Дворъ Богдана Бѣльскаго.

Этотъ дворъ своею обширностью, кромѣ двора князей Трубецкихъ, превосходилъ всѣ другіе дворы въ этой мѣ стности Кремля. Онъ занималъ болѣ е половины Житницкой улицы и почти половину Троицкой улицы, немного не доходя своею межою до улицы Никольской.

Отъ этого двора обѣ улицы направлялись къ Никольскимъ воротамъ стрѣ лкою, образуя на всемъ пространствѣ острый треугольникъ, средина котораго была занята описанными выше дворами, по большей части поповскими, и двумя монастырскими подворьями.

Богданъ Яковлевичъ Бѣ льскій, происхожденіемъ изъ рядовыхъ дворянъ, началъ свое служебное поприще около 1570 года въ большомъ приближеніи у царя Ивана Грознаго въ должности спальника въ товариществѣ съ Борисомъ Годуновымъ, который съ малолѣ тства уже находился въ комнатахъ Грознаго царя.

Можно предполагать, что Богданъ былъ родственникъ Малюты Скуратова, тоже прозваніемъ Бѣ льскаго, и могъ войти въ милость и въ особое приближеніе къ Грозному черезъ покровительство Малюты, какъ и самый Годуновъ, женатый потомъ на дочери того же Малюты.

Нѣ мецъ Беръ (Сказанія о Самозванцѣ) говоритъ, что Бѣ льскій, жестокій врагъ Нѣ мцевъ, былъ виновникомъ многихъ неистовыхъ дѣ лъ Грознаго царя.

Курбскій пишетъ въ обличеніе царю, что онъ, вмѣ сто крѣ пкихъ стратеговъ, подвелъ къ себѣ прегнуснодѣ йныхъ Бѣ льскихъ съ товарищи; вмѣ сто храбраго воинства -- кромѣ шниковъ и опришниковъ кровоядныхъ.

На свадьбахъ царя въ 1571 и въ 1580 гг. Богданъ съ Годуновымъ служили дружками и парились съ нимъ въ мыльнѣ.

На государственной службѣ въ царскихъ походахъ вначалѣ онъ занималъ мѣ сто поддатня у рынды, потомъ самъ бывалъ рындою, затѣ мь въ воеводахъ. Богданъ особенно отличился въ Ливонской войнѣ въ 1577 г., взявъ и разоривъ городъ Вольмаръ (порусски Володимирецъ), за что былъ награжденъ золотымъ португальскимъ и золотою цѣ пью (Кар. IX, пр. 465), что для воеводъ было чрезвычайною честью.

Можетъ быть, за эту службу онъ былъ пожалованъ въ 1578 г. оружничимъ. Тогда же и Борисъ Годуновъ пожалованъ въ крайчіе. Вообще Богданъ вездѣ въ служебныхъ порядкахъ шелъ рядомъ съ Борисомъ не только какъ товарищъ, но какъ закадычный его другъ, заодно съ нимъ и дѣ лавшій его коварныя дѣ ла. Должность оружничаго оставалось за нимъ и въ царствованіе Годунова, а потомъ и при Самозванцѣ. Въ 1582 г. съ Никитою Юрьевымъ онъ велъ переговоры съ Литовскими послами.

Въ 1584 г. Грозный царь, умирая, поручилъ сына Ѳ едора попечительству особой думы, боярамъ Ив. Петр. Шуйскому, Ив. Ѳ ед. Мстиславскому, Никитѣ Романовичу Юрьеву, Годунову и Богдану. назначивъ Богдана въ дядьки церевичу Дмитрію и попечителемъ надъ родствомъ Нагихъ.

Поспѣ шное удаленіе царевича Дмитрія изъ Московскаго дворца въ Угличъ, въ ту же ночь, какъ только скончался царь Иванъ, произвело въ народѣ большое волненіе и смуту. Несмѣ тная толпа собралась передъ Спасскими воротами, выдвинула къ нимъ царь-пушку и намѣ ревалась пробить ворота, требуя выдать Богдана за то, что онъ съ своими совѣ тниками царя Ивана уморилъ и еще хочетъ побить бояръ, погубить и царя Ѳ едора Ивановича, и царскій родъ изгубить, и прочитъ на царство совѣ тника своего Бориса Годунова. Такъ гласъ народа, гласъ Божій, уже чувствовалъ и понималъ коварныя дѣ ла Годунова.

Вышедшіе къ народу бояре успокоили толпу повелѣ ніемъ царя Ѳ едора сослать Богдана въ Нижній, что и было исполнено; конечно, вмѣ сто царя повелѣ валъ Годуновъ, и потому дѣ ло Богдана ограничилось только ссылкою. Черезъ семь лѣ тъ, въ 1591 г. онъ является во дворцѣ попрежнему въ должности оружничаго, которая, повидимому, и не снималась съ него во все время опалы. Въ послужномъ спискѣ бояръ не видно, чтобы вмѣ сто Богдана числился оружничимъ кто-либо другой.

Въ должности оружничаго Богданъ въ 1592 г. воевалъ въ Финляндiи, начальствуя надъ огнестрѣ льнымъ снарядомъ. Въ 1593 г. велъ переговоры о мирѣ съ Крымскимъ ханомъ. Въ 1594 г. устроивалъ засѣ ки на Ливенской окраинѣ.

Съ воцареніемъ Годунова Богданъ получилъ чинъ окольничаго въ 1599 г. и вскорѣ (іюля 24) былъ посланъ строить на Донцѣ городъ Борисовъ. Онъ поѣ халъ туда, говоритъ лѣ тописецъ, съ великимъ богатствомъ, взявъ съ собою своихъ дворовыхъ и много всякаго запасу. Борисъ послалъ съ нимъ много ратныхъ людей для постройки, а также и для поселенія казаковъ и стрѣ льцовъ и посадскихъ людей. Богданъ выстроилъ городъ на славу и очень скоро, потому что ратныхъ людей поилъ и кормилъ по вся дни и бѣ днымъ давалъ деньги и платье и запасы. За это всѣ начали его прославлять и блажить; пронеслась отъ ратныхъ людей и на Москвѣ о немъ великая похвала, чего и не вынесъ подозрительный царь Борисъ. Онъ повелѣ лъ его схватить и опозорить тамъ же на мѣ стѣ многими позоры, а потомъ сослалъ его на Низъ въ тюрьму; вотчины и помѣ стья и все имѣ нье повелѣ лъ взять на себя. Такъ разсказываетъ лѣ тописецъ.

Нѣ мецъ Беръ разсказываетъ по этому случаю, что Богданъ первый возмутилъ спокойствіе Годунова. " Исполнивъ царское порученіе, достроивъ крѣ пость, Богданъ объявилъ (будто бы), что Борисъ Ѳ ед. есть царь Московскій, а онъ Богданъ царь Борисоградскій. Впрочемъ", продолжаетъ Беръ, " сей измѣ нникъ недолго величался пышнымъ титуломъ. Борисъ велѣ лъ привезти его въ такомъ уборѣ, который приличествовалъ не государю, а гнусному бунтовщику и который Богдану былъ весьма кстати". Припомнимъ, что, по словамъ того же Бера, Богданъ былъ жестокій врагъ Нѣ мцевъ.

" Вмѣ сто смертной казни, царь даровалъ преступнику жизнь, но велѣ лъ отписать все его имѣ ніе и всю дворню его отпустилъ на волю, а вмѣ стѣ съ тѣ мъ приказалъ своему лейбъ-медику Габріелю вырвать у самодѣ льнаго царя Богдана длинную густую бороду, послѣ чего сослалъ его въ Сибирь, гдѣ, вѣ роятно, пропала у него охота выдавать себя за царя".

Описанный Беромъ поступокъ Бѣ льскаго представляется нелѣ пымъ, а потому можно предполагать, что Бѣ льскій назвалъ себя Борисоградскимъ царемъ въ шутку, или все дѣ ло заключало въ себѣ болѣ е опасное для Годунова поведеніе его стараго друга и сотрудника въ пріобрѣ теніи царскаго сана.

Продолжая свой разсказъ, Беръ объясняетъ, въ чемъ именно состояла вина Бѣ льскаго. Онъ пишеть: " По усмиренію сего крамольника явились другіе зложелатели Борису: то были четыре брата Никитичи (Романовы), которые... по смерти царя Ѳ едора могли бы взойдти на престолъ... Они были раздражены поступками царя съ Богданомъ Бѣ льскимъ: однако таили свою злобу и всегда казались покорными, между тѣ мъ, наученные неудачею Бѣ льскаго, замышляли инымъ средствомъ избавиться отъ Бориса-- отравою. Собственные ихъ слуги открыли сей умыселъ: Никитичи лишились всего, что имѣ ли, и были сосланы подобно первому измѣ ннику".

Какъ только померъ царь Борисъ и началось крушеніе Годуновыхъ, Бѣ льскій тотчасъ появляется изъ ссылки въ Москвѣ и именно во дворцѣ преданнымъ слугою Самозванца. Толпа мятежниковъ, ворвавшаяся во дворецъ, намѣ ревалась попировать въ царскихъ винныхъ погребахъ, но была остановлена Бѣ льскимъ, разсудительнымъ и ласковымъ его замѣ чаніемъ, что такъ будетъ нехорошо, если пріѣ детъ новый царь Дмитрій и найдетъ погреба свои пустыми. Онъ при этомъ указалъ на погреба Нѣ мцевъ, царскихъ врачей, которые и были опустошены и дома ихъ разграблены. Беръ объяснялъ этотъ подвигъ Бѣ льскаго его мстительною ненавистью къ Нѣ мцамъ за то, что умершій уже лейбъ-медикъ Габріель по царскому повелѣ нію выщипалъ ему бороду, какъ упомянуто выше.

Когда торжественно Самозванецъ въѣ халъ въ Кремль и все приняло должный порядокъ, Бѣ льскій вышелъ изъ дворца съ нѣ сколькими князьями и боярами, сталъ на Лобномъ мѣ стѣ, произнесъ къ народу рѣ чь, славилъ Бога за спасеніе государя и убѣ ждалъ народъ быть вѣ рнымъ новому царю, истинному сыну царя Ивана Васил. Потомъ снялъ съ груди крестъ съ ликомъ Чудотворца Николая, поцѣ ловалъ оный и воскликнулъ: " Берегите и чтите своего Государя". Народъ въ одинъ голосъ отвѣ чалъ: Богъ да сохранитъ царя и погубитъ всѣ хъ враговъ его.

За эти заслуги Самозванецъ наградилъ Бѣ льскаго боярскимъ чиномъ. При Шуйскомъ повый бояринъ былъ удаленъ на воеводство въ Казань въ 1606г., гдѣ послѣ Шуйскаго, когда Москвою овладѣ ли Поляки и всѣ, кто не хотѣ лъ Польскаго королевича, присягали Тушинскому вору, онъ воспротивился этой присягѣ, указывая, что надо присягать тому, кто будетъ царемъ, а зазнамому Вору какъ присягать! Дьякъ Никаноръ Шульгинъ подговорилъ возмутившійся народъ убить его. Его схватили, взвели на верхъ высокой башни и кинули оттуда на землю: онъ расшибся до смерти. Между тѣ мъ на третій же день пришла въ Казань вѣ сть, что Тушинскій воръ убитъ. Народъ раскаивался и въ присягѣ Вору, и въ убійствѣ Бѣ льскаго.

Еще въ 1602 г., находясь въ заточеніи въ Сійскомъ монастырѣ, старецъ Филаретъ Романовъ, бывшій бояринъ Ѳ едоръ Никитичъ, въ разговорѣ говорилъ, между прочимъ, о Бѣ льскомъ слѣ дующее: " Про бояръ, окружавшихъ тогда Годунова, про всѣ хъ говорилъ, не станетъ де ихъ съ дѣ ло ни съ которое; нѣ тъ у нихъ разумнаго; одинъ у нихъ разуменъ Богданъ Бѣ льскій, къ посольскимъ и ко всякимъ дѣ ламъ добрѣ досужъ..."

Его богатое имущество, рухлядъ, какъ въ то время называли всякое домашнее имущество, по какимъ-то случайностямъ сохранилось и во время полнѣ йшаго разоренія всего Московскаго государства и всѣ хъ сколько-нибудь достаточныхъ людей. Оно поступило въ собственность новоизбраннаго царя, хранилось особо въ государевомъ Верху, т.-е. не на Казенномъ Дворѣ, а въ комнатахъ самаго Дворца, откуда мало-по-малу и поступало въ расходъ. Выше мы упоминали, что молодой царь воспользовался даже и богатыми сорочками Бѣ льскаго, которыя были ему поданы 19 декабря 1613 г. Октября 8 того же года эти сорочки были переданы въ государеву казну на Казенный Дворъ, съ другими предметами наряда, описанными слѣ дующимъ образомъ: опашень сукно шарлатъ червчатъ, петли и круживо плетеное серебряно, да круживцо жъ узкое серебряно кованое нѣ мецкое; 15 пугвицъ серебряны золочены, цѣ на 27 р.; кафтанъ отласъ золотной шолкъ лазоревъ да червчатъ, подложенъ тафтою червчатою, цѣ на 14 р.; наурузъ сукно червчато, веревки и петли и полки низаны жемчугомъ мелкимъ, цѣ на 1 р.; 2 рубашки (сорочки) да двои портки тафта червчата, да 2 рубашки да двои портки тафта бѣ ла, у всѣ хъ по швомъ пояски золотные и плетеные и петли золотные жъ, у всѣ хъ на вороту 373 зерна жемчюжныхъ, цѣ на всѣ мъ 36 р. (см. выше, стр. 261).

Въ разное время въ 1613 и 1614 годахъ государю подавали различные предметы Богдановскаго наряда.

1613 г. сентября 22, по требованію государя, на станъ въ село Танинское послана цѣ почка золотая съ жемчуги. 30 числа государь пожаловалъ Борису Морозову, впослѣ дствіи знаменитому боярину, вошвы алтабасныя ветчаныя, что снесены съ Верху изъ Богдановской рухляди. Ноября 7 государь пожаловалъ одному жильцу Богдановскую " шапку бархатъ таусинной, исподъ лапчетой лисей, околъ соболій".

Ноября 19 государю подана его шуба атласъ шелкъ таусиненъ да алъ на черевахъ на лисьихъ на красныхъ съ пухомъ, нашивка тяфтяная въ 11 мѣ стахъ безъ пуговицъ, которыя были употреблены къ другому наряду... Пуговицы, смотря по надобности, спарывались отъ Богдановскихъ одеждъ и ставились къ другимъ нарядамѣ, изготовляемымъ по указу государя въ пожалованіе разнымъ лицамъ. Такъ, ноября 25 были взяты для этой цѣ ли 13 пуговицъ золотыхъ съ зерны жемчужными, наведены чернью, а 29 дек. 9 пуговицъ серебряны золочены половинчаты, рѣ заны ложки косыя, другія гладкія и 8 пуговицъ серебряны золочены дорожчаты, въ закрѣ пкахъ листки бѣ лые, спороты съ Богдановской однорядки и употреблены на одежду стольникамъ, князю Прозоровскому и Вельяминову за Тихвинское осадное сидѣ нье.

Октября 10 для устройства жалованной шубы стольнику и воеводѣ Мих. Бутурлину употребленъ Богдановскій бархатъ венедицкой шолкъ червчатъ да лазоревъ съ золотомъ, цѣ на 30 р. и 9 пуговицъ серебрены золочены дорожчаты сверху и снизу рѣ пейки и зерна бѣ лы, сняты съ багровой однорядки Богдана.

Не мало предметовъ изъ Богдановской рухляди доставлено было и въ хоромы великой старицы Марфы Ивановны.

Октября 28 къ ней поданъ исподъ черева песцовыя съ пухомъ, изъ-подъ шубы Богдана, что камка лимонный цвѣ ть, цѣ на 8 р.

Ноября 22 ей отнесено 6 образцовъ (запаны), низаны жемчугомъ по отласу гвоздичному, цѣ на 122 р.

Въ другой разъ (20 апрѣ ля 1614 г.) ей доставлено 6 образцовъ, низаны жемчугомъ по отласу по червчатому около жемчугу обвожено золотомъ пряденымъ, спороты съ Богдановыхъ ферезей камка бурская на червцѣ шолки бѣ лъ, зеленъ, лазоревъ съ золотомъ.

13 апрѣ ля 1614 г. ей въ хоромы отнесено наурузъ сукно червчато, веревки и петли и полки низаны межчугомъ мелкимъ; да тафья низана по бархату по черному жемчугомъ мелкимъ. И тою тафьею пожаловала государыня и великая старица постельничаго и намѣ стника Трети Московскіе Конст. Иван. Михалкова.

7 іюля 1614 г. ей поданъ Богдановскій колпакъ, низанъ жемчугомъ по бархату по черному, около жемчуга обведена веревочка золото пряденое (Р. И. Б., томъ IX).

Въ 1616 г. мая 30 Великая старица пожаловала князя Юрья Еншеевича Сулешова княгиню Марью Михаиловну, дано ей опашень червчатъ съ круживомъ серебрянымъ, пугвицы серебряны золочены елкою, цѣ на 17 р. Богдановской рухляди Бѣ льскаго.

Дворъ Богдана Бѣ льскаго при царѣ Михаилѣ Ѳ ед. находился во владѣ ніи князя И. В. Голицына.

Бояринъ князь Иванъ Васильевичъ Голицынъ былъ родной братъ знаменитаго въ Смутное время князя Василья Васильевича, котораго Пожарскій именовалъ столпомъ Государства и котораго Прокопій и Захаръ Ляпуновы, руководимые и общимъ мнѣ ніемъ, старались провести на царскій престолъ.

Какъ извѣ стно, Василій Васильевичъ, по хитрой политикѣ Поляковъ и единомысленныхъ съ ними бояръ, въ видахъ устраненія его отъ избранія на царство, былъ отправленъ въ 1610 г. посломъ къ Сигизмунду и потомъ въ великой тѣ снотѣ и въ заточеніи плѣ нникомъ померъ въ Польшѣ въ 1619 г.

Князь Иванъ Васильевичъ, по знатности своего рода и по заслугамъ брата, при царѣ Михаилѣ Ѳ едоровичѣ пользовался особеннымъ почетомъ и всегда первенствовалъ за офиціальными, такъ сказать, разрядными царскими столами нерѣ дко съ Пожарскимъ. Боярскій санъ онъ получилъ отъ Разстриги въ 1605 г. вмѣ стѣ съ Ѳ ед. Ив. Шереметевымъ. Въ 1615 г. въ отсутствіе государя изъ Москвы былъ назначенъ первымъ для обереганья Москвы вмѣ стѣ съ другими чинами, въ томъ числѣ съ Кузмою Мининымъ.

Въ 1618 г., въ приходъ подъ Москву королевича Владислава, былъ назначенъ изъ 16 бояръ третьимъ сидѣ ть въ городѣ въ осадѣ.

Въ 1622 г. ему порученъ былъ въ вѣ домство Судный Володимирскій приказъ. Но въ 1624 г. онъ потерпѣ лъ большое крушеніе по случаю своихъ счетовъ о мѣ стахъ на свадьбѣ царя Михаила, когда государь женился на Марьѣ Владиміровнѣ Долгорукой.

Было постановлено, что на государевой радости всѣ мъ свадебнымъ чинамъ " быть безъ мѣ стъ и впередъ тѣ мъ никому не считаться и въ случаи не пріимать".

Для укрѣ пленія государь повелѣ лъ этотъ указъ подписать думнымъ дьякамъ и своею государскою печатью запечатать.

По обряду и обычаю была составлена свадебная роспись, въ которой въ сидячихъ боярахъ съ государевой стороны были записаны кн. Ив. Ив. Шуйскій, кн. Ив. Вас. Голицынъ и князь А. Ю. Сицкой. Съ государыниной стороны кн. Дмитрій Тимоѳ. Трубецкой, кн. Ив. Ив. Одоевской и окольничій Бутурлинъ.

Въ сидячихъ боярыняхъ съ государевой стороны были написаны первою жена кн. Ив. Ив. Шуйскаго, Марѳ а Васильевна, а второю жена кн. Ив. Вас. Голицына, Ульяна Ивановна.

Эта роспись очень не полюбилась кн. Ивану Вас, и онъ, нимало не медля, сталъ бить челомъ государю и отцу его патріарху Филарету Никитичу, что онъ написанъ сидѣ ть ниже кн. Ив. Ив. Шуйскаго и что бояринъ к н. Д. Т. Трубецкой написанъ у царицы первой бояринъ, а онъ, Голицынъ, у государя въ другихъ, и ему меньше бояръ Шуйскаго и Трубецкаго быть не вмѣ стно.

На это государь велѣ лъ сказать ему, что вѣ дь по указу велѣ но всѣ мъ быть безъ мѣ стъ, а потому и онъ долженъ быть на своемъ мѣ стѣ, какъ всѣ мъ сказано, и не чинилъ бы онъ помѣ хи государскому дѣ лу; а не будетъ онъ на указанномъ мѣ стѣ и ему быть въ опалѣ.

И самъ патріархъ уговаривалъ князя, что отечеству его въ томъ порухи не будетъ. Но бояринъ упрямо говорилъ: " въ томъ ихъ государская воля, хотя вели, государь, казнить, а ему, Голицыну, по той росписи меньше Шуйскаго и Трубецкаго быть никакъ нельзя".

Государь и патріархъ повелѣ ли объ этомъ сказать боярамъ. Бояре разсудили, что кн. Иванъ Голицынъ учиняетъ то измѣ ною, что на государевѣ радости быть не хочетъ, а государская милость ко всѣ мъ къ нимъ, что указалъ государь быть всѣ мъ безъ мѣ стъ, и въ князь Ивановомъ непослушаньѣ и измѣ нѣ ихъ государская воля; а князь Иванъ по своей винѣ достоинъ всякаго наказанья и разоренья.

По этому боярскому приговору послѣ довалъ царскій указъ: " князь Ивана Голицына за его непослушанье и измѣ ну помѣ стья и вотчины отписать на государя, и помѣ стья въ роздачу роздать, а вотчины вѣ дать во Дворцѣ; а за нимъ оставить въ Арзамасѣ изъ вотчины его одно село, которое поменши; а его и съ женою сослать съ приставомъ въ Пермъ, а двора и животовъ (пожитковъ) отнимать у него не велѣ ли".

Тотчасъ же кн. Ивана вывели изъ Кремля въ Бѣ лый городъ на простой обывательскій дворъ.

Въ Пермь онъ высланъ съ приставомъ въ сопровожденіи, для береженья, 30 ч. стрѣ льцовъ, которые должны были оберегать его и въ городѣ, съ наказомъ, что быть кн. Ивану въ Перми безотступно и того беречь накрѣ пко, чтобъ никто къ нему не приходилъ и не пріѣ зжалъ, и велѣ но дать ему въ Перми дворъ, на которомъ избы двѣ или три, и людей ему велѣ но взять 12 человѣ къ да попа; и по праздникамъ къ церкви его пускать, а ходить приставу съ нимъ къ церкви и отъ церкви.

Въ послужномъ спискѣ чиновъ отмѣ чено подъ 1625 г., что кн. Иванъ Вас. " сосланъ въ опалу на Вятку".

Во время того же свадебнаго чина его жена, княгиня Ульяна Ивановна, должна была занимать второе мѣ сто въ числѣ сидячихъ боярынь съ государевой стороны, но князь Иванъ своимъ упрямствомъ попортилъ дѣ ло и потому ни онъ, ни жена его на государской радости не были. Съ нимъ и жена его была сослана въ Пермь.

Въ 1627 г. князь Иванъ въ опалѣ и въ ссылкѣ померъ. По всему вѣ роятію, его вдова, какъ ни въ чемъ неповинная, была возвращена въ Москву. Но какъ она устроилась, объ этомъ свѣ дѣ ній не имѣ емъ.

Обширный дворъ Голицына, оставленный и съ имуществомъ въ его распоряженiи, послѣ его смерти, по указу патріарха Филарета Никитича, былъ проданъ новому государеву тестю, отцу царицы Евдокіи Лукьяновны, Лукьяну Степановичу Стрѣ шневу, за очень значительную сумму, за 1.238 рублей 30 алтынъ, " по цѣ новной памяти цѣ новщиковъ и англинскихъ нѣ мецъ, полатнаго каменного дѣ ла мастера Ивана Самойлова съ товарищи, съ подмастерьи, по ихъ смѣ тѣ и по цѣ нѣ ".

Само собою разумѣ ется, что эти деньги были уплачены изъ государевой казны, такъ какъ Стрѣ шневъ былъ очень небогатый дворянинъ.

По указу патріарха деньги были розданы по монастырямъ " по его князь Ивановѣ душѣ въ вѣ чныи поминокъ", вѣ роятно, по духовному завѣ щанію князя.

О его вдовѣ не имѣ емъ свѣ дѣ ній до 1651 г., когда она упоминается въ числѣ большихъ вдовъ, по случаю церемоніальной встрѣ чи Литовскихъ пословъ, для которой встрѣ чи, по распоряженію государя, отъ ея двора выслано было всего только три нарядныхъ человѣ ка, такъ называемыхъ даточныхъ встрѣ чниковъ, которыхъ тогда отъ разныхъ боярскихъ дворовъ насчитывалось 775 человѣ къ.

Это указывало, что вдова Голицына хотя и находилась въ почетѣ, но не была особенно богата. Въ 1665--1669 гг. она состоитъ мамою у царевича Симеона Алексѣ евича, прожившаго только съ небольшимъ 4 года (Бытъ Царицъ, 390).

По свидѣ тельству Котошихина въ мамы избирали боярыню честную, т.-е. знатную, вдову старую.

Въ 1671 г., во время бракосочетанія царя Алексѣ я Мих. на Натальѣ Кирилловнѣ Нарышкиной, по свадебной росписи, вдова Голицына, Ульяна Ивановна, написана была у царицы въ комнатѣ, въ числѣ 4-хъ боярынь первою.

Затѣ мъ ей послѣ довало особое счастіе. Въ 1672 г. мая 30 родился царевичъ Петръ и послѣ его крещенья 29 іюля въ мамкахъ у него государь указалъ быть боярина Ивана Вас. женѣ, вдовѣ княгинѣ Ульянѣ Ивановнѣ. Она и носила крестить царевича въ Чудовъ монастырь.

Въ 1674 г. окт. 24 царица ходила молиться по монастырямъ съ меньшими царевичами и царевнами и за нею въ числѣ мамъ означена, первою тоже, Ульяна Ивановна.

Въ 1675 г. у царевича въ мамахъ находилась уже боярыня Матрена Романовна Леонтьева, слѣ довательно Голицына померла въ 1674 г. или въ томъ же 1675 году {Мужемъ Ульяны Ив., какъ мы упоминали, былъ Иванъ Вас. Голицынъ, родной братъ Василья Васильевича. Иванъ Вас. единственный изъ всего рода Голицыныхъ носилъ это имя Ивана Вас. и потому всѣ свѣ дѣ нія, касающіяся его личности, необходимо должны относиться къ нему. Однако въ родословной Голицыныхъ, напечатанной въ XVII книгѣ " Древней Вивліоѳ ики", на стр. 204, появился и другой Иванъ Вас, родной братъ также Василія Васальевича, наперстника царевны Софьи. Объ этомъ небываломъ князѣ Иванѣ тамъ же сказано, что " хотя о немъ въ родословныхъ книгахъ не упоминается, но извѣ стно по разряднымъ и разнымъ запискамъ, что онъ былъ въ 1599 г. въ числѣ дворянъ, а въ 1673 г. стольникомъ, потомъ бояриномъ и скончался бездѣ тенъ". Эти свѣ дѣ нія должны относиться къ первому Ивану Вас, потому что отецъ небывалаго Ивана Васильевича жилъ гораздо позже, въ 1648 г. онъ былъ стольникомъ, слѣ довательно человѣ комъ не старыхъ лѣ тъ, не болѣ е 25 лѣ тъ, слѣ довательно долженъ родиться около 1620 г. (1652 г.). Супруга этого Ивана Вас, продолжаетъ родословная, княгиня Ульяна Ивановна, во время вдовства своего была въ верховыхъ боярыняхъ и мамахъ, прежде у царевича Симеона Алексѣ ев., а потомъ у царевича Петра, коего и приносила ко крещенію. Это вѣ рно, за исключеніемъ того, что она была въ верховыхъ боярыняхъ. Въ этомъ, младшемъ передъ мамами, чинѣ она не состояла. Небывалый князь Иванъ Вас., однако, помѣ щенъ въ родословной книгѣ кн. Долгорукаго, ч. I, стр. 286, и въ " Исторіи Родовъ", г. Петрова, стр. 182, въ послѣ дней съ отмѣ ткою, что " женатый на верховой боярынѣ Ульянѣ Ивановнѣ умеръ, не оставивъ потомства".}.

Такимъ образомъ, какъ видѣ ли, Голицынскій дворъ поступилъ во владѣ ніе Лукьяна Степановича Стрѣ шнева, отца царицы Евдокіи Лукьяновны, а потому очень близкаго человѣ ка къ царскому семейству. Повидимому, никакою службою онъ не отличался. Все его значеніе сосредоточивалось на томъ, что онъ былъ тесть государя. Въ 1630 г. изъ дворянъ онъ произведенъ въ окольничіе, а въ 1634 г. получилъ санъ боярина въ день именинъ царицы, 1 марта. Въ 1645 г. при вѣ нчаніи на царство царя Алексѣ я Михаиловича Лукьянъ Степановичъ несъ въ соборъ царскую шапку и во время церемоніи снималъ ее съ государя и чинно держалъ,

Послѣ его смерти его дворъ поступилъ во владѣ ніе его сыну Семену Лукьяновичу Стрѣ шневу, точно также очень близкому человѣ ку къ государю.

Семенъ Лукьяновичъ, родной братъ царицы, въ годъ ея бракосочетанія съ царемъ Михаиломъ Ѳ ед. былъ еще отрокомъ, быть можетъ лѣ тъ десяти или и того меньше, и потому взятъ былъ къ царицѣ въ стольники. Въ тотъ же годъ (1626) къ празднику Рождества ему сшитъ богатый кафтанъ праздничный изъ турецкаго золотнаго атласа (по червчатой землѣ листье золото, въ цвѣ тахъ шолкъ бѣ лъ и лазоревъ), украшенный на груди восемью образцами (родъ запанъ) низаными жемчугомъ съ канителью по червчатому атласу и шелковыми съ серебромъ завязками съ такими же кистями. По мастерской оцѣ нкѣ этотъ кафтанъ стоилъ 34 р. 22 алтына, кромѣ образцовъ, которые были пожалованы отъ государя изъ хоромъ. Цѣ нность одежды по тому времени очень значительная, и богатый кафтанъ вмѣ стѣ съ тѣ мъ служитъ свидѣ телемъ, какъ одѣ вала царица своихъ стольниковъ.

Тогда же ему былъ сшитъ другой кафтанъ, обычный, изъ червчатаго киндяка на лисьемъ мѣ ху бурыхъ лисицъ съ нашивкою (зястежками) тканою въ кружки изъ серебра съ шолкомъ и съ воротникомъ изъ золотнаго атласа по червчатой землѣ. По оцѣ нкѣ всего матеріала этотъ кафтанъ, кромѣ мѣ ха, стоилъ 2 руб. 10 алтынъ съ деньгами.

Въ числѣ стольниковъ царицы, -- по большей части тоже Стрѣ шневыхъ, --Семенъ Лукьяновичъ числился первымъ.

На государевой службѣ впервые онъ является 17 мая 1631 г. на пріемѣ шведскаго посла Антона Монира въ числѣ множества стольниковъ и среди и выше даже нѣ которыхъ княжескихъ фамилій, но довольно далеко отъ первыхъ мѣ стъ. Бояре, окольничіе, думные люди, стольники, стряпчіе, дворяне Московскіе и дьяки сидѣ ли въ это время въ Золотой Полатѣ по лавкамъ въ золотныхъ одеждахъ и въ шапкахъ горлатныхъ. Для такихъ церемоній государь и жаловалъ богатые кафтаны не только своимъ родственникамъ, но и небогатымъ людямъ изъ придворныхъ чиновъ.

Въ 1635 г. марта 21 за царскимъ столомъ въ Грановитой Полатѣ, даннымъ Литовскимъ посламъ, Семенъ Лукьяновичъ въ числѣ многихъ другихъ стольниковъ пить носилъ передъ государя, то-есть подавалъ чаши и кубки съ виномъ для угощенія пословъ. То же самое повторилось и 19 мая при Персидскомъ послѣ и также въ Грановитой Полатѣ.

Тѣ мъ же порядкомъ онъ чашничалъ вмѣ стѣ съ другими и въ 1644 г. генваря 28 за торжественнымъ столомъ, даннымъ въ честь Датскаго королевича Волдемара, графа Шлезвицкаго и Голстенскаго и иныхъ, какъ жениха царевны Ирины Михаиловны.

Какъ извѣ стно, это сватовство слишкомъ затянулось, а потомъ послѣ довала кончина царя Михаила Ѳ ед., 12 іюля 1645 г. Царь Алексѣ й Мих. очень скоро поставилъ королевичу прямой вопросъ, изъ-за котораго собственно и дѣ ло тянулось: чтобы совершить бракъ на царевнѣ, желаетъ онъ креститься въ Православную Вѣ ру? Королевичъ отвѣ тилъ, что не желаетъ. Тогда государь послалъ къ нему Семена Лукьяновича Стрѣ шнева сказать, что бракъ состояться не можетъ.

13 августа королевичъ съ послами былъ у государя на отпускѣ. По случаю траура столованья во дворцѣ не было, а столъ-обѣ дъ былъ доставленъ королевичу на домъ со всѣ ми запасами и винами, какъ по обычаю слѣ довало. Это государево угощенье доставлялъ королевичу тоже Семенъ Лукьяновичъ, " стольникъ изъ комнаты", какъ отмѣ чено въ дворцовой запискѣ.

Такимъ образомъ, мы видимъ Семена Лукьяновича посредникомъ между молодымъ царемъ и королевичемъ по поводу самыхъ щекотливыхъ и деликатныхъ отношеній. Это уже прямо свидѣ тельствовало о его близости къ государю, какъ равно и о его способностяхъ исполнять подобныя порученія.

Ровно черезъ мѣ сяцъ, 13 сентября того же 1645 года, во время богомольнаго путешествія царя въ Троице - Сергіевъ монастырь тамъ за столомъ въ монастырской трапезѣ Семенъ Лукьяновичъ впервые исполняетъ весьма важную и въ высокой степени довѣ ренную придворную должность государева крайчаго.

28 сентября того же года въ день вѣ нчанія на царство молодого царя Семенъ Лукьян. былъ пожалованъ въ крайчіе съ путемъ, то-есть съ извѣ стными доходами по этой должности, при чемъ ему былъ отданъ въ пользованіе городъ Гороховецъ.

Въ 1646 г. генваря 3 по вѣ стямъ о нашествіи на Москву Крымскаго хана, Семенъ Лук. былъ назначенъ во Мценскъ въ прибылыхъ воеводахъ въ помощь главному воеводѣ к н. А. Н. Трубецкому.

Этотъ походъ окончился очень удачно тѣ мъ, что Татары, заслышавъ идущую отъ Москвы военную силу, поспѣ шили безъ боя уйти домой въ Крымъ.

Однако назначеніе Семена Лукьян. воеводою противъ Татаръ показывало, что его положеніе при дворѣ стало колебаться, такъ какъ должность кравчаго требовала постояннаго присутствія при государѣ, а между тѣ мъ его удаляли отъ государя и притомъ прямо подь Татарскія сабли. Должно полагать, что эта посылка предложена была къ его же чести, съ объясненіемъ, что онъ храбрый и распорядительный воевода. Но подобный почетъ для такихъ близкихъ къ государю лицъ почти всегда устроивался дворскими интригами.

На другой же годъ это вполнѣ подтвердилось тѣ мъ, что Семенъ Лукьяновичъ былъ внезапно отставленъ отъ должности кравчаго (послѣ 6 іюня 1647 г.).

6 іюня въ Троицынъ день у Троицы въ Сергіевомъ монастырѣ за государевымъ столомъ онъ еще исполнялъ эту должность, а 28 іюля, вмѣ сто него, кравчимъ является Петръ Мих. Салтыковъ.

" Завистію и ненавистью на отлученіе (отъ государя)", пишеть Артамонъ Серг. Матвѣ евъ, тоже неповинный страдалецъ, " извѣ тъ былъ на Семена Лукьяновича составной и наученой о волшебств ѣ. и за тотъ извѣ тъ страдалъ невинно, честь была отнята и сосланъ былъ на Вологду. А животы и помѣ стья и отчины и дворы не отняты", прибавляетъ Матвѣ евъ, описывая, что очень многіе такъ страдали, но имѣ нія у нихъ не отнимали, не такъ, какъ были отняты у него самого.

По всему вѣ роятію, отлученіе Стрѣ шнева отъ государевой милости было устроено всемогущимъ временщикомъ, дядькою молодого царя, Б. И. Морозовымъ, который, по свидѣ тельству Олеарія, очищалъ себѣ мѣ сто, удаляя ближайшихъ къ государю людей, особенно его родственниковъ, дабы не могли они своимъ вліяніемъ вредить его всемогуществу. Время отлученія сближается съ печальнымъ для государя событіемъ въ его жизни, съ разстройствомъ его брака съ избранною невѣ стою Евфиміею Всеволожскою (Дом. Бытъ Царицъ, 260, 261). Очень вѣ роятно, что и волшебство Стрѣ шнева входило въ кругъ интригъ по разстройству этого брака.

Почти четыре года Семенъ Лукьяновичъ находился въ опалѣ. Но видно правда восторжествовала и невиновность его была доказана.

30 марта 1651 г. въ праздникъ Пасхи государь простилъ его и пожаловалъ изъ дворянъ, какъ онъ былъ разжалованъ, прямо въ окольничіе. Само собою разумѣ ется, что прежняго довѣ рія государь уже не могъ ему оказывать, ибо послѣ всякой клеветы всегда остается что-либо непріязненное и опасливое.

Теперь онъ только сопровождалъ государя въ числѣ другихъ окольничихъ на торжественныхъ и богомольныхъ выѣ здахъ и однажды, 2 іюня 1652 г. во время похода къ Троицѣ, когда въ Москвѣ случился большой пожаръ, былъ отпущенъ съ дороги на этотъ пожаръ для необходимыхъ распоряженій и наблюденій вмѣ стѣ съ избранными для того боярами, въ числѣ которыхъ находился и Василій Иван. Стрѣ шневъ. Пожаръ продолжался дня четыре, такъ что и самъ государь поспѣ шилъ возвратиться съ богомолья.

Во время начинавшейся Польской войны въ 1653 г. октября 5 Семенъ Лукьяновичъ получилъ назначеніе собираться съ ратными людьми во Псковѣ въ товарищахъ съ главнымъ воеводою В. П. Шереметевымъ, который долженъ былъ собирать войско въ Новгородѣ, а потомъ идти на рубежъ и начинать войну, захватывая Литовскіе города.

Неизвѣ стно, каково было начало этого похода, но въ лѣ тніе мѣ сяцы 1654 года Семенъ Лукьян. съ большимъ успѣ хомъ забиралъ разные Литовскіе города. Такъ, 24 іюля пришла государю вѣ сть, что онъ взялъ города Дисну и Друю; потомъ 20 августа государь получилъ извѣ стіе, что онъ взялъ городъ Озерище, а 1 сентября, --что взялъ городъ Усвятъ. Въ февралѣ 1655 г. онъ былъ отозванъ въ Москву, куда возвратился изъ похода на время и самъ государь. 11 марта государь снова отправился воевать съ Польскимъ королемъ и, идучи къ молебну, былъ въ Золотой полатѣ и тамъ пожаловалъ Семена Лукьян. въ бояре, повелѣ въ ему идти съ собою въ его государевомъ полку.

Это былъ достославный походъ царя Алексѣ я Мих., когда въ одно лѣ то была завоевана почти вся Бѣ лая Русь. Торжествующій побѣ дитель возвратился въ Москву 10 декабря.

Подробностей о службѣ Семена Лукьян. въ этотъ походъ, какъ и подробныхъ записокъ о самомъ походѣ, кь сожалѣ нію, не сохранилось.

На слѣ дующій годъ, 12 генваря, въ именины царевны Татьяны, къ государеву столу были приглашены, кромѣ Грузинскаго и Сибирскихъ царевичей, главный воевода этого похода к н. А. Н. Трубецкой и съ нимъ Семенъ Лукьян., да окольничій С. Р. Пожарскій.

Затѣ мъ, 29 апрѣ ля, также послѣ стола въ Столовой избѣ государь жаловалъ всѣ хъ воеводъ за службу и Семену Лукьяновичу, какъ и всѣ мъ другимъ, была пожалована шуба, отласъ золотной, кубокъ серебряный и къ прежнему его окладу денежная придача.

Мая 15, на Вознесеньевъ день государь, предпринялъ новый походъ уже противъ Шведовъ въ Ливонію. Съ государемъ пошелъ въ числѣ другихъ близкихъ бояръ и Семенъ Лукьяновичъ. Въ Смоленскѣ, куда явился посолъ отъ Курляндскаго князя Якубуса, Семенъ Лукьян. 6 іюня былъ на переговорахъ съ этимъ посломъ, въ качествѣ намѣ стника Нижняго-Новгорода, вторымъ послѣ боярина к н. Н. И. Одоевскаго.

Изъ Смоленска 20 іюня государь пошелъ подъ Ригу и 30 іюня изъ Витебска послалъ Семена Лукьян. подъ Динабургъ, куда и самъ пришелъ 24 іюля и на другой же день 25 іюля послалъ Семена Лукьян. дальше подъ Нѣ мецкій городъ Куконосъ.

31 числа самъ государь осадилъ Динабургъ и взялъ, о чемъ на радости поспѣ шилъ увѣ домить Семена Лукьян., и 3 августа пошелъ къ нему подъ Куконосъ.

14 августа Семенъ Лукьян. въ присутствіи государя взялъ приступомъ этотъ Куконосъ, по какому случаю 17 августа послѣ стола въ шатрахъ государь пожаловалъ Семену Лукьян. за его службу, за взятіе Нѣ мецкаго города Куконоса, что онъ былъ на приступѣ: шубу отласъ золотной, да кубокъ, да отласъ золотной, да два сорока соболей, сто рублевъ денегъ.

21 августа государь пришелъ подъ Ригу и остановился, не доходя за 5 верстъ, а потомъ 23 августа подвинулся къ городу за 2 версты. Здѣ сь военныя дѣ ла пошли весьма неудачно, по случаю измѣ ны Нѣ мецкихъ офицеровъ, служившихъ въ нашихъ полкахъ, такъ что государь 5 октября принужденъ былъ идти домой.

На возвратномъ пути въ Полоцкѣ 31 октября государь получилъ весьма пріятную вѣ сть, что послѣ нашихъ переговоравъ съ Польскими послами его избрали Польскимъ королемъ и великимъ княземъ Литовскимъ. Съ этою радостною вѣ стью государь послалъ къ царицѣ, къ сыну царевичу Алексѣ ю Алексѣ евичу и къ отцу своему и богомольцу патріарху Никону боярина Семена Лукьяновича Стрѣ шнева.

По случаю морового повѣ трія царица съ семействомъ пребывала въ это время въ Вязьмѣ, куда потомъ пришелъ и государь и возвратился въ Москву уже 14 генваря 1657 г.

Послѣ военныхъ трудовъ Семену Лукьяновичу въ томъ же 1657 году было поручено управленіе гражданскими дѣ лами. Для завѣ дыванія завоеванными Литовскими и Бѣ лорусскими городами былъ учрежденъ Приказъ Великаго Княжества Литовскаго, въ который начальникомъ съ помощью дьяка и былъ посаженъ Семенъ Лукьяновичъ.

Вмѣ стѣ съ тѣ мъ ему же былъ отданъ въ управленіе и другой весьма значительвый Приказъ-- Устюжская Четверть, гдѣ въ 1663 г. онъ, по повелѣ нію государя, исполнилъ важнѣ йшее по тому времени дѣ ло, -- это уничтоженіе съ 15 іюня чекана мѣ дныхъ денегъ и заведеніе вновь чеканки серебряныхъ денегь.

Обоими Приказами онъ управлялъ до самой своей кончины, съ 1657 по 1666 годъ.

Въ эти самые годы произошла извѣ стная и для того времени весьма печальная распря или смута между царемъ и патріархомъ Никономъ, къ которой оказался прикосновеннымъ между другими и Семенъ Лукьяновпчъ.

Никонъ, собинный другъ царя, пользовавшійся его сердечною привязанностью и безграничнымъ вниманіемъ, такъ возмечталъ о высотѣ своего сана, что въ концѣ -концовъ ставилъ даже вопросъ, кто выше--государь самодержецъ или онъ, патріархъ самодержецъ? На этомъ корнѣ возродилась и разросталась упомянутая распря. Само собою разумѣ ется, что царская Полата, царскій синклитъ, то-есть все боярство было на сторонѣ государя, тѣ мъ болѣ е, что Никонъ въ сношеніяхъ съ царскою Полатою давалъ ей сильно чувствовать свое высокоуміе и высокомѣ ріе.

Его невыносимое поведеніе сдѣ лалось, наконецъ, предметомъ общаго разсужденія и осужденія. Но боярство не имѣ ло законнаго да и нравственнаго права судить и осуждать патріарха, какъ церковнаго владыку, котораго могли судить только высшія же церковныя власти. Въ самый разгаръ смуты и пререканій (въ 1662 г.) въ Москву прибылъ Газскій митрополитъ, родомъ Грекъ, Паисій Лигаридъ, человѣ къ въ высокой степени образованный и умный. И для Никона, и для синклита онъ являлся тою нейтральною, третьею стороною, которая могла разсудить дѣ ло по справедливости; для синклита же онъ являлся полнымъ авторитетомъ, какъ высокая церковная и притомъ ученѣ йшая власть, которая могла по праву опредѣ лить, справедливы ли и вѣ рны ли обвиненія и обличенія дѣ лъ Никона.

Съ этою цѣ лью, какъ представитель царской Полаты и несомнѣ нно по волѣ самого государя, Семенъ Лукьян. Стрѣ шневъ подалъ Паисію длинный списокъ вопросовъ, числомъ 30, о различныхъ дѣ яніяхъ Никона, а отчасти и о правахъ царя, прося рѣ шительныхъ отвѣ товъ на эти вопросы, для представленія самому государю. Почему именно Семенъ Лукьян. явился ходатаемъ въ этомъ случаѣ, это можно объяснить особою близостью его къ государю, а также и тѣ мъ обстоятельствомъ, что онъ самъ испытывалъ въ это время суровую тяжесть Никоновскаго самоволія и самоуправства. Никонъ наложилъ на него церковное проклятіе за то, что будто Семенъ Лукьян. у себя въ дому, назвався самъ патріархомъ, творилъ благословеніе попатріарши и сверхъ того еще научилъ свою собаку сидѣ ть и передними лапами благословлять какъ патріархъ, въ поруганіе благословенію Божію, и называлъ собаку Никономъ патріархомъ. Никонъ узналъ объ этомъ, какъ самъ же свидѣ тельствовалъ, только по слуху. На соборѣ, который въ лицѣ Вселенскихъ патріарховъ судилъ Никона, царь Алексѣ й Мих. утвердилъ, что Стрѣ шневъ передъ нимъ, государемъ, сказалъ съ клятвою, что ничего такого не бывало.

Въ числѣ упомянутыхъ вопросовъ Семенъ Лукьян. вставилъ и такой послѣ дній, тридцатый вопросъ: достойно ли проклинать человѣ ка за это?

Паисій, конечно, принялъ сторону царя и синклита и на всѣ вопросы далъ отвѣ ты въ осужденіе поведенія Никона. По поводу проклятія онъ объяснилъ, что, " Если бы мышь взяла освященный хлѣ бъ, нельзя сказать, что она причастилась; такъ и благословеніе собаки не есть благословеніе". Шутить святыми дѣ лами не подобаетъ; но въ малыхъ дѣ лахъ недостойно употреблять проклятіе, потому что тогда считаютъ его за ничто. Къ тому же не должно проклинать безъ суда, а судитъ ли Никонъ въ этомъ случаѣ?

Вопросы Стрѣ шнева и отвѣ ты Паисія распространились между боярами во множествѣ списковъ и, конечно, дошли и до Никона, который съ негодованіемъ написалъ на нихъ возраженія въ объемѣ большой тетради, чуть не цѣ лой книги. Всего больше его раздражило мнѣ ніе Стрѣ шнева, что собственно государь поручилъ ему, Никону, надзоръ надъ церковными судами и доставилъ ему многія преимущества. Здѣ сь въ раздраженіи Никонъ и высказалъ коренное начало всѣ хъ своихъ дѣ яній и всего своего поведенія, именно свой взглядъ на отношенія царской власти къ патріаршей, --такой взглядъ, который вовсе не сходился съ преданіями восточной Церкви и тѣ мъ еще менѣ е сходился съ понятіями Русскаго общества и съ преданіями всей нашей Исторіи. Мнѣ ніе Стрѣ шнева онъ обозвалъ гордостью демона и пояснилъ, что не отъ царей пріемлется начальство святительское, но цари отъ святителей на царство помазуются; что священство выше царства и т. д. Въ этомъ убѣ жденіи высокомѣ рнаго патріарха и скрывалась, какъ упомянуто, коренная основа всей распри и смуты между нимъ и царемъ. И во всемъ этомъ дѣ лѣ поведеніе царя Алексѣ я Мих. сіяло высоконравственною и въ полномъ смыслѣ христіанскою красотою, между тѣ мъ какъ поведеніе патріарха отличалось въ высокой степени гордыми и грубыми поступками и вспыльчивыми неразумными, бранными и оскорбительными рѣ чами.

Во всемъ дѣ лѣ, во всѣ хъ разъясненіяхъ отношеній Никона къ царю самымъ существеннымъ вопросомъ былъ одинъ вопросъ: Что есть царъ? Кроткій и тишайшій государь пожелалъ этоть вопросъ разъяснить окончательно и потому за такимъ разъясненіемъ обратился даже къ Вселенскимъ патріархамъ, которые, четыре патріарха, въ 1663 г. доставили ему это разъясненіе за своею подписью и за подписью двадцати другихъ меньшихъ духовныхъ лицъ области Константинопольскаго патріарха. Ихъ разъясненія прямо и начинаются вопросомъ: что есть царь?

Этотъ вопросъ съ великою скромностью просвѣ чивалъ и въ вопросахъ Семена Лукьяновича.

О Никоновскомъ проклятіи Стрѣ шнева и на соборѣ Вселенскихъ патріарховъ было утверждено, что оно было наложено неправильно, понапрасну.

Впослѣ дствіи, еще до собора, Никонъ простилъ Семена Лукьяновича, разрѣ шилъ отъ клятвы и грамоту къ нему прощальную прислалъ. Говорили, что за это Никонъ взялъ съ Семена Лукьяновича сто рублей; но патріархъ объяснялъ, что простилъ его потому, что Стрѣ шневъ добилъ ему челомъ и обѣ щался Воскресенскому (Новый Іерусалимъ) монастырю работать, и деньги прислалъ вкладомъ въ монастырь послѣ прощенія спустя года съ полтора.

По всему видимо, что Семенъ Лукьяновичъ былъ большой знатокъ церковной книжности и очень любилъ о ней бесѣ довать, такъ что даже и на охотѣ онъ находилъ время разсуждать съ знающими людьми о различныхъ вопросахъ этой книжности. Объ одномъ случаѣ въ этомъ родѣ (1643 г.) разсказываетъ нѣ кій Иванъ Бѣ гичевъ, получавшій отъ него вначалѣ премногую милость и благопріятство незлобивое, а потомъ оказывавшаго ему гнѣ въ и негодованіе и безстудное поношеніе предъ людьми, называя его отступникомъ Вѣ ры Христіанской. Оправдывая себя, Бѣ гичевъ писалъ слѣ дующее:

" Обличаешь ты меня, что въ нѣ кій день слышалъ ты отъ меня таковые богохульные глаголы, будто я возмогъ тако сказать, что Божіе на землю схожденіе и воплощеніе не было, а что и было, то все дѣ йство ангельское... Одно вспоминаю, когда съ тобою я шествовалъ изъ вотчины твоей, зовомой Черная Грязь (вѣ роятно теперешнее Царицыно), на ловъ звѣ риный, тогда ты изволилъ бесѣ довать со мною на пути и сказывалъ мнѣ отъ Бытейскихъ книгъ втораго Исхода, что егда восхотѣ Богъ дати законъ Моисею, и тогда сниде самъ Богь на гору и бесѣ дова со пророкомъ лицомъ къ лицу; показа ему Богъ задняя своя. И тогда я дерзнулъ прекословіемъ пресѣ чь глаголы твои и сказалъ тебѣ: " Коя нужда Богу бесѣ довати къ людямъ и явитися Самому, кромѣ плотскаго смотрѣ нія, Возможно бо есть и ангела послати да тоже сотворити по волѣ Его..." " Развѣ за это одно, что я дерзнулъ молвить тебѣ встрѣ чно, ты поднялся на меня гнѣ вомъ своимъ и клеветою..." " И слѣ пымъ мощно есть разумѣ ти, яко не только задняя или передняя при Бозѣ глаголати и мнѣ ти, но и единыя части не мощно есть не только тѣ леснымъ окомъ зрѣ ти, но и разумнымъ ни мало уразумѣ ти... А ты дерзаеши тако рещи, яко Моисей задняя Божія видѣ лъ..." " Я человѣ къ простой, и учился буквамъ единымъ, дабы могъ прочесть и написать что-либо ради своей надобности и чтобы можно было душу мою грѣ шную спасти, а дальняго ничего не разумѣ ю и съ мудрыми философами и рачителями истины, которые искусны и благоразсудны въ Божественныхъ писаніяхъ, никогда не бесѣ довалъ... И не дивно, что возможно мнѣ и погрѣ шить, ради моего скудоумія и небреженія, но дивно то, что ты съ клеветою поносишь меня не только о сказанномъ мною, но прилагаешь еще больше и свои умышленія, а самъ и въ малой части не искусенъ въ Божественныхъ писаніяхъ, какъ и совѣ тники твои, Никифоръ Воейковъ съ товарищи. Сами они съ выѣ деное яйцо не знаютъ, а вкупѣ съ тобою роптать на меня не стыдятся. И всѣ вы, кромѣ баснословныя повѣ сти, глаголемыя еже о Бовѣ королевичѣ, о которой думается вами душеполезной быти, что изложено есть для младенецъ, иже о Курѣ и о Лисицѣ и о прочихъ иныхъ таковыхъ же баснословныхъ повѣ стей и смѣ хотворныхъ писаній (всѣ вы) Божественныхъ и Богословныхъ дохматъ никакихъ не читали".

Вмѣ стѣ съ симъ Бѣ гичевъ доказывалъ, что нельзя основываться только на буквѣ Писанія, что слѣ дуетъ сокровенное въ Писаніи разсуледать не по буквѣ, но по смыслу или по духу, ибо " духъ живитъ разумѣ ніе, а буква писмени умерщвляетъ. отчего и въ ереси впадаютъ, какъ и н ынѣ многіе пострадали отъ такового недоумѣ нія, такъ и ты, милостивый государь Семень Лукьяновичъ, не притыкайся о семъ единомъ, яже видѣ хъ писано, что глагола Богъ съ Моисеемъ лицомъ къ лицу, и не стой на одной ногѣ да не явишься построменъ и всюду зыблемъ, но приступи и на вторую (ногу) и пойди далѣ е..." {Наша " Замѣ тка о посланіи Ивана Бѣ гичева" въ Археологическихъ Извѣ стіяхъ Моск. Арх. Общества, 1899 г., NoNo 1 и 2.}.

Эти разсужденія даютъ намъ образчикъ тѣ хъ мудрованій, ходившихъ въ тогдашнемъ обществѣ, которыя прямо приводили къ расколу вѣ рованій, то-есть къ раздробленію общественнаго умствованія на многіе нелѣ пые толки, согласія, упованія, какъ обозначалъ себя каждый кружокъ такого суемудрія.

Семенъ Лукьяновичъ немного не дожилъ до окончательной развязки Никонова дѣ ла. 12 декабря 1666 года Никонъ по соборному опредѣ ленію былъ низложенъ съ патріаршества, а Семенъ Лукьяновичъ скончался еще 3 іюля во вторникъ, во второмъ часу дня, то-есть по нашему счету въ шестомъ часу утра.

Въ этотъ день въ первомъ часу, то-есть въ пятомъ утра, царь Алексѣ и Мих. выѣ халъ въ луга подъ селомъ Коломенскимъ на свою любимую утѣ ху, на соколиную охоту, и вскорѣ узналъ о кончинѣ своего дяди и любимаго боярина. Вмѣ сто того, чтобы кушать въ селѣ Коломенскомъ, онъ къ обѣ ду вернулся по этому случаю въ Москву и распорядился о похоронахъ Семена Лук. Погребеніе совершилось по тогдашнему обычаю въ тотъ же день, въ 13 часу дня, то-есть въ исходѣ пятаго часа, -- тогда дневныхъ часовъ било 16. Похоронили боярина съ большимъ почетомъ въ Чудовомъ монастырѣ, но въ какомъ мѣ стѣ, теперь уже неизвѣ стно. На погребеніи были митрополиты: Новгородскій, Казанскій, Ростовскій, Крутицкій, Газскій (Паисій), Сербскій, Амосійскій. Поминки происходили въ монастырской трапезѣ, гдѣ государь жаловалъ всѣ мъ владыкамъ и меньшему духовенству раздавалъ поминовенныя деньги {Записка дневанью 7174 (1666) г., хран. въ Государственномъ Архивѣ Мин. Иностр. Дѣ лъ, въ Спб.}.

Семенъ Лукьяновичъ былъ женатъ на княжнѣ Марьѣ Алексѣ евнѣ Лыковой. Этотъ бракъ состоялся еще въ то время, когда онъ былъ стольникомъ, въ 1637 г. мая 21, и, несомнѣ нно, по сватовству самого гусударя. Передъ свадьбою, по дворцовому обычаю для ближнихъ людей государя, и женихъ, и отецъ невѣ сты являлись къ государю звать его, женихъ къ себѣ на свадьбу, а будущій тесть на свадьбу къ своей дочери. Такъ съ этимъ зовомъ 15 мая 1637 г. представились государю и Семенъ Лукьяновичъ и стольникъ же князь Алексѣ й Ѳ едоровичъ Лыковъ. Обоимъ имъ за этотъ зовъ государь пожаловалъ по кубку серебряному, въ 2 фунта вѣ са слишкомъ каждый; по портищу золотнаго атласа-- Стрѣ шневу лазореваго цвѣ та, Лыкову черленаго (краснаго) и по сороку соболей. На другой день свадьбы новобрачный неотмѣ нно пріѣ зжалъ къ государю челомъ ударить, и государь снова жаловалъ ему благословенiе образомъ и обычные дары. 22 мая Семенъ Лук. получилъ въ благословеніе образъ Благовѣ щеніе Пр. Богородицы и дары: кубокъ серебряный вѣ сомъ въ 3 ф.; атласъ по серебряной землѣ золото, портище атласу обычнаго, портище камки черленой, портище желтой и сорокъ соболей, всего слишкомъ на 123 р. (А. О. П., No 961).

По нѣ которымъ указаніямъ видимо, что у С. Л. Стр ѣ шнева вначалѣ существовалъ дворъ, примыкавшій къ зданіямъ царскаго Хлѣ беннаго дворца и находившійся между Патріаршимъ дворомъ и Троицкимъ подворьемъ. При немъ существовала и церковь Пятницы вблизи упомянутаго подворья.

Этотъ дворъ черезъ Троицкую улицу находился противъ Голицынскаго двора, которымъ также владѣ лъ Семенъ Лукьяновичъ по наслѣ дству отъ отца, какъ упомянуто выше,

Эти оба двора получаютъ особое значеніе при царѣ Ѳ едорѣ Алексѣ евичѣ, когда, по придворнымъ интригамъ и несомнѣ нно по внушеніямъ сторонниковъ царевны Софьи, молодой царь вознамѣ рился въ 1677 г. выселить изъ стараго дворца царицу Наталью Кирилловну съ сыномъ царевичемъ Петромъ. Это происходило въ тотъ годъ (1677), когда царевичу Петру исполнилось 5 лѣ тъ и съ рукъ мамы онъ долженъ былъ поступить на руки дядьки, когда, слѣ дов., долженъ былъ устроиться особый штатъ служебныхъ лицъ при царевичѣ, потребовавшій болѣ е широкаго помѣ щенія, чѣ мъ то, какое было въ хоромахъ царицы. 26 окт. того года послѣ довалъ царскій указъ построить хоромы для царицы и царевича на бывшемъ дворѣ боярина Стрѣ шнева.

Но передъ тѣ мъ, еще въ августѣ, Стрѣ шневскій дворъ былъ измѣ ренъ, при чемъ оказалось, что по улицѣ противъ Троицкаго подворья его межа простиралась на 55 саж., по другой улицѣ Житницкой, противъ городскихъ Житницъ на 57 саж., съ противоположной стороны отъ Конюшеннаго патріаршаго двора 27 саж. и затѣ мъ со стороны примыкавшаго ко двору стариннаго Симоновскаго подворья 35 саж., всего въ окружности 174 саж. Повидимому, згого пространства было недостаточно для постройки новаго дворца, а потому было повелѣ но взять къ этому мѣ сту и Симоновское подворье, которое вскорѣ и было переведено съ своего стариннаго мѣ ста на новое, на пустовавшій Лыковъ дворъ близь Никольскихъ воротъ.

Это подворье находилось между двухъ улицъ Никольской и Житницкой и простиралось со стороны Стрѣ шневскаго двора и патріаршаго Конюшеннаго на 41 саж., со стороны переулка между упомянутыми улицами на 32 саж., въ ширину по Никольской улицѣ оно имѣ ло 12 саж. и по Житницкой 10 саж.

Такимъ образомъ Стрѣ шневское мѣ сто съ прибавкою этого подворья увеличивалось на 10 и 12 саж. въ обоихъ концахъ. Въ октябрѣ того же года подворье съ своими строеніями было перевезено и построено на новомъ Лыковскомъ мѣ стѣ, о чемъ мы говорили выше. Осталась на прежнемъ мѣ стѣ только старинная каменная церковь подворья, Введеніе. Тогда же было повелѣ но около двора и подворья сдѣ лать ограду каменную (А. И., V, 39).

Но начиналась ли здѣ сь постройка самаго зданія этого отдѣ льнаго дворца, свѣ дѣ ній объ этомъ мы не имѣ емъ. Извѣ стно только, что царица Наталья Кир. не согласилась выѣ хать изъ стараго дворца, и по этому случаю Крекшинъ разсказываетъ, что малолѣ тній царевичъ Петръ самъ ходилъ къ своему брату царю Ѳ едору Ал. жаловаться на новаго Годунова, на приближеннаго къ царю думнаго постельничаго Ивана Максим. Языкова, устроившаго это перемѣ щеніе царицы Натальи и съ сыномъ. " Жалобу приношу", говорилъ (будто бы) плачущій ребенокъ, " на Годунова, нарицаемаго Языкова, который хочетъ меня нечестно и съ матерью моею выслать изъ дома моего отца и отъ тебя, государя, какъ древній Годуновъ царевича Димитрія". Конечно, такъ говорилъ не ребенокъ, а повѣ ствователь этой исторіи, несомнѣ нно пользовавшійся въ этомъ случаѣ придворною молвою. Крекшинъ добавляетъ, что царь, оправдывая Языкова, отвѣ тилъ, что повелѣ лъ въ прибавку дать царицѣ новое помѣ щеніе во дворцѣ. Это происходило уже въ 1679 г., когда около предположеннаго новаго царскаго двора была построена и каменная ограда, остававшаяся на протяженіи по улицѣ на 100 саж. до разобранія ея при постройкѣ Арсенала въ 1702--1706 гг.

Однако, послѣ жалобы царевича, эта затѣ я сторонниковъ царевны Софіи осталась неисполненною. Вмѣ сто дворца царицы здѣ сь былъ устроенъ дворцовый новый Запасный дворъ, гдѣ появились сахарныя полаты, дровяной дворъ, многія ѣ ственныя печи, очаги и т. п. Церковь св. Пятницы стала обозначаться: что на новомъ Запасномъ государевомъ дворѣ, а также -- что на дворѣ Стрѣ шнева. Послѣ днее обозначеніе сохранялось даже и въ 1722 г., когда и Симоновская церковь Введенія тоже обозначалась: что на дворѣ Стрѣ шнева, на Стрѣ шневомъ дворѣ.

Въ концѣ XVII ст. на этомъ Запасномъ дворѣ, гдѣ находился дворцовый плотничный дворъ и поварни, было устроено подворье Донскаго монастыря, переведенное потомъ на Лыковъ дворъ и занявшее тамъ мѣ стность Архангельскаго подворья, которое къ тому времени было упразднено (наше Описаніе Донскаго монастыря, изд. 2, стр. 120).

Какъ бы ни было, но впослѣ дствіи все-таки суждено было на этомъ самомъ мѣ стѣ построиться новому уже Императорскому дворцу.

Въ 1730 г. императрица Анна Ивановна, прибывшая въ Москву для коронованія, съ трудомъ должна была помѣ ститься въ Кремлѣ въ полатахъ древняго Потѣ шнаго дворца, наскоро устроенныхъ для ея житья. Старый царскій Кремлевскій дворецъ въ это время былъ въ великомъ запустѣ ніи, а отчасти и въ развалинахъ. Испытывая тѣ сноту и глухоту помѣ щенія отъ многихъ старыхъ строеній, окружавшихъ Потѣ шный дворецъ, императрица задумала, для необходимаго пребыванія въ Кремлѣ, построить себѣ новый дворецъ и выбрала для него мѣ сто возлѣ новостроящагося Арсенала, именно то мѣ сто, гдѣ находился дворъ Стрѣ шнева. Дворецъ былъ выстроенъ деревянный въ теченіи лѣ та того года по проекту оберъ-архитектора графа фонъ-Растрелли. Въ половинѣ сентября въ немъ топили уже печи и устроивали домовую церковь, для которой иконостасъ и царскія двери взяты изъ бывшей церкви при хоромахъ царицы Натальи Кирилловны и царевича Петра, воимя Петра и Павла, а различная утварь была взята изъ старыхъ дворцовыхъ церквей. Октября 28 императрица праздновала въ немъ свое новоселье и наименовала этотъ дворецъ Аннингофомъ. По отзыву современниковъ, дворецъ былъ выстроенъ очень красиво.

Въ томъ же 1730 г. имя Аннингофъ было перенесено и на нововыстроенный дворець на Яузѣ, возлѣ Головинскаго дворца.

Кремлевскій Аннингофъ по указу императрицы 17 марта 1736 г. былъ разобранъ и перевезенъ къ Аннингофу Яузскому, гдѣ такимъ образомъ появились Аннингофы лѣ тній и зимній.