Максимилиан ВОЛОШИН 2 страница

В 1965 году Хокинг познакомился с теорией Пенроуза и решил распространить ее на всю Вселенную, изменив при этом направление времени на обратное так, чтобы сжатие перешло в расширение. Другими словами, в математических уравнениях был заменен знак, что позволило ввести новую модель Большого Космоса, совмещенного с “Большим взрывом”, точкой отсчета которого стала сингулярность. Спустя пять лет Хокинг опубликовал на эту тему работу уже совместно с Пенроузом. Вот, собственно, и вся подоплека господствующей в настоящее время модели Вселенной, которая в дальнейшем уточнялась в деталях, но не в принципе.

Показательно, что теория целиком и полностью родилась “на кончике пера” и соткана из тончайшей математической паутины. Ее возможное соответствие космической реальности целиком и полностью зиждется на энтузиазме и активности авторов, поддерживающих друг друга и поддерживаемых не менее дружно всеми возможными информационными средствами. В действительности ничего, кроме искусной комбинации математических отношений, существующих в двух вариантах — либо в голове теоретика, либо в письменном или напечатанном виде, авторы “взрывотворящих” космологических гипотез предложить не могут.

Тем не менее разработка концепции “Большого взрыва” происходила в ускоренном режиме. Не связанные какими бы то ни было ограничениями, теоретики дали полную волю своему воображению. Особенно их привлекали краевые значения: что было в самом начале и что ждет их детище в самом конце. Проблема “начала” породила необозримый поток публикаций, включая быстро завоевавшие популярность монографии, такие, к примеру, как переведенная на многие языки книга американского физика, лауреата Нобелевской премии Стивена Вайнберга “Первые три минуты: Современный взгляд на происхождение Вселенной”. Здесь, так сказать, посекундно расписано, как вела себя материя, возникшая из ничего, в первые три минуты своего существования.

Но посекундного расписания оказалось мало. Стали разрабатывать модели (повторим, — сугубо абстрактно-математические), позволяющие представить, что было (точнее — “было бы, если бы было”) со Вселенной в первые десятые и даже сотые доли секунды. Особую известность получила так называемая “инфляционная модель” Вселенной, разработанная российским космологом, ныне работающим на Западе, Андреем Дмитриевичем Линде. Ее популярность и быстрое признание были обусловлены тем, что с помощью новых математических допущений удалось преодолеть возникшие противоречия между двумя теоретическими “китами” — космологией и физической теорией элементарных частиц.

Специалисты по теории элементарных частиц давно обращали внимание на неясные моменты космологии и задавали вопросы, которые казались почти метафизическими. Что было до начала расширения Вселенной? Почему Вселенная однородна и изотропна? Почему разные ее части, далеко удаленные друг от друга, так похожи, хотя формировались независимо? Поначалу казалось, что ответы на эти вопросы выходят за рамки целей и возможностей науки. Именно поэтому такой большой интерес вызвала предложенная Линде теория инфляционной, раздувающейся, Вселенной, в которой удалось ответить на большую часть приведенных вопросов. Общая черта различных вариантов инфляционной теории — существование стадии очень быстрого (экспоненциального) расширения Вселенной в вакуумоподобном состоянии с огромной плотностью энергии. Эта стадия и называется стадией инфляции. После нее вакуумоподобное состояние распадается, образующиеся при этом частицы взаимодействуют друг с другом, устанавливается термодинамическое равновесие, и лишь вслед за этим Вселенная начинает эволюционировать согласно стандартной модели “горячей Вселенной”. В типичных моделях инфляции стадия раздувания продолжается всего 10—35 с, но за это время раздувающиеся области Вселенной успевают увеличить свой размер в 10000000000 х 1010 раз.

Вдохновленный “инфляционным подходом”, Стивен Хокинг решил довести ультрарелятивистскую модель “Большого взрыва” до логического конца и ответить на весьма щекотливый вопрос: что же станет со Вселенной, когда она завершит эволюцию, предписанную математическими уравнениями. Ответ обескураживает своей бесхитростной простотой: она опять превратится в сингулярность, то есть в точку с нулевым радиусом. Хокинг даже припугивает: “Сингулярности не будет лишь в том случае, если представлять себе развитие Вселенной в мнимом времени”. Вот так: либо соглашайся с сингулярностью, либо будешь жить в мнимом времени! Ужасная просто перспектива! Хорошо еще, что она существует только в разыгравшемся теоретическом воображении, а мнимое время — такая же математическая абстракция, как и сингулярность.

Итак, модель “Большого взрыва” — всего лишь одна из возможных воображаемых конструкций, плод игры теоретической мысли. Понятно. Что в этой и других космологических моделях (или же в их интерпретациях) нет намека на биосферу или ноосферу. Уже одно это свидетедбствует: современная космология, базирующаяся на математических спекуляциях, идет по какому-то особому пути, находящегося от магистрального (в данном случае — от био-ноосферного) пути развития науки.

Показательно и другое. Гипотетические расчеты релятивистов относительно вероятного возраста расширяющейся или раздувающейся модели Вселенной постоянно вступают в противоречия и оказываются несовместимыми с расчетами, полученными другими методами и в других отраслях знания. В частности, это касается химического возраста звезд и геологического возраста Земли, если наложить имеющиеся и научно обоснованные данные на релятивистскую шкалу времени. И расчетный возраст Земли, превышающий по современным геофизическим данным 10 миллиардов лет, и измерения изотропного возраста метеоритов не вписываются в релятивистские временные параметры Вселенной, предусматривающие ее начало в результате Большого взрыва, а по существу опровергают их. Так, возраст горных пород, полученных в Кольской сверхглубокой скважине, оценивается в 13 миллиардов лет. Или другой факт. Еще в 1980-е годы был открыт квазар, свет от которого по расчетам астрономов идет до земного наблюдателя более 60 миллиардов лет. Значит, столько же существует и сам квазар, который никак не вписывается в прокрустово ложе гипотезы “Большого взрыва”. Значит, не менее указанного срока существует и данный участок Вселенной. И сама Вселенная!

Сам же Хокинг, когда он попытался внести коррективы в первоначальные представления о сингулярности, не встретил никакой поддержки в кругу единомышленников: джин, как говорится, был выпущен из бутылки. Это наглядно демонстрирует простой факт: с одной стороны, самые строгие математические выводы в любое время можно менять на диаметрально противоположные (как это и было проделано Хокингом: в теореме Пенроуза направление времени было изменено на обратное, а в дальнейшем было введено понятие мнимого времени); с другой стороны, ученый мир волен принимать или не принимать даже самые безукоризненные математические выкладки. (Вот оно лишнее подтверждение применительно к современной ситуации в науке известного тезиса Н.Ф. Федорова о “небратском” отношении между учеными, для преодоления которого необходимо овладение принципами “космической этики”.)

Подобная “методология”, естественно, чревата полным беспределом. Так, попытка описать пространство вокруг вращающейся “черной дыры” с помощью эллипсоидальной системы координат (так называемое решение Керра, допускающее бесконечно большое число вселенных прошлого и будущего) — расчеты проделаны все тем же Пенроузом и оформлены им в виде наглядных диаграмм — и экстраполяция полученных выводов на окружающий мир приводит к следующей картине Вселенной (фрагмент заимствован из вполне респектабельного научного труда: У. Кауфман. Космические рубежи теории относительности. М., 1981):

“Представим себе, например, космонавта, вылетевшего с Земли и нырнувшего в вращающуюся или заряженную черную дыру. Немного пространствовав там, он обнаружит Вселенную, являющуюся его же собственной, только на 10 минут более ранней во времени. Войдя в эту более раннюю Вселенную, он обнаружит, что все обстоит так, как было за несколько минут до его отправления. Он может даже встретить самого себя, полностью готового к посадке в космический корабль. Встретив самого себя, он может рассказать себе же, как он славно попутешествовал. Затем, вдвоем с самим собой, он может... снова повторить тот же полет! ”.

Попытки критически осмыслить подобные допущения или выдвинуть контраргументы наталкиваются нередко на далеко не научное противодействие. Об этом говорят многие западные авторы. Американский астроном Дж. Бербидж попытался проанализировать причины странной популярности гипотезы “Большого взрыва”, в основе которой лежат непроверенные предположения. Прежде всего ошеломил темп ее распространения: на Западе конференции, посвященные данной космологической модели, проводятся в среднем раз в месяц. В учебниках релятивистская модель излагается как доказанная раз и навсегда и единственно возможная. Опубликовать в научном издании альтернативную статью практически невозможно из-за наличия жесточайшей цензуры. Сторонником альтернативных подходов чрезвычайно трудно получить финансовую поддержку (в то время как для релятивистов она идет широким потоком) и даже время для наблюдений на телескопе. Так, известному астроному Х. Арпу было отказано в наблюдениях крупнейшими американскими обсерваториями, поскольку целью его исследований были поиски фактов против релятивистской космологической модели. А ведь Х.. Арпу принадлежит заслуга в открытии двойных галактик, связанных друг с другом туманными струями. При этом красное смещение у двух взаимосвязанных объектов оказалось совершенно различным, что, естественно, не вписывалось ни в гипотезу “Большого взрыва”, ни даже в истолкование факта красного смещения.

* * *

К сожалению, самоновейшие космологические модели слабо сопрягаются с концепцией био- и ноосферы. Естественно, ничего общего нет у них и в понимании вечности. Для гипотезы “Большого взрыва” вечность — как предрассветный крик петуха для нечистой силы. По существу так оно и есть: скажи “вечность” — и вся абсурдная теоретическая конструкция исчезнет, как призрак. Не стыкуются оконеченные модели Мироздания и с принципами философского космизма: во-первых, по причине множественности и взаимоисключаемости предлагаемых моделей (в то время как реальная Вселенная уникальна и единственна; во-вторых, по причине гносеологического оптимизма самого космизма, утверждавшего всегда, утверждающего сегодня и в будущем, что Вселенная бесконечна и вечна, а Космос и Человечество неисчерпаемы.

Совершенно однозначно по данной проблеме высказывался еще Циолковский, с явным неприятием отнесшийся к псевдокоперникианцам, замыслившим очередной переворот в науке. Менее чем за год до своей смерти калужский мыслитель специально обратился к разбору уже тогда набиравшей обороты гипотезы “разбегания галактик”^* в рамках “конечной, но неограниченной” Вселенной. Прежде всего Циолковский подметил, что релятивистская традиция неотделима от библейской: его статья, датированная 7 февраля 1935 года, так и озаглавлена — “Библия и научные тенденции Запада”. Логика Циолковского такова: и в Библии, и в теории общей относительности Эйнштейна речь идет о сотворении мира.

По Циолковскому, нет никакой разницы между утверждениями Эйнштейна и его последователей, с одной стороны, и абсурдным представлением о пространственно-временной конечности мира, с другой: как если бы кто-нибудь вдруг принялся доказывать, что Вселенная имеет в поперечнике один миллиметр. Русский ученый точно предчуствовал, что абсурд будут развиваться именно в данном направлении. Но он даже не мог предположить, что предполагаемый абсурд может превзойти сам себя: сингулярная точка, положенная в основу концепции “Большого взрыва”, как уже было сказано, равна нулю. Вывод и аргументация Циолковского по всему комплексу затронутых проблем в высшей степени эмоционален:

“Если же он [Космос] вечно сиял, как теперь сияет, то может ли прекратиться вечное! Что сохранилось в течение бесконечности времен, то не может уже исчезнуть. Так не могут исчезнуть и небесные огни, а следовательно и жизнь, производимая ими”.

Вывод релятивистской теории о якобы существующем в природе запрете на сверхсветовые скорости также, по Циолковскому, вполне вписывается в представление, признающие сотворение мира из ничего, и ученый приводит соответствующие доводы. Аналогичные суждения, к тому же в резкой форме, Циолковский высказывал в частной переписке. Именно из-за содержащейся здесь нелицеприятной критики теории Эйнштейна письма великого русского ученого никогда не публиковались (не опубликованы они и по сей день) и всячески скрывались от широкой общественности. Космическая философия самого Циолковского не воздвигает никаких преград на пути познания и освоения Вселенной ни в ширь, ни в глубь. Не накладывает оно никаких ограничений и на скорость космических полетов, опираясь в данном вопросе не на умоззрительные спекуляции и математическую эквилибристику, а на внутреннюю логику самой природы, получающую свое отражение в подкрепленных на практике законах физики, небесной механики, навигации, космонавтики и космологии. Циолковсий всегда звал человечество только вперед, к полной победе над пространством и временем — в отличие от многих современных теоретиков, пребывающих в состоянии полной растерянности и деморализации.

* * *

Циолковский определял вечность как полное отсутствие времени м вслед за великими мыслителями Древности называл ее “вечное теперь”. сегодня, как и вчера, актуально и задорно звучат слова калужского гения, высказанные в одной из ночных бесед с Чижевским:

“Как известно, постулат времени был безоговорочно принят физиками как некоторая данность, и по сути дела этот постулат никем не оспаривался и никем не был взят под сомнение, если не считать древнегреческих мудрецов, учредивших “вечное теперь” и тем самым отрицавших наличие времени, то есть некоторого “динамического” или “кинематического” процесса. Вечное теперь — одно из самых замысловатых произведений человеческого ума, стоящее как бы в оппозиции всему громадному опыту человечества о том, что время все же существует, то есть изменяется, движется только вперед, но никогда не назад, и как бы увлекает с собой весь Космос! Конечно, человек не раз задавал себе вопрос: что же это за странная категория, имеющая безусловную реальность только в то мгновение, о котором мы говорим, — теперь? Все же будущее и тем более прошлое представляется с этих позиций несуществующим, недоказанным и метафизическим. Окружающий нас мир с этих позиций ограничен некоторой крупицей материи, находящейся на тончайшем острие, которое торчит из ниоткуда, а кругом — пустота: ни прошлого, ни будущего. Только — вечное теперь. Хочется спросить: что же это за острие? Или подвеска? И что такое ниоткуда? ”

Но вернемся к вопросу, в снятом виде сформулированному в начале главы: если ноосфера связана преимущественно с вечностью, то каким именно образом она взаимодействует со временем. Ответить на поставленный вопрос можно только при одном условии: понять, что же такое время. А этого вразумительно до сих пор объяснить не сумел никто. Известно, правда, множество попыток, предпринятых великими и безвестными мыслителями. Циолковский, кстати, исходил из представления, что время как таковое не существует вообще:

“Человек настолько вжился с представлением о времени, что ему трудно признать, что времени не существует. Представление о времени вошло в его плоть и кровь и таким образом сделалось обязательным параметром его бытия и его мыслей. Время подарили человечеству астрономы, механики положили часы в карман, надели часы на руку, и с этих пор время, не существующее в природе, насильственно стало частью природы. Я не отрицаю благодетельную роль искусственного понятия времени во всех природных процессах и явлениях, но я категорически отрицаю существование времени в природе, вне человека, то есть отрицаю его объективность и необходимость его участия там, где его нет. Я допускаю также и то, что понятие времени следует заменить чем-либо другим — существующим, несомненно, в действительности. Ну, например, энергией или еще чем-либо”.

Для доказательства приведенного тезиса Циолковский выдвинул немало оригинальных аргументов:

“Много лет я искал объективное время в разнообразных явлениях природы, на Земле и в Космосе, но всюду обнаруживал только “земное”, иначе, “человеческое”, время, созданное человеком, его гением, не имеющее ничего общего с объективными данными природы. Время не дано человеческому уму как свет, а изобретено человеком как “деталь” некоторой машины, созданной его же мозгом. Мы никогда не видим времени, не ощущаем его хода или его действия на те или иные предметы, но многое приписываем действию времени и часто приписываем без всякого смысла или логики. Так, старение организма мы относим за счет времени. В то же время и с таким же успехом старение можно было бы отнести за счет периодического изменения пространства, в котором этот организм помещается. Или еще что-нибудь другое. Легко доказать несостоятельность этих концепций. <...> Повторяю: вот уже около полувека я ищу время, но нигде не нахожу его... Я в конце концов пришел к выводу, что установление времени человеком также необходимо для него на нашей ступени развития, как воздух необходим для дыхания, как пища для поддержания жизни. Время понадобилось человеку еще в те отдаленные эпохи, когда человеческая мысль только стала проявлять себя. Человеку понадобился тогда отсчет суток. Значительно позже ему понадобился отсчет часов. Тысячи три лет назад понадобился отсчет минут и секунд. Микросекунда понадобилась человеку только сегодня. Вот так, по эпохам, дробились земные сутки... пока не дошли до ничтожной доли секунды.

Я говорю физику, — продолжал он, —покажите, милостивый государь, мне время, а он показывает на часы, заставляя меня смотреть, как быстро бежит по кругу секундная стрелка... Не то, говорю я, мне нужны не часы, а время. “Время?.. Но часы и отсчитывают время...” — возразил мне физик.

Извините, милостивый государь, мне надо не часы, а время. Вот вы берете камень, камень падает вниз, вы говорите: это—вес. Согласен. Камень падает вследствие веса вниз, на землю. Он дает мне деревянный аршин. Это — пространство, от первого до шестнадцатого вершка. Согласен, отвечаю я, и с весом, и с пространством. “Но покажите мне время! ” — настаиваю я. Опять-таки мне показывают часы с секундной стрелкой. Часы — это не время. Нельзя же так примитивно смотреть на это явление. Отсутствие времени в природе и необходимость для физиков и инженеров отсчитывать секунды, минуты и т. д. заставляют с особым вниманием отнестись к этой философской категории и соответствующим образом ее объяснить. <...> Категория времени связана с процессом, происходящим в нашем мозгу. Человек наделяет мироздание временем, изобретает метрику времени и парадоксы его, чтобы потом подкрепить их опытом. В какой-то мере это удается, так как самый опыт изобретается человеком. Следовательно, все опыты необходимо рассматривать с точки зрения работы нашего мозга. Однако такого рода рассмотрение было бы верным лишь отчасти, ибо явления природы все же участвуют в этих опытах, и потому каждый опыт есть приближение к реальной действительности, существующей вне нашего мозга. Время же является теми ходулями, которые позволяют встать человеку над своей личностью, произвести опыт и уложить его результаты в некоторую удобную для человека систему. Очевидно, в природе никакой метрики такого рода нет вообще. А если и есть, что очень возможно, то мы ее совсем не знаем и даже не понимаем. О возможном существовании истинной метрики природы говорит то, что мы называем закономерностями, охватывающими всю природу сверху донизу, от атома до галактик, дается ли человеку когда-либо проникнуть в тайны этой истинной метрики природы — стоит под сомнением. Для этого мозг человека должен знать все. А это недостижимо”.

Циолковский не был одинок в своем отрицании времени. Есть даже книга с таким более чем характерным названием: “Нет времени” (М., 1913). Принадлежит она незаслуженно забытому русскому ученому М.С. Аксенову. Его значение для русской и мировой науки состоит вовсе не в отрицании реальности времени в традиционном его понимании, а в том, что еще в 1896 г. в другой книге, опубликованной в Харькове, он предвосхитил многие идеи теории относительности. И это за 9 лет до появления первой статьи А. Эйнштейна “К электродинамике движущихся сред”. (Работа Аксенова, о которой идет речь, называлась несколько усложненно — “Трансцендентально-кинетическая теория времени”). Аксенов осознавал уникальность своего открытия, но так и умер, всеми забытый и непонятый. С точки зрения оригинального русского мыслителя, движения времени самого по себе не существует (отсюда название второй книги — “Нет времени...”). Такое представление об изолированном времени — всего лишь иллюзия. В действительности существует не течение времени, а единовременное единство настоящего, прошедшего и будущего: “они — не фикция, а реальнейшая реальность”*. Аксенов забыт намертво: его имени нет ни в одном словаре или энциклопедии, на него нигде и никто не ссылается. Только книги стоят в библиотеках и ждут, когда же к ним кто-нибудь обратится. А ведь это совсем немаловажный момент в развитии русской науки.

Другой, диаметрально противоположной позиции придерживался Николай Александрович Козырев (1908—1986) (рис. 62) — теоретик-космолог и практик-астроном с мировым именем. Пулковский астроном считал Время самостоятельной материальной субстанцией, лежащей в основе мироздания и обусловливающей все остальные физические закономерности. По Козыреву, главный недостаток теоретической механики и физики заключается в чрезвычайно упрощенном представлении о времени. Для точных наук время имеет только геометрическое свойство: оно всего лишь дополняет пространственную арену, на которой разыгрываются события Мира. Однако у времени имеются уникальные свойства, не учитываемые канонической физикой — такие, например, как направленность его течения и плотность. А коль скоро эти свойства реальны — они должны проявляться в воздействиях времени на ход событий в материальных системах. Время не только пассивно отмечает моменты событий, но и активно участвует в их развитии. Значит, возможно и воздействие одного процесса на ход другого через время. Эти возможности дополняют хорошо знакомую картину воздействия одного тела на другое через пространство с помощью силовых полей. Но время не движется в пространстве, а проявляется сразу во всей Вселенной. Поэтому время свободно от ограничения скорости сигнала, и через время можно будет осуществить мгновенную связь с самыми далекими объектами Космоса. Физические свойства времени могут оказаться ключом в понимании многих загадок природы. Например, несомненная связь тяготения с временем означает, что изменение физических свойств времени может привести к изменению сил тяготения между телами. Значит, и мечта о плавном космическом полете, освобожденном от сил тяготения, не является абсурдной.

Концепция Козырева насквозь космична. И пророчески-оптимистична, ибо “Наблюдая звезды в небе, — пишет ученый, — мы видим не проявления разрушительных сил Природы, а проявления творческих сил, приходящих в Мир через время”. Существует множество сил и законов, пока не известных человеку, в том числе можно предположить о существовании могучего потока творческих возможностей Природы — жизненных сил Вселенной. Для Земли это творческое начало, которое несет время, приходит вместе с лучистой энергией Солнца, звезд, Галактики. “Таким образом, — резюмирует Козырев в другой статье, — Солнце и звезды необходимы для осуществления гармонии жизни и смерти, и в этом, вероятно, главное значение звезд во Вселенной. Глубокий смысл приобретают слова Платона в “Тимее”: “Эти звезды назначены участвовать в устроении времени”. Но к этому надо добавить, что и время участвует в устроении звезд.

Теория Козырева получила экспериментальное подтверждение в опытах, проведенных как самим автором, так и его последователями. Новейшие наукоемкие технологии (в частности, связанные с исследованием торсионных полей — одного из перспективных направлений современной науки) также опираются на выводы, вытекающие из концепции русского космиста-практика. Одной из интересных попыток преодолеть “бесконечный тупик” современного естествознания можно считать и концепцию, предложенную профессором А.И. Вейником. Она во многом опирается на идеи Козырева, но также и на экспериментальные данные, полученные самим автором. А.И. Вейник выделяет не менее десяти уровней Вселенной, при этом три из них — аттомир, фемтомир и пикомир — находятся ниже традиционно изучаемых уровней физической материи, и именно здесь содержится ответ на многие из нерешенных проблем.

Особый интерес представляет разработанная Альбертом Иозефовичем Вейником теория хронального вещества, полностью корреспондирующая с учением Козырева о субстанциальности времени. По А.И. Вейнику, вокруг Земли существует особое хрональное (временное) поле — хроносфера, имеющее космическую природу. Хрональными качествами наделены и другие физические процессы (кроме сверхтонких внехронально-внеметрических объектов, но их природа во многом не ясна). Основой любых временных процессов являются мельчайшие всепроницающие частички — хрононы. Они-то и обеспечивают временную ритмику живой и неживой природы, обладают самостоятельной меняющейся скоростью. Последняя, в свою очередь, может многократно превышать световую скорость. Хрононы доступны в эксперименте, поддаются измерению, аккумуляции и генерации с помощью различных оригинальных приборов.

Однако в понимании времени, помимо вышеприведенных крайних точек зрения, существует множество и других подходов. Время определяли и как чистую длительность, и как последовательность событий, и как отношение, и как динамическое пространство, и как непрерывно рождающееся настоящее. Последний подход касается древней, как мир, проблемы соотношения “прошлого — настоящего — будущего”. Многие крупнейшие мыслители так или иначе высказывались по данному вопросу. Но самым оригинальным и очень неожиданным является концепция, сформулированная русским философом и богословом Алексеем Введенским. В начале века, выступая с актовой речью в Троице-Сергиевой лавре, он предложил следующее определение времени: “Реально существует только настоящее, и само время есть не что иное, как передающее себя из момента в момент вечно возрождающееся настоящее”.

Это — философский ответ на поставленный вопрос. Можно и в поэтической форме задать этот вопрос и ответить на него устами самих же поэтов. “Но как нам быть с тем ужасом, который был бегом времени когда-то наречен? ” — обращалась к читателям Анна Ахматова. Наверное, подобный вопрос вставал перед людьми во все времена, просто никому не удавалось сформулировать его так, чтобы в одной трагической фразе выразить не только суть проблемы, волнующую и поэта, и читателя, но и страх перед ее кажущейся неразрешимостью. На вопрос поэта лучше ответить словами другого поэта, творившего четырьмя веками раньше. “Увы, не время проходит, проходим мы” — так сказал Пьер Ронсар, перефразировав Талмуд. На языке науке, не чуждом, впрочем, языку поэзии, ту же мысль сформулировал Николай Умов: “Время не течет, как не течет пространство. Течем мы, странники в четырехмерной Вселенной”.

Конечно, афоризм, хотя и помогает понять проблему, не решает ее. Решение принадлежит космистской мысли, вернее, тем ее представителям, которые на протяжении всей ее истории доказывали, что времени (и пространства) вне природы, Вселенной, отдельно от них не существует. Время — лишь один из атрибутов материи в целом и выражение длительности существования конкретных ее проявлений, в том числе людей и вещей.

Время реально, поскольку выражает материальное движение, длительность природных и социальных явлений. Следовательно, и временные отношения существуют лишь постольку, поскольку они складываются между их материальными носителями. Чтобы привести все возможные временные отношения в упорядоченную связь, их необходимо взять не во внешнем сопоставлении друг с другом (такое сопоставление ничего не дает), а в рамках целостной системы. Для человеческого рода и окружающих вещей такой материальной системой является планета Земля (в ее природной истории и развитии), существующая и движущаяся в составе целостной Солнечной системы. Именно длительность существования таких целостных космических систем позволяет упорядочить все временные события, происходившие, происходящие и те, которым еще предстоит произойти. Естественно, что в рамках данной целостной космической системы все связанные с ней временные отношения выступают как внутренние.

Тем самым и прошлое, и настоящее, и будущее людей неотделимы от прошлого, настоящего и будущего их космической колыбели, как образно Циолковский назвал Землю, но которой является не одна только Земля, а и вся Солнечная система, Галактика, метагалактика, Вселенная в целом, поскольку все они (каждая в своих пространственных и временных границах) являются определенными системами.

* * *

Возможно, у кого-то возникнет вопрос: какое отношение рассматриваемые в этой главе проблемы имеют к био- и ноосфере? Прямое! Разве биосферв и ноосфера внепространственны и вневременны? “Сфера” — вообще чисто пространственное (геометрическое) понятие. Лучше других это понимали Вернадский и Циолковский, каждый по-своему подходившие к анализу извечных философских и общенаучных тем. Всем — и поэтам, и ученым — всегда было ясно: пространство невозможно без времени, время — без пространства. Молодой Вернадский на языке науки четко обосновал пространственно-временное единство (континуум). В 1885 году, более чем за двадцать лет до появления работ по теории относительности, он писал: