Денежное соперничество

В процессе эволюции культуры возникновение празд­ного класса совпадает с зарождением собственности. Это непременно так, ибо эти два института являются резуль­татом действия одних и тех же экономических сил. На этапе зарождения это всего лишь разные аспекты одних и тех же общих фактов о строении общества.

В свете стоящих перед нами целей собственность и праздность представляют интерес именно как элементы социальной структуры, как традиционное явление. Привычпое пренебрежение работой не достаточно для выделе­ния праздного класса; одно только механистическое рас­смотрение факта наличия в обществе пользования в потребления также не позволяет выделить институт соб­ственности. В настоящем исследовании, таким образом, не рассматривается зарождение праздности, а также начало присвоения полезных предметов в целях индивиду­ального потребления. Интересующими нас моментами являются происхождение и природа традиционного празд­ного класса, с одной стороны, и истоки индивидуальной собственности как освященного традицией права или спра­ведливого притязания – с другой.

Ранней дифференциацией, из которой возникло рас­слоение общества на праздный и работающий классы, яв­ляется поддерживающееся на низших ступенях варвар­ства различие между мужской и женской работой. Таким же образом самой ранней формой собственности является собственность на женщин со стороны здоровых мужчин общины. Этот факт можно выразить в более общих словах и ближе к пониманию жизни самими варварами, сказав, что это – собственность на женщину со стороны муж­чины.

До того как возник обычай присвоения женщин, несомненно, имело место присвоение каких-то полезных предметов. Такая точка зрения оправдывается практикой существующих архаичных общин, в которых нет собственности на женщин. Во всяком обществе его члены того и другого пола привычным образом присваивают в личное пользование целый ряд полезных вещей, но эти полезные вещи не мыслятся как собственность человека, который их присваивает и потребляет. Закрепленное привычкой при­своение и потребление определенного незначительного движимого имущества происходит без возникновения во­проса о собственности, т. е. вопроса, установленного тра­дицией справедливого притязания на посторонние по отношению к индивиду предметы.

Женщины попадают в собственность на низших ступе­нях варварской культуры, повидимому, начиная с захва­та пленниц. Первоначальной причиной захвата и присвоения женщин была, вероятно, их полезность в качестве трофеев. Практика захвата у врага женщин в качестве трофея привела к возникновению собственности в форме брака, приведшему к семье с мужчиной во главе. Вслед за этим рабство распространяется на других пленников и людей, попадающих в подчинение, кроме женщин, а соб­ственность в форме брака распространяется не только на тех, что захвачены у врага, а и на других женщин. Про­дуктом соперничества в условиях хищничества таким образом, явились, с одной стороны, возникновение формы брака, опирающегося на принуждение, и, с другой – обы­чай владения собственностью. Эти два института неразли­чимы в начальной стадии своего развития, они оба возни­кают из стремления преуспевающих мужчин представить в доказательство проявленной доблести что-то надежное. Они оба также находятся в подчинении у той склонности к мастерству, которая пронизывает все хищнические общества. Понятие собственности распространяется от женщин как объектов собственности на продукты их тру­да; таким образом, возникает собственность как на людей, так и на вещи.

Таким путем устанавливается стройная имуществен­ная система. И хотя на поздних ступенях развития обще­ства полезность предметов в потреблении стала наименее явным параметром их ценности, богатство все же ни в коей мере не утратило своего сугубо практического значе­ния как престижное свидетельство силы владельца.

Где бы ни обнаруживался институт частной собствен­ности, пусть даже в слаборазвитой форме, там процесс экономического развития носил характер борьбы за обладание имуществом. В экономической теории, особенно сре­ди тех экономистов, которые привержены современным доктринам классического толка, вошло в обычай понимать эту борьбу за богатство как, по сути дела, борьбу за суще­ствование. Несомненно, она носит по большей части имен­но такой характер на ранних, менее производительных этапах трудовой деятельности. Таковым является ее ха­рактер и там, где «скупость природы» так велика, что предоставляет обществу лишь скудное пропитание в обмен на энергичные и непрестанные усилия, направляемые на добывание средств к существованию. Однако во всех развивающихся обществах в настоящее время сделан шаг вперед от той ранней ступени развития технологии. Эф­фективность производства доведена в настоящее время до такого уровня, когда производство предоставляет занятым в трудовом процессе нечто существенно большее, чем едва достаточные средства к существованию. В экономической, теории стало обычным говорить о продолжающейся на новой производственной основе борьбе за благосостояние как о соревновании за увеличение жизненных благ – прежде всего, материальных, – предоставляемых системой ма­териального потребления.

Целью приобретения и накопления принято считать потребление накопленных материальных благ – будь то потребление непосредственно самим владельцем или его семьей, которая при таком теоретическом подходе отож­дествляется с ним. По крайней мере, считается, что эко­номическая теория вправе принимать в расчет одну толь­ко эту цель приобретения. Можно, конечно, подразуме­вать, что такое потребление служит материальным нуж­дам потребителя – его материальному благу или же его так называемым высшим запросам, духовным, эстетиче­ским, интеллектуальным и всяким прочим, причем послед­ние обслуживаются материальным потреблением косвен­но, что должно быть некоторым образом знакомо всем интересующимся экономикой.

Однако только в том случае, когда термин «материаль­ное потребление» взят в далеком от своего наивного смыс­ла значении, можно сказать, что материальное потребле­ние дает силу стимулу, от которого неизменным образом происходит накопление. Мотив, лежащий в основе соб­ственности, – соперничество; этот же мотив соперниче­ства, на базе которого возникает институт собственности, остается действенным в дальнейшем развитии этого института и в эволюции всех тех черт социальной структуры, к которым собственность имеет отношение. Обладание богатством наделяет человека почетом, почет выделяет людей и делает их объектом зависти. Нельзя сказать ни­чего столь же веского ни о потреблении материальных благ, ни о каком-либо другом стимуле к приобретению, и в частности ни о каком стимуле к накоплению.

Не следует, конечно, упускать из виду тот факт, что в обществе, где почти все материальные ценности являются частной собственностью, необходимость зарабатывать средства к жизни есть мощный вездесущий стимул для более бедных членов общества. Потребность в поддержа­нии существования и в увеличении материальных благ может в течение какого-то времени быть преобладающим мотивом приобретения для тех классов, которые, по обы­чаю, заняты ручным трудом, чьи средства к существова­нию не имеют надежного основания и которые владеют малым и обыкновенно немного накопляют; однако в ходе рассмотрения выяснится, что даже у этих бедных классов преобладание стимула потребления материальных благ не является таким неоспоримым, как иногда предполагают. С другой стороны, для членов и слоев общества, которые главным образом заняты накоплением богатства, стимул поддержания жизни и потребления материальных благ значительной роли не играет. Причины зарождения и ста­новления института собственности не связаны с тем ми­нимумом средств, который нужен для поддержания жиз­ни. Главный стимул исходил сначала из различий и зави­сти, связанных с уровнем благосостояния, и никакой другой стимул, кроме как временно и в силу исключения, на более поздней ступени развития не захватывал главен­ствующего положения.

Имущественная собственность появилась, когда добы­ча, захваченная в ходе успешных набегов, стала высту­пать в качестве трофеев. До той поры, пока группа не отошла далеко от первобытнообщинной организации и нахо­дилась в тесном соприкосновении с другими, враждебны­ми группами, полезность людей и вещей, попадавших в собственность, заключалась главным образом в том, что обладание ими давало основание для проведения завистнического сопоставления между их владельцем и врагом, у которого они были отобраны. Обычай дифференциации интересов индивида и интересов тех, кто принадлежит к его же группе, появился, по-видимому, позже. Завистническое выявление соотношения между обладателем пре­стижной добычи и его менее удачливыми соплеменника­ми, вероятно, рано стало выступать в качестве полезного компонента, хотя вначале оно и не составляло главного элемента ценности в предметах собственности. Мужская доблесть еще была, прежде всего, групповой доблестью, и обладатель добычи еще чувствовал себя главным образом хранителем чести своей группы. С такой оценкой доблест­ной деятельности с общинной точки зрения мы встреча­емся также и на более поздних ступенях развития обще­ства, особенно в военных почестях.

Однако как только обычай индивидуальной собствен­ности обретает постоянство, начинает меняться и точка зрения в завистническом сопоставлении, на котором поко­ится частная собственность. На самом деле одно изменение является лишь отражением другого. Начальная стадия развития института собственности, стадия приобретения путем откровенного захвата и обращения в свою пользу, переходит в следующую стадию – стадию организации производства, зарождающегося на основе частной собст­венности (па рабов); племя развивается в более или ме­нее экономически самостоятельную производственную общность; теперь приобретения начинают цениться не столько как свидетельства успешного исхода набега, а, скорее, как свидетельства превосходства обладателя этих материальных ценностей в силе над другими индивидами в пределах общности. Завистническое сопоставление те­перь становится прежде всего, сравнением владельца соб­ственности с другими членами группы. Собственность еще сохраняет природу трофея, но с развитием культуры счет трофеев, свидетельствующих об успехах, все более стано­вится счетом успехов в азартной погоне за собственно­стью, ведущейся между членами группы но квазимиролюбивым правилам кочевой жизни.

По мере того как хищническая деятельность вытесня­ется производственной деятельностью в повседневной жизни общины, а также в образе мышления людей, трофеи хищнических набегов как общепринятый показатель успеха и превосходства в силе постепенно, но все более заменяются накопляемой собственностью. С ростом налаженного производства обладание богатством приобре­тает все большее относительное значение и набирает силу в качестве привычной основы уважения и почета. Не то чтобы другие, более непосредственные свидетельства доблести перестают вызывать уважение или что успешный акт хищнической агрессии или военный подвиг перестают вызывать одобрение и восхищение толпы или возбуждать зависть менее удачливых соперников; но возможность отличиться посредством такой прямой демонстрации сво­ей превосходящей силы становится все меньшей и предо­ставляется все реже. В то же время возможностей для агрессии в сфере производства и накопления собствен­ности квазимирными способами в кочевом скотоводстве становится больше, и они предоставляются чаще. Еще более уместным будет сказать, что собственность являет­ся теперь самым ярким доказательством успеха, достой­ного почитания, отличаясь от героического или выдающе­гося достижения. Она становится, таким образом, общепринятой основой уважения. Для того чтобы занять сколько-нибудь почетное положение в обществе, облада­ние некоторой собственностью просто необходимо. Чтобы сохранить свое доброе имя, каждый человек теперь обяза­тельно должен накоплять и приобретать собственность. Став, таким образом, общепринятым признаком способностей, накопленные материальные ценности вскоре приоб­ретают характер независимой и определенной основы уважения. Обладание материальными ценностями, добы­тыми своими собственными агрессивными усилиями или же пассивным образом, путем унаследования от других, является общепринятой основой почета. Обладание богатством, которое сначала ценилось просто как свидетельства проявленных способностей, само по себе становится в представлении людей похвальным делом. Само богатство по сути своей теперь почетно, ибо оно наделяет почетом своего обладателя. При дальнейшем совершенствовании института собственности богатство, приобретенное пассив­но, путем унаследования от родственных предков или дру­гих предшественников, вскоре становится даже более по­четным, чем состояние, приобретенное собственными усилиями владельца, однако это различие относится к более поздней ступени эволюции денежной культуры, и о нем будет идти речь в соответствующем месте изло­жения.

Хотя основой банальной почитаемости и безупречного положения в обществе становится обладание богатством, подвиги и доблесть могут все еще оставаться основанием для снискания самого высокого уважения людей. Хищни­ческий инстинкт, а вслед за ним и одобрение хищнических способностей глубоко укоренились в образе мышле­ния тех народов, которые прошли школу длительной хищ­нической культуры. Самыми высокими почестями, кото­рые только можно заслужить у народа, все еще остаются почести, добытые проявлением чрезвычайных хищниче­ских склонностей на войне или квазихищнических способ­ностей в государственном управлении; но просто для при­обретения приличного положения в обществе эти средства к достижению славы заменились приобретением и накоп­лением материальных ценностей. С тем чтобы пристойно выглядеть в глазах общества, необходимо подходить под некий несколько неопределенный, принятый в обществе уровень благосостояния, точно так же как на ранней хищнической стадии варвару необходимо было подходить под принятый у племени уровень физической выносливо­сти, ловкости и владения оружием. Некоторый уровень, в одном случае – наличие богатства, а в другом – доблес­ти, есть необходимое условие почитания, а всякое пре­вышение этого уровня достойно похвалы.

Те члены общества, которые не дотягивают до этой несколько неопределенной степени доблести или нормы собственности, теряют уважение своих собратьев, а вскоре теряют и свое собственное уважение, так как его обычной основой является почтение, оказываемое соседями. Толь­ко индивиды с характером, отклоняющимся от нормы, способны в конечном счете, сохранить уважение к себе, не­смотря на неуважение со стороны своих товарищей. Встречаются и видимые исключения из общего правила, особенно среди людей с сильными религиозными убежде­ниями. Однако эти случаи вряд ли представляют собой настоящие исключения, так как такие люди прибегают, по обыкновению, к мнимому одобрению со стороны неко­его сверхъестественного свидетеля их деяний.

Как только обладание собственностью становится осно­вой для уважения людей, оно тем самым становится так­же необходимым для той удовлетворенности собой, которую мы называем самоуважением. Во всяком обществе, где имеется обособление материальных ценностей, инди­виду ради его собственного душевного покоя нужно владеть такой же долей материальных ценностей, как и дру­гие, те, в один класс с которыми он, по обыкновению, себя помещает; и крайнее удовольствие – обладать несколько большим, чем другие. Но коль скоро человек делает новые приобретения и достигаемый им в результате этого новый уровень благосостояния становится для него привычным, этот новый уровень тотчас перестает доставлять сколь-нибудь большее удовлетворение, чем доставлял прежний. Во всяком случае, наблюдается общая тенденция к пре­вращению существующего денежного уровня в отправной момент для нового увеличения богатства, а это в свою оче­редь выдвигает новый уровень достатка и новую расста­новку сил между благосостоянием своих соседей и своим собственным. В том, что касается данного вопроса, цель, преследуемая накоплением, состоит в том, чтобы возвы­ситься над другими, приобрести большую денежную силу по сравнению с остальными членами общества. Пока для нормального, среднего индивида результат такого сравне­ния оказывается явно неблагоприятным, он будет жить в постоянной неудовлетворенности своим настоящим уде­лом; когда же он достигнет уровня, который можно назвать престижной денежной нормой данного общества или данного слоя общества, его постоянная неудовлетво­ренность уступит место беспокойному, напряженному стремлению вырваться вперед и все более увеличивать разрыв между своим денежным состоянием и той средней престижной нормой. Индивид никогда не будет настолько удовлетворен результатом своего завистнического сопо­ставления, чтобы в борьбе за денежную престижность не иметь охоты поставить себя еще выше по отношению к своим соперникам.

Жажду богатства в силу ее природы почти невозмож­но утолить в каждом отдельном случае, а об удовлетворении общего стремления к богатству большинства, очевид­но, не может быть и речи. Как бы всеохватывающе, поров­ну или «справедливо» ни распределялся общий прирост общественного благосостояния, он нисколько не приблизит насыщение той потребности, почвой для которой яв­ляется стремление каждого превзойти всякого другого в накоплении материальных ценностей. Если бы, как иногда полагают, стимулом к накоплению была нужда в средст­вах существования или в материальных благах, тогда со­вокупные экономические потребности общества понятным образом могли быть удовлетворены при каком-то уровне развития производственной эффективности, но, посколь­ку борьба по сути является погоней за престижностью на основании завистнического сопоставления, никакое при­ближение к определенному уровню потребления невоз­можно.

Только что сказанное нельзя понимать так, что нет никаких других стимулов приобретения и накопления, кроме этого желания превзойти других в денежном положении и таким образом, добиться уважения и зависти своего собрата. Стремление к большему комфорту и обес­печенности выглядит как повод к накоплению на каждой стадии этого процесса в современном промышленном обще­стве, хотя престижный уровень достатка в этом отноше­нии в свою очередь находится в очень большой зависимо­сти от привычки к денежному соперничеству. Этим сопер­ничеством в значительной мере обусловлено формирова­ние способов потребления и выбор предметов потребления для личных благ и приличных средств к жизни

Помимо этого, мотивом к накоплению является власть, даруемая богатством.

Склонность к целенаправленной дея­тельности и отвращение, испытываемое при всякой бес­плодности своих усилий, присущи человеку в силу его свойства выступать в качестве агента действия и не по­кидают его даже тогда, когда он поднимается над уровнем наивной общинной культуры, где доминирующей нотой является не подвергаемое анализу и безраздельное едине­ние индивида и группы, с которой связана его жизнь. Когда перед ним открывается хищнический путь, где свое­корыстие в узком смысле слова становится преобладаю­щим, эта склонность еще остается при нем как всепрони­кающая черта, формирующая образ его жизни. Скрытым экономическим мотивом остается склонность к достиже­нию успеха и нерасположение к тщетности усилий. Изме­няются лишь форма выражения этой склонности и непо­средственные объекты, на которые она направляет деятельность человека. При системе индивидуальной соб­ственности наиболее доступными для достижения цели являются те средства, которые предоставляет приобрете­ние и накопление материальных ценностей, и, когда скла­дывающийся на базе уважения к себе антитезис «я – он» становится более осознанным, склонность к достижени­ям – инстинкт мастерства – все более стремится принять форму напряженных стараний превзойти других в денеж­ном успехе. Денежный успех, поверяемый завистническим сопоставлением себя с другими людьми, становится обще­принятой целью всякого действия. Сопоставление себя с другими людьми приобретает благоприятный для челове­ка исход в результате стремления к одной цели – денеж­ному успеху, – являющейся в текущий момент общепри нятой и законной, и, следовательно, нерасположение к тщетным действиям в значительной степени сращивается со стимулом соперничества. Оно направлено на усиление борьбы за денежную престижность путем наложения рез­кого неодобрения на всякий промах и всякое свидетельст­во промаха в деле денежного преуспевания. Целенаправ­ленными начинают считаться главным образом те усилия, которые ведут к более достоверному проявлению накопленного богатства. Среди мотивов, которыми руко­водствуются люди при накоплении богатства, первенство и по размаху, и по силе остается за этим мотивом денеж­ного соперничества.

Возможно, излишне говорить, что при использовании термина «завистнический» у нас нет никакого намерения отнестись к какому-либо из явлений, для характеристики которых употребляется это слово, с пренебрежением или превознести его, счесть его достойным похвалы или предо­судительным. Термин используется в специальном значении, описывая сопоставление людей друг с другом в целях оценки и расположения их по рангу достоинств и значи­мости – в каком-то эстетическом или моральном смыс­ле, – таким образом, закрепляя за ними соответствующие степени самодовольства, которое от них можно ожидать или на которое они вправе рассчитывать сами. Завистническое соперничество есть процесс оценки людей в отно­шении их достоинства.