Последнее ведро

Могучие своды подземелья защищают колодец Братиславского замка от жары, от ветра, дождя и от дневного света. Узкий ход к нему днём и ночью освещён факелами, стены дышат пронзительным холодом даже в самый разгар лета. Каменные ступеньки и сумрачный коридор ведут глубоко вниз, в круглую камеру подземелья, под сводами которой находится колодец. Своего ключа в нём нет, в колодце скапливаются лишь боковые глубинные воды. Поэтому он не богат водой, и чтобы зачерпнуть её, приходится опускать ведро на страшную глубину. Но этому колодцу нет цены, потому что он в замке единственный.

Каждый день служитель Янко трудился до седьмого пота, чтобы в замке было вдосталь воды. Он вытягивал из колодца одно ведро за другим, ему было жарко среди холодных стен подземелья, он раздевался до рубашки и то и дело утирал рукавом пот. Работа у него была адская, скорее для скотины, чем для человека.

А однажды выпал такой день, что к вечеру Янко совсем с ног валился. В замок нагрянули знатные гости с многочисленной свитой, поэтому воды потребовалось намного больше, чем в обычные дни.

«Ну, это ведро будет последним», - думал Янко, из последних сил вращая колодезное колесо. Он вытянул ведро, поставил его на бортик колодца и перевёл дыхание.

Вдруг он услышал чей-то голос:

- Дай мне напиться, добрый молодец!

Оглянулся Янко: кто это здесь? – Никого не видать. Пусто, безлюдно в подземелье.

- Дай мне напиться, добрый молодец! – снова раздалось где-то у самых его ног.

Глянул Янко себе под ноги – ну и ну! Стоит перед ним старичок, но какой! В пядь ростом, зато борода в локоть длиной, белая-белая, словно мукой присыпанная.

«Смотри-ка, дедушка Длиннобород!» - с улыбкой подумал Янко. Он нагнулся, поставил старичка на ладонь и поднёс к ведру:

- Пей, дедушка, на здоровье, сколько твоей душе угодно, - говорит Янко, а сам думает: «Много ли ты выпьешь – ну, от силы два-три глотка».

Но дедушка Длиннобород здоров был пить. Вода из ведра убывала на глазах и наконец исчезла до последней капли.

- Вот это жажда! – подивился Янко.

- Ещё бы! – и Длиннобород утёр свои белые усы. – Вот уже третью неделю блуждаю по этим каменным подземельям – и хоть бы капелька воды попалась. Ну, спасибо тебе, добрый молодец, напоил ты меня на славу. И не жалей, что придётся тебе вытягивать лишнее ведро.

- На здоровье, дедушка Длиннобород, - отвечает Янко. – А лишнее ведро я уж как-нибудь вытяну, не беспокойся!

- Ну-ну, - сказал старичок, спрыгнул с ладони Янко (только длиннющая борода мелькнула, словно хвост диковинной белки) – и исчез.

Снова спустил Янко ведро в колодезь. Как всегда, оно долго летело вниз с грохотом и звоном и наконец шлёпнулось в воду где-то глубоко-глубоко внизу. Янко подёргал за цепь, чтобы ведро наполнилось как следует, и стал тащить его вверх. Только до чего же оно было тяжеленное! И чем дольше он крутил колесо, тем тяжелее становилось ведро. Словно он поднимал не одно, а сразу пять или десять вёдер. А цепь стонала, скрипела и как-то неохотнее чем обычно наматывалась на вал.

«Похоже, и колодцу эта работа осточертела не меньше, чем мне», - подумал Янко.

Из последних сил вытащил он ведро, поставил на каменный бортик колодца – и вытаращил глаза: что это? Ведро наполнено доверху золотыми монетами! Не веря своим глазам, Янко сунул руку в ведро и стал перебирать звонкие монеты, живым огнём отражающие свет факелов.

- Спасибо тебе, добрый дедушка Длиннобород! – крикнул Янко в темноту.

Но никто не отозвался ему.

Янко перенёс монеты в свою каморку и до самого утра пересчитывал их у свечи, раскладывал на кучки:

Это – чтобы выкупить себе свободу у хозяина.

Это – чтобы купить себе землю и поставить на ней свой домишко. И чтобы земля была на солнечном склоне, чтобы рядом лес шумел, а над головой голубело свободное небо.

За эту кучку монет куплю себе волов, корову, овец десяток.

А на эти – сыграю весёлую свадьбу!

Нежданное, негаданное счастье принёс дедушка Длиннобород бедному работнику Янко.

После того, как Янко ушёл из замка, воду не стали больше вытягивать из колодца вручную. Приспособили к валу два колеса, вместо рукояти – дышло, а к дышлу припрягли двух осликов. Ослики ходили по кругу, вал вращался, подымая одно ведро и одновременно опуская другое. Ослики покорно ходили вокруг колодца и только иногда грустно кричали: «И-а! И-а!»

ВЛКОША

Дом бургомистра на Вентурской улице жужжит, как потревоженный улей. Пропала малая городская печать, так называемая «тайная печать». Вчера бургомистр принёс её из ратуши – собирался написать дома несколько деловых писем и тут же отправить их с городским служителем – и вот на тебе! Печать как сквозь землю провалилась. Он точно помнит, что, придя домой, поставил её на стол в своей комнате, рядом с чернильницей – и тут пришла жена звать его к ужину. Когда на следующий день он вспомнил про печать, её на столе уже не было.

- Как будто нельзя было принести ужин ко мне в кабинет! – сердился бургомистр.

- Но ведь у нас были гости, твоя сестра с мужем, - обиженно возражала супруга.

- Нашли время для визитов! – ворчал хозяин дома.

Они обшарили все углы, ползали под столами и кроватями, двигали шкафы, перерыли все ящики и полки. Искали даже в саду, как будто печать могла выпорхнуть в окно, распахнутое по случаю жаркой погоды.

- А ты, Лоринка, не видела? – спросил староста свою дочку.

- Что, папенька? – девочка подняла на него свои голубые глаза.

- Значит, ты не знаешь даже, что мы ищем? Безмозглая курица! – рассвирепел родитель. – Мы ищем печать! Тайную печать! Видела ты её или нет – отвечай!

У девочки задрожали губы, на глазах выступили слёзы. Она прижимала к груди куколку в кружевном чепчике и широкой, длинной юбке, словно куколка могла защитить её от отцовского гнева.

- Откуда же ребёнку знать, что это такое? – заступилась за неё супруга достойного бургомистра.

- Тогда пусть не путается под ногами! И без неё тошно!

- Поди, Лоринка, погуляй в саду, нарвёшь себе цветочков… - Мать взяла её за руку и вывела из комнаты.

Лоринка побежала к садовой беседке, поставила куклу в густую, мягкую траву, разложила вокруг неё цветы. Кукла стояла посреди цветов в своём кружевном чепчике и в широкой юбке до земли, а вокруг вились пчёлы, садились на её гладкое деревянное лицо и жужжали, жужжали о чём-то…

Печать не нашлась и на третий день. Гнев бургомистра перешёл в мрачное отчаяние. Больше тянуть нельзя, завтра придётся заявить о пропаже и ждать решение магистрата. Может, придётся уйти со своего поста. Ведь не безделица какая-нибудь пропала – тайная печать!

Он стоял у открытого окна и глядел в темнеющий сад, где качались на ветру вершины деревьев.

- Приятного аппетита, благородный пан, - служанка Марка поставила на стол поднос с ужином. – И ещё бы… если не прогневаетесь…

- Ну… в чём дело?

- Я, благородный пан, хотела вам сказать…

- Не о печати ли? – резко обернулся к ней бургомистр.

- Не о печати – об одной женщине. Зовут её Влкоша и она знает всё…

- Что значит всё?

- Ну, знает, что у нас вчера готовили, и с кем я на гулянье чаще всего танцевала… в общем, всё.

- А где она живёт, эта Влкоша?

- Чего не знаю, того не знаю, благородный пан, но она приходит на каждую ярмарку. Завтра начинается Лаврентьевская ярмарка, значит, она непременно придёт торговать своим мёдом.

«Ну, невелика надежда, а всё-таки… попытка не пытка», - подумал бургомистр.

Когда на следующее утро он направлялся к ратуше, на Большой рынок уже стекались торговцы, ставили свои палатки, выкладывали товар. Целых три дня будет продолжаться Лаврентьевская ярмарка, одна из самых первых и главных ярмарок в Братиславе. В полдень на ратуше будет поднят флаг, выставлена «рука правосудия»*, с башни зазвучат фанфары городских трубачей. Это будет сигналом к открытию ярмарки, и на рынке закипит жизнь. Вот тогда бургомистр и поищет эту… как её? Да, Влкошу!

«Сколько же здесь народу, сколько товаров на этом рынке! – думал бургомистр, пробираясь сквозь толпу. – И какая смесь языков!» Эти торговцы полотном наверняка с Оравы, суконщики, судя по выговору, откуда-то с Рабы. Иголками и лентами торгуют венцы, кружева привезены из Хайнбурга, пряности – из Италии, а купцы, которые бренчат цепями в том ряду, должно быть из Силезии. А от этих палаток так приятно, так вкусно пахнет, здесь женщины в полотняных чепцах и крестьяне в куртках домотканого сукна выкрикивают на сочном словацком языке: «Годовалый каплун за шесть денариев, молодой каплун за пять! Фунт масла – семь денариев! Пяток яиц денарий, свеженькие, только что снесённые, кушайте, барыня, на здоровье! Самое лучшее вино всего за четыре монеты, отведайте, благородный пан, не пожалеете!»

Занятно слоняться среди этих красок, ароматов, голосов – но только тогда, когда тебя не гнетёт забота! А тут что продаётся? – палатки не видно из-за обступивших её людей. До бургомистра донёсся певучий девичий голос:

- А ты сможешь угадать, Влкоша, где я была в воскресенье?

- Мёд у меня по пяти денариев, разговоры идут только в придачу, - тут же прозвучал ответ, и все стоявшие вокруг рассмеялись.

- Ну, тогда дай мне одну мерку, - пропела всё та же девушка.

Бургомистр привстал на цыпочки и глянул поверх толпы. Крепкая молодая женщина набирала из корчаги лесной мёд. Пчёлы жужжали вокруг её тёмных волос, но она не отмахивалась от них. Одна пчела села прямо на пробор, уходящий под полотняный чепец.

- Вот, держи, Аполенка, - Влкоша протянула девушке кружку. – А в воскресенье снова надень свой красный платок, чтобы твой Йожи ещё издали тебя разглядел.

Аполена ойкнула, как человек, которого застали врасплох – и снова все рассмеялись.

- А мне дай две мерки, Влкоша! – Белая рука, украшенная перстнями, протянула стеклянный кувшинчик.

Течёт тёмная лента мёда, укладывается в прозрачный кувшин, наполняет его почти до краёв.

- Вот, пожалуйста, панна Кристина, хватит и к чаю, и на медовые сердечки, которые так нравятся молодым господам.

Панна Кристина залилась румянцем, поспешно достала из кошелька деньги и скрылась в толпе.

- Эх, глупая ты, Влкоша! – с упрёком заметил пожилой мужик, продававший рядом масло.

- Это почему же?

- Да разве можно трезвонить обо всём, что знаешь? Хочешь, чтобы панночки подумали, будто ты у них на кухне днюешь, в кладовке ночуешь, в замочную скважину подглядываешь? Эх, - И он махнул рукой с досады.

В замешательстве Влкоша затеребила белую шейную косынку.

- Твоя правда, сосед, - помедлив, сказала она низким грудным голосом. Потом тряхнула головой, блеснув тёмными глазами, и спросила:

- Кому ещё мёду?

- Мне, Влкоша, - отозвался бургомистр. – Но не мерку и не две – я покупаю весь твой мёд. Только, пожалуйста, отнеси его ко мне домой.

Молодая женщина поставила корчагу с мёдом в короб, короб взвалила на спину и пошла следом за бургомистром. Вокруг неё вились пчёлы, садились на короб, ей на плечи, на голову, жужжали, настойчиво гудели, будто что-то рассказывали ей, будто считали её своей.

Мёд служанка унесла на кухню, а Влкошу хозяин дома отвёл в свою комнату и усадил за стол.

- Влкоша, мне нужна твоя помощь.

- Знаю, господин мой. У тебя пропала тайная печать.

- Если ты её найдёшь, Влкоша, я щедро тебя вознагражу.

- Найду, господин мой. А награда – зачем она мне? С меня довольно будет, если ты запомнишь моё имя.

- Разумеется, Влкоша. Смогу ли я забыть твою помощь?

- Тогда подойди к окну, господин мой. Видишь куклу, с которой твоя дочь играет в саду?

- Что с неё взять? Она только и знает, что возиться с куклами!

- Так вот, её кукла – это и есть то, что ты ищешь три дня. Лоринка одела её в юбку, а на круглую рукоятку нахлобучила чепчик.

- Не может быть! – усомнился бургомистр.

Принесли куклу из сада, сняли с неё кукольный наряд – и на свет появилась тайная городская печать.

- Ох, Влкоша, Влкоша, откуда это у тебя, откуда ты всё знаешь?

- Если б ты понимал язык пчёл так же, как я, господин мой, ты бы тоже знал больше других людей.

- Неслыханное дело! Так ты понимаешь язык пчёл?

- Да, господин мой. Там у нас…

Влкоше представился бревенчатый домик на солнечном склоне холма Девинская Кобыла, где жил их род потомственных пчеловодов. Кругом стоят ульи, ульи из пней, из обрубков стволов, творения мастерицы-природы, к которым приложил руку мастер-человек: один улей выглядит медведем, второй – глухарём, третий – грибом, четвёртый – как карлик. Изо всех ульев вылетают пчёлы, с жужжанием и гулом спешат на свою медоносную работу.

- Там у нас говорят, - продолжала Влкоша, - что мой прадедушка немножко понимал пчелиный язык. Дедушка, мол, понимал уже лучше, а мой отец – и вовсе хорошо. Свое знание он передал мне, когда я была ещё девочкой, и сама я с тех пор многому научилась. Вот и весь мой секрет.

- Я тебе верю, - улыбнулся бургомистр, - хотя и не всё понимаю. Впрочем, я знавал сокольничего, который общался с соколами – почему бы и тебе не общаться с пчёлами?

- Истинно так, господин мой.

- А скажи мне, Влкоша, о чём жужжит вон та пчела на оконном стекле?

Молодая женщина прислушалась и поспешно встала.

- Она говорит, что к вечеру будет гроза. Мне нужно торопиться, господин мой. Мёд я продала, а добираться домой мне не близкий свет.

- Ладно, Влкоша, иди. И спасибо тебе.

Чтобы ощутить быстрый бег времени, достаточно взглянуть на собственных детей. Бургомистрова дочка Лоринка выросла и вышла замуж. А бургомистр давно уже перестал быть бургомистром, но по-прежнему заседал в магистрате, то есть в городском совете.

Однажды пришёл к нему городской писарь. В чёрной мантии, с чернильницей на поясе.

- Прости меня, пан советник, за беспокойство, да ещё по такому малоприятному делу. В нашу тюрьму попала женщина, обвиняемая в колдовстве. Только что мы подвергли её первому допросу под пыткой.

- А я-то здесь причём? – удивился советник.

- Тысячу раз прошу прощения, пан советник, но эта особа настоятельно просила напомнить тебе её имя.

- Как её зовут?

- Влкоша.

- Не знаю такой. В первый раз слышу.

- Я сразу так и подумал, пан советник. Что может быть общего у тебя с невежественной крестьянкой! Правда, говорят, что она будто бы понимает язык пчёл, но это, конечно, враки. А вот то, что две почтенные горожанки уличают её в связи с дьяволом – это факт!

- Как ты сказал? Погоди! – воскликнул советник. – Влкоша, говоришь? Тогда я отлично её помню! Как же, тайная печать!...

- Прости, пан советник, я что-то не понял!

- Гм… я, собственно, хотел сказать… так что говорят эти свидетельницы?

- Говорят, эта Влкоша может найти украденную или пропавшую вещь, разрешить любую загадку, и эта способность у неё, конечно, от дьявола. Об этом свидетельствовали две весьма уважаемые женщины, много лет покупавшие у неё мёд. И вот теперь она прямо с ярмарки попала в темницу.

- Она в чём-нибудь призналась?

- И добровольно, и на допросе с пристрастием она призналась, что всё узнаёт от пчёл. Даже если это и так, это тоже колдовство!

- Ладно, писарь, хватит болтать, отведи меня к ней.

В тёмном, глубоком подземелье под ратушей, при мерцающем свете факела советник увидел незнакомую пожилую женщину, сухощавую, жилистую, с загорелым, обветренным лицом. Он готов был поклясться, что никогда не видал её в глаза. Увидев его, она с трудом поднялась на ноги.

- Благодарю тебя, господин мой, что ты сохранил в памяти бедную Влкошу.

Лишь теперь он узнал её: по большим тёмным глазам, по пробору, ровно пересекающему темя и уходящему под полотняный чепец. И по низкому, звучному голосу.

- Как ты сюда попала, Влкоша? За какую провинность?

- За свой несдержанный язык попала я сюда, господин мой. Выболтал он что-то об одной барышне, и что же получилось? Готовилась свадьба – и вдруг не стало свадьбы. Тут мамаша этой барышни и нашла свидетельницу, которая подтвердила, что я имею дело с дьяволом… Ах, господин мой, что-то теперь меня ждёт…

- Вот видишь, Влкоша, как опасно знать сокровенные вещи. Но не отчаивайся, что-нибудь придумаем. Ты можешь и не знать, но есть такое правило: свидетельство городского советника может заменить показания двух свидетелей.

Да, большой вес имело свидетельство бывшего бургомистра. Все знали о его беспорочной жизни и ревностном служении родному городу.

Благодаря ему Влкоша избежала новых пыток и смерти на костре. Городской суд вынес сравнительно мягкий приговор: ей было навсегда запрещено ступать ногой на территорию свободного королевского города Братиславы.

Влкошу вывели из тюрьмы, постаревшую до неузнаваемости, и помощники палача под звон колоколов мётлами выгнали её за городскую черту, за самые дальние рыбацкие хижины.