Центральные банки

Американские, европейские и японские патентные бюро – это “центральные банки” патентной собственности. Они находятся в самой гуще сети, объединяющей исследователей, изобретателей, предпринимателей и корпорации, которые все больше полагают, что им необходимо патентовать не только, что они продают, но и то, как они это продают. Для них патенты и торговые марки составляют основу бизнеса: это их главный продукт и конкурентное преимущество. Неопровержимые доводы действительности заставляют их приватизировать столько, сколько возможно. Обычно они пользуются поддержкой акционеров, которые хотят, чтобы их компания процветала, и правительств, которые хотят, чтоб экономика была сильной. “Центральные банки” выпускают свою валюту.

Их главная цель состоит в том, чтобы выдать столько патентов, сколько вообще возможно. Одна из первых задач британского патентного бюро состоит в том, чтобы “стимулировать инновационное развитие и международную конкурентоспособность британской промышленности посредством поощрения и расширения понимания права на интеллектуальную собственность”. Патентное бюро “отчетливо нацелено на удовлетворение потребности потребителя”. C этой целью бюро предоставляет широкий диапазон образовательных и консультационных услуг. Право улаживать социальные и моральные аспекты, регулирующие деятельность патентного бюро, предоставляется Парламенту, хотя Парламент проявляет к этому небольшой интерес, вынеся вопрос для обсуждения патентного дела всего пару раз за последние двадцать лет. Миссия американского патентного бюро состоит в том, чтобы “содействовать использованию прав интеллектуальной собственности как средства достижения экономического процветания”. Этот слоган для внутреннего пользования короче и определеннее: ”Помочь нашим клиентам получить патенты”.

Выгодный бизнес - банковские операции с идеями. Доходы американского патентного бюро составили приблизительно $830 миллионов в 1999 году, а прибыль, в зависимости от того, как правительство определяло сумму накладных расходов, от $90 до $190 миллионов. Британское патентное бюро в 2000 году получило доход в 52 миллиона фунтов стерлингов и прибыль в размере 13 миллионов. Его нераспределенная прибыль составила £ 113 миллионов.

Тем временем, клиенты барабанят в дверь. Золотая лихорадка стала слишком общей метафорой и уже не передает былого значения, но мы действительно наблюдаем золотую патентную лихорадку. И уже не в первый раз. В 1882 году Верховный суд США, столкнувшись с наплывом патентных заявок, заявил: “создание неразборчивого понятия исключительных привилегий скорее затрудняет, чем не стимулирует изобретения. Создается класс спекулятивных интриганов, занимающихся тем, что наблюдают за нарастающей волной усовершенствований и собирают с нее пену в форме монопольных патентов, позволяющих им обложить тяжелым налогом промышленность страны, не внося ничего в реальное продвижение дела”. Видя, как сейчас вздымаются волны в Вашингтоне, Токио и Мюнхене, понимаешь, что немногое изменилось.

Наблюдается растущий спрос на специальных советников, которые поощряют компании увеличивать количество заявок на патенты (например, Aurigin, QED, BTG и другие “патентодобывающие” компании). Aurigin выпускает в формате 3D специальные карты по отраслям промышленности, где зоны большой концентрации патентов представлены в виде холмов, а те места, где их недостаточно, выглядят как долины. Компания советует разработчикам направляться в долины и оттуда извлекать спекулятивные патенты. Кевин Риветт из компании Aurigin, специалист по максимизации патентных активов компании, ищет патенты, которые у компании есть, но о них забыла (это описано в его книге с привлекательным названием “Рембрандт на чердаке”). Во многих высокотехнологичных компаниях есть такой склад, забитый собственными патентами, которые не эксплуатируются в полной мере. Компания Aurigin имеет специальную технологию для разработки стратегии компании по работе с патентами, это называется “патентодобыча”, с ее помощью определяется, что необходимо развить, укрепить или продать. В Aurigin накопилось много примеров компаний, не знающих о том, какие патенты у них есть, и как они могли бы помочь их бизнесу в будущем. Бен Дюпон, один из наследников состояния семьи Дюпон, организовал компанию Yet2.com, работающую в режиме “бизнес для бизнеса”, т.е. способствующую обмену патентами и правами. При открытии компании Дюпон сказал: “Я проработал в компании Дюпон четырнадцать лет и не имел даже самой туманной догадки о том, что мы могли предложить для лицензирования”. За небольшую плату компания Yet2.com составит список и найдет покупателей. IPNetwork.com то же самое делает в отношении авторских прав и торговых марок, InterDigital – в отношении патентов на беспроводную связь.

Обычно такие сделки являются конфиденциальными, но иногда они попадают в общедоступные новости. Компания British Telecom подала патентные заявки на свою технологию гиперссылки в 1970-ые годы. Большинство бюро выдает патенты, срок которых истекает в течение последующих 15-20 лет. Заявка на американский патент была подана и, следовательно, не была действенна до 1986 года. К тому времени, British Telecom потеряла к этому всякий интерес. Затем, в 2000 году компания внезапно обнаружила свой патент (№ 4 873 662) где-то в ее Суффолкском научно-исследовательском центре, и начался трудный процесс взыскания лицензионных сборов с компаний, которые пользовались технологией, будучи уверенными, что она бесплатна. BTG - компания, помогающая находить другим своих “Рембрандтов”, полагает, что многие компании, подобно British Telecom, недополучают лицензионные платежи на сумму до $100 миллиардов. Своих сотрудников она называет “продавцами науки”.

Напряжение стало уже заметно. Риветт раскритиковал американское патентное бюро за “серьезную нехватку сотрудников, ресурсов и процедур экспертизы”. Масштаб проблемы стал несколько яснее в 1999 году, когда бюро расширило штат на 1 000 сотрудников, включая 850 патентоведов, в общем, штат вырос до 3 500 сотрудников, на 40%. За тот же самый период экспертный штат британского патентного бюро вырос более скромно на десять человек: с 205 до 215. По словам Грега Ахэрониэна, чья интернет-служба патентных новостей обеспечивает неоценимую “проверку на реалистичность” патентной политики, текучка кадров в американском патентном бюро довольно высока - 20% в год, и более чем 50% экспертов проработали там менее двух лет. Он приводит убедительные доказательства того, что их техническое знания и юридическая экспертиза не достаточно хороши.

Патентоведы составляют костяк патентного процесса. Они находятся на переднем крае, обычно работая самостоятельно, и решают, следует ли выдавать патент. Они должны подкреплять каждое решение ссылками на информацию из собственных архивов бюро, содержащих предыдущие заявки, или из соответствующих научных и технических журналов. Этих источников достаточно при медленном развитии технологий. Но они не работают, если технологии развиваются очень быстро: если изобретатели работают вне традиционных исследовательских или академических кругов или если они разбросаны по многим странам и говорят на разных языках. По оценкам интернет-службы патентных новостей, в более чем 50% американских патентов на программное обеспечение вообще не цитируются “прототипы”, патентные эксперты, критически оценили их как крайне неаккуратные и вероятно незаконные.

Самый могущественный центральный банк - это Американское патентное бюро. Американская система патентования, включая Конгресс, патентное бюро и суды, имеет исключительное влияние на мировую политику в том, что следует, а что не следует патентовать. Патентное бюро ежедневно взаимодействует с крупнейшими мировыми корпорациями и компаниями, занимающимися исследованиями и разработками; бюро в буквальном смысле занимает определяющие позиции там, где возникает нечто новые, инновационное. Его решения влияют на то, где пройдет линия между общественным и частным, и таким образом отражаются на корпоративных состояниях Америки и всего мира. И хотя американский патент имеет силу только в США, он автоматически становится “прототипом”, и идея не может быть запатентована в другой стране никем, кроме держателя оригинального патента. Если одно из бюро работает быстрее и щедро выдает патенты, то, вероятно, оно и будет задавать темп всему миру. Другие страны следуют за американской политикой, преследуя собственные экономические интересы. Их восхищает способность Америки превращать идеи в приносящие прибыль изобретения. Им хотелось бы, что бы их собственные национальные компании были бы так же прибыльны. Они знают, что американские корпорации не будут вкладывать капитал за границей, где их права не защищены.

Накопление богатства с помощью патентов столь же разумное деловое предприятие как бурение нефтяной скважины или производство автомобилей (или написание книги). Патентные бюро и держатели патентов могут обоснованно утверждать, что существующая система вполне соответствует основным представлениям общества о том, что должно быть общественным, а что может быть частным, без слишком больших разногласий или отклонений. Но критика становится более громкой. Все патентные бюро технологически нейтральны, другими словами они используют одни и те же принципы – новизны, изобретательности и технического эффекта – независимо от технологии, и от того механическое ли это устройство или бизнес-метод. Этот принцип, хорошо служивший более ста лет, становится слишком общим с развитием разнообразия технологий и эффектов. В случае с компьютерными программами и бизнес-методами демаркационные линии почти стерты, а различия между США и остальной частью мира весьма нелепы. В случае с растениями и животными нравственные вопросы так и остались без ответа. Промышленные компании хотят демонтировать стену между тем, что есть природа-мать и тем, что они могут свободно делать. Некоторые страны, не уверенные в том, что следует раздавать двадцатилетнюю монополию на подобные вещи, возрождают идею “ограниченного” или “малого” патента, который обеспечивает более низкий уровень защиты в течение нескольких лет и который можно получить дешевле и быстрее.

Патентная система концептуально неустойчива и административно перегружена. Наибольшие проблемы у Американского патентного бюро, хотя к его чести нужно сказать, что оно самое открытое для дискуссии и издает “белые книги” о патентовании бизнес-методов, организуя ежеквартальные форумы по бизнес-методам и биотехнологиям. Маловероятно, что система будет сломлена. Равным образом решения, принимаемые сейчас в Вашингтоне и в других местах, подталкивают к пересмотру договора о собственности. Предполагаемый результат пересмотра состоит в том, чтобы приватизировать более широкий диапазон идей и знаний таким образом, который нам не до конца понятен, но в случае недобросовестного использования, ситуацию будет трудно изменить.

Общество должно заявить свои требования наравне с коммерческими “добытчиками” и сделать это с такой же силой. В настоящее время патентные бюро ежедневно взаимодействуют со своими клиентами и судами, редко с политическими деятелями и почти никогда с общественностью. Они считают себя обычными функционерами, преднамеренно держась подальше от нравственных, социальных и политических сложностей креативной экономики. В результате интересы общества учитываются не в полной мере.

Первый шаг в патентной политике любой страны должен обеспечить гарантии того, что ее национальное патентное бюро обслуживает не только своих клиентов, но также и общество. Во-вторых, все бюро, а не только трехсторонний клуб Вашингтона, Токио и Мюнхена, должны тесно сотрудничать. В мировой экономике правила владения собственностью должны быть демократичными и последовательными.

Авторское право

Авторское право предлагает иную версию договора о собственности. Оно существует только для “качественных” произведений, которые могут быть разделены на три категории: литературные, драматические, музыкальные и артистические произведения, фильмы и телевизионные программы; спектакли и радиопередачи; и типографский макет. Литературные и художественные произведения не ограничиваются лишь тем, что широкая публика привычно считает таковыми; закон, например, рассматривает схему монтажа как художественное произведение.

Произведение должно соответствовать определенной категории, быть оригинальным и включать мастерство и труд автора, хотя уровень проверки на новизну и мастерство ниже, чем в подобных патентных проверках. Не нужно, чтобы произведение обладало какой-либо “новизной или эстетической ценностью”. Однако оно должно быть результатом “независимого интеллектуального усилия”. Решение этого кажущегося противоречия состоит в том, что произведение должно быть оригинальным не в смысле идеи, а в смысле выражения. Идея может быть скопирована, но выражение идеи должно быть оригинальным.

До некоторой степени авторское право приносит менее существенное вознаграждение, чем патент. Вместо обеспечения монопольной защиты идеи, хотя и идеи с техническим применением, авторское право вообще не защищает идею, а защищает лишь произведение. Но в этом есть и свои преимущества. Все “произведения” защищаются автоматически, и их не нужно регистрировать (единственное исключение, в США действительно поддерживается остаточная регистрационная система, но предполагается, что все качественные произведения защищены авторским правом). Вместо двадцатилетней монополии патента авторское право обеспечивает долгосрочную защиту. Обычно это вся жизнь автора плюс семьдесят лет. Авторское право не дает возможности что-то делать, не говоря уже о монопольном праве, а скорее дает право, запрещающее другим что-то делать.

Экономические основания для патентной ситуации можно сформулировать довольно легко. Я инвестирую свое время и деньги в разработку нового научного процесса или продукта, имеющего свою практичность, полезность и экономическую ценность (на это я надеюсь). Общество желает воспользоваться социально-экономическими преимуществами моей изобретательности и предоставляет мне временную монополию, чтобы я мог получить свою прибыль. Случай авторского права менее ясен и остается неясным для многих людей.

У этой проблемы есть две стороны. С одной - если общество открыто и демократично, считается, что индивидуальные выражения литературной и артистической природы должны быть доступны для всех, как одна из составляющих обычного дискурса. Наш вклад в общую беседу не “является нашей собственностью”. Сообразительность не “является нашей собственностью”. Инсайт не является нашей собственностью. С какой стати людям должны принадлежать их литературные и художественные произведения лишь потому, что они их записали или исполнили? C другой стороны, если изобретатель почти наверняка несет некоторые экономические затраты, и его изобретение будет иметь экономическую ценность, то у автора может и не быть никаких наличных затрат, но и его продукт может не иметь никакой экономической ценности. В свою очередь, автор может протестовать: мол, мои произведения имеют такую же ценность, как и любая машина (если ума побольше то, возможно, вслух он этого не произносит), я долго и упорно трудился и должен что-то есть (и не только есть, думает он, но и иметь возможность стать таким же богатым, как и другие).

Эта неопределенность прослеживается на протяжении всей истории выражения человеческого духа. Во множестве ранних обществ художественные и творческие произведения, особенно литературу, живопись и музыку, считали принадлежащими всему обществу, а не отдельному человеку. Во многих языках азиатских стран, связанных с исламскими и индуистскими религиями, нет слова для обозначения художника. Идеи индивидуального авторства и художественного произведения, находящегося в чьей-то собственности, начали возникать в классической Греции, но зачахли в раннехристианскую эпоху и в Средневековье. Марта Вудмэнси, сотрудник университета Case Western Reserve в Кливленде, и автор книги “Автор, искусство и рынок”, пишет, что авторы и художники считали себя проводниками божественного вдохновения, а значит, у них не было права извлекать личную выгоду из своей работы. “Свободно полученное” – писал Мартин Лютер в одном из своих произведений, - “свободно отдаю и ничего не хочу взамен”. Права авторов появляются как одна из особенностей светского гуманизма в период Ренессанса, начиная с пятнадцатого столетия и далее. Согласно докладу комитета Витфорда о законе об авторском праве в 1977 году, английское прецедентное право признавало права автора на свое произведение, начиная с пятнадцатого века, но Парламент одобрил юридический закон, защищающий эти права, несколько позже, и гораздо позже авторское право стало существенным источником дохода для авторов.

Изобретение книгопечатания в середине пятнадцатого века стало серьезным стимулом к закреплению индивидуального авторства, но на протяжении многих лет “книготорговцы”, как назвали британских печатников и издателей, получали бò льшую выгоду, чем сами авторы, то же самое происходило и в других странах. В соответствии с королевским патентом книготорговцы пользовались исключительными привилегиями гильдии и запускали систему регистрации и лицензирования на каждую новую книгу. В течение шестнадцатого и семнадцатого веков многие авторы были довольны, таким положением вещей. Они, в первую очередь, были больше заинтересованы не в защите своих произведений, а в их публикации. Большинство из них получали основную часть дохода не от продаж, а от государственного или частного патрона. Коммерческие гонорары за писательский труд были небольшими: в 1660-ых издатель заплатил Джону Мильтону 10 фунтов стерлингов за “Потерянный рай”, хотя после его смерти жена его получила еще 8 фунтов.

Во времена Гражданской войны политические настроения изменились. Гильдия книготорговцев потеряла свои исключительные привилегии. Авторы начали отстаивать свои экономические права. Большинство писателей жили в Лондоне и были знакомы друг с другом (один из первых примеров экономического кластера, превратившегося в успешное лобби), и когда все возрастающие несдержанные требования печатников к изданию новых произведений превысили желание или способность авторов их писать, они обнаружили, что их переговорная позиция достаточно сильна. Авторы лоббировали в парламенте законопроект, приостановивший действия печатников и издателей, которые “в последнее время взяли на себя смелость печатать, перепечатывать и переиздавать книги без согласия авторов”. Писатель Даниэль Дефо блестяще утверждал, что “книга - собственность автора, это дитя его изобретательности, непоседливый ребенок его мозга”. В 1710 году парламент королевы Анны своевременно принял первый в мире закон об авторском праве. Закон ввел фундаментальный принцип, согласно которому автор имеет “единоличное право и свободу печатать книги”. Дефо, опубликовавший в 1719 году свого “Робинзона Крузо”, мог гордо заявлять “Писательство… становится значительной отраслью английской коммерции”.

В Америке книгопечатный бизнес был также защищен патентами до того, как сами произведения получили защиту авторского права. Законодательное собрание Колонии Массачусетского залива уже 1672 году выдало находящемуся поблизости книгопечатнику патент на исключительное печатание Хартии вольностей, а закон об авторском праве конфедерация приняла только в 1780-ых. Томас Пэйн, Ноа Вебстер и другие авторы обосновывали свои требования авторского права естественными правами в трактовке Гоббса и Локка, усилив их своей политической независимостью и верой в свободу слова. По выражению историка авторского права Рональд Беттига закон установил “неотъемлемую связь между творческим потенциалом, прибылью и социальным благосостоянием”. Несмотря на антиколониальные настроения штатов, большинство из них моделировало свои законы по образу и подобию английских. В 1790 году Конгресс принял первый федеральный закон.

Следуя акту Королевы Анны, английский (теперь британский) парламент постепенно расширял перечень квалифицированных произведений и вводил новые права, в основном в результате развития новых технологий. Гравюры получили защиту авторского права в 1734 г., текстильные образцы - в 1787 г., скульптура - в 1814 г., музыкальное исполнение - в 1833 г., а живопись, рисунки и фотографии в 1862 г.. Может показаться странным, что картинам пришлось так долго ждать. Но авторское право – это именно то, что говорится: право копировать. Картины всегда были защищены как частная собственность, и они попали под защиту в качестве интеллектуальной собственности только тогда, когда развитие технологий позволило начать делать копии, привлекательные для покупателей.

Некоторые из реформ девятнадцатого века в сфере интеллектуальной собственности будоражили внимание общественности настолько сильно, что сегодня это трудно себе представить. Пять лет парламентских дебатов об увеличении продолжительности авторского права, повлекших за собой Закон об авторском праве 1842 года, сопровождались многочисленными митингами, за это время было подано 500 ходатайств, которые подписали более 30 000 человек. Большинство критиковали авторское право, считая его “налогом на знания”. Томас Бэбингтон Маколей называл его “налогом с читателей для того, чтоб сделать щедрый подарок авторам”.

Сегодняшние законы об авторском праве в Великобритании и в других странах следуют общим принципам закона королевы Анны. Так и не появилось авторского права на идею или на творческий потенциал. Творческая энергия - это движущая сила процесса, но сама по себе она не имеет защиты. Когда я обдумываю написание следующего предложения, различные фразы, возникающие в моей голове, не попадают под действие авторского права и не имеют его защиты. Но, будучи написанным, предложение эту защиту получает. Когда идея зафиксирована с помощью какого либо средства, тогда закон приходит в действие: юристы говорят об акте “фиксации”.

Стандартный срок действия авторского права, как мы знаем, составляет всю жизнь автора плюс семьдесят лет, но не так уж много стандартных или ясных случаев, где должным образом учитывалось бы все разнообразие объектов авторского права, которые могут иметь разное, множественное или даже неизвестное авторство. Литературные произведения (включая пьесы, музыкальные сочинения, художественные произведения, фильмы и телевизионные программы) являются объектом авторского права в течение всей жизни автора плюс семьдесят лет. Права на исполнение, такие как звукозапись и радиопередачи действуют в течение пятидесяти лет с того момента, когда они были сделаны. Права на типографский макет действуют в течение двадцати пяти лет. Появление возможностей электронного распространения посредством спутников, кабельных сетей и Интернета подтолкнуло к радикальной переоценке применения этих прав.

Существует пять логических стадий к понятию концепции авторского права как действенной силы творческой (креативной) экономики. На первой стадии появляется автор, термин, который обозначает не только авторов литературных произведений, но и других творческих людей. На второй - авторская переработка идеи создает произведение. Эта переработка предполагает приложение навыков и усилий. Это действие не может быть случайным или бессмысленным. На третьей - само произведение - текст, изображение, представление, публикация, радиопередача и т.д. На четвертой стадии закон определяет виды прав, которые могут быть защищены. На каждое произведение существует большое количество различных прав, которые можно продать или выдать лицензию с учетом различных носителей, территорий, языков, промежутков времени, и т.д. На пятой - осуществляется сделка, когда держатель прав разрешает или запрещает другим делать копии. Сделка может быть соглашением между автором и посредником, посредником и посредником, или между посредником и пользователем. И опять, вариации практически бесконечны.

Эти пять стадий имеют свою внутреннюю логику в бизнесе и юриспруденции. Я что-то создаю и позволяю или не позволяю вам это копировать. Логика работает для любого носителя. Два краеугольных камня этого процесса – авторское произведение (как бы его не определяли) и копирование (как бы его не определяли). Основные формы произведений вполне однозначны, а с идей копирования все знакомы со школьной скамьи и из повседневной жизни.