К оружию!

Я иногда думаю: а не лучше ли умереть и остаться

вечно молодым, избавиться страданий и не оплакивать

смерть каждого своего собрата, павшего на поле боя,

не испытывать изматывающего чувства страха за то,

смогут ли оставшиеся в живых довести до конца дело,

которое стоило нам таких жертв?

Франк Паис,

Из письма родителям погибшего друга, Нано Диаса ( Соратник и друг Франка, отправленный им в горы Сьерра-Маэстра для пополнения повстанческого отряда. 27 мая 1957 года был сражен пулей при взятии крепости Уверо. )

Франк отдавал себе отчет в том, что восстание не готово. Его бойцы безоружны, хотя все выделенные казной Движения средства он полностью истратил на подготовку вооруженного восстания. Иные пути добывания оружия, такие как нападения

на полицейские участки и оружейные магазины, теперь закрыты. Нужно беречь накопленные силы, дабы раньше времени не исчерпать революционный потенциал. Главной задачей штаба подготовки восстания стало сохранение боевого духа и поддержание воинской дисциплины.

Царившую в городе обстановку можно представить по воспоминаниям активной участницы тех событий Вильмы Эспин: «Оставалось три дня до 30 ноября, когда, судя по телеграмме, все должно было произойти. Мы немедленно стали готовиться. У аутентиков удалось достать оружие и боеприпасы. Мы, участники Движения 26 июля, помогали им прятать оружие, и часть его они передали нам. Мы осмотрели его и смазали, поскольку большая часть оружия хранилась в земле и подверглась воздействию влаги. В этой партии имелся миномет 81-го калибра, из которого согласно плану в день восстания должны были открыть стрельбу по Монкаде с крыши здания Нового института. Вначале решили, что орудие лучше всего установить на пустыре Терраса-де-Виста-Алегре, но возникло опасение: в случае ошибки снаряд может попасть в жилой дом и привести к ненужным жертвам. Поэтому решили поставить его на крышу здания Нового института.

За выполнения задания взялись Хосуэ Паис, Лестер Родригес и другие. Мы возлагали большие надежды на миномет. Многие и нас считали, что он окажет такое же действие, как взрыв атомной бомбы, что в казарме начнется паника, что ее можно будет поэтому захватить, а вместе с нападением на полицейские участки превратить в масштабную военную операцию».

Франк ушел в глубокое подполье. Менять конспиративные квартиры приходилось почти ежедневно. Где его можно найти, знал очень небольшой круг людей. Тем не менее, телеграмма из Мехико была доставлена в считанные минуты. Оставалось дождаться звонка из Гаваны. Вскоре позвонил и Альдо Сантамария. После получения этих вестей Франк решил приступить непосредственно к осуществлению плана восстания. Никаких сомнений относительно верности соратников у него не возникало. Но возложенная на него ответственность была столь велика, что он не мог расслабиться ни на минуту.

Учитель, поэт, художник, пианист, революционер.… И все это – он, Франк Паис,

в свои двадцать два года в совершенстве овладевший правилами конспирации и законами подполья. Мужественный, бесстрашный, смелый до самозабвения и дисциплинированный во всем, что касалось дела. Его авторитет был непререкаем. Его негромкий голос, несуетная речь, простые и убедительные доводы человека, хорошо изучившего ситуацию, обладали удивительной способностью мобилизовывать, воодушевлять людей. Франк это знал. И ему казалось, что его присутствие абсолютно необходимо там, где шла подготовка к восстанию. Так, его приезд в Мансанильо к Селии нужен был не только ему, чтобы убедиться в готовности соратников, но и самой Селии.

В ночь с 28 на 29 ноября Франк провел секретное совещание. Это была своего рода проверка готовности боевых сил к восстанию. В своем лаконичном выступлении он изложил план действий. Было сформировано десять групп по двадцать человек в каждой – а это двести человек! У каждой – свой объект для штурма, но общей для всех задачей был захват двух зданий, Управлений национальной и военно-морской полиции, а также осада казармы Монкада. Еще тридцать групп (шестьсот безоружных бойцов) были обязаны находиться в домах и прямо на улицах в ожидании оружия, которое предполагалось захватить в полицейском управлении и в казарме, а также доставить на «Гранме».

- Необходимо, - сказал Франк, - еще до начала акции подготовить для этого все условия: разрушить городские коммуникации, по которым могли бы быть стянуты неприятельские силы; построить баррикады, заминировать подступы к городу; начать саботаж на телефонных линиях и линиях электропередачи; раздать необходимые средства защиты на случай, если борьба окончится нашим поражением, чтобы восстановить наши силы по схеме, известной нашим группам и ячейкам.… Завтра прибывает Фидель.

В нашем распоряжении – всего одна ночь, чтобы успеть все подготовить для достойной встречи отряда.

Говорил он, как всегда, тихим, ровным голосом. Таким голосом он обычно начинал свои уроки в школе.

- Есть у кого-нибудь вопросы или возражения?

Вопросов и возражений не последовало. Слово взял самый верный и близкий друг Франка, руководитель ФУС Ориенте Пепито Тей. Он единственный человек в окружении Франка, с которым тот делился всем: мыслями, радостью, стихами, тайнами, сомнениями, мечтой. Искренний, эмоциональный Пепито был близок Франку чистотой своих помыслов, порывами души, убежденностью в необходимости борьбы с режимом. Прилежание, с которым друг вникал в тонкости стихосложения в литературном кружке имени Хертрудис Гомес де Авельянеды, у Франка вызывало восторг. И Франк благодарил судьбу, что в этот час, когда на него, кажется, сама история возложила ответственность за будущее страны, возле него неотлучно находится именно Пепито. Юноша-романтик, неуловимый подпольщик, почти дитя, сознательно и самоотверженно рвущееся на битву во имя Новой Кубы, которую они видели в своих мечтах.

Пепито был взволнован, голос его сначала прерывался, но постепенно окреп. Он произнес:

- Сегодня ночью мы впервые наденем военную форму оливкового цвета с красно-черной повязкой и эмблемой Движения 26 июля. Каждый из нас получит оружие и необходимое военное снаряжение, - стояла торжественная тишина. – Нет необходимости, - продолжил Пепито, - подчеркивать, что в судьбе каждого из нас наступил переломный момент, требующий смелости и самоотверженности. Поэтому приказываю всем, кто идет со мной на штурм полицейского управления, не надевать под военную форму никакой гражданской одежды, за которую он мог бы спрятаться в случае проявления трусости. Отступать некуда! И нельзя!

Вмешался Франк:

- Руководство нашей организации решило оставить в резерве тех, кто женат или является главой семейства. Людей, желающих идти на битву у нас больше, чем оружия. – Мгновенно поднявшийся ропот недовольства слился с голосом Тони Аломы:

- Никто не может лишить меня права сражаться за Кубу. Я иду со всеми. Я ждал этого часа!

- Но Тони, этой ночью ты станешь отцом. И потом.… Если мы погибнем, ты продолжишь нашу борьбу!

- А Отто? Как же Парельяда?! Он тоже женат. У него двое детей!

Голос Отто Парельяды раздался почти одновременно с возмущением Тони:

- Я командир подразделения!

- Я иду вместе со всеми! – прервал этот затянувшийся диалог Алома, который несколькими днями раньше по случаю дня своего рождения погасил двадцать семь свечей на любимом торте, испеченном женой.

Франк объявил, что восстание нужно начать 30 ноября ровно в семь часов утра. Впереди – чуть более суток.

После совещания Франк попросил остаться своего брата, Хосуэ, и поручил ему отправиться в тюрьму Бониато, чтобы встретиться там с Карлосом Иглесиасом

по прозвищу Никарагуа. И при личной встрече сказать ему, что операция по организации их побега откладывается, но не сообщать никаких подробностей и причин такого решения.

Дело в том, что на тот момент там находились пять арестованных революционеров, в том числе Рауль Менендес Томасевич.

- Если спросят о причинах, - наставлял брата Франк, - отвечай: имеются более важные дела, и сил на оказание им помощи у нас нет.

Свидание с заключенными состоялось. Хосуэ объявил «окончательный приговор»: назначенный на 30 ноября побег откладывается.

Между тем Никарагуа, догадываясь, о каком событии может идти речь, настаивал:

- Если должно произойти что-то более важное, то мы можем помочь оружием, захватим с собой отсюда. Тем более что винтовки в арсенале находятся в полной боевой готовности. Томасевич и Коронио почистили их еще месяц назад. Там около сорока винтовок. И мы можем их заполучить…

Обещание Никарагуа звучало заманчиво. Хосуэ пришел к Франку для переговоров. После пяти вечера он вернулся с распоряжением Франка: «Если заключенные решат выступить собственными силами без надежды на нас – хорошо. Пусть действуют, но

не раньше семи часов утра, потому что именно в это время в Сантьяго все и начнется».

На этом переговоры завершились.

Внимание же Франка было сосредоточено на вооруженном выступлении

в Сантьяго. В эту ночь город почти не спал. Под самое утро все улицы были украшены транспарантами и лозунгами: «Долой диктатуру!», «Долой Батисту!», «Да здравствует Революция!», «Свобода или смерть!». Начал действовать приказ: не запирать ворота домов и двери квартир. Ровно в семь утра стали раздаваться выстрелы. Однако миномет, нацеленный в казарму Монкада, молчал. Залпа не последовало. Дело в том, что Хосуэ и Лестер были задержаны полицией, которая в последнее время усилила бдительность на подступах к казарме и сама находилась в повышенной боевой готовности.

Ровно семь часов утра. Группа Пепито подошла к полицейскому управлению и расположилась вокруг здания, как и было намечено. На тыловой стороне, чтобы подстраховать группу Пепито, находился Парельяда со своими людьми. Бутылки

с зажигательной смесью градом посыпались на здание Управление ровно в семь утра. Начался пожар, клубами повалил дым. Казалось, наступил благоприятный момент для начала штурма. Пепито поднялся во весь рост, чтобы увлечь за собой соратников, но тут же упал, сраженный снайперским выстрелом в голову. Не успел начать атаку и Парельяда, находившийся на крыше Школы искусств. Почти одновременно с ними был убит и Тони Алома, прикрывавший его отряд. Так в первые же мгновения пали командиры групп авангарда.

Между тем охваченная огнем Управление полиции перешло в руки повстанцев, под прикрытием дымовой завесы ринувшихся в атаку. Находившиеся внутри полицейские

в ужасе пытались покинуть здание, но многим сделать это не удалось. И не только из-за пламени, охватившего все выходы, но и из-за града пуль: действовала боевая группа Пепито.

Также молниеносно была проведена операция по захвату Управления военно-морской полиции, расположенного у морского порта. За пятнадцать минут здание перешло в руки повстанцев. Захвачено двадцать семь винтовок. Но тут разведка заметила, что со стороны моря к месту сражения подошел вызванный для подкрепления фрегат. Ситуация неожиданно осложнилась. Необходимо было в спешном порядке покинуть здание. Отряд сумел организованно, без потерь отступить. Более того: удалось вынести часть добытого оружия, воспользовавшись возникшим в стане противника замешательством. Дело в том, что морская полиция, заметив во фрегате солдат, приняла их за повстанцев и дала команду открыть по ним огонь. Началась перестрелка между охраной таможни и прибывшими на фрегате солдатами.

Однако в целом события развивались не в пользу восставших. Сорван был план по захвату аэродрома и казармы военных моряков. Решившая присоединиться к восстанию группа аутентиков – именно на нее была возложена задача по захвату этих объектов –

в последнюю минуту струсила и от боевых действий отказалась, а затем и вовсе отошла

от борьбы.

Успешно завершилась операция по захвату оружейных мастерских «Долорес» - дело рук Энсо Инфанте. Эта победа была последней удачей повстанцев. Тем временем бой на улицах усиливались.

В штаб восстания приходило одно сообщение за другим. Но не было главного –

о высадке Фиделя. Мансанильо молчал. Ждали до 11 часов. С момента восстания в городе уже прошло четыре часа. Оставаться в здании штаба дальше было опасно. Отсутствие вестей о судьбе Фиделя и высадке отряда настораживало и сдерживало ход борьбы

в самом Сантьяго. Настал момент, когда нужно было решить: уходить ли в горы или продолжать вести уличные бои в ожидании главного события, ради которого все это и затевалось.

«К 11 часам, - вспоминает Вильма Эспин, - ребята выполнили свою задачу, больше ничего нельзя было сделать. Франк приказал отступать. Нам сообщили, что район окружен. Было решено бросить винтовки и форму. Я вышла на улицу, чтобы поговорить

с врачом, и встретила одного товарища, который сказал, что все вокруг занято войсками. Айде и Армандо, бывшие со мной, также получили приказ уходить…»

Основной контингент восставших удалось сохранить, отвести в безопасное место. От реализации плана организованного ухода в горы пришлось отказаться: все подступы

к горам были заняты противником заранее. Над городом летали военные самолеты. Было решено: всем оставаться в городе, а дальше действовать по обстоятельствам.

На отдельных участках полицейские наряды и правительственные войска стали постепенно, хотя и не так решительно, как можно было бы ожидать, переходить

в контрнаступление.

Возникают естественные вопросы: что же произошло? Достигло ли вооруженное восстание своей цели? Есть ли победившие и побежденные? Скорее всего, на эти вопросы следует ответить «нет». Но неоспорим факт: на четыре часа город полностью перешел

в руки восставших. И, как пишет Вильма Эспин, «выступление молодежи, одетой

в оливковую форму, необыкновенно подняло дух жителей Сантьяго-де-Куба». Данное свидетельство участницы событий – ключ к пониманию роли восстания, к оценке его места в общем ходе революционных битв в стране. А тот факт, что на следующий день повстанцам удалось собрать все брошенное в укромных местах оружие, включая пулемет 30-го калибра (Вильма спрятала его под сиденьем собственной машины), свидетельствует о готовности восставших продолжить борьбу.

Более того, воспрянувшая было полиция не рискнула препятствовать похоронам погибших с соблюдением всех почестей, каких заслуживали герои восстания. Прибывший к месту панихиды взвод солдат не стал вмешиваться в траурную процессию, в которой участвовал весь город.

«Полиция, - вспоминала Вильма спустя много лет, - все еще продолжала стрелять, не в силах избавиться от паники. Я помню, как один из полицейских, забравшихся

в грузовик, на виду у всех напустил в штаны. Полицейские не знали, что делать.

На панихиду собралось очень много людей, самых разных: торговцы, рабочие, состоятельные и бедняки. Солдаты стояли перед входом в салон и хулиганили. Один

из них выдал автоматную очередь внутрь салона. Люди попадали на пол, и в сутолоке столкнули гроб. Мне пришлось увести мать Пепито Тея. Солдатня пыталась ворваться в салон. Это был драматический момент. Собравшиеся на панихиду люди были настроены миролюбиво, но, когда солдаты двинулись к выходу, находившиеся в вестибюле мужчины молча, повинуясь внутреннему порыву, выстроились в полукруг, сжав кулаки. Сержант понял, что будет драка, и решил запросить по телефону соответствующие инструкции».

Сорвать похороны не удалось.

Связь с Мансанильо продолжали поддерживать и после прекращения вооруженной борьбы на улицах. Штаб поменял место дислокации, перебрался на другую конспиративную квартиру и продолжал нести службу в ожидании высадки с «Гранмы». Но вестей об экспедиции по-прежнему не поступало.