Что такое глобализация? 2 страница

красные протекционисты уже на всякий случай стряхивают со своих одежд пыль классовой борьбы; глобализация для них – всего лишь подтверждение их «правоты». Они радост-24

но отмечают праздник возрождения марксизма. Но это уто­пическая, слепая правота.

От этих ловушек глобализма следует отличать то, что я – следуя за англосаксонской дискуссией – называю глобально­стью и глобализацией.

Под глобальностью понимается то, что мы давно уже живем в мировом обществе, в том смысле, что представление о зам­кнутых пространствах превратилось в фикцию. Ни одна стра­на или группа стран не может отгородиться друг от друга. Раз­личные формы экономического, культурного, политического взаимодействия сталкиваются друг с другом, поэтому само собой разумеющиеся вещи, в том числе и самоочевидности западной модели, приходится оправдывать заново. «Мировое общество» имеет в виду общность социальных отношений, которые не могут интегрироваться в национально-государ­ственную политику или определяться ею. При этом ключе­вую роль играет (инсценированная национальными средства­ми массовой информации) самоидентификация, в результате чего под мировым обществом (в узком смысле) – тут я пред­лагаю операционный (и политически релевантный) крите­рий – понимается воспринимаемое, рефлексивное мировое об­щество. Вопрос о том, в какой мере оно существует на самом деле (по теореме Томаса, согласно которой то, что люди счита­ют реальным, и становится реальностью), эмпирически обора­чивается другим вопросом: как и в какой мере люди и культуры мира воспринимают себя во взаимном переплетении своих раз­личий и в какой мере это самовосприятие в рамках мирового общества становится существенным фактором поведения¹.

«Мир» в словосочетании «мировое общество» означает, следовательно, различия, многообразие, а «общество» – н е -ин-¹ См. об этом на с. 73 и след., 89 и след., 124–139, 156–163 наст. изд.

тегрированность, поэтому (вместе с М. Олброу) мировое об­щество можно понимать как многообразие без единства. А это предполагает – как будет показано в настоящей книге - очень разные по своей сути вещи: транснациональные формы про­изводства и конкуренцию на рынке труда, глобальную отчет­ность в средствах информации и транснациональный поку­пательский бойкот, транснациональные формы жизни, воспринимаемые как «глобальные» кризисы и войны, исполь­зование атома в военных и мирных целях, разрушение при­роды и т. д.

Напротив, глобализация имеет в виду процессы, в которых национальные государства и их суверенитет вплетаются в пау­тину транснациональных акторов и подчиняются их властным возможностям, их ориентации и идентичности.

Существенным признаком различения между Первым и Вторым модерном является невозможность устранить уже возникшую глобальность. Это означает, что рядом друг с дру­гом существуют различные собственные логики экологиче­ской, культурной, экономической, политической и обще­ственно-гражданской глобализации, несводимые друг к другу и не копирующие друг друга, а поддающиеся расшифровке и пониманию только с учетом их взаимозависимостей. Легко предположить, что именно благодаря этому открывается воз­можность и простор для политического действия. Почему? Потому что только так можно выйти из подчинения деполи-тизированному глобализму, только при появляющемся в пер­спективе условии многомерной глобальности лопается и раз­летается на куски принудительная идеология глобализма. Что же не позволяет устранить глобальность? Восемь причин, сра­зу обозначу их в кратких тезисах:

1. Расширение географии и нарастающая плотность кон­тактов в сфере международной торговли, глобальное

переплетение финансовых рынков, увеличивающаяся мощь транснациональных концернов.

2. Продолжающаяся информационная и коммуникацион­но-технологическая революция.

3. Повсеместно выдвигаемые требования соблюдения прав человека, т. е. принцип демократии (на словах).

4. Изобразительные потоки охватившей весь мир индуст­рии культуры.

5. Постинтернациональная, полицентрическая мировая политика – наряду с правительствами существуют транс­национальные акторы, могущество и количество кото­рых постоянно растут (концерны, неправительственные организации, Организация Объединенных Наций).

6. Вопросы глобальной нищеты.

7. Проблемы глобального разрушения окружающей среды.

8. Проблемы транскультурных конфликтов на местах.

В этих условиях новое значение приобретает социология – как исследование того, что значит человеческая жизнь в за­падне, в которую превратился мир. Глобальность отражает то обстоятельство, что отныне все, что происходит на нашей пла­нете, несводимо к локально ограниченному событию, что все изобретения, победы и катастрофы касаются всего мира и что мы должны нашу жизнь и наши действия, наши организации и институции подвергнуть реориентации и реорганизации в соответствии с осью «локальное – глобальное». Глобальность, понимаемая таким образом, означает новое положение Вто­рого модерна. Это понятие одновременно сводит воедино важнейшие причины, по которым стандартные ответы Пер­вого модерна становятся противоречивыми и непригодными для Второго модерна, поэтому политика Второго модерна дол­жна быть заново определена и обоснована.

В отличие от понятия глобальности глобализация есть, вы­ражаясь старомодным языком, диалектический процесс, ко­торый создает транснациональные социальные связи и про­странства, обесценивает локальные культуры и способствует возникновению третьих культур. «Немножко того, немнож­ко этого – вот путь, каким приходит в мир новое» (Салман Рушди). В этой сложной системе отношений можно по-но­вому ставить вопросы о масштабах и границах глобализации, имея в виду прежде всего три параметра:

во-первых, расширение в пространстве;

во-вторых, стабильность во времени;

и, в-третьих, плотность транснациональных сетей связи, отношений и телевизионных потоков.

В этом понятийном контексте можно поставить и следую­щий вопрос: в чем заключается историческая особенность нынешней глобализации и ее парадоксов в определенных местах (например, в сравнении с развивающейся уже со вре­мен колониализма «мировой капиталистической системой», о которой говорит Иммануэль Уоллерстайн)? ¹

Особенность процесса глобализации заключается сегодня (и, возможно, будет заключаться в будущем) в устанавливае­мых эмпирическим путем расширении, плотности и стабиль­ности взаимодействующих регионально-глобальных сетей связи и их массмедиальной самоидентификации, а также социальных пространств и их телевизионных потоков на культурном, по­литическом, хозяйственном, военном и экономическом уровнях ². Мировое сообщество – не мега-национальное сообщество, вбирающее в себя и ликвидирующее все национальные об-¹ Об И. Уоллерстайне см. с. 62–66 наст. изд.

² Это подчеркивает группа ученых под руководством Хелда Д. Die Globalisierung der Wirtschaft, in: Beck U. (Hg.), Politik der Globalisierung, a. a. O.

щества, а отмеченный многообразием и не поддающийся ин­теграции мировой горизонт, который открывается тогда, ког­да он создается и сохраняется в коммуникации и действии.

Люди, скептически относящиеся к глобализации, спросят: что тут нового? И ответят: ничего действительно важного. Но они не правы ни в историческом, ни в эмпирическом, ни в теоретическом отношении. Новы не только повседневная жизнь и действия, перешагнувшие национально-государ­ственные границы и покрывшие государства плотной сетью взаимных зависимостей и обязанностей; нова и «не-привя-занность к определенному месту» общности, труда и капита­ла; новы также осознаваемые угрозы экологии и связанные с этим арены действия; ново не поддающееся разграниче­нию восприятие транскультурных «других» в собственной жизни со всеми противоречащими друг другу достоверны­ми фактами; нов уровень циркуляции «глобальной инду­стрии культуры» (Скотт Лэш/Джон Урри); новы и увели­чившееся количество европейских государств, и могуще­ство транснациональных акторов, институций и договоров; наконец, нов размах экономической концентрации, кото­рый, правда, притормаживается новой, не признающей го­сударственных границ конкуренцией.

Под глобализацией, таким образом, подразумевается и отсутствие всемирного государства. Точнее: наличие миро­вого общества без всемирного государства и без всемирного пра­вительства. Речь идет о расширении глобально дезорганизо­ванного капитализма. Ибо не существует насаждающей гегемонию власти и интернационального режима – ни в эко­номическом, ни в политическом смысле.

В горизонте этого различения наше сочинение делится в дальнейшем на три части. Во второй части, названной «Что имеет в виду глобализация?», кратко описываются и сопо-29

ставляются многозначность, амбивалентность и парадоксы глобальности и глобализации в общественном, экономичес­ком, политическом, экологическом и культурном плане.

Как будет показано в третьей части, озаглавленной «Заблу­ждения глобализма», игровое пространство, примат полити­ческого аспекта могут быть снова завоеваны только в процес­се решительной критики глобализма.

В четвертой части – «Ответы на вызов глобализации» – для мозгового штурма публичного в качестве противоядия от на­ступившего паралича политики намечаются десять отправных точек, которые помогут ответить на политические вызовы гло­бальной эпохи.

Заключение представляет собой опыт предсказания в духе Кассандры: что произойдет, если ничего не произойдет, – бра-зилизация Европы.

3 о

III

Шок глобализации: запоздалая дискуссия

Дискуссия о глобализации достигла нашей страны и по­трясла ее с опозданием. В Великобритании, к примеру, о «g-word», слове, начинающемся на «г», вот уже более десяти лет ведут оживленные и плодотворные споры все политиче­ские партии с участием ученых- экономистов, социологов, по­литологов и историков. Тем неожиданнее оказался шок гло­бализации в Германии.

Одна из причин этого шока состоит в том, что, по преоб­ладающему у нас мнению, глобализация односторонне свя­зывается в первую очередь с уменьшением рабочих мест для местного населения и их перемещением в страны с низкой оплатой труда – и это в то время, когда общество, несмотря на непрекращающийся экономический рост и стремительно повышающиеся прибыли транснациональных концернов, терзает массовая безработица, напоминающая безработицу в Веймарской республике.

Наряду с этим можно назвать еще четыре причины поли­тического шока, вызванного глобализацией и охватившего Центральную Европу, Францию, Австрию, Швейцарию, Ита­лию и особенно Германию.

Во-первых, страны и общества с первичным экономическим самосознанием – «национализм немецкой марки», «экспорти­рующая нация» – чувствуют себя особенно ущемленными и подвергаемыми опасности со стороны надвигающейся якобы извне глобализации – этим детищем мирового рынка.

Во-вторых, социальные государства, такие, как Франция и Германия, относятся, в отличие от США и Великобрита-31

нии, к странам, проигрывающим от процесса глобализации. Они попали в затруднительное положение из-за социальной политики в эпоху экономического глобализма: развитие эко­номики уходит из-под национально-государственного кон­троля, в то время как социальные последствия этого процес­са – безработица, миграция, нищета – накапливаются в системе национального социального государства.

В-третьих, глобализация до основания потрясает самоиден­тификацию гомогенного, закрытого, замыкающегося на себя национально-государственного пространства, называемого Федеративная Республика Германия. Великобритания, на­против, была мировой империей, и глобализация для нее – лишь приятное воспоминание о прошлом. Правда, Германия тоже давно уже представляет собой глобальное пространство, в котором сталкиваются культуры мира и их противоречия. Но эта реальность до сих пор была затемнена господствую­щим представлением о себе как о в значительной мере гомо­генной нации. Все это выяснилось в ходе дебатов о глобали­зации. Ибо глобализация, как уже говорилось, означает прежде всего денационализацию – эрозию, но и возможную трансформацию национального государства в государство транснациональное.

Шок глобализации как шок денационализации ставит под сомнение не только ключевые категории послевоенной иден­тичности немцев, корпоративную «Германию как модель» с ее специфической социальной системой. Этот опыт и вызов, в-четвертых, плохо согласуется в конечном счете с теми спор­ными проблемами, которые были вызваны объединением двух Германий. Ведь драма объединения (кое в чем напоми­нающая супружескую драму) обернулась тем, что немцы ста­ли заниматься собой и задаваться вопросом, что осталось от «немецкой» общности после полувековой жизни врозь и ка-32

кие элементы этой общности заслуживают того, чтобы иден­тифицировать себя с ними? И в ту фазу, когда у немцев при­шла пора посмотреть на самих себя и задать себе вопросы, вдруг врывается сообщение о глобализации: национальное го­сударство утрачивает, сверх запланированных уступок ком­петенций в рамках общего европейского рынка, суверенитет и субстанцию, причем во всех сферах – финансовых ресур­сов, политической и экономической свободы действий, ин­формационной и культурной политики, повседневной иден­тификации граждан. Вопрос о том, как могут возникать «транснациональные государства» в ответ на глобализацию¹, что это означает в экономическом, военном, политическом и культурном отношении, обсуждается только в форме кратких тезисов.

Если в угаре удивительного 1989 года еще считалось, что «срастается все, что по сути едино» (Вилли Брандт), то теперь в ходе дискуссии о глобализации ее участники приходят к вы­воду, что в основе этих надежд – и последующего разочаро­вания в них – лежит устаревшее представление о националь­но-государственной идиллии. Если унаследованная модель национального государства вообще имеет шанс выжить в новой структуре власти, порожденной мировым рынком и транснациональными акторами и движениями, то только в том случае, если процесс глобализации станет критерием на­циональной политики во всех сферах (экономика, право, ар­мия и т. д.)

Признать это не дано отдельным людям или общественным и политическим организациям по их собственному усмотре­нию. Новая ситуация, сложившаяся в мировом обществе, в результате которой становится фикцией представление о

¹ См. об этом с. 188–198 и 228–236 наст. изд.

«национальном» продукте, национальных фирмах, нацио­нальной индустрии (и даже о национальных спортивных со­юзах), вынуждает под угрозой наказания в виде экономи­ческого, политического и культурного упадка с пониманием отнестись к возможностям, идеологиям, парадоксам и исте­риям эры глобализации. Но прежде всего к новой расстанов­ке сил, от которой зависят все – кто в большей, кто в мень­шей степени. Другими словами: глобализация есть неустранимое условие человеческой деятельности в конце ХХ века.

В связи с этим должны быть заново осмыслены основы Первого модерна. Что значит толерантность? Какое содержа­ние вкладывается в понятие «права человека», которые, в от­личие от культуры, должны быть одинаковыми для всех? Кто гарантирует права человека в постнационально-государствен­ном мире? Как спасти, как реформировать перед лицом обо­стряющейся глобальной нищеты и сужающегося рынка тру­да социальные гарантии, которые до сих пор в значительной части были заботой национальных государств? Вспыхнут ли в результате разрушения национальных государств новые ре­лигиозные войны, чреватые экологическими катастрофами? Или же мы движемся навстречу миру без насилия, который после триумфа мирового рынка придет к отказу от войн? Быть может, мы даже стоим на пороге второго Просвещения?

Все это всплывает в ходе дебатов о глобализации, но никто не знает, не может знать, как ответить на затрагивающие ос­новы цивилизации вопросы, как преодолеть противоречия между бедностью и богатством, между этническими образо­ваниями, между континентами и религиями с их крайне за­путанной, полной насилия историей.

Часть вторая

Что имеет в виду глобализация?

Измерения, контроверзы, дефиниции

Контрреволюция терпит крах

Когда рушилась советская империя, Борис Ельцин, тогдаш­ний президент России, обратился с брони танка к населению Москвы с мужественной речью против коммунистических путчистов, и эта речь передавалась не по советскому радио (оно было в руках коммунистов-догматиков), а через искус­ственный спутник компанией «Си-эн-эн». В этот историчес­кий момент политического решения стало ясно огромное зна­чение глобальной информационной Сети, символизируемое искусственными спутниками: национально-государственная информационная независимость как часть политического суверенитета была аннулирована. Национальные государства больше не могут отгораживаться друг от друга, в их охраняе­мых вооруженными силами границах появились дыры, во всяком случае, в той их части, которая имеет отношение к вхождению в пространство глобальной коммуникации: инфор­мационная глобализация.

Отравленное мясо пингвинов

Задолго до этого, в шестидесятых годах, биологи обнаружи­ли в мясе пингвинов с Южного полюса высокие концентрации промышленных ядов, которые какими-то путями из продуктов и дымовых труб химических концернов проникли в самые от­даленные уголки, казалось бы, еще нетронутой природы. На конференции по защите окружающей среды, состоявшейся в Рио-де-Жанейро в 1992 году, этот исторический опыт глобаль­ного экологического кризиса был политически конкретизиро­ван и заострен в формуле «устойчивого развития» («sustainable development»). И хотя этот принцип в повседневной политичес­кой жизни толкуется всюду разными группами по-разному, хотя

следующая конференция летом 1997 года в Нью-Йорке пока­зала, что такие встречи приводят к очень незначительным по­литическим последствиям, тем не менее появился масштаб (противоречивый по содержанию и потому нуждающийся в политическом уточнении), которым можно измерять и подвер­гать критике деятельность или бездеятельность всех обществен­ных акторов во всем мире почти во всех общественных сферах (от производства и потребления до принципов архитектуры, организации дорожного движения и коммунальной политики и др.): экологическая глобализация.

Финансовые жонглеры

Несколько лет тому назад один молодой финансовый жон­глер с помощью разрешенных и запрещенных транснациональ­ных спекуляций разорил старинный британский банк, который в кратчайшее время потерял несколько миллиардов фунтов стерлингов. В джунглях мирового рынка образовалась новая виртуальная экономика транснациональных денежных пото­ков, все менее и менее привязанных к материальному субстра­ту и растворяющихся в игре информационных данных. Выте­кающие отсюда новые спекулятивные опасности не поддаются национально-государственному контролю и разрушают осно­вы национальных экономик, причем в перспективе для транс­национальных или глобальных экономик не видится никаких дисциплинирующих рамок: экономическая глобализация.

Служба оповещения в аэропорту: из Калифорнии в Берлин

Десять минут десятого вечера; в берлинском аэропорту Те-гель диктор любезно-равнодушным голосом сообщает устав-38

шим от ожидания пассажирам, что их самолет на Гамбург на­конец подан под посадку. Голос принадлежит Анжелике Б. из Калифорнии, она сидит перед экраном своего компьютера. Служба оповещения берлинского аэропорта после восемнад­цати часов местного времени обслуживается per online из Ка­лифорнии – по простой и понятной причине: во-первых, там не нужно доплачивать за работу в позднее время, во-вторых, плата за точно такую же работу там значительно ниже, чем в Германии. Телекоммуникация позволяет это делать. Распа­дается, казалось бы, неустранимая предпосылка системы тру­да в индустриальном обществе: чтобы производить товары и услуги, теперь уже необязательно коллективу людей работать в одном месте. Рабочие места можно экспортировать, а заня­тых трудом людей «кооперировать» в транснациональном и даже трансконтинентальном масштабе или представлять оп­ределенные услуги в «прямом» контакте с их получателем и потребителем. Эту мысль можно развить дальше: если круго­светное путешествие в принципе может быть организовано так, что на всех континентах туриста будет ожидать весна, то и рабочие и производственные процессы теоретически под­даются распределению по земному шару таким образом, что в каждом конкретном месте будет выплачиваться самый низ­кий тариф и в то же время достигаться необходимый уровень кооперации: глобализация рабочей кооперации и производства.

Халед, король Раи

В феврале 1997 года на французский олимп поп-музыки была вознесена и названа лучшей песней года «Айша» – но­вейший хит иммигранта из Алжира Халеда, называемого так­же «королем Раи». Примечательно уже то, что гимн арабской девушке передается всеми крупнейшими французскими ра-39

диостанциями (а не только захудалыми арабо-язычными). Это указывает на приход во французскую национальную (поп)культуру мигрантов из стран Магриба. В глазах ино­странцев Халед даже представляет всю Францию. Его музыку с восхищением слушают в таких непохожих странах, как Еги­пет, Израиль и даже архиконсервативная Саудовская Аравия; существуют локальные версии на древнееврейском и турец­ком языках, и даже на хинди. Своей музыкой Халед снижает уровень арабофобии на Западе. Его образ и музыка доказы­вают, что глобализация не обязательно движется в одном на­правлении и что она может предоставлять региональным му­зыкальным культурам мировую сцену и признавать их значение: глобализация культуры.

Без сомнения, глобализация является наиболее употребляе­мым и злоупотребляемым – и наименее проясненным, вероят­но, самым непонятным, затуманенным, политически эффект­ным словом (лозунгом, оружием в споре) последних лет и останется таковым в ближайшее время. Как показывают при­веденные выше примеры, необходимо проводить различие меж­ду разными сферами глобализации (без претензий на полноту и четкость различения), а именно между коммуникационно-тех­нической, экологической, экономической, культурной сферами, сферой организации труда, гражданского общества и т. д. Когда выбирается сфера, которая (почти исключительно) стоит в цен­тре публичных дискуссий, а именно экономическая глобали­зация, туман не рассеивается. Непонятно, о чем идет речь. О прямых инвестициях немецких фирм в зарубежные страны? О роли крупных транснациональных концернов? О денациона­лизации экономики, т. е. о том, что этикетки национальных фирм и национальных экономик повсюду становятся фикци­ей, в результате чего процветание «национальной» индустрии перестанет совпадать с процветанием граждан этой нации?

А, может, речь идет о «виртуальной экономике» денежных и финансовых потоков, которая, видимо, отделяется от мате­риального субстрата производства потребительских ценно­стей? Или о куда более банальной вещи – о том, что немец­кая экономика испытывает давление в связи с тем, что в других местах производство обходится дешевле? ¹

Эта последняя точка зрения, чаще всего оказывающаяся у нас в стране на переднем плане, нередко переоценивается. Факты не подтверждают, что глобализация в смысле сокра­щения рабочих мест в Германии и их экспорта в страны с низ­кой оплатой труда уже состоялась в достойных упоминания масштабах. Поэтому до настоящего времени данная форма глобализации не является существенной причиной безрабо-тицы². Само собой разумеется, отдельные отрасли страдают от конкуренции с менее квалифицированной и оплачиваемой рабочей силой в быстро развивающихся странах Азии и Вос­точной Европы. Но подобные проблемы приспособления к международному разделению труда вряд ли способны оказы­вать значительное влияние на всю экономику: ими затрону­ты лишь около 10% рабочих мест. Кроме того, германский экспорт в эти страны за последнее время тоже превысил сред­ний уровень. Бурный экспорт рабочих мест, не сбалансиро­ванный дополнительным спросом на экспортные товары, не зафиксирован³. В этой связи многие говорят о необходимос­ти проводить границу между глобализацией и интернациона­лизацией. Это значит, что торговые отношения между высо­коразвитыми странами все еще доминируют внутри крупных

¹ Подробнее об этом см.: Kommission f ü r Zukunftsfragen, Zweiter Bericht, Bonn 1997.

² О многозначности понятия «глобализация» см.: Hirst P., Thompson G. Globa­
lization in Question, Cambridge 1996, p. 1–18.

³ Hengsbach F. Wettlauf der Besessenen, Spiegel-Gesprä ch, 10/1977, S. 40.

экономических пространств Европы, Америки и тихоокеан­ского региона¹.

Но и вопрос о том, когда началась экономическая глоба­лизация, ведет в усеянные терниями дебри. Одни (Имману­эль Уоллерстайн) относят начало «капиталистической миро­вой системы» к началу XVI века, к появлению колониализма, другие связывают его с появлением интернациональных кон­цернов. Для третьих глобализация наступает с отменой твер­дых валютных курсов или с крахом восточного блока²…

Вероятно, именно здесь следует искать причины, почему понятие и дискурс глобализации столь расплывчаты. Пытать­ся определить их – все равно что гвоздем прибивать к стенке пудинг.

Но нельзя ли все-таки из разных измерений и контроверз глобализации выделить общий знаменатель этого понятия? Вполне возможно. Сплошь и рядом аннулируется централь­ная предпосылка Первого модерна, т. е. представление о том, что мы живем и действуем в закрытых, отграниченных друг от друга пространствах и национальных государствах и, соответ­ственно, в национальных обществах. Глобализация означает познаваемое на опыте уничтожение границ повседневной деятельности в разных сферах хозяйствования, информации,

¹ См. об этом с. 205 и след. наст. изд.

² Начало глобализации разными учеными датируется по-разному.
Автор Начало Тема

Маркс XV век Современный капитализм

Уоллерстайн XV век Капиталистическая мировая система

Робертсон 1870–1920 Многомерность

Гидденс XVIII век Модернизация

Перлмуттер Конец конфликта между Глобальная цивилизация

Востоком и Западом См. об этом: Pieterse J.N. Der Melange-Effekt, in: Beck U. (Hg.), Perspektiven der Weltgesellschaft, Frankfurt/M. 1977.

экологии, техники, транскультурных конфликтов и граждан­ского общества, означает, таким образом, нечто в принципе давно знакомое и одновременно непонятное, с трудом пони­маемое, нечто такое, что с неодолимой силой меняет нашу повседневную жизнь и принуждает всех приспосабливаться и отвечать на эти изменения. Деньги, технологии, товары, информация, яды «перешагивают» границы, словно их вовсе не существует. Даже вещи, лица и идеи, которые правитель­ства не хотели бы пускать в свои страны (наркотики, илле­гальные иммигранты, критика нарушения прав человека), находят пути проникновения. Понимаемая таким образом глобализация означает аннулирование расстояний, погруже­ние в часто нежелательные и непонятные транснациональ­ные формы жизни или, следуя определению Энтони Гидден-са¹, в деятельность и (со)существование, не признающие расстояний (внешне отделенных друг от друга миров, нацио­нальных государств, религий, регионов и континентов).

Аннулирование расстояний ведет к тому, что «простран­ственная матрица мира, во-первых, больше не имеет белых пятен и, во-вторых, в принципе открывает возможность ори­ентации каждому человеку, независимо от того, в какой точ­ке глобуса он (или она) находится. Благодаря современным средствам коммуникации и передвижения глобализация осу­ществляется... в принципе без затруднений». Она входит в наш повседневный опыт, становится, так сказать, «формой пове­дения провинциала. Сегодня трудно представить себе одис­сею или робинзонаду в качестве художественных форм осво­ения мира, так как герои вроде Одиссея или Робинзона покажутся смешными фигурами в эпоху, когда нормальным явлением стал немецко-американский обмен школьниками

¹ Giddens A. Jenseits von Links und Rechts, a. a. O., S. 23 ff.

через Атлантику, а протесты европейских парламентариев против испытания Францией ядерного оружия организуют­ся в той точке мира, для достижения которой капитан Кук потратил добрую часть жизни... Местное время многих реги­онов сжимается в единое нормированное и нормирующее всемирное время, не только потому, что современные сред­ства в состоянии «виртуально» устанавливать одновремен­ность происходящих в разное время событий, благодаря чему каждое, быть может, всего лишь локальное или региональное событие становится частью мировой истории, но и потому, что синхронная одновременность может быть превращена в диахроническую неодновременность и таким образом искус­ственно воспроизведена цепь причинных взаимосвязей. Воз­никает «глобус компактного времени». События разного зна­чения, случившиеся в разных точках мира, отныне могут размещаться на одной временной оси, а не на многочислен­ных местных... Когда во Франкфурте открываются биржи по продаже валюты и акций, то уже известно, чем закончились торги в Токио, Сингапуре или Гонконге, а когда открывается биржа на нью-йоркской Уолл-стрит, там уже знают о курсо­вых тенденциях европейских бирж. Дело еще более упроща­ется, когда биржевые маклеры работают в различных точках мира круглые сутки, чтобы иметь возможность получать даже минимальные арбитражные доходы... Следовательно, земной шар в экономическом отношении уже не огромен и не широк и в нем нет дальних стран; он уплотнился и стал маленьким благодаря объединенным телекоммуникационной сетью (де­нежным) рынкам. Ибо расходы на преодоление пространства и необходимое для этого время минимальны, их можно про­сто не принимать в расчет»¹.