет над тьмой вещей, и не трепещет?
— А ты видел когда-нибудь, чтобы пьяный, упав с повозки, разбился бы до смерти? Кости у него такие же, как у других людей, а повреждения иные. Ибо душа у него целостная! Сел в повозку неосознанно, и упал неосознанно. Думы о жизни и смерти, удивление и страх, не нашли места в его груди, поэтому, падая, он не сжимается от страха. Если человек обретает подобную целостность от вина, то какую целостность он может обрести от природы! Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничего не может ему повредить!»
— Мысль немного не та, но я понял, – сказал Сергей, откинувшись в кресле после укола. — В данном случае омнопон помог при переходе сохранить целостность и силу духа, но, возвращаясь в тело глупого мотылька, я потерял мыслящую часть разума.
— Или наоборот, – улыбнулся Масакра. – «Nihil est in intellectum, quod non pruis fuerit in sensu. (Нет ничего такого в разуме, чего раньше бы не было в чувствах).
— «Nisi intellectus ispe». (Кроме самого разума), – добавил Сергей, которому тоже нравился Аристотель.
— Бывает, в жизни все случается вот так, – сказал Масакра, и щелкнул пальцами, – в момент щелчка на столе появилась, возникнув из небытия, глиняная бутылка. – Выпьем вина, – добавил он, как ни в чем не бывало. – Напиток философов и бунтарей.
— Выпьем, – согласился Сергей, почувствовав, что его снова нехило «подтягивает»; к тому, что реальность бывает очень нестабильна, к ее фокусам он начал уже привыкать.
Убрав стаканы с недопитым вискарем, Масакра проставил на стол фужеры, и наполнил их ярко красным, ароматным, и безумно вкусным грузинским вином. Вдохнув знакомый приятный запах, а затем, сделав первый глоток, Сергей блаженно улыбнулся.
— Киндзмараули, – сказал он.
— Да, его ни с чем не спутаешь, – подтвердил Масакра. – Напоминает о белых скалах и море; не так ли?
— Точно, – подтвердил Сергей. – Голова от этого вина ясная и легкая; оно не опьяняет, и не глушит вкусовые рецепторы, подобно водке, оно наполняет кровь жизнью, теплом и чистым, добрым таким удовольствием.
— Навевает приятные размышления и воспоминания, – неоднозначно подметил Масакра.
— Я постоянно задаю себе один вопрос, – смакуя чудесный напиток, задумчиво произнес Сергей. – Правда его сложно сформулировать, он намного шире и глубже, чем его простое озвучивание.
— Ну, ты попытайся, – сказал Масакра. – Кому еще тебя удастся понять, как не мне, живущему в двух мирах от рождения.
— В том, что есть потусторонняя жизнь, я уверен, – примем это за аксиому.
— Согласен, – Масакра поднял свой фужер, и кивнул.
— Но не является ли он полностью зависимым от нашего, как в целом, так и индивидуально? Не исчезнет ли та вселенная, в которой я вчера очутился, вместе с моей смертью?
— Хочешь проверить? Для тебя лично могут исчезнуть оба мира. Этот, во всяком случае, гарантированно.
— Философствуешь? – Сергей допил вино, и поставил фужер на стол.
— И да, и нет, – Масакра снова подлил себе, затем другу, и жестом предложив продолжить, вальяжно развалился в кресле, – Вопрос действительно глубокий, включает в себя множество факторов и условий. Если отбросить всякий онтологический бред, оставив его баптистам, теологам и атеистам, то, хоть и становится легче, но не намного. Даже без фактора веры, вероятность существования жизни после смерти никто не отменял. Что же до зависимости, или, лучше сказать, взаимозависимости между мирами, – она есть. И то, как все происходит у тебя с Люси, – прямое тому доказательство. Одно могу сказать со стопроцентной уверенностью, – если ты решишься проверить, существует ли жизнь после смерти, и ее там вдруг не окажется, то тебе на это будет уже глубоко наплевать!
— Успокоил, – улыбнулся Сергей. – Действительно, нет никакого смысла бояться смерти. Разве сон, разлука, или потеря памяти, это не то же самое?
— Страшнее потерять кого-то, чем самому умереть, – поставил жирную запятую в размышлениях Масакра. – А не замутить ли нам с тобой чего посерьезнее?
— В смысле?
— Нина бахается, по любому знает, где взять. Зарядим ее, – пусть перца нам купит.
— Только, если сама барыгу знает. Не хочу на какой-нибудь развод попасть, особенно с твоими лавешками.
— Да нормально все будет. Бери лавэ, – топай к Нине. Когда разгребешь, – встретимся у меня.
— Уговорил, – Сергей допил вино и на минуту задумался. – Правда, у меня насчет этого предприятия амбивалентность чувств.
— Ты имеешь в виду Лену? Не парься, с женщинами всегда так, – или ни одной, или несколько. Пока ты один, то никому из них, как бы и не нужен вовсе; начинаешь встречаться с кем-нибудь – появляются варианты. У них, в принципе, почти так же.
— Ладно, пойду я; будь, что будет.

Взяв у Масакры три сотни, что по тем деньгам было равно очень хорошему месячному заработку, и, прихватив, на всякий случай, кое-что из столярного инструмента, Сергей направился в общежитие, предположительно собирать шкаф, по дороге размышляя о своем положении.

Утром Лена, или не поняла, что его не было ночью, или просто приняла все как должное и решила не брать ситуацию в свои руки; в любом случае, предугадать дальнейший ход событий было довольно сложно. Оставалось только надеяться, что карты лягут как надо, и в нужный момент он сыграет правильно.

***WD***