Глава 17. Ментальная проекция.

И когда Он снял вторую печать, я услышал второе животное, говорящее: «Иди и смотри». И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем было дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

Когда колешься маковой дурью, все начинает казаться очень серьезным. Хотя, – нет, точнее будет сказать, что каким-то серьезным, не по годам взрослым и даже грустным становишься вдруг ты сам. Юмор почти не прокатывает. Причинная или беспричинная радость, желание пошутить, приколоться, простые детские шалости, присущие нормальному человеку, уходят в прошлое. Могут пройти сутки, а ты даже не улыбнулся. Приоритеты меняются, и простые, привычные стимулы жизни уже не приносят больше того удовольствия, что было прежде. Это не значит, что в жизни стало меньше милого и прекрасного; отнюдь, – под героином все делать намного приятней, а картину Рубенса, воплотившую безудержную жизненность, подвижность и чувственность, можно увидеть в образе скучной гостьи на смятой простыни в своей спальне… Просто ты, словно внезапно где-то внутри постарел, стал очень конкретным, и глупостям больше не осталось уж места в твоем замечательном, имеющем четкий смысл, белом мире.

Нина повернула голову и облизала подсохшие губы.
— Дай косметичку, – сказала она Сергею и, когда тот наклонил голову, добавила: – Пожалуйста.

В считанные секунды, поправив макияж и прическу, она почувствовала, что теперь имеет право встать и чем-то заняться.

— Ужин готов, – сказал Сергей, протягивая ей «кровавую Мери».
Нина сделала небольшой глоток, и посмотрела в сторону стола, где на стакане остывала ложка с главным блюдом.
— Привет, как сходил? – спросила она.
— Все хорошо. Завтра еще три надо взять, – ответил Сергей и набрал в баян водичку из ложки.
— Ладненько, – ответила Нина и, не думая, подставила правую руку.

Секунду спустя ее накрыло так, как еще никогда не накрывало. Психотропно-героиновый приход был похож на погружение в раскаленную, освещенную красным светом атмосферу Венеры, с насильственным лишением девственности в тринадцать лет огромным мохнатым викингом, который не удосужился снять своего облачения, со взрывом нитроглицерина и еще хрен знает с чем таким, но ей даже понравилось.

— Мне понравилось, – сказала Люси. – Но ведь так и подохнуть недолго. Давай-ка я тебя вмажу, потихоньку, медленно. Я приготовила для тебя небольшой сюрприз у нас дома.

Ведьма ловко ввела иглу в здоровую вену Сергея и нажала на поршень со скоростью даже большей, чем он Нине, – так уж свойственно демонам развлекаться, подшучивая над людьми.

Теперь настал черед Сергея лететь на планету любви без скафандра; но с ним демоны сна обошлись еще жестче, – его попросту разорвали заживо на куски. На счастье это произошло так быстро, что боли, как таковой, бедняга почти не почувствовал… сначала. Так бывает при действительно страшных, больших ранах, – лишь странное неприятное онемение.

Сергей очнулся в каком-то красном горячем сумраке; он совершенно натурально ощущал себя расчлененным, разорванным на несколько кусков неведомой беспощадной силой, ощущавшейся, как разряд электричества частотой пятьдесят герц, непрерывно проходящий сквозь плоть, только еще острее. Мозг ясно и отчетливо чувствовал каждый, изуверски оторванный кусок его тела.

Это было диким и очень жестоким опытом, который длился, казалось, целую вечность. Куски организма оставались единым целым, как пазлы жуткой головоломки, и стремились воссоединиться. Когда это началось, пришла Настоящая Боль, а вместе с ней непреодолимое желание вырваться, убежать, выпрыгнуть из этого кошмара, просто проснуться!

— Осознался, любимый? – Люси опустилась на колени рядом и провела по лицу Сергея блестящей кривой иглой. – Теперь тебе от меня не сбежать, даже не пытайся, – прошептала она ему не ухо, и поцеловала.

Но он пытался. Кричал, вопил, молил о пощаде, звал на помощь, взывал к богу, который, как всегда в таких случаях, оставался глух; просто выл, скулил, снова кричал так, что лопались сосуды, и рвались голосовые связки, но Сознание и Боль не оставляли его ни на секунду.

Прошла вечность, прошла целая жизнь, – боль немного утихла, и он наконец-то уснул, держа за руку свою инфернальную подругу, свою любовь, своего палача.

Люси улыбалась и нежно гладила его длинные волосы, мокрые от пота и крови. Сон нахлынул коротким и жутким кошмаром. Бедняге снилось падение, долгое, захватывающее дух, падение в бездну; но, в отличие от земных снов, где ты оказываешься, проснувшись от страха, в своей мягкой уютной постели, Сергей достиг дна бездны и больно ударился об него.

— Теперь мы дома? – спросил Сергей, поднимаясь с холодного мраморного пола; черные и белые квадраты чередовались на нем, как на шахматной доске, но, при ближайшем рассмотрении было видно, что на каждом квадрате изображена какая-то планета. Рисунки эти являлись совершенно естественным, природным узором распиленного камня, но удивительно похожим на снимки планет из космоса. Похожие, но только маленькие, каменные шарики - планеты он уже видел однажды, – это были холодные тяжелые бусы из какого-то красивого камня, которые теребила Надя, рассказывая ему свои бредовые байки.
— Пока нет, – ответила Люси, облаченная теперь в легкую, почти воздушную, полупрозрачную кольчугу поверх старинной одежды. Дьяволица держала в руках сверток. – Одень это, – она небрежно бросила расшитый серебром наряд парню в руки.
— Почему я голый?
— Потому, что это ты, – усмехнулась бестия с какой-то стервозной издевкой и, согнув стянутую корсетом осиную талию, изящно оперлась о бедро рукой в длинной перчатке.

Ее облик абсолютно не был теперь похож на глупые картинки фентези, где словно «перекачанные стероидами» гиперсексуальные девицы прикрывали главные, на их взгляд, части тела кусками кованого железа и кожи. Одета она была очень удобно и практично, для того, кто собрался заняться активным отдыхом в галантный век холодного оружия.

Сергей надел брюки из тонкой бархатной кожи, натянул высокие мягкие сапоги, удивительно комфортно сидящие на ногах, застегнул длинный камзол и, наконец, вытащил из ножен протянутую ему шпагу. Широкий обоюдоострый клинок блеснул красным отблеском живого огня на своей зеркальной поверхности.
Отдав, рассекая воздух, салют, сделав выпад, Сергей почувствовал, что ему знакомо это оружие. Это была настоящая мышечная память и странное ощущение дежа вю.
— Шпага, – мечтательно произнес он. – А нет ничего покруче?
— С пистолетом в руке не рождаются, – сказала Люси, брезгливо фыркнув. – Это механизм, а механизмы не поддаются ментальной проекции. У холодного оружия есть Душа. Оно живое, понимаешь?
— Я чувствую это, – ответил Сергей и огляделся вокруг: покрытые гобеленами каменные стены, факела, работающие, вероятно на газу, – место источало ощутимую физически, средневековую ауру, созданную явно искусственно. – Ментальная проекция, говоришь? Это сон?
— А твоя тупая никчемная жизнь, это не сон? Защищайся!
— Если это все-таки сон, то почему я не могу взлететь или испепелить тебя взглядом? – спросил он, отражая удар и делая решительный выпад.
— А ты мог? – парировала она, одновременно легко увернувшись от смертельного удара. – Все, на что ты способен, это трусливо сбежать от настигающего тебя кошмара, но этому пришел конец. Теперь бежать тебе некуда. Ты попался.

Последовавшая за словами атака чуть было не сбила Сергея с ног и заставила его ретироваться, отступив на добрый десяток шагов. Сколько бы он не старался, но клинок шпаги ведьмы, обойдя все препятствия и финты, подобно стрелке компаса, настойчиво целился ему в грудь. При этом Люси двигалась совершенно легко и свободно, так, если бы это был просто танец.

Легкое, едва уловимое движение кистью, – и смертельное острие, мелькнув молнией в воздухе, оставило кровоточащую рану на щеке парня. Он огрызнулся и принялся стремительно атаковать, нанося сильные размашистые удары, способные легко раскроить надвое череп противника. Люси изящно, хоть и не без труда их парировала, а затем, внезапно, на мгновение исчезла из вида.
Секундой позже, Сергей увидел на полу ее вытянувшееся в выпаде тело. Согнув в колене левую ногу, она села на полушпагат, и непонятно как, успев перехватить шпагу левой рукой, грациозно изогнувшись, вонзила ему клинок глубоко между ребер.
Тонкое каленое острое лезвие обожгло жалящей болью, пробило грудную клетку, проткнуло легкое и нанизало бешено бьющееся сердце, заставив его плясать на клинке, содрогаться и резать само себя.

— Этот прием называется «Черная стрела», – сказала Люси, поднимаясь и медленно извлекая шпагу. – Если его наносит левша, то отбить практически невозможно.

Сергей упал на колено и, кашлянув кровью, улыбнулся. Вместе с покидающим тело духом, освобождалась и его память о прошлых жизнях и воплощениях, то, что дошло вместе с генами, с ДНК, от далеких предков, – то, что витало в астральном плане, ожидая своего часа, как пыльная старинная книга в тайной, недоступной для большинства людей библиотеке. Конечно же, информация это была неполной, скорее фрагменты жизни, похожие на внушаемое сумасшествие, но те ощущения, чувства, эмоции, которые к ним прилагались, не оставляли шанса отречься. Сергею оставалось только принять эти кусочки памяти и стать другим.

Сначала было неимоверно тяжело испытать груз прожитых кем-то лет и знаний, но минуту спустя, они чудесным образом укоренились, свили гнезда в казавшейся теперь пустой голове. Чувствуя, как разноцветный туман рассеивается, парень открыл глаза.

— Кольчужка то тебе зачем понадобилась? – спросил он сдавленным голосом и упал на каменный пол..

Люси не ответила. Она внезапно посерьезнела и, вытирая шелковым платком свою шпагу, повернулась назад. По широкой мраморной лестнице, грациозно покачивая бедрами, спускалась ее точная копия.

— Пришел твой черед, девочка, – сказала вторая Люси, извлекая из ножен шпагу. – Легко было его убивать? Признайся, ведь ты получила от этого удовольствие?
— Удовольствие я только собираюсь получить, сука. – Первая Люси заняла оборонительную позицию.
— Грубишь. Я буду медленно тебя резать, доберусь до самых отдаленных нервных окончаний, выпотрошу твою мерзкую вонючую тушку, а потом наделаю из мяса котлет.
— Слишком много болтаешь, сестричка. Забыла уже, каково разгуливать по лесу с содранной кожей?
— Этого я тебе никогда не прощу, моя милая. Ты нарушила закон, пригласив сюда этого человечка. И я обязательно доложу обо всем увиденном, но сперва, мы с тобой немного побеседуем. Знаешь, как действует яд морского скорпиона? – Клинок ее шпаги блеснул фиолетовым светом. – Ты станешь парализованной куклой, но чувства останутся. У меня будет достаточно времени, чтобы поквитаться с тобой.
— Сначала, Кира тебе придется познакомиться с моей шпагой, хочешь ее проглотить?
— Люси, потаскушечка, глотать это твоя любимая забава. Меня ценят за другие таланты.
— Ты просто фригидная стерва, кончаешь, небось, только тогда, когда придумываешь очередную гадость.
— Ну все, хватит, – Кира первая бросилась в бой, сделав предательский выпад, целью которого было хотя бы слегка поцарапать отравленной шпагой незащищенный участок тела Люси. – Кольчуга тебе не поможет, сегодня не твой день.
— Поживем – увидим, – отрывисто ответила Люси; она легко отбила первую атаку и перешла в нападение.

Это было похоже на танец двух отражений, неспособных нанести вред друг другу. Сестры фехтовали часа полтора подряд, изредка останавливаясь, чтоб отдышаться. Тогда драка переходила в казавшуюся почти дружеской словесную перепалку, а та, в свою очередь, снова перерастала в бой на шпагах. Неизвестно, чем это все могло бы закончиться, – шансы обеих были равны, но дверь в зал отворилась и на пороге появилась одетая в черное облегающее платье, умопомрачительно красивая стройная женщина. Выглядела она несколько старше дерущихся девушек; в каждом ее движении читалось явное превосходство, сила и неоспоримая власть.
— Развлекаетесь, девочки? – сказала красивым низким голосом дама. – Давайте присядем и поговорим. Уже давно следовало это сделать, но мне казалось, что две дочери, – это слишком много.
— Ты наша мать? – в один голос вскрикнули разгоряченные дракой ведьмы.
— Обниматься не будем. Пройдем в сад; мне никогда не нравилась эта комната.
С этими словами женщина повернулась и вышла, а Люси и Кира последовали вслед за ней. Они сели по обе стороны от дамы на мягкую, вышитую золотыми нитками софу. Люси скользила взглядом по сторонам, а Кира поджала губы.
— Сначала я родила во сне, – сказала женщина. – Сон оказался явью, и появилась ты, Кира. Какое-то время я даже не знала о твоем существовании. То, как ты жила, и почему вы встретились, мне стало известно гораздо позже.
— Она не может быть моей сестрой. Я всегда считала ее глупой шуткой Зеленого моря. Мы подобрали ее полумертвую на берегу после шторма, – процедила сквозь зубы Кира. – Она не настоящая, она больше похожа на человека, как и ее полоумный дружок Пойсон.
— А вы и не сестры, – строго сказала женщина. – Даже став названными сестрами здесь, вы по-прежнему продолжаете быть одним и тем же. Вся твоя жизнь, Кира, это сон Люси. Ты никогда не была настоящей, но подсознательно стремишься к этому. Если бы ты победила сегодня, у тебя появился бы шанс.
— Я не она! – воскликнула Люси. – И никогда не буду ею.
— Ты сейчас лежишь в кресле и видишь сон, – спокойно сказала женщина. – Щелкну пальцами, и проснешься. А ты, – дама повернулась к Кире, – для меня вообще никогда не рождалась.
— Ты не моя мама! – воскликнула Люси. – Она никогда не сказала бы так. Кто ты?
Волосы женщины неожиданно начали светлеть и удлиняться; сами собой они сплетались в длинную косу, черты лица изменились, стали еще красивее, но эта красота была скорей красотой богини, чем существа из плоти и крови.
— Ну наконец-то. Не думала, что меня когда-нибудь перестанут узнавать, – сказала Лилит. – Тебя я возьму с собой, Кира. У меня есть для тебя работа. А ты, – она задумчиво посмотрела на Люси, – иди пока, скоро увидимся. Когда очнешься, – забудь обо мне.

Люси вышла из сада, опустив плечи. Она не могла поверить, что встретила в отражении саму Лейлах. Демоны сна, могли сыграть еще не и такую шутку, но все равно на душе было мерзко.

— Как же мне это не нравится, – проворчала она, наливая отравленное вино в кубок.
Голова демонессы шла кругом от потока мыслей: «Сколько раз еще нужно покончить с собой, чтобы понять, почему ее так тянет туда… Почему в призрачном человеческом мире она чувствует себя живой, настоящей? Кто строит ей козни на темных тропах? Никому нельзя верить. Ни на секунду невозможно расслабиться. Теперь еще эти непонятные исчезновения Пойсона, Кира, Лилит… Неужели это, и правда, она была? Кто начал эту дьявольскую карусель, и как мне с нее спрыгнуть?»
Дьяволица Люси глубоко вздохнула, выпила залпом отравленное вино, схватилась руками за горло и упала, словно подкошенная. В ее глазах застыло страдание – умирать, пусть даже во сне, было действительно больно.

***WD***