Критика взглядов об иноземном праве как источнике Русской Правды

редставители дворянско-крепостническоЙ и бур­жуазной историографии, как это нами многократно указывалось, исходили при решении вопроса о проис­хождении Русской Правды из представления о низком уровне общественно-экономического и правового раз­вития восточного славянства и норманистических тео­рий происхождения Русского государства. Естественно, что только немногие историки решались утверждать, что Русская Правда с момента своего возникновения является памятником восточно-славянского, русского права. Подавляющее число исследователей Русской Правды говорили о влиянии на Русскую Правду или скандинавского (норманского), или германского, или византийского, или римского, или даже еврейского права.

Нам необходимо специально остановиться на во­просе овлиянии иноземного права на Русскую Правду и показать решительную необоснованность этих теорий.

Взгляд о скандинавском (норманском) влиянии на Русскую Правду является наиболее старым.

Еще в 1756 г. Струбе де Пьермонт в своем «Слове о начале и переменах Российских законов» говорил о большом сходстве между древнерусскими законами и древними законами Дании и Швеции.¹

Этот взгляд был поддержан Карамзиным, а затем рядом позднейших норманистов, в частности, Пресня­ковым, Карским, Щепкиным и др.

352

Основными доводами исследователей, защищающих этот взгляд, являлось сопоставление статей Русской Правды со статьями датских и шведских законов. Этот взгляд о влиянии скандинавского права на русское является одним из наиболее ярких проявле­ний норманизма. Если первые князья, «русские» князья являлись варягами, скандинавами, то есте­ственно, что они будут применять право своей родины. Но как только норманизму был, нанесен окончатель­ный удар, в частности, было доказано, что_; русь ни­когда не была скандинавским племенем, а издавна оби­тала в Причерноморье, падают, в сущности, всякие до­воды о заимствовании скандинавского права составите­лями Русской ПравдыУ

Но характерно, чтсгчисло исследователей, защищаю­щих эти взгляды, даже среди норманистов было незна­чительно. Такие яркие норманисты, как Соловьев и Ключевский держались других взглядов об источни­ках Русской Правды и, в частности, Древнейшей Прав­ды. А Соловьев даже полемизировал с исследовате­лями, настаивавшими на скандинавском влиянии на русское право. Основной причиной того, что не все норманисты примыкали к взглядам о скандинавских источниках Русской Правды является то, что сканди­навские законы, содержавшие нормы, близкие к нор­мам Русской Правды, возникли гораздо позднее, не­жели Русская Правда. В этом вынужден был признаться и Карамзин («Ютландский закон новее Ярославова»).

Пресняков, как известно, примыкавший к нормани-стам, вынужден был указать, что сорокагривенная вира появляется в шведских законах, как нововведение¹.

Едва ли не самым серьезным возражением, которое было сделано исследователем, настаивающим на скан­динавском праве, как источнике Русской Правды и, в частности, Древнейшей Правды, — является возражение норманиста Соловьева. Он указывал, что варяги не стояли выше славян на ступенях общественной жизни, следовательно, не могли быть среди последних господ-

¹ А. Е. Пресняков, Княжое право, СПБ, 1909,

стр. 258.

353

ствующим народом в духовном, нравственном смы­сле¹.

Однако норманистам не захотелось без боя сдавать своих позиций. В 1915 г. Е. Щепкин сделал попытку подкрепить взгляды Струбе де Пьермонта и Карамзина о скандинавских источниках Русской Правды и издал специальное довольно обширное исследование «Варяж­ская вира»².

Е. Щепкин для того, чтобы доказать скандинавский, т. е. варяжский характер сорокагривенной виры ис­ходит из фантастического представления о сфере влия­ния скандинавской культуры («культуры викингов») на разные европейские страны. Ссылаясь на показание начальной летописи о народах, населявших Европу до образования Киевского государства (например, «Ляхове же и Пруси и Чюди приседять к морю Ва-ряскому»), он настаивает на принадлежности к варяж­скому миру и этих народов. Он относит к территории, подпавшей под влияние варягов — и территорию га­личан (галлов), римлян, основываясь на выдержке из «Повести временных лет»³.

Е. Щепкин стремился доказать, что во всех этих странах с единообразной культурой викингов долж­на существовать сорокогривенная «варяжская» гривна. Однако он должен был считаться с тем, что в специаль­ных западноевропейских работах указывается на бо­лее позднее возникновение виры в 40 марок, чем то время, когда существовала беспредельная территория единообразной культуры викингов. Один из иссле­дователей вопроса о размерах пени за убийство у северогерманских народов — Леманн (Der KSnigs-friede der Nordgermanen), касаясь пени в 40 марок, задает вопрос: «Как возникло это загадочное число? Было ли оно продуктом севера, или заимствованием

¹ С. М. Соловьев, История России с древнейших вре­мен, т. I, СПБ, М, 1851, стр. 231 и 238.

^а Е. Щепкин, Варяжская вира, Одесса, 1915.

⁸ Е. Щепкин, Указ. соч., стр. 152. Этнографически «Повесть временных лет» тут же дробит эту арену выступлений викингов и варягов: «варяги, свей, урмане, Готе, Русь, Агляне, Галичане (на Пиренейском полуострове. Проще понимать вообще галлов), римляне».

Из чужбины?» и отвечает: «Мы не в состоянии дать от­вет на этот вопрос»¹. А. Е. Пресняков говорит по этому поводу: «Нельзя не пожалеть, что Леманн не знал Русской Правды. Он нашел бы в ней указание на су­ществование 40-гривенной пени более " раннее, чем все известные указания на пеню в 40 марок. И нашел бы ее в связи именно с охраной жизни, с платой за убийство, при том в такой форме, которая проявляется в швед­ских законах XIII в., как нововведение»².

Е. Щепкин, давая в своей работе беспорядочное со­поставление наказаний, в частности, пеней за убийство у славян (южных и западных) и притом разного вре­мени (даже XIV в, — Вислицкий или Мазовецкий ста­тут), приводит в конце концов ряд норм из швед­ских законов о пени за убийство в размере 40 марок.

Но самый ранний закон, где говорится о ней, в част­ности, закон Вест-Етов относится к концу XIII в.

Другие же шведские законы относятся к еще более позднему времени; так, закон Упланда был утвержден в 1296 г. ³.

Сборники датского обычного права, упоминающие о пене в размере 40 марок за убийство, относятся к более раннему времени, нежели шведские законы, но тоже к XIII в. ⁴.

Если же мы признаем, следуя Е. Щепкину, что при английском короле Эдуарде Исповеднике (1130—1135 гг.) действительно взималась пеня в размере 40 марок⁵, то и этот факт лишен своего доказательного значения.

Дело в том, что о вире в 40 гривен упоминает уже Древнейшая Правда, т. е. Правда Ярослава, возник­шая в 30-х годах XI в.; надо, следовательно, доказать, если настаивать на заимствовании ее из Скандина­вии, что пеня в размере 40 марок существовала у ва­рягов ранее этого времени, т. е. в IX или X в., но Е. Щепкин и другие это сделать не могут. Правовое раз-

¹ L e m a n n, Der K6nigsfriede der Nordgermanen, стр. 2-11.

² A. E. Пресняков, Княжое право, стр. 258 (прп-
ючапи").

³ Е. Щепкин, Указ. соч., стр. 119.

⁴ Т а м же, стр. 120.

⁵ Там же. стр. 128.

354

35д

витие варягов, так же, как и их культурное развитие сильно отставало от Руси.

Отсюда нетрудно видеть, что и последняя попытка доказать, что основной правовой принцип Русской Прав­ды —денежное наказание за убийство в размере 40 гри­вен—заимствован якобы из Скандинавии, также неудач­на как и прежние.

Ряд исследователей, знакомых достаточно хорошо с общественно-экономическим строем и системой права скандинавских стран, которые отстали в своем раз-, витии от Руси на полтора, на два столетия, хорошо понимали невозможность считать скандинавское право источником Русской Правды. Но все же они, являясь норманистами, не были сторонниками взгляда о само­стоятельном, независимом от всяких иноземных влия­ний, развитии русского права. Часть этих исследовате­лей стала доказывать, что многие правовые принципы Русской Правды обязаны своему существованию гер­манским варварским правдам, в частности, Салической или Рипуарской Правде.

Всякому хорошо знающему основные моменты ис­тории права раннего германского средневековья и Киевской Руси IX—XII вв. должно быть понятно, что это положение доказать весьма трудно, если вообще возможно./Дело в том, что когда создавались отдель­ные пласты норм, вошедших в Русскую Правду (т. е. начиная с XI в.) Салическая и Рипуарская Правды были забыты даже в странах, где они когда-то применялись в качестве действующего источника права. Они давно были заменены капитуляриями германских импера­торов. Для того чтобы отразить влияние этих герман­ских варварских правд, составителям Русской Правды надо было бы специально разыскивать эти сборники, пе­реводить и изучать^ Кто в Киевской Руси мог быть так заинтересованному было все это интересно? Нам думается — никому! Если бы даже наши предки действи­тельно не могли самостоятельно, без посторонней под­сказки, издавать законы, то они могли обратиться к капитуляриям.

Интерес к вопросу о германских правдах как источ­нику Русской Правды решил возродить и усилить Гетц.

В особенности для него было важно доказать зависимость Русской Правды от Франкских Правд в более ранний период, т. е. в VIII—IX вв., в период составления Древ­нейшей Правды, а не в XI в., когда, как указано, го­ворить об этом было можно только вопреки здравому смыслу.

Гетц, считая, что Древнейшая Правда является па­мятником славянского права, тем не менее в своей работе «Das Russische Recht» настаивает на том, что некоторые статьи заимствованы из Салической Правды (Lex salica XXX tit. de via lacina). Такими статьями яв­ляются 13 и 14 ст. I Серг. или ст. 10 Акад.

Но А. Н. Филиппов в статье «Русская Правда в исследовании немецкого ученого» ^г доказал неправиль­ность этого утверждения. В то время как Русская Правда говорит о недопустимости личного оскорбле­ния одним мужем другого, выразившегося в «толчках» любо от себя, любо к себе, причем это преступление до­казывается посредством приведения двух видоков, хотя делается исключение для варягов или колбягов, ко­торым предоставлялось прибегать к присяге, в указан­ных статьях Салической Правды предусматривается иной состав преступления — именно, сбивание и тол­кание с большой дороги благородного мужа или благо­родную женщину, причем ничего не говорится о до­казательствах данного преступления («Siquis baronem ingenuum de via sua ostaverit aut inprinxerit, mal. via lacina, hoc est DC din., qui faciunt sol. XV.culpabilis judicetur» и «Si qui mulierem ingenuam de via sua os­taverit, aut inpinxerit: mal. machina, hoc est MD CCC din. qui faciunt sol. XLV, culpabil is judicetur»).

Другими постановлениями, якобы заимствованными из германского права, являются нормы Русской Прав­ды, говорящие о своде (ст. ст. 18 и 21 Сергеевича, ст. ст, 14, 15, 16 Акад.).

Но А. Н. Филиппов, который задолго до появления работ Гетца специально занимался вопросом о виндика­ции движимости по Leges Barbarorum, убедительно пока-

¹ А. Н. Филиппов, Русская Правда в исследовании немецкого ученого. Юридический вестник. 1914, кн. VII (II),

стр. 196.

336

3.57

зал, что нормы § XXXVII Lex Sal ica, откуда якобы были заимствованы постановления свода в Русскую Правду резко отличаются от последних, в частности, процедура свода ведется в Русской Правде не судебным, а внесу­дебным порядком ¹.

А. Н. Филиппов указывает, что всякие ссылки на варварские Правды, якобы являвшиеся источником заимствования для норм Русской Правды о своде, те­ряют доказательственное значение, если вспомнить, что свод был прекрасно известен славянскому праву, славянским сборникам права, в частности Законнику Стефана Душана. Известен он был и польскому праву. Словом, свод—это, вообще, институт славянского права.

Гетц старался доказать, что система наказаний Рус­ской Правды (в частности вира) и различие наказаний в зависимости от социального положения пострадавших заимствована из германского права. Он в особенности настаивает на том, что слово «вира» произошло из гер­манского Wergeld.

Но еще Владимирский-Буданов показал, что в то время как германский вергельд — это вознагражде­ние, идущее семье убитого, виру и штраф получал князь².

Что же касается утверждения Гетца о том, что ус­тановление наказания в разном размере, в зависимости от положения пострадавшего, как мы это видим в Прав­де Ярославичей и в Пространной Правде, есть чисто германский правовой принцип, то оно решительно оп­ровергается имеющимися в настоящее время у нас дан­ными.

Мы, изучая право кавказских, тюркских и монголь­ских народов, которые никаких связей с германцами не имели, должны, были отметить существование аналогичного принципа.

¹ А. Н. Фил и и к о в, Начальные стадии процесса о вин­
дикации движимости по Leges Parbarorum, Сборник статей по ис­
тории права, посвященных М. Ф. Владимирскому-Буданову,
К., 1904, стр. 198—207.

² М. Ф. Владимирский-Буданов, Обзор ис­
тории русского права, Киев, 1905, стр. 337. См. также
С. В. Юшков, Общественно-политический строй и право
Киевского государства, стр. 488—180.

Так, в особенности показательно в этом отношении грузинское право, например, Уложение царя Вахтанга. По этому Уложению за убийство первейшего князя, а также за убийство архиепископа взыскивалось 15 360 руб., за убийство среднего князя, епископа и род­ственников первейшего князя — 7680 руб., за убийство третьестепенного князя и архимандрита —3840 руб. и т. д. За убийство крестьянина — 120 руб., т. е. в 128 раз меньше, нежели за убийство первейшего князя. Дальнейшие посягательства против личности и здоровья (нанесение ран, увечий и т. д.) подлежали также раз­ному наказанию, причем единицей наказания считался выкуп за кровь в указанном размере¹.

По законам казахского хана Тауке за убийство сво­бодного человека взыскивалось 1000 овец, а за убийство султана и хаджи в семь раз больше².

Подобный же принцип, по крайней мере в отноше­нии наказания за бесчестье был положен и в монголь­ском праве по Уставу 1640 г.³.

Это сопоставление должно окончательно рассеять легенду, что так называемое денежное взыскание — вергельд — и установление размера этого взыскания в зависимости от положения убитого — принципы гер­манского права.

Следует вообще признать этот принцип наиболее яр­ким принципом феодального права — права-приви­легии.

В нашей литературе имеется работа, в которой было произведено сопоставление основных черт права Рус­ской и Салической Правд⁴. В результате тщательного сопоставления были убедительно показаны крупные различия в уголовном праве этих двух памятников.

Слабость доводов о скандинавском или германском праве, как источнике Русской Правды сознавалась те-

¹ С. В. Юшке и, История государства и права, т. I стр. 492.

'Таи же, стр. 536.

³ Т а м же, стр. 546.

* Левашова, Уголовное право Русской Правды сравни­тельно с Салической, Труды слушателей Одесских высших женских курсов, т. I, вып. 2, Одесса, 1911.

ЗЯв

359

ми исследователями, которые не считали Русскую Правду свободной от иноземных влияний. Н. А. Максимейко сделал попытку показать влияние «чи^ стого» римского права — законодательства Юстини­ана, —■ на Краткую Правду. Максимейко, во избе­жание недоразумения, сам подчеркивает, что он не имеет в виду позднейшие византийские сборники: Эклогу, Прохирон или даже Василики. Он утверждает, что составитель всей Краткой Правды и, следователь­но, и древнейшей мог иметь сведения о Юстиниановом законодательстве, которое в то время еще пользовалось большой известностью и распространением в Греции. «Он мог также прочитать его, потому что для этого не надо было знать латинского языка: существовали гре­ческие переводы» ¹.

Для того чтобы доказать зависимость Древнейшей Правды от римского права, Максимейко надо было со­ответствующим образом истолковать нормы Правды, или вернее, придать им такой смысл, которого на самом деле они не имели. Одновременно Максимейко нуждался во всякого рода тезисах и положениях, которые едва ли могли найти сторонников среди исто­риков права. Словом, работа Максимейко, вообще неудачная в целом, в особенности глубоко ошибочна по своим положениям в отношении установления зависимости Краткой Правды от памятников кодифи­кации Юстиниана.

Нет особого смысла подробно разбирать всю его ар­гументацию. Коснемся лишь главных, основных его утверждений.

С 6н прежде всего стремится доказать, что самое уче­ние о праве в Краткой Правде и, следовательно, и в Древнейшей Правде якобы заимствовано из римского права.',

Для того чтобы доказать этот тезис, он берет за аксиому крайне преувеличенное и необоснованное ут­верждение Сергеевича о том, что «значение права в смысле обязательной общей нормы признается, прежде

всего, за обычаем», и что «еще в XVI в. великие князья московские находят нужным оправдывать свои распо­ряжения ссылкой на старину», что у них еще «нет соз­нания о том, что воля их, как субъекта верховной влас­ти, творить право» ^г.

Максимейко считает, что признание значения дей­ствующего права за княжескими постановлениями, ко­торое было отражено в Краткой Правде ее составителем, «сложилось под влиянием знакомства с римской юрис­пруденцией, которая по этому поводу дает следующие определения: законом считается то, что император по­становил рескриптом, или решил по рассмотрении ка­кого-нибудь дела, или же предписал эдиктом»^а.

Конечно, всем известно, что роль обычного права в период раннего феодализма весьма велика. Известно, например, что почти вся область государственного и административного права регулировалась нормами обычного права не только в XV, но и в XVII вв. Но делать из этого выводы о том, что русские князья во­обще не могли издавать законы или не могли рассчи­тывать на их обязательность для административных и судебных должностных лиц, — это явно извращать факты. Издавать законы князья могли и в конце X в. (напр. князь Владимир заменил виры смертной казнью, а затем снова возвратился к вирам, он же издал ряд норм, регулировавших отношения между церковью и госу­дарством, которые затем были обобщены в церковном Уставе князя Владимира) и тем более в последующие века. Достаточно указать, что развитие законодатель-ства шло путем издания грамот-привилегий (priva lex), т. е. частных законов. В XIV в. среди этих частных за­конов особое значение приобретают уставные грамоты наместничьего управления, нормы которых были затем обобщены и развиты в Судебнике 1497 г. Естественно,, что не надо было какому-нибудь новгородскому книж­нику XI в. читать в подлиннике или в греческих пе-

¹ Н. А. Максимейко, Опыт критического иссле­дования Русской Правды, стр. 116.

¹ В. И. Сергеевич, Лекции и исследования, стр. 24. 'Н. А. Максимейко, Опыт критического исследо­вания Русской Правды, стр. 120.

360

361

реводах римское право, чтобы признать возможность для князей издавать законы в крайне узкой, ограни­ченной области, именно в области установления новых видов наказаний за некоторые наиболее распространен­ные преступления, что, как известно, и было сделано в Древнейшей Правде. Если следовать Максимейко, то вы­ходит так, что признание закона источником права яв­ляется вообще идеей, заимствованной из римского права. А между тем, законы издавались и в странах, в которых римское право не было известно (например, на Восто­ке). Может вызвать улыбку сопоставление весьма слож­ной системы римского права, которая была дана в Инсти­туциях («omne autem jus, quo utimur vel ad personas pertinet vel ad res velad actiones») с системой располо­жения статей в Древнейшей Правде. Оказывается, ког­да в Древнейшей Правде говорится: «убьеть муж мужа, мьстить брату брата...»—это норма, относящаяся ad personas; если говорится: «Аще кто поедеть на чужем коне...», то это норма, относящаяся ad res; статьи, касающиеся свода, — это нормы, относящиеся ad acti-ones.

По мнению Максимейко, система Институций пол­ностью выдержана в Древнейшей Правде. Так, ст. 1 от­носится ad personas, ст. 2—ad actiones, ст. 3—10 ad personas, но конец ст. 10—ad actiones; ст. II—13 ad res, ст. 14—16 ad actiones; ст. 17 ad personas, а ст. 18 ad res.

Улыбку могут вызвать попытки Максимейко доказать, что различие, которое делается в Русской Правде между отдельными видами преступлений, в зависимости от тяжести преступления, это—принцип «чистого» римского права. Как будто надо прочитать Институции и Дигесты для того, чтобы понять, что уличный разбой является более серьезным преступлением, нежели Драка, или грабеж был более серьезным преступлением, нежели кража!

Максимейко для доказательства влияния римского права на Русскую Правду в отношении установления более тяжких и менее тяжких преступлений приводит даже слова Демосфена, которые были процитированы в Дигестах!

Особенно поражают своей необоснованностью, пе­реходящей в легкомыслие, " попытки решения Мак­симейко некоторых частных вопросов. Он, напри­мер, настаивает на том, что якобы составитель Древ­нейшей Правды находился под влиянием римского права при определении понятия кражи и ее отдельных видов, т. е. при классификации этого преступления. Чтобы оценить значение этого утверждения Максимей­ко, надо учесть, что в Древнейшей Правде ни в одной из ее статей вообще не говорится о краже (в поздней­шем праве, как известно, она называется татьбой). А между тем это его не смущает. Ст. 12: «Аще поиметь кто чужь конь, любо оружие, любо порт»... имеет в виду furtum ipsius rei; ст. 11 «Аще кто поедеть на чю-жем коне, не прошав его», — предусматривает furtuni usus; ст. 10, говорящая об укрывательстве беглых рабов, оказывается есть furtum possessionis.

Но самое главное, всячески стремясь доказать, что Древнейшая Правда имеет прямым своим источником римское право, Максимейко избегает сопоставлять ха­рактер и размер наказания за те или иные преступления по древнерусскому или по римскому праву.

А между тем не надо делать глубоких изысканий в области классического (юстиниановского) римского уго­ловного права для того, чтобы понять, насколько су­ществуют различие в наказаниях за преступления по этому праву и нормах Краткой Русской Прав­ды.

Как известно, специально наказаниям убийц в Риме был посвящен особый закон Суллы от 83 г. (Lex Cor­nelia de sicariis et veneficis). В период империи, т. е. при Юстиниане, убийцы наказывались смертной казнью, тогда как по Русской Правде убийцы платили виру, т. е. уголовный штраф.

Особенностью римского уголовного права являлось то, что похищение скота облагалось более строгими наказаниями, чем обычное воровство, в силу чего винов­ные в этом преступлении карались смертной казнью, отдачей в гладиаторы и отдачей в рудники; тогда как по ст. 30 Акад. за кражу коня или вола устанавливался штраф в размере одной гривны и тридцати резан.

362

363

За уничтожение или перемещение пограничных знаков по римскому праву лица низших сословий при­суждались к государственным работам, а лица высших сословий к высылке на остров с конфискацией трети имущества (). 3D 47 21) \ тогда как по ст. 33(34) Акад. за переорание (уничтожение) межи взимался штраф в размере 12 гривен.

По римскому праву эпохи Юстиниана исчезают преж­ние твердые размеры штрафа, налагавшего в случае injuria (в состав этого преступления входили посяга­тельства на личность, как телесные повреждения, так и оскорбления), установленные в размере 300 и 25 ас-сов.

Вводится правило, по которому в случае тяжкой обиды размер штрафа определялся в каждом отдель­ном случае, сообразно с конкретными особенностями дела, причем на величину штрафа влияет тяжесть про­изведенного посягательства, общественное положение обиженного и пр.².

По Краткой же Правде размер штрафа за отдель­ные посягательства строго определен — именно, 12 и 3 гривны (ст. ст. 3—Ю Акад.).

Можно бы продолжить сопоставление норм римского уголовного права эпохи Юстиниановской кодификации и норм Краткой Правды, но думается нам, что и при­веденных данных достаточно, чтобы убедиться в совер­шенной необоснованности утверждений Максимейко о римском праве, как основном источнике Краткой Правды. Нормы Древнейшей Правды настолько не со­ответствуют постановлениям основных памятников кодификации Юстиниана, что должна быть отброшена ~любая попытка утверждать об их полном сходстве.

(Вопрос о влиянии византийского права на Русскую Правду давно (еще со времен Калачова) стал ставиться и решаться в положительном смысле.] Защитником этого взгляда, кроме Калачова, были крупные буржуаз­ные историки.

¹ И. С. Перетерский, Всеобщая история государства и лрава, 1944 г., ч.1, Древний мир, вып. И, Древний Рим, стр. 181. -И. С. П е р е т е р с к и й, Указ, соч., стр. 163.

1 Ключевский, касаясь этого вопроса, говорит, что составитель Русской Правды, ничего не заимствуя до­словно из памятников церковного и византийского права, однако руководствовался этими памятниками ¹. •

Сергеевич считает, что практика церковных судов оставила свой след в Пространных списках Русской Правды ². Владимирский-Буданов говорит более реши­тельно о влиянии византийского права на Русскую Правду. В Русской Правде есть весьма близкие заим­ствования из светских памятников Кормчей³. Не сом­невается в наличности следов влияния на Русскую Правду византийских сборников права с Эклогой и Про-хироном во главе и М. Д. Дьяконов⁴.

Вопрос о византийском влиянии был предметом специальных статей, и как нам кажется, в настоящее время может быть признан окончательно решенным. Авторы⁵ специальных исследований привели исчер­пывающие данные о том, что говорить о влиянии визан­тийского права на Русскую Правду нет никаких осно­ваний.

Мы не будем приводить полного сопоставления норм Русской Правды с основными памятниками византий­ского права — Эклогой, Прохироном, Эпанагогой и др. Мы укажем на полное несоответствие основных принципов русского права эпохи Русской Правды и византийского права.

Прежде всего необходимо указать на полное отсут­ствие внешнего сходства между этими памятниками. Так, в Русской Правде отсутствует введение к памятнику; отсутствует и обычная в византийских кодексах моти­вировка издания тех или иных норм. Переходя к со-

¹ В. О. Ключевский, Курс русской истории, ч. I, М., 1904, стр. 254.

³ В. И. Сергеевич, Лекции и исследования, стр. 44,

³ М. Ф. Владимирский-Буданов, Обзор ис­
тории русского права, изд. 5-е, К., 1907, стр. 73.

⁴ М. Д. Дьяконов, Очерки общественного и государ­
ственного строя древней Руси, изд. 4-е, Л., 1912, стр. 53.

⁶ Черноусо в, К вопросу о влиянии византийского права на древнейшее русское, Византийское обозрение, т. II, 1916 г., Д. Голени щев-Кутузо в, Русская Правда и Византия, 1913,

364

365

доставлению отдельных правовых принципов Русской Правды и главнейших византийских кодексов, коснемся прежде всего норм об убийстве, число которых в Рус­ской Правде значительно.; Постановлениями об убий­стве, как известно, начинается Русская Правда. В то время, как основным наказанием за убийство по Рус­ской Правде является денежное взыскание (вира и го-ловщина или особое вознаграждение за убийство слуг) и только в случае убийства в разбое—поток и разграб­ление. В византийском праве различается убийство предумышленное, убийство в драке, убийство без вся­кого умысла со стороны виновного и карается в первом случае смертью, во втором случае или отсечением руки или телесным наказанием или изгнанием, в третьем, просто изгнанием¹.

Византийское право не знает установления нака­зания за убийство сообразно с социальным положением убитого, как это наблюдается в Русской Правде. Об­ратимся к сопоставлению норм о краже по Русской Правде и византийскому праву.

Памятники византийского права (Эклога, Прохирон и Эпанагога), повторяя почти дословно друг друга, при установлении вопроса о наказании за это преступление считаются с тем, где совершена кража, кем (богатым или бедным), что похищено, рецидивист ли ее совершил или человек, попавшийся в первый раз. Сообразно с этим варьируется и мера взыскания: штраф в двойном раз­мере стоимости украденного, телесное наказание, из­гнание или отсечение руки. Русская Правда знает толь­ко одно наказание: денежное взыскание ³. Византий­ское законодательство не знает различного наказания за кражу или истребление чужого имущества в зависимости от социального положения собственника этого иму­щества ³.

Резко различаются основные принципы и граж­данского права. Так, заем по Русской Правде является договором реальным; для признания его действитель-

¹Е. Черноусо в, К вопросу о влиянии византийского права на древнейшее русское, стр. 315.

² Там же, стр. 317.

³ Там же, стр. 318.

ным не требовалось его заключения в письменной фор­ме. По Эклоге же, договор займа должен облекаться в письменную форму и подкрепляться тремя свидетеля­ми¹, Поклажа по Русской Правде еще не оформилась в качестве договора; о ней говорится, скорее, как о дружеской услуге. В византийском праве иначе, чем в Русской Правде, решался вопрос о торговой несостоя­тельности.

Исследователи отмечают сильные различия в ос­новных принципах наследственного права. По нормам Русской Правды право завещательного распоряжения ограничивается кругом ближайших членов семьи. Там не имеется ни одной статьи, из которой было бы видно о завещании имущества нечленам своей семьи (кроме части, следуемой церкви)².

По Русской Правде не устанавливалось тех слож­ных условий, при наличии которых по византийскому праву завещания признавались действительными.

Но в особенности крупные различия наблюдались в организации суда и процесса. Русская Правда не знает той сложной судебной организации, о которой говорят византийские кодексы. Так называемые ор­далии Русской Правды (жребий, испытание водой, раскаленным железом), институт послушества, отли­чающийся от института свидетелей и т. д., также не были известны византийскому праву. Нет в византийских кодексах следов так называемого свода, гонения по сле­ду, так характерных для русского процесса XI—XII вв.

Наконец, внимание составителей Русской Правды направлено на регулирование правового положения таких групп общества, как закупы или смерды, которые были неизвестны в Византии.

Кое-какие аналогии в русском и византийском пра­ве, которые могут быть выявлены в результате сопостав­ления Русской Правды и византийских кодексов, долж­ны быть объяснены не заимствованием составителями Русской Правды норм византийского права, а некото­рыми сходствами в общественно-экономическом строе.

¹ Н. Никулин, Рецензия на работу Д. Голенищева-Ку-
тузова, «Журнал Министерства Юстиции», 1914, № 32, стр. 344.

² Там же, стр. 348.

366

367

Л Киевская Русь и Византия представляли собой фео­дальные государства.

Как было указано, в исторической литературе выс­казывается еще одно мнение о иноземных источниках Древнейшей Правды. М. Н. Тихомиров, считая Древ­нейшую Правду записью обычного Новгородского пра­ва, говорит о дополнении ее некоторыми статьями За­кона Судного людем — болгарской переработкой ви­зантийских и еврейских законов *. Таких статей он мог насчитать две: об езде на чужом коне без резрешения его собственника (ст. 12) и об изломании копья, щита и повреждения одежды (ст. 18). Статья, запрещающая езду на чужом коне в Законе Судном людем, близка, к ст. 12 Древнейшей Правды в своей диспозитивной части, но отличается своей санкцией.

Ст. 12 Древнейшей Правды Закон судный

Аще кто поддеть на чужом ко- Аще кто бес псвЪлЪния на чю-

нт>, не прошавь его. то положи- жемь кгне ездить, да ся тепеть
ти 3 гривнгъ. и по три крати, и да тепеть

и продаешься, яко и тать.

Нетрудно установить весьма крупное различие в этих статьях. По Закону Судному людем виновный под­вергается нанесению трех ударов, а по Древнейшей Правде — денежному взысканию в размере 3 гривен. Мы знаем, что в Древнейшей Правде 3, равно как и 12 гривен является нормальным взысканием за преступле­ния. Поэтому полагать, что в Древнейшей Правде взыска­ние в размере 3 гривен за езду на чужом коне является механической заменой трех ударов Закона Судно­го нельзя. Совпадение — 3 гривны и 3 удара — слу­чайно.

Что же касается вопроса о заимствовании в Древ­нейшую Правду из Закона Судного диспозитивной части ст. 12, то его надо решить в отрицательном смысле. Дело в том, что надо еще доказать, что в момент состав­ления Древнейшей Правды получил распространение на Руси Закон Судный людем. М. Н. Тихомиров привел

¹ М. Н. Тихомиров, Исследование, стр. 58.

доказательства только тому, что Закон С\дный людем был известен русским книжникам XIV в. Л в отношении его существования в первой половине XI в. он ограни­чился замечанием, что нет и и ч е го не в е р о я т-н о г о в том, что в Новгороде был уже известен спи­сок Закона Судного людем, внесенный в первоначальный Номоканон, существование которого во время Ярослава Мудрого было доказано А. С. Павловым.

Но Номоканон действительно мог существовать на Руси при Ярославе Владимировиче, но ведь Закон Суд­ный людем вовсе не является составной час! ыо Номока­нона. Л самое главное, неужели на Руси правовая мысль Пыла настолько элементарна, что без чужой подсказки русские не в состоянии были установить такого обычно­го состава преступления — как езда на чужом коне без разрешения его собственника. Ведь езда на чужом коне явлпется серьезным имущественным преступлением: не говоря уже о том, что подобная безнаказанная езда не только могла облегчать кражу чужого коня, но и серьезнейшим образом отражаться на качестве коня.

Таким образом, доводы М. Н. Тихомирова являют­ся абсолютно неубедительными.

Что же касается статьи о порче копья или щита, то надо еще доказать, что и: > та статья была заимствована составителем Древнейшей Правды из Закона Судного людем, а не наоборот.

Дело в том, что статья «О копьи» в Пушкинском сборнике замыкает статьи Русской Правды (ст. 108 по изд. АН УССР), а в сборнике Археограф, комиссии, она присоединена к Закону Судному людем вместе с рус­скими статьями — «А се о детяти», «О а же ли дадутся в службу» и «О стоге тяжебном». Следовательно, статья о порче копья не входила в основной состав Закона Суд­ного людем. А самое главное, в отоЙ статье даются чисто русские термины и выражения: «н а ч н е т ь хо-тети его держат и», «приати скота у н е г о».

Ни в одной статье Закона Судного людем не встре­чается подобных терминов и выражений. Словом, нет никаких решительно данных говорить о влиянии За­кона Судного на Древнейшую Правду. Единствен-

368

369

ным источником этого памятника является русское право.

Наконец, нашелся один исследователь (Барац), ко­торый стал доказывать, что источником права как рус­ско-византийских договоров, так и Русской Правды является еврейское право.

Но даже представители буржуазной науки с их фор­малистическим подходом к изучению памятников пра­ва признали полную несостоятельность его положений. Для того чтобы притти к такому неожиданному утверж­дению Барацу приходилось подгонять составляемые им тексты, причем не стесняться переставлять в них не только отдельные слова, но и целые предложения. Неудивительно, что Барац никого не убедил из истори­ков русского права, и на его работ)' можно указать как на один из примеров «псевдоучености»¹.

Итак, опровергнув разного рода теории иноземного влияния на Русскую Правду, мы приходим к выводу, что Русская Правда с момента своего возникновения до окончательного своего сформирования является сбор­ником русского права. Русская Правда, возникнув в период становления русского феодального общества, но своими корнями уходящая в право феодального периода, развивает основные принципы тех правовых норм, которые стали возникать в недрах Руси, т. е. в очагах классового общества восточного славянства. Русь, как мы доказываем, первоначально была не этни­ческим понятием, а названием, усвоенным для обозна­чения элементов, возникших в недрах разлагавшихся общин восточного славянства. Нормы Русской Правды являются дальнейшим развитием Закона русского, который уже существовал во время заключения рус­скими князьями в первой половине X в. договоров с византийцами.

Закон русский уже тогда противополагался гре­ческому, византийскому праву и являлся, следователь­но, настоящей системой права.

Эта система русского права получила свое развитие и во второй половине X в., а равно в XI и в XII вв.

Ни один взгляд о влиянии на Русскую Прав­ду иноземного права не мог быть подкреплен серьезными доводами. Если между Русской Правдой и нормами права соседних народов и можно отметить наличие сходства и аналогии, то все это легко объяс­нимо не заимствованием прямым или косвенным инозем­ных правовых норм, а сходством общественно-эконо­мического строя Руси и соседних стран. Киевское госу­дарство было в IX—Хвв. дофеодальным государством, в котором шла борьба трех укладов: первобытно-об­щинного, рабовладельческого и феодального. Естествен­но, что в ранний период мы будем наблюдать сходство с теми памятниками, которые существовали в дофео­дальных государствах, например, в варварских королев­ствах V—VII вв. Отсюда наличие сходства некоторых норм Русской Правды с нормами Салической, Ютланд­ской и прочих Правд.

По мере развития феодальных отношений в XI— XII вв. возникают нормы, характерные для развитого феодального общества. Поэтому нормы Пространной Русской Правды начинают иметь некоторое сход­ство с нормами соседних феодальных стран. Здесь вполне естественны аналогии между нормами Русской Правды и нормами византийских сборников.

¹ Г. М. Барац, Критиюьсраннмтельный анализ догово­ров Руси и Византии, 1910

370

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВОПРОС О ПРОСТРАНСТВЕ ДЕЙСТВИЯ РУССКОЙ ПРАВДЫ

Р

И ешение вопроса о происхождении Русской Правды и ее отдельных редакций, которое нами дано в иссле­довании, дает нам возможность решить вопрос о про­странстве действия ее норм. В литературе вопрос этот давно являлся предметом оживленного спора.

В основном боролись два взгляда. По одному взгляду, защищаемому Эверсом, И. И. Беляевым, Н.П.Загоскиным, Н. Дювернуа и др., Русская Правда вначале была памятником новгородского права и, следо­вательно, не всегда ее нормы имели общерусское зна­чение.

Другая группа исследователей: Карамзин, Пого­дин, Тобин, Розенкампф, Сергеевич, Владимирский-Буданов, М. А. Дьяконов смотрят на Русскую Правду как на памятник, имевший с самого момента своего возникновения общерусское значение.

Впрочем, имелся еще один взгляд, который прово­дил в своих работах глава украинских националистов Грушевский. Этот враг народа, утверждая, что Киев­ское государство является государством украинским, считал Русскую Правду, там возникшую, —сборником украинского права. Советские историки доказали, что Киевское государство есть колыбель трех народ­ностей, возникших после его распада — украинской, белорусской и русской (великорусской). Следовательно, и Русская Правда является источником права этих трех народов.

Нами было установлено, что основные части Рус­ской Правды: и Правда Ярослава, и Правда Ярослави-чей, и Краткая Правда, и Суд Ярослава Владимиро­вича, и Устав Владимира Мономаха возникли в столице Русского государства — в Киеве или в резиденциях киевских великих князей. А затем уже из Киева рас­пространились эти Правды в разные части Русского государства — в Великий Новгород, во Владимирскую землю и т. д.

Хотя, как было указано, древнейшие части Русской Правды (Правда Ярослава, Правда ЯрославичеЙ, Краткая Правда, Устав Ярослава, Устав ВладимираВсе-володовича) возникли в основном экономическом, поли­тическом и культурном центре Киевского государства — Киеве: однако будет совершенно неправильно считать этот памятник отразившим правовое развитие только Киевской земли, т. е. специфически Киевским.

Вне всякого сомнения Русская Правда обобщила правовое развитие всего Русского государства с IX в. до XVI в. Достаточно учесть, что одна из норм Правды ЯрославичеЙ своим источником имеет судебное решение князя Изяслава, вынесенное в отношении дорого-бужцев, убивших старого конюха.

Но в особенности на развитие текста Русской Правды должно было повлиять правовое развитие других русских земель в период распада Киевского государ­ства.

Мы знаем, что в В. Новгороде ив Северо-Восточной Руси составляются и распространяются особые юриди­ческие сборники, в которых Русская Правда является главнейшей частью. К тексту Русской Правды присо­единяются местные памятники. В конце концов возни­кает ряд новгородских (III, IV и V ред.) и северо-восточ­ных редакций и изводов Русской Правды (например, II ред.). Наконец, на развитие текста Русской Правды влияет и правовое развитие Московского государства (так называемая VI редакция «Сокращенная из Про­странной»).

Русскую Правду надо считать памятником, отразив­шим правовое развитие всех русских земель,

372

373

Отсюда нам легко ответить на вопрос, каково было пространство действия норм Русской Правды. По­скольку Русская Правда отразила правовое_развитие всех русских земель всего Русского государства, она с самого момента своего возникновения до начала ко­дификации в Новгороде и Пскове, Московском великом княжении и Литовском государстве имела общерус­ское значение.''Больше того, когда появились памятники кодификации " в этих государствах, то они были созданы на основе принципов Русской Правды.

Но Русская Правда являлась сборником права Киевского государства, которое объединило все племена восточного славянства и, кроме того, ряд финских народов, Маркс отметил огромное значение Киевского государства во всемирной истории. Он писал в своей «Секретной дипломатии»: «Как империя Карла Вели­кого предшествует образованию Франции, Германии, Италии, так империя Рюриковичей предшествует обра­зованию Польши, Литвы, балтийских поселений, Тур­ции и самого Московского государства»¹. Экономиче­ские, политические и культурные связи этой феодальной империи с соседними, в частности славянскими наро­дами, должны были иметь весьма большое значение. Есть все данные полагать, что нормы русского права и, в частности, Русской Правды могли в той или иной степени повлиять на развитие славянского, сербского, болгарского, польского и чешского права. Нам кажет­ся, что советские историки должны поставить этот вопрос, несмотря на все его трудности. И мы поста­раемся принять в его решении посильное участие.

1 Цит. по Истории СССР, ч. I, M., 1939 г., стр. 106.

ВВЕДЕНИЕ

Стр.

§ 1. Общие задачи исследования...................................................... з

§ 2. Классификация списков Русской Правды............................... 9

Часть первая

ИССЛЕДОВАНИЕ ТЕКСТА ДОШЕДШИХ ДО НАС РЕДАКЦИЙ

Глава первая Русская Правда в Сборниках и Кормчих

§ I. Краткая [Правда в летописных сборниках............................. 27

§ 2. Русская Правда II—VI редакций в различного рода

юридических и канонических сборниках.... 34

1. Русская Правда в сборнике из русских статей.. 34

2. Русская Правда в юридических сборниках, вклю­чающих в свой состав Закон Судный людем.. 37

3. Русская Правда в сборниках, состоящих из рус­ских статей и Закона Судного людем.... 41

4. Русская Правда в Мериле Праведном......................... 44

5. Русская Правда в Кормчих, находящихся в соеди­нении с Мерилом Праведным 45

6. Русская Правда в Кормчих, в которых статьи но послушестве» и «о муже кроваве» объединены с Рус­ской Правдой 50

7. Русская Правда в Синодальной Кормчей ив Кор­мчих Новогородско-Софийского вида 50

8. Итоги исследования истории Русской Правды в памятниках сложного состава ,...■ ' 53

373