Способы.

Ни кассовые рапортички, ни ругательные рецензии не должны обескуражить режиссера настолько, чтобы разом, одним махом зачеркивать работу всего коллек­тива, свою работу. То, что режиссер считает верным, нужным, полезным, в любом, даже в самом слабом спек­такле должно быть отмечено.

В ряде театров бывали и есть спектакли, активно посещаемые, часто эксплуатируемые; имеющие все приметы внешнего успеха. Но редко, когда коллектив театра заблуждается в оценке подлинного качества «кассовых» спектаклей.

Актеры знают, что успех бывает дорогим и дешевым.

Есть пьесы «обреченные» на успех. Успех может быть вызван модой, словесными репризами, мелодраматично­стью и т. п. Режиссер, приписывающий успех ловко со­стряпанной пьесы себе, измеряющий свое мастерство продолжительностью аплодисментов и числом аншлагов, нарушает высшую заповедь Станиславского: «Люби ис­кусство в себе, а не себя в искусстве».

Мы работаем для народа, для зрителей. Поэтому мы не можем бить равнодушными к мнению критики, пуб­лики, общественности. Но как ни авторитетен рецензент, как ни уважаемы критики, режиссер обязан иметь свою точку зрения на спектакль, свою работу, работу каждого участника.

К сожалению, нет способа определить, когда режиссер отстаивает свое решение из упрямства, когда из прин­ципиальности. Когда не приемлет критику, потому что убежден в своей правоте. Ведь в этих вопросах не всегда право большинство. Когда режиссеру навязывают чужое решение, он вправе его отвергнуть. Но когда режиссеру не просто говорят «это ошибка», а доказывают ее, обнаруживают ее, исходя из идейно-художественного замысла спектакля, защита «чести мундира» — не лучшая по­зиция.

ЩЕПЕТИЛЬНЫЕ В0ПРОСЫ

Все связанное с материальной стороной жизни теат­ра принято стыдливо обходить. Режиссер, полагающий унизительным для себя считать деньги, потому-де, что он — художник, творец и т. п., совершает непроститель­ную ошибку. Разрыв между требованиями и возможностями из вопроса хозяйственного непременно переходит в вопросы творческие и этические. Всякая бесплановость, в первую очередь финансовая, всегда оборачивается неразберихой творческой, суетой и хаосом.

Конечно, почти невозможно все наперед предусмот­реть и начисто избежать непроизводительных затрат. Купленная ваза может не понадобиться в последний мо­мент. Может возникнуть. необходимость изменить раз­меры сундука, отменить переодевание и т. п. Но сколько труда, денег и материалов можно сэкономить, проверив замысел режиссера и художника в условной выгородке? Сколько затрачивается напрасных усилий, когда ре­жиссер не умеет читать чертежи, не проверяет сам лич­но, что и как изготовляют в мастерских театра?

Регулярная проверка того, что делают столяры, бута­форы, костюмеры, художники-исполнители, — святая обя­занность режиссера. Не всегда художник знает и пом­нит, какая створка двери должна открываться, не может он и знать, что вчера режиссер решил раскрыть окно, придумал проход за ним и т. д. Не могут костюмеры сами догадаться, что для переодевания у актера есть лишь одна минута, что по ходу спектакля пиджак будет снят. Да и бутафоры, знающие, как будут использованы зака­занные им веера, шкатулки и браслеты, сделают их со­ответственно получше, поудобнее.

Нельзя, конечно, требовать от режиссера владения всеми театральными профессиями. Но тот, кто любит и знает театральную технику, может рассчитывать на неиз­меримо большее уважение технического коллектива театра, чем тот, кто ею пренебрегает.

Как-то я пожаловался Леонидову на пожарную охра­ну, запрещающую пользоваться на сцене открытым огнем и тем самым лишающую нас возможности сделать финал сцены эффектным. «А вы, — посоветовал Леонидов, — по­ручите этот эффект самим пожарным».