Махатма Ганди

Мохандасу Карамчанду Ганди (1869 — 1948) часто называют величайшим индийцем после Будды. Его сравнивали с Христом, со св. Франциском. В Индии его считали пророком и называли Махатма — «Великая душа». «Тот, кто оскорбляет Махатму Ганди, не понимает индийский народ и оскорбляет саму Индию», — заявил Дж. Неру по поводу одного неуважительного высказывания о Ганди Уинстона Черчилля [Цит. по: 3. С. 6]. «…Грядущие поколения вряд ли поверят, что такой человек из обыкновенной плоти и крови ходил по этой земле», — писал А. Эйнштейн [Цит. по: 3. С. 3]. В личности Ганди соединились глубокая религиозность и политическая прозорливость, блестящая европейская образованность и умение жить чаяниями своего народа, глобальность мышления и простота изложения мыслей, страстная приверженность ненасилию и презрение к трусости, аскетизм и духовное богатство. Его учение стоит в одном ряду с учениями Л. Н. Толстого, Г.-Д. Торо, Дж. Раскина, А. Швейцера.

Жизнь Махатмы Ганди неотделима от жизни Индии на протяжении более чем полувекового периода борьбы за национальную независимость. Однако его гуманистические идеалы и практические дела шагнули далеко за пределы своего времени и страны… Гандизм дал человечеству первый (хотя далеко не во всем совершенный, как признавал сам Ганди) опыт мирного политического разрешения самых острых, казалось бы, непримиримых противоречий во взаимоотношениях народов, когда затрагиваются коренные интересы государств и правительств. Идеи ненасильственного сопротивления («сатьяграхи») продолжали жить в национально- освободительном движении арабских стран, в африканских концепциях социализма, в движении за гражданские права американских негров, возглавляемом Мартином Лютером Кингом. «Именно в том значении, которое Ганди придавал любви и ненасилию, я нашел метод социальных реформ, который искал в течение многих месяцев. Я понял, что это единственный морально и практически правильный метод, доступный угнетенному народу в борьбе за освобождение», — говорил М. Л. Кинг [Цит. по: 15. С. 203].

Американский священник Дж. Холмс, один из первых пропагандистов идеалов Ганди в США, автор книги «Мой Ганди», писал в 1921 г., уподобляя Ганди Христу: «Он живет его жизнью, он проповедует его слово, он страдает, борется и когда-нибудь умрет во имя Царства Божия на земле» [12. С. XVIII]. Смерть Ганди, благостно произнесшего в ответ на выстрелы террориста: «Рам! Рам!» («Боже! Боже»), очевидцы сравнивали с Вознесением. Казалось, он принял на себя разбушевавшееся насилие, и оно, захлебнувшись в его крови, вдруг утихло. В истории не раз бывало, когда после поглощения самой чистой и невинной жертвы, как бы жертвующей собой за всех, смертоносная бездна (вспомним античные легенды) закрывалась.

Сегодня число последователей Ганди растет во всех странах. Его идеи о ненасильственном мире, все шире завоевывая умы и сердца людей, начинают приобретать международно-правовые контуры, становятся гуманистическим резервом международной политики. Они продолжают вселять надежду на сохранение нашего непрочного, раздираемого враждой и нетерпимостью, но все-таки единого и взаимозависимого мира.

Из книги «Моя жизнь»

Сам принцип, именуемый теперь «сатьяграха», возник раньше чем был изобретен этот термин. Первое время я и сам не знал, что это такое. Для характеристики этого принципа на языке гуджарати[48] мы первоначально пользовались английским выражением «пассивное сопротивление». Но однажды в разговоре с европейцами я убедился, что термин «пассивное сопротивление» слишком узок, что под ним подразумевается оружие слабого против сильного, нечто такое, что внушено ненавистью и в конце концов может вылиться в насилие. Я решил предупредить ложное истолкование и разъяснить подлинную природу индийского движения. Разумеется, индийцы сами должны были изобрести новый термин для обозначения своей борьбы.

Но как я ни бился, все же не мог найти подходящий термин. Тогда я объявил конкурс среди читателей «Индиан опиньон» на лучшее предложение в этом смысле. Маганлал Ганди[49] сочинил слово «сатаграха» (сат — истина, аграха — твердость) и получил премию. Стараясь сделать слово более понятным, я изменил его на «Сатьяграха», и этот термин на языке гуджарати стал с тех пор обозначением нашей борьбы [2. С. 286].