Издалека долго…»: социально-экономический аспект

С 1480 г., на стыке европейского и восточного миров, росло и развива­лось новое государство – Московское княжество, иначе говоря, Рос­сия.

За время княжения Ивана III (1462-1505) и Василия III (1505-1533) страна увеличилась в 6 раз, а численность населения выросла с 2-3 до 7млн. В 1478 г. к Московскому княжестве был присоединён Новгород, в 1510 – Псковское княжество, в 1514 г. возвращён захваченный ранее литовскими феодалами Смоленск, в 1521 г. присоединено Рязанское княжество.

В начале XVI в. можно заметить рост ремесленного производства. По­степенно крупные промыслы начинают работать на рынок: солеварение, вы­плавка железной руды, строительство каменных зданий, лесной промысел, производство поташа (золы из растений). Развивались торговые отношения. Если в XV в. торговля осуществлялась на местных рынках, то в XVI в. появ­ляются уезд­ные рынки. С торговлей зарождалось купеческое сословие. Вме­сте с ними этой деятельностью занимались феодалы и монастыри. Формиру­ется специали­зация регионов и, соответственно, появляются ростки обще­российского рынка. Из центра и южных районов на север везли хлеб; из се­веро-восточных регио­нов, Новгорода и Среднего Поволжья – пушнину, рыбу, соль; Устюжна, Тихвин, Белозерский край и Карелия снабжали страну металлом; сукном славились в Можайском уезде, Ржеве, Вологде; товарная деревообработка была развита в Калуге и Твери. Ремесленники, объединяясь в артели, работают уже не на заказ, а на рынок. Од­нако товарно-денежные отношения оставались слабыми.

Ос­вободившись от ханской зависимости, Россия лицом к лицу встала перед но­выми вызовами времени. Сохранялась угроза крымских набегов с юга и волжских татар с востока. Из-за неурегулированных отношений, свя­занных с потерей земель некогда существовавшего Древнерусского государ­ства и перешедших под контроль Великого княжества Литовского (далее ВКЛ), Швеции, Польши, Венгрии и Крымского ханства, затруднены были торговые контакты с Западом. Государство на рубеже веков оказалась в тис­ках враждебных государств. Эти государства, не имея сил для завоевания или расчленения России, тем не менее, могли осуществлять её эффективную бло­каду, а подчас и предпринимать скоординированные наступательные дейст­вия. О продвижении на Запад, к морским торго­вым путям можно было и не мечтать. Западные соседи в качестве посредников, скупая дешёвые русские товары получали большую прибыль, но не допускали Россию к самостоя­тельному мореплаванию.

Торговые пути, ведущие в восточные страны, кон­тролировались Казанью и Астраханью. По два раза в год были набеги кочев­ников. Русские рабы продавались на рынках крымского ханства и Турции едва ли не по бросовым ценам. К сказанному следует добавить, что в 1569 г. произошло слияние ВКЛ с Польшей и, на условиях польской стороны, обра­зовалось могучее государство Речь Посполитая.

С каждым годом геополитическое положение страны ухудшалось, что вынуждало государство вести беспрерывные войны.

Развитие страны происходило в сверхэкстремальных условиях. Росло население, а соответственно происходило уменьшение крестьянских наделов. С 1520 г., когда был зафиксирован первый в XVI в. скачок цен на хлеб, далее рост цен происходил постоянно. Крестьяне, в расчёте на занятость в торговле или ремеслах, начинают уходить в города.

Первый раз летописи фиксируют голод в центральных районах в 1526: «глад велик зело, множество людей маломощных з голоду мерло». Далее го­лодные годы следуют регулярно. До середины века год от года становилось всё хуже и хуже.

В 1524 г. «зима добро студена и стояла до Троицына дня (24 мая)». Годом позже была засуха с мая до середины августа, «земля горела» и «не родилось никакое жито». На следующий год опять был неурожай.

22 сен­тября 1528 г. выпал снег на «две пяди» и лежал полтора месяца. Летом сле­дующего года ветром сносило хоромы; бури и грозы погубили урожай. В 1533 «великое бездожие», выгорело множество сел. В 1536 и 1537 гг. из-за гроз сгорели почти полностью Ярославль и Тверь. В 1541 г. остервенела са­ранча, «поела жито, ярь и траву, коренья выгрызала», был голодный год. В 1546 г. в Москве с сентября лежал глубокий снег. На следующий год уже весной пришла «засуха великая» и даже «суда на Москве реке обсушило» В 1548-1549 голод охватил все северные районы страны. «Людей с голоду мерло много», лаконично сообщает летопись о событиях на северной Двине.

В 1552-53 гг. в Новгороде и Пскове от голода и эпидемии погибло не менее тридцати тысяч человек, по данным некоторых летописей даже 280 тысяч че­ловек. Согласно Татищеву, в это время «в Новгороде (пятинах) и Пскове умерло от мора 500000 человек». В 1556-57 гг. голод охватил северное За­волжье, затронул и центральные регионы. «Бысть глад на земли, по всем мо­сковским и по всей земли, а больше Заволжье все: во время жатвы дожди были великие, а за Волгой во всех местах мороз весь хлеб побил; и множе­ство народа от глада изомроша по всем городам»[37].

К середине XVI века земельные резервы для запашки полностью ис­черпаны. Исследования С. А. Нефёдова показали, что возможности для эко­номического роста Московского государства были израсходованы в первой трети XVI века: «Обширные пространства Московии производили обманчи­вое впечатление – в действительности суровый климат и бедные почвы при­водили к тому, что многие районы не могли прокормить свое население»[38].

Земля становится самым ценным ресурсом для элиты, которая стре­мится закрепить её в собственность, растёт налогообложение, а уровень по­требления падает. Плодородные земли, лежащие южнее Оки, были отсечены «Диким Полем», где хозяйничали крымские татары и ногайцы.

Русское население не могло рассчитывать на прибавочный про­дукт из колоний и на какие-либо экспортные возможности ремесленной промышленности. Надежды простого человека были связаны с созда­нием сильного и эффективного государства, которое могло взять на себя функции защитника общества, распределителя прибавочного продукта в соответствии с принципами социальной справедливости, по­строением хорошо оснащённой армии.

Вплоть до конца XV в. Москва не была центром ремесла и торговли, культуры или национального сопротивления Золотой Орде. Однако ещё со вре­мён Ивана Калиты (1325-1340) она стала центром духовно-политического притяжения. Московских князей всегда привечали ханы, выделяя им татар­ские полки для усмирения политических конкурентов. В Москве был престол митрополита Русской Православной Церкви. Но самым ценным политиче­ским капиталом Москвы был строгий порядок и дисциплина в рядах аристократических кругов.

Политическая элита Московского княжества на протяжении XIV – XVІ вв. подвергалась глубокой трансформации. Приблизительно на протяжении полутора веков, удельные князья – наследники Рюриковичей, обладали высшим титулом, должностью, были владельцами самостоятельного миниа­тюрного государства. По мере возвышения Москвы как центра объединения русских земель статус удельных князей постепенно снижается. Московский князь – от Ивана Калиты (1325-1340) до Василия ІІІ (1505-1533) – не желал видеть в подвластных им землях отдельные княжества, расценивая их как по­тенциальный источник сепаратизма. Князья, в борьбе с усиливавшейся цен­тральной властью, как правило, опирались на военные ресурсы подвластных им княжеств. Перед наследниками Калиты стояла задача – ликвидировать систему княжений, оборотив их владельцев в служилое сословие.

Сразу обрушить систему уделов было невозможно, т.к. они составляли становой хребет военной организации нового государства. Поэтому борьба была длинной и долгой, завершившись только при Иване Грозном. Антиудельная политика была основным стержнем внутриполитической борьбы, начиная со второй половины XV века. Князей отправляли на плаху в ходе подавления мятежей, лишали княжеств, переводили в служилое сословие, принудительно заставляли выполнять обязанности воевод великокняжеского войска.

При Василии III удельным князьям запретили жениться, до тех пор, пока у великого князя не родится наследник. А у того, как на грех, в первом браке «чадородия» не было. Лишь в 1530 г., от брака с Еленой Глинской, у него родился сын, будущий великий князь (1533 г.), а затем и первый рус­ский царь (1547 г.) Иван IV Васильевич Грозный. Почти все братья Василия III умерли, не познав радостей семейной жизни. Лишь у Андрея Ивановича в 1533 г. родится двоюродный брат Ивана Грозного – Владимир Андреевич Старицкий.

В этой ситуации у княжеской аристократии было три варианта поведе­ния:

– сопротивление политике диктата Москвы. Этот путь был самоубийст­венен и ни один из князей, избравший его, не уцелел;

– признание политического лидерства московского князя при сохране­нии земельных владений и части прав: отправление правосудия, взимание налогов, возможность владение вот­чиной на правах частной собственно­сти. Однако, в случае опалы, сохранялась угроза потери вотчины «на госу­даря»;

– придворная карьера на должностях воевод и наместников, с получе­нием за службу земли – в собственность или в пользование. Нередко князья совмещали второй и третий путь.

Формируя социальную базу, московские князья прибегали к раз­даче вотчин и поместий, вводили в свой ближний совет – Боярскую думу – князей на правах бояр. Отдельные княжеские фамилии (старомосковские, суздаль­ские, ростовские, ярославские и пр., а также потомки правителя Литвы Геди­мина – Гедиминовичи) могли получать в думе значительное представи­тель­ство. В 1530-е гг. в Боярской думе было в разное время 12-15 бояр и два-три окольничих. Число князей-вотчинников, потомков удельных князей, т.н. княжат, в думе в иные годы превышало половину общего состава думы[39].

В общей сложности, по родственным и территориальным отношениям, было восемь княжеских кланов: князья тверские, рязанские, суздальско-нижегородские, ярославские, углицкие, белозерские, стародубские, галицкие.

Вотчины бояр-княжат представляли собой небольшие полусамостоятельные государства.

Кроме Боярской думы, исключительную роль в системе управления Русским государст­вом, играл Государев двор. На вершине Государева двора стояли члены Боярской думы, ниже – «служилые» (удельные) князья и титуло­ванная знать, занесённая в княжеские списки. На третьем месте стояло нетитулованное старомосковское боярство.

К политической элите относились и «дети боярские» (потомки младших членов княжеских дружин – «отроков» – или же измельчавших боярских родов), получавшие в пользование на время службы у великого князя или вотчинника надел земли. По статусу «дети боярские» были выше дворян. Первое поместье было дано Иваном Калитой в 1328 г. некоему ростовчанину Бориско Воркову, которого можно признать первым русским помещиком[40].

Представление о мощи российской аристократии времен Ивана IV могут дать подлинные документы Государева двора середины XVI века. К знати принадлежали, прежде всего, те кланы, которые проходили службу при дворе по княжеским спискам и были представлены в Боярской думе. Можно установить, что в середине XVI в. четыре княжеских дома (Суздальский, Ростовский, Ярославский и Стародубский) имели 17 представителей в Боярской думе. 142 дворянина служили по особым княжеским спискам, а всего по дворовым спискам служили 289 лиц из названных фамилий[41].

Боярство стремилось к сохранению любой ценой власти, которой оно обладало в период раздробленности.

Удельный князь в своей вотчине был почти абсолютным сувереном, здесь он правил самовластно. В его ведении был сбор податей, суд. Он формировал собственный удельный двор, со своими боярами и служилыми людьми. Эти владения, как правило, были освобождены от государственных податей. Чиновники великого князя не имели к нему права свободного въезда. Исполняя роль наместников, вотчинник подчас сам исполнял функции чиновника, получая «кормления» во многих землях. Учитывая слабую управляемость территорий, наместники фактически воспроизводили раздробленную Русь, играя роль самовластных правителей на местах.

В монгольскую эпоху великий князь и бояре перед лицом Золотой Орды были едины. Особой сплочённостью отличалось московское боярство. Именно эта сплочённость и суровая дисциплина, при поддержке московского митрополита, позволила московскому князю стать «своим» не только перед ханом, но в глазах всего русского боярства.

Однако после распада Золотой Орды, когда функции хана перешли к великому князю, бояре стали больше и больше проявлять себя как самостоятельная социальная группа. Как верно подметил А. Тюрин: «В XVI веке феодальная аристократия превратилась в паразита. Продолжая при­сваивать прибавочный и даже часть необходимого продукта, создаваемого произ­водящими слоями населения, она мало что давала взамен в области управления. Мало что хорошего. Родовая аристократия, вставшая толстым посредническими слоем между верховной властью и производящими слоями населения, лишь уве­личивала издержки управления, а то и просто вносила в него хаос»[42].

Знатные люди, в стиле польской шляхты, нередко грабили соседние сёла, убивали сельских жителей. Как писал Н. П. Павлов-Сильванский: «…бояре и их слуги бьют, грабят, соромят жен, из­бивают княжеских судей и расплачиваются за эти преступления только денежным штрафом». А И. Е. Забелин заметил, что даже в столице Москве «…бывали такие бо­ярские дворы, мимо которых, как мимо двенадцати дубов соловья-разбойника, не было обывателям ни проезду, ни проходу»[43].

В. В. Аверьянов также отметил о полной вседозволенности боярской олигархии, которая, в сотрудничестве с крымскими татарами, наладила поставку русских рабов на невольничьи рынки Крыма и Турции[44].

Широко распространялось «закладничество», когда крестьяне, вследствие социальной беззащитности перед боярами, вынужденно шли под их власть, отплачивая получение куцых гарантий потерей своей независимости. В холопы вынужденно обращались не только крестьяне, но и служилые люди.

Вместе с тем, боярская верхушка, в целом была не против централизованного государства. Напротив, она боролась за сохранение центрального государственного аппарата, который был гарантом сохранения её привилегий.

Однако государственный аппарат, функционировавший на основе Судебника 1497 г., действовал только в интересах бояр-княжат. Судебная система находилась под полным боярским контролем и у «правдолюбца» шансов решить личную проблему, затрагивавшую интересы власть имущих, практически не было. Низший суд на местах, разделённых на судебные округа-«губы», проводился под председательством самого боярина-кормленца. Суд по особым делам возглавлял также боярин, а боярский суд, докладывавший дела великому князю, проходил под председательством главы Боярской думы.

Но даже и эта крайне несовершенная судебная система охватывала не всю территорию страны: боярская вотчина находилась вне великокняжеской юрисдикции.

К середине XVI в., присваивая не только прибавочный, но и часть необходимого продукта, боярская аристократия превратилась в паразита. Используя возможности центрального госаппарата, бояре активно боролись за сохранение своей доли в общественном потреблении. Всю свою дезинтегрирующую силу бояре продемонстрировали сразу же после отравления Елены Глинской, матери Ивана Грозного, в 1538 году. Но и после воцарения Ивана Васильевича в 1547 г., бояре были готовы только к роли всевластной олигархии контролирующей послушного и слабовольного царя.

Фигуре великого князя постоянно грозило превращение в номинального правителя, некое подобие того, что, в конце концов, произошло в Польше. Там шляхта отняла какую-либо тень самостоятельности не только у своего короля, но и у всех прочих сословий, что и привело государству к анархии. В условиях геополитических угроз, при ограниченных ресурсах, в России подобные вольности грозили общенациональной катастрофой. Государю необходимо было опереться на мощные социальные структуры для противодействия своеволию бояр-олигархов.

В социально-экономической сфере выбор был, в общем-то, невелик. Во-первых, прямая поддержка социальных низов. Во-вторых, опора на служилое сословие – дворянство. Но и те, и другие не обладали достаточными финансовыми и материально-техническими ресурсами, чтобы противостоять боярским кланам.

Однако крепнущее самодержавие пользовалось поддержкой Русской Православной Церкви. Это был мощный государственно-политический институт, на котором замыкались духовные нити связывающие русский народ в единое целое. Православные монастыри являлись крупнейшими землевладельцами. В собственности у церкви были и города – Алексин и Гороховец. Церковь с золотоордынских времён не платила налоги и таможенные подати. В её руках находились соляные и рыбные промыслы. Монастыри были пионерами в колонизации плохо заселенных русских земель. Монашеские иноки вели аскетический образ жизни и жили трудом своих рук. Нередко обители основывались на пересечении торговых путей, что содействовало их обогащению. К таким монастырям можно было отнести Кирилло-Белозерский и Иосифо-Волоцкий. Последний располагался на древнем торговом пути «из варяг в греки». Монастырские земли притягивали к себя крестьян. Здесь они находили защиту от произвола боярской аристократии. Поэтому эти земли быстро обрастали сельскими поселениями.

На церковные богатства и земли бояре-княжата не могли не посматривать без ревности.