Хосе Марти. Три героя. По мере того как приближался час высадки повстанческого отряда во главе

По мере того как приближался час высадки повстанческого отряда во главе

с Фиделем Кастро, кубинское общество приходило в движение, не заметить которое было невозможно. И силы реакции, и революционное подполье в глубокой тайне готовились

к открытой схватке. Лавина надвигалась во все возраставшей скоростью. Цель реакции – обнаружить, локализовать высадку и на месте разгромить отряд. Цель подполья – поддержать высадку, рассредоточить карательные силы, не дав им сконцентрироваться

на месте десантирования, чтобы помочь повстанцам перебраться в горы Сьерра-Маэстра. Трудность состояла в том, сумеет ли подполье с пользой для революции осуществить свой план легализации борьбы в поддержку повстанцев. Удастся ли ему парализовать действия режима, который наращивал и мобилизовывал свои карательные силы?

Ежедневно с воздуха велось патрулирование южного и северного берегов двух провинций – Камагуэй и Ориенте. Самолет С-47, курсировавший по маршруту Камагуэй – Нуэвитас – Банес – Престон – туда и обратно, а также самолет В-25, летавший по трассе Камагуэй – Сата-Крус-дель-Сур – Мансанильо – Кабо-Крус, ежедневно совершали полеты длиной в сотни километров, прочесывая акваторию шириной в двадцать морских миль.

Береговая охрана располагала списком кораблей, на которых мог прибыть Фидель со своим отрядом. Это яхты «Магдалена», «Коринтия» и «Гранма». В боевую готовность были приведены все три эскадрона военно-воздушных сил Кубы: эскадрон бомбардировщиков, состоявший из 20 самолетов В-26 и дух вертолетов, эскадрон преследования, насчитывавший 17 самолетов F-47 и восемь Т-33; и транспортный, включавший 33 самолета, в том числе одиннадцать С-47.

Кроме того, из военного гарнизона Ла-Кабанья на восток была переброшена пехота: пять офицеров, шестнадцать солдат и семьдесят три «контрактника». Все приготовления были сделаны еще тогда, когда «Гранма» стояла на приколе в Тукспане. Подкрепление получила и сельская жандармерия. Именно в этом роде войск начинал свою карьеру Батиста. Сельская жандармерия во все времена выделялась своей тупостью, жестокостью и продажностью. И на данный момент она находилась в состоянии повышенной боевой готовности – по всей провинции, особенно в районе Ольгина, где,

по данным батистовской разведки, и должна была состояться высадка повстанцев.

26 ноября туда шестью самолетами были экстренно переброшены девяносто четыре солдата с полным боевым снаряжением. 27 ноября прибыли высшие офицерские чины, включая членов генштаба.

Все это не прошло мимо внимания подпольщиков Ольгина. От них не ускользнуло, что в регионе концентрируются правительственные войска. И они тоже начали готовиться к своему боевому крещению.

Сложившаяся общественно-политическая ситуация вынуждала революционные силы провинции Ориенте активизировать свои выступления, чтобы не допустить сосредоточения сил для удара по повстанцам. Для Франка как руководителя Движения уже не стоял вопрос о готовности или неготовности к восстанию. Необходимо было сделать все возможное для поддержки экспедиционеров. Вооруженное восстание было неизбежно, даже если оно станет всего лишь отвлекающим маневром.

23 ноября, за неделю до назначенной даты высадки, о которой на самой Кубе знал только Франк, состоялось секретное совещание. Собрав своих самых верных соратников, Франк поставил перед ними одну четкую задачу: захватить все коммуникации и держать дороги под постоянным контролем, тщательно оценивая характер передвижения, но

не обнаруживая своего присутствия до следующего приказа. Франк был краток и убедителен:

- Прежде всего следует занять дороги, ведущие к месту предполагаемой высадки. Нельзя допустить переброски репрессивных сил. Дороги должны стать нашими. Мы должны прибыть туда раньше, чем противник.

Пока все шло по плану. Идея Фиделя о высадке на юго-западном побережье провинции Ориенте не была разгадана противником, который перебрасывал свои силы

к Ольгину, то есть в противоположном направлении. А значит, дезориентация противника как один из важнейших факторов успешной высадки десанта была достигнута. Это казалось Франку добрым предзнаменованием. Он-то знал точное место высадки.

Оружия у революционеров было мало, на всех явно не хватало. По этой причине

в резерв были отправлены прекрасные юноши, готовые по первому зову ринуться в бой: не хотел Франк рисковать их жизнью, отправляя на битву безоружными. А добывать оружие становилось все труднее. Франк неустанно ломал над этим голову. И вот родился дерзкий, отчаянный план освобождения из местной тюрьмы политзаключенных, выразивших готовность прихватить с собой оружие, отобрав его у охраны. Побег политзаключенных был намечен тоже на 30 ноября.

Для участников вооруженного восстания была заготовлена военная форма оливкового цвета с красно-черной повязкой и эмблемой Движения 26 июля на рукаве, а также береты. В строгой тайне над этим работали подпольные мастерские, где день и ночь стрекотали швейные машинки. Это девушки и женщины готовили обмундирование для участников восстания в Сантьяго-де-Куба.

Никто не мог точно предсказать, как развернутся события. Однако всем было ясно, что там, где идет вооруженная борьба, не избежать ранений. Их может быть очень много: противник вооружен, жесток и безжалостен. Следовательно, надо создать пункты медицинской помощи, нужны медикаменты. По личному распоряжению Франка Паиса Вильма Эспин, которую все знали как шофера Франка, подготовила походные аптечки скорой помощи. Кроме того, она устроила экспресс-курсы сестер милосердия для сочувствующих Движению девушек. В ходе этой работы ей удалось наладить контакты и с прогрессивно настроенными врачами. Они были. Во всяком случае, она знала: есть врачи, на которых можно положиться. Благо докторам и ничего не надо было объяснять, они сами отдавали себе отчет в том, что грядут горячие деньки. Здесь Вильма проявила себя как прекрасный организатор. Она предусмотрела и создание аптечных пунктов

во всех улицах города, куда повстанцы могли обращаться в случае ранения. Подполье работало четко.

В боевую готовность был приведен штаб восстания, располагавшийся на углу улиц Санта-Лусия и Сан-Педро. Неотлучное дежурство там несли опытные подпольщики: Айде и Армандо Харт, включенный в состав национального руководства Движения перед самым отбытием Фиделя в Мексику. Сюда они прибыли еще в октябре. К штабу были прикреплены и другие лидеры, в задачи которых входило руководство сражением на своих участках.

Артуро Дуке-де-Эстрада было запрещено покидать свой дом. На его адрес –

Сан-Фермин, 358 со дня на день должна была поступить телеграмма с сообщением

об отплытии «Гранмы».

Все службы штаба восстания были приведены в боевую готовность. В верности своих соратников Франк не сомневался. И все же ответственность, возложенная на него Фиделем, была слишком велика. Франк сознавал это особенно остро. Он выехал

в Мансанильо, чтобы лично убедиться, чтобы лично убедиться, что все идет так, как задумано. Селия Санчес несла личную ответственность за встречу повстанцев. Убедился: грузовики на месте, провизия припасена, дежурство организовано, проводники проинструктированы, участки за ними закреплены. По замыслу организаторов восстания каждый из проводников должен был знать только свой, закрепленный лично за ним участок и выбирать маршрут. Из Мансанильо Франк вернулся окрыленным. Все шло хорошо. Теперь, дождавшись телеграммы, которая должна была прийти с часу на час, следовало организовать демонстрации молодежи не только в Сантьяго-де-Куба и

в провинции Ориенте, но и по всему острову. Для Движения это должно было стать своего рода смотром боевых сил. Важно было не допустить стычек с полицией, которые всегда опасны потерей людей из-за арестов. Силы надо было беречь. А главное –

не растратить по мелочам революционный потенциал.

27 ноября – традиционный день противостояния кубинской молодежи властям,

в память о студентах-медиках, расстрелянных испанцами в 1871 году. Франк остался

в Сантьяго. Было такое впечатление, что на улицы вышел весь город: не было площади, улицы, уголка, свободного от шествий и манифестаций. Полиция готовилась пустить

в ход дубинки, но внутренняя собранность тех, кто открыто демонстрировал свою решимость, парализовала «блюстителей порядка». Им не осталось ничего иного, кроме как идти рядом – словно в знак «солидарности» с теми, кого они должны по долгу службы арестовывать, расстреливать, тащить в полицейские участки.

Этот необычный день завершился событием, которого вот уже несколько дней ждали в доме по адресу Сан-Фермин, 358. Хозяин дома, учитель биологии, известный и уважаемый в городе человек Артуро Дуке-де-Эстрада-де-Риере, не находил себе места от волнения. Просторная гостиная, которую он измерил шагами вдоль и поперек, казалась слишком тесной. Чтобы отвлечься, он снял с полки любимую книгу – «Происхождение видов» Дарвина. Не успокоила. Решил поставить ее на место. И в этот миг он услышал свисток. Сомнений быть не могло: свистел посыльный с телеграфа. Все встало на свои места. Нетрудно понять состояние человека, осознавшего, что долгожданное событие наконец-то произошло. Он вышел во двор и нетерпеливо подписал протянутую квитанцию. «Запрещенная книга продана Издательство Дивульгасон» - прочел он про себя пять слов. Артуро не знал, что телеграмма, помимо того что является сигналом

к решительным действиям, содержит еще и шифр. Ее следовала читать так: ««Гранма» второй день находится в пути. Ровно через пять дней после отплытия [то есть 30 ноября] она в назначенный час пристанет к берегу в условленном месте».

Чувство облегчения охватило Артуро Дуке. Телеграмма невольно вернула его

к первым, детским впечатлениям от рассказов о борьбе Кубы за свободу.

Родился он в Мансанильо. Его детское воображение питали рассказы деда, участника освободительной войны, которую начал Отец нации Карлос Мануэль

де Сеспедес. Дед одним из первых вступил в армию Сеспедеса, дослужился до полковника.

Наведываясь с дедом на стоявший неподалеку от их дома сахарный завод

Ла-Демахагуа, некогда принадлежавшего Сеспедесу, он чувствовал гордость за

деда-мамби. Артуро тогда испытывал благоговение перед погибшими в ту войну, мечтал о свободе и борьбе. Все это мгновенно в нем всколыхнулось, и тут Артуро охватило сильное волнение. Франк! Где он? Надо срочно найти! Телефон ответил, однако Франка на месте не оказалось. Артуро позвонил Пепито. Тот примчался мгновенно, взял в руки телеграмму, молча прочел ее и ушел. Не прошло и нескольких минут, как перед ним стояли уже оба – Франк и Пепито Тей. Вскоре пришел и Армандо Харт. Франк, радостно обняв его, воскликнул: «Все в порядке! Фидель в пути!» Оставшись вдвоем, Франк и Артуро поднялись на второй этаж и стали тщательно изучать составленную учителем карту восстания: в ней было предусмотрено все.

Таких телеграмм Мельба Эрнандес отправила из Мехико семь штук: в каждую из шести провинций и одну – руководителю Революционного директората Хосе Антонио Эчеверрии.

Первое, что должен был сделать Франк, это удостовериться, что телеграмму получили и в Гаване. Вскоре из столицы позвонил Альдо Сантамария и подтвердил факт получения телеграммы. Это означало, что можно и нужно, не вызывая подозрений властей, начать приводить в действие механизм революции.

Противник между тем шел по пятам. Как раз во время переговоров с Сантьяго Альдо арестовали. У секретных служб и гаванской полиции он был на особом счету как брат двух монкадистов – Абеля и Айде. Сообщить о случившемся он уже не успел. Получалось, что с Гаваной связь прервана, и вряд ли теперь удастся действовать синхронно. Но члены штаба восстания Айде и Армандо находились в неведении: им казалось, что все идет как надо и пора готовиться к вооруженному восстанию.

Если отправимся…

Если отправимся – достигнем,

если достигнем – высадимся,

если высадимся – победим!

Фидель Кастро Рус

События последних дней усилили тревогу. Вопрос о том, удастся ли отбыть из Мексики, стал основным. Он требовал продумывания каждого шага, повышенной бдительности и, конечно, абсолютной секретности. А главное – ни в коем случае нельзя было расслабляться. Любая, даже самая мелкая оплошность могла сорвать все. В то время как авангард, разбросанный по разным мотелям, приходил в себя после изнуряющих тренировок, интенданты и два других взвода были заняты «подтягиванием тыла» к месту стоянки «Гранмы». Это была совершенно секретная и чрезвычайно ответственная операция, руководство которой полностью было возложено на Фиделя. Тщательно разработанная и не раз опробованная методика конспирации действовала пока безотказно.

В целях обеспечения максимальной безопасности каждого из бойцов, зачисленных в состав экспедиции, был издан строжайший приказ: не покидать дома-казармы и номера мотелей без особой надобности. В обязанности каждого бойца вменялось написать письмо или открытку своим родным и близким, позаботиться о личной гигиене и быть готовым

к отправке. О точной дате отправки по-прежнему знали всего несколько человек. Оставалось в тайне и место стоянки «Гранмы». Эти обстоятельства, может быть, вносили в общую атмосферу отплытия излишнюю напряженность, но не могло быть и речи

о нервозности.

К этому времени была проведена аттестация всех экспедиционеров и сформирована структура экспедиционного отряда как ядра повстанческой армии: генеральный штаб из 16 человек и три взвода по 22 повстанца в каждом. Генштаб возглавил единственный на тот момент команданте Фидель Кастро, назначенный и главнокомандующим колонной. Его первым заместителем стал Хуан Мануэль Маркес, вторым – Фаустино Перес, оба в звании капитана. В состав штаба вошли не имевшие воинских званий главный интендант Пабло Диас Гонсалес и два его помощника – Феликс Эльмуса Агаиссе и Армандо Уау Секадес, главный санитарный врач лейтенант Эрнесто Гевара и закрепленные за генштабом офицеры: капитан Антонио Лопес Фернандес и два лейтенанта, Хесус Рейес Гарсиа и Кандидо Гонсалес Моралес. Кроме того, в штабе состояли: Онелио Пино Искьерда, Роберто Роке Нуньес, Хесус Монтане Оропеса, Марио Идальго Барриос, Сесар Гомес Эрнандес и Роландо Мойа Гарсиа (двое последних впоследствии отойдут от революции).

Командирами взводов (в звании капитана) были назначены: Хосе Смит Комас (авангард), Хуан Альмейда Боске (центр) и Рауль Кастро Рус (арьергард). Каждый взвод имел по три отделения из семи человек. Командиры отделений: авангарда – лейтенанты Орасио Родригес Эрнандес, Хосе Понсе Диас и Хосе Рамон Мартинес; центра – лейтенанты Фернандо Санчес Амайя (священник), Артуро Чаумонт Портокарреро (позже отошел от революции) и Норберто Кольядо Абреу (рулевой катера); арьергарда – лейтенанты Джино Донне Паро (итальянец), Хулио Диас Гонсалес и Рене Бедиа Моралес.

Лиц, имевших воинские звания, в колонне насчитывалось девятнадцать: один команданте, шесть капитанов и двенадцать лейтенантов. Средний возраст экспедиционеров – 27 лет. Среди рядовых шли сражаться 53-летний монкадист Франсиско Гонсалес Эрнандес (Чикола) и мексиканец Гильен Селайя Альхер, которому едва исполнилось 19. Социальный состав: каждый пятый – рабочий, две трети – служащие.

Но в абсолютном большинстве это профессиональные революционеры, и их «служба» была лишь легальным прикрытием подпольной революционной деятельности. Двадцать один человек принимал участие в штурме казарм Монкада и Байамо. Уровень образования: сорок четыре человека имели начальное образование, двадцать – неполное среднее, восемь – среднее, десять – высшее. В составе контингента были представлены все шесть провинций страны.

В ходе подготовки к отплытию генеральный штаб провел аттестацию каждого кандидата в экспедиционеры. Все результаты протоколировались и приобщались

к остальной документации отряда. Отбор был суровым, не каждый из желающих попадал в список. И все же в связи с арестом Педро Мирета и Энио Лейвы в состав контингента вместо них включили тех самых двух монкадистов, которые впоследствии не выдержали проверки на прочность. Хайме Коста Чавес и Марио Чанес де Армас отошли от революции, хотя, казалось бы, с успехом выдержали экзамен Монкады.

Тем не менее преимущества при отборе были у лиц, испытанных на подпольной работе и тех, кто проявил себя в ходе тренировок в Мексике. Предпочтение даже при таких критериях отдавалось приверженцам высоких идеалов. Но, как это ни курьезно звучит, при прочих разных иногда приходилось выбирать того, кто легче, чтобы

не перегрузить яхту.

При транспортировке оружия приходилось учитывать не только марку той или иной винтовки, но и степень ее боеготовности, оснащенность боеприпасами. Вопрос этот был одним из самых важных и болезненных. Велики были потери в связи с конфискацией оружия мексиканскими властями, но горше всего было терять подготовленных боевых товарищей, прошедших выучку бойцов. Эта колонна представляла собой принципиально новое воинское подразделение, изначально формировавшееся как ядро армии нового типа.

Вооружение этой армии, однако, было далеко от совершенства.

Для главнокомандующего экспедиционеров вопрос о ее вооружении оставался болезненным и по прошествии многих лет. Это ощущается в ответы Фиделя на вопрос мексиканской журналистки Ауроры Вердехо, интересовавшейся тем, как и где достали оружие кубинские повстанцы, находясь в Мексике.

«Мы начали с покупки охотничьих ружей в оружейных магазинах… и у оружейников. С некоторыми оружейниками мы завязали дружбу. Дело в том, что в рамках наших обычных взаимоотношений, в конце концов, появлялись люди, которые внушали нам доверие и действительно вели себя очень достойно по отношению к нам. Их было очень немного, поскольку… мы были чрезвычайно осторожны. И только после того, как мы общались с этим человеком достаточно долг, мы шли чуть дальше. Там нам помог один оружейник. Я не хочу называть его имени, ибо знаю, что он жив, но не уверен, согласится ли он, чтобы я его назвал… Ему удалось принести нам кое-какое оружие. Он достал нам противотанковое ружье небольшого калибра времен Второй мировой войны и несколько патронов к нему, кажется, их было шесть…»

Вопрос мексиканской журналистки всколыхнул в памяти вождя революции целую цепь воспоминаний об одном из самых трудных этапов борьбы кубинского народа за независимость. Фидель сообщил, например, что в отряде в то время насчитывалось сорок различных марок ружей: шведские, бельгийские, американские, мексиканские. Хранение оружия мексиканских марок каралось особенно сурово, и мексиканские власти с особым вниманием следили за его оборотом.

Такое большое разнообразие марок создавало для повстанцев трудности

в овладении стрельбой, так как время тренировок было ограничено до предела.

На тренировки отводилось не более полутора месяцев. Это обстоятельство стало важнейшим психологическим фактором в воспитании у бойцов уверенности в своих возможностях.

Давая оценку этой ситуации, Фидель отметил: «Всякий раз, когда прибывали новые люди, первое, что я делал, показывал замечательные возможности того или иного оружия. У нас даже был один товарищ, который на расстоянии двухсот метров от стрелка ставил бутылку в нескольких дюймах от своих ног, после чего тот стрелял в бутылку. Этим упражнением новичкам показывали возможности винтовки. Мы старались внушить всем вновь прибывшим полную уверенность при пользовании той или иной винтовкой».

В словах Фиделя ощущается гордость за школу, которую прошли в Мексике его соратники, и за готовность стоически переносить выпавшие на их долю трудности.

В отряде имелись винтовки с ручным затвором и несколько стандартных испанских пистолетов, оборудованных большой патронной обоймой и приспособлениями для стрельбы автоматическом режиме.

«В сущности, у нас не было боевого оружия в полном смысле этого слова, - сказал Фидель, утоляя неуемное любопытство журналистки. – Мы не смогли его достать.

Тем не менее имевшееся в нашем распоряжении оружие было эффективным: у пятидесяти

с лишним винтовок были оптические прицелы с шестикратным увеличением. Именно они в сочетании с усиленными тренировками превращали наши винтовки в прекрасное снайперское оружие. Многие из нас достигли весьма высокого мастерства. Я был

в некоторой степени их инструктором по стрельбе и обычно занимался пристрелкой винтовок».

Характер обучения стрельбе и порядок тренировки были продиктованы особенностями ведения партизанской войны в горах, концепция которой, как важнейшая часть военной программы революции, уже успела сформироваться, а час ее реализации неумолимо приближался. Все замкнулось на отплытии «Гранмы», яхты с таким чудесным, сказочным названием, от которого веет воспоминаниями о детстве: «гранмама», бабушка.

Ремонт «Гранмы» был завершен. Осталось проверить ее на ходу. Онелио Пино, сестры которого стали ближайшими помощницами кубинских политэмигрантов, стал первым капитаном яхты на время ее испытаний. Обязанности механика были возложены на Рамона Мехиаса дель Кастильо (все его по-дружески называли просто Пичирильо). Первый рейс по Тукспану, реке небольшой, но своенравной, оказался удачным. Можно было трогаться в путь. Но ситуация требовала более тщательного изучения, особенно после неожиданного захвата полицией дома в Бока-де-Рио, когда были конфискованы оружие и документы, а находившимся в тот момент в доме повстанцам еле удалось сбежать.

Где искать пропавших? Как найти спасшихся от полиции повстанцев? Помог случай. Один из местных жителей, знаток края, известный своей кристальной честностью, находясь в лесу по своим делам, наткнулся на двух незнакомцев. Сообразив, кем могли оказаться эти двое озирающихся по сторонам юношей, и не обнаружив собственного присутствия, он сразу направился к знакомому «резиденту» Движения 26 июля, с которым поддерживал дружеские отношения. Вдвоем они быстро разыскали «беглецов».

И еще одна неожиданность. До повстанцев дошла высокомерная болтовня одного из чинов местной полиции: «Мы хорошо знаем, что у вас много домов, где вы проводите тренировки». Так он похвалялся в кругу своих соседей. Пропускать мимо ушей его бахвальство было рискованно.

Прежде всего, надо было кое-что уточнить. Необходима глубокая разведка. Но как ее провести? Выход нашелся нестандартный. По соседству с домом, который арендовали «гости» (а не какие-нибудь там инсургенты!) проживал со своей семьей начальник полиции Тукспана. «Гостям» захотелось устроить праздник. На запах жареного поросенка можно заманить и соседа-начальника. Он ведь тоже человек! Запаслись и текилой. Все сделали с завидной аккуратностью. Задумка оказалась удачной: начальник полиции

не только не отказался от участия в празднике, но и пришел задолго до его начала.

Кто-кто, а он-то знал, как правильно подрумянить поросенка – так, чтобы и корочка хрустела, и таяла во рту. Это особое кулинарное искусство!

Пока жарили, завязался оживленный разговор. Пошли анекдоты. Нет компании приятнее той, которая собирается спонтанно: каждый вносит в нее свою лепту, свою «изюминку». Текила сработала, тосты «за жизнь» делали свое дело. Главный полицейский Тукспана попросил даже оставить рецепт жареного поросенка по-кубински.

Мигелито, соседский сын, взялся под диктовку писать рецепт. Для соуса: полголовки чеснока, чайная ложка соли, столько же майорана, пол чайной ложки тмина (лучше молотого), четверть чайной ложки перца, одна большая луковица (измельчить),

по одному апельсину и грейпфруту (выжать сок). Сухие ингредиенты смешать и растереть, залить соком, дать настояться. Затем смазать снаружи свиным жиром (лярдом) и на вертеле прикрепить вверх ножками под костром из веток (Гуаява - кустарник или дерево семейства Миртовых. Культивируется как полодовое во многих тропических странах.) гуаявы (ветки подкладывать постоянно по мере их сгорания); затем, повернув поросенка ножками вниз, жарить

до готовности, пока не подрумянится живот. Можно готовить и на решетке. Но для этого надо поросенка аккуратно завернуть в банановые листья, которые убирают в последнюю минуту. Убрав листья, дать поросенку подрумяниться. Гарнир любой: рис, конгри, сочные овощи и т.д.

Мигелито ушел, угощение продолжалось, разговор тоже.

Начеку была только разведка, которой удалось убедиться, что на ближайшие дни у местной полиции нет никаких «чрезвычайных» заданий. Благодушный настрой соседа-начальника и его спокойствие были лучшим тому доказательством. А это верный признак того, что пока опасения излишни, и надо сделать все, чтобы приблизить отплытие.

24 ноября 1956 года Фидель отдал приказ, содержание которого было ясно и без пояснений: назначены военные сборы. В четыре основных пункта, где в ожидании сигнала находились повстанцы, - Мехико, Сьюдад-Виктория, Халапа и Веракрус – отправились эмиссары Движения. В их обязанности входило синхронно доставить к месту стоянки «Гранмы» всех участников предстоящей экспедиции.

Накануне Ньико Лопес и Руль Кастро не спали всю ночь. Только к утру 24 ноября, с первыми лучами мексиканского солнца, они завершили работу над своим «политическим завещанием» и скрепили его подписями. «Testamento politico de Antonio Lopez Fernandez y Raul Castro Ruz» (так в оригинале называется этот документ) хранится

в архиве, где я его и изучала. Документ нельзя читать без душевного трепета. Он живой, дышит жизнью, самоотверженной мудростью, хотя на двоих авторов в сумме

не набирается и пятидесяти лет. Каждое слово, как язык пламени, обжигает душу, и ты почти физически ощущаешь страстное горение духа.

Юноши фиксируют свою принадлежность к Движению 26 июля, считая его силой, которая взяла на себя задачу свержения режима Батисты. Отмечают, что время написания манифеста этого документа совпало с последними часами их пребывания в Мексике.

Выражая полное взаимное доверие, они подчеркивают, что считают себя настоящими братьями и убеждены, что никто из них не способен на предательство. Осознавая всю сложность предстоящего пути, выражают готовность вверить свои судьбы грядущему и отдать юные и чистые жизни во имя блага народа. В их чувствах и мыслях нет никакой корысти.

«Мы не определяем ни политику, ни ход событий, которые сейчас переживает наша страна, решающая роль здесь принадлежит идеям и тем рядовым членам Движения 26 июля, которые сражаются. Но если мы погибнем в борьбе, мы не хотим, чтобы наши могилы стали пьедесталом для каких-либо демагогов, ищущих личной выгоды. Мы хотим, чтобы нашим имена, так же как и наши идеи, стали призывом к борьбе. По понятным причинам мы не называем имена тех, кто стоит за этими идеями. В этом политическом завещании мы кратко сформулировали наши цели: формирование правительства национального освобождения в том его понимании, что в недалеком будущем эта идея обретет новое содержание и даст толчок к борьбе за экономическое и социальное освобождение, которое нужно народу».

Оба составителя завещания отмечают, что оставляют за собой право в ходе борьбы дополнить этот документ. Но «…если случится такое, что мы оба погибнем, то останутся копии завещания: одна – у Орхидеи Пино де Гутьеррес [сестры Онелио Пино], другая –

у Лидии Кастро, третья передается в один из политических институтов Кубы, временная резиденция которого в настоящее время находится в Мексике».

Это «политическое завещание» не нуждается в комментариях. Его достоинство для исследователя в том, что оно наводит на глубокие размышления об интеллектуальном потенциале тех, кто шел в революцию.

По воспоминаниям рядового Арсенио Гарсии, находившегося в мотеле вместе

с Эрнесто Геварой, Карлосом Бермудесом и Феликсом Эльмусой, перед отправкой прибыл эмиссар. Это Химми Ирцель, сообщивший о точном времени операции. Было

24 ноября, 8 часов вечера. До места стоянки яхты надо было добираться два часа – времени в обрез. Прибыв к месту назначения, Арсенио заметил лишь узкую протоптанную тропку. Она ему и запомнилась, потому что оказалась как раз той дорогой, которая вела прямо к «Гранме». Фидель стоял в окружении нескольких соратников. Правила суровые: не курить, не разговаривать, даже шепотом. Тем временем группы одна за другой прибывали на место сбора. Те исторические минуты каждый запомнил по-своему.

«Шел дождь. Ночь была темной. Каждый осознавал всю значимость происходящего. Никто ни о чем не спрашивал. Все молчали, изредка обмениваясь объятиями и рукопожатиями. Спокойствие и тишину прерывал отдаленный лай встревоженных собак. Было видно, что людей намного больше, чем может вместить этот катерок. Никто не выражал своих мыслей и эмоций. Это была торжественная тишина радости, но каждый был озабочен тем, чтобы победить в себе страх. Когда погрузили все оружие, провизию и прочее распоряжение, поступила команда взойти на борт катера» - это пишет Фаустино Перес.

Остроумный человек и большой шутник Каликсто Гарсиа признается: «Я думал только о том, что, если яхта утонет в пути, произойдет ужасное – революция опоздает».

Дождь усиливался. Группы, которая должна была прибыть из Мехико, все еще

не было. Установить причины ее опоздания не представлялось возможным. Можно было только догадываться, что людей арестовали. И действительно, так оно и случилось: арестован Эктор Альдама. Тот самый Альдама, который вместе с Хуаном Мануэлем Маркесом и Раулем Кастро вступился за узников тюрьмы Мигель Шульц и подписал петицию на имя мексиканского президента с требованием об освобождении Фиделя и его соратников. Нетрудно догадаться, что именно за ним в последние дни был установлена особо тщательная слежка.

Наступило уже 25 октября, сгустились предутренние сумерки. Маленькая храбрая яхта гостеприимно принимала своих пассажиров. Первыми на палубу ступили капитан Онелио Пино, штурман и лоцман Роберто Роке, первый помощник капитана Рамон Мехиас, двое рулевых – Артур Чаумонт и Норберто Кольядо и механик Хесус Рейес. Команда по обслуживанию яхты из шести человек.

Проводить отплывающих прибыли Антонио дель Конде, Мельба Эрнандес и жена Рейнальдо Бенитеса мексиканка Пьедад Солис. Провожающим запоминался каждый миг. Хуан Мануэль Маркес подошел к Мельбе и протянул ей десятидолларовую банкноту

со словами: «2 декабря – день рождения моей дочери, моей Альбиты. Чувствую, я ее больше не увижу. Купи ей на эти деньги подарок к десятилетию».

Еле забрезжил рассвет, когда на командном посту появились Фидель Кастро, Хуан Мануэль Маркес, Фаустино Перес и Че Гевара – генштаб в почти полном составе. Кают

на всех не хватало. Бойцам предстояло усаживаться прямо на палубе. До того момента, как тронется «Гранма», все продолжали стоять. Ньико Лопесу, Хосе Смиту и Раулю Суаресу давалось это с большим трудом: крытая палуба была не рассчитана на этих великанов. Им пришлось стоять, полусогнувшись.

Зрелище было далеко не из приятных, но радость, что в жизни отряда начинается совершенно новый этап, брала верх над всеми прочими чувствами.

Километров пятнадцать до выхода в море надо было плыть по реке Тукспан.

Но непредвиденные обстоятельства проявились еще на стоянке, когда вдруг обнаружилось, что неподалеку от «Гранмы» находится груженая лесом баржа и вооруженный солдат, охраняющий товар. Однако пора было трогаться с места, а для этого запустить мотор.

И снова незадача!

«Мы должны были запустить сначала левый двигатель, так как справа от нас стояла эта огромная баржа. Необходимо было сманеврировать, чтобы отойти от нее и выйти

в реку. И все это в темноте. Наконец двигатель заработал. После того как мы отошли от берега, заработал и второй. Наше плавание началось около двух часов утра.

Но надо было пройти под канатом парома, который соединял две половины города, разделенные рекой Тукспан. Выполнение этой задачи требовало большой осторожности, так как канат висел низко над поверхностью воды. Для этого пришлось заглушить моторы, а затем запустить их снова. Удалось беспрепятственно пройти и мимо морского сторожевого поста, расположенного в самом устье реки Тукспан, у впадения ее

в Мексиканский залив. Выход в море властями был запрещен, метеосводки показывали приближающийся шторм. Но нас обуяла великая радость от того, что мы в пути. В едином порыве мы запели Национальный гимн Кубы». Затем с таким же вдохновением был выполнен «Марш 26 июля».

Драматическая одиссея «Гранмы» началась. Это был огромный риск и невероятный по своему мужеству подвиг. У обычного человека не хватит воображения, чтобы это представить. Перегруженная «Гранма» еле держалась на плаву. В момент ее выхода

в море в море капитан Роберто Роке, по его воспоминаниям, был ошеломлен, когда

в воздухе над поверхностью кипевшей за кормой воды, он вдруг заметил медные лопасти винта, и «Гранма накренилась так сильно, что на мгновение показалось, что она перевернется. Чудом удалось удержать равновесие и вернуть яхту на прежний курс.

«Я тогда подумал о безумстве храбрых», - говорит он. – Я морской волк, не раз подвергавшийся испытаниям экстремальными ситуациями. Рядом со мной стоял Норберто Кольядо, отчаянной смелости парень. До самозабвения, до безрассудства! Ему далеко

за тридцать, и в таком возрасте люди обычно становятся более степенными. Мною все воспринималось как сплошное безумство. В тот миг, когда «Гранма» накренилась и я увидел в воздухе медные лопасти, я подумал о Фиделе, о его напутствии перед самой отправкой: «Сумеем отправиться – достигнем! Сумеем достигнуть – высадимся! Сумеем высадиться – победим!» Он сказал это так, как дают клятву, и слова эти воспринимались как девиз всей предстоящей экспедиции. Ты историк, Зоя! Ты должна знать слова героя Французской революции Дантона: «Смелость, смелость и еще раз смелость!» И я вспомнил их. Что тут говорить? Это надо пережить! И только тогда поймешь, что такое смелость». Во время беседы лицо этого невысокого, плотного человека много раз менялось, заставляя сопереживать его монологу – так, как если бы я сама находилась

не за столом, а на палубе «Гранмы».

Осилит плывущий…

Скажу вам, что без солидной доли воображения

И смелости за такие дела не берутся.