Индуизм, или Неумолимость судьбы

М. Салганик

Особому миру, в котором живут люди, исповедующие индуизм, аналога не найдется. Посторонним сюда вход запрещен. Принять «индусскую веру» невозможно – индусом надо только родиться. Тогда попадешь в мир без несправедливости, без греха и, строго говоря, без смерти тоже – ведь рождение и смерть здесь не являются пределами личного бытия.

Ничего случайного в этом мире тоже нет и быть не может, поскольку все происходящее обусловлено знаменитой кармой, вселенским законом причинно-следственной связи. На санскрите «карма» означает просто «действие». То есть получается так: любое «действие» имело и имеет причину, само стало причиной некоего следствия, и цепь эта бесконечна. Она относится ко всему на
свете без исключения, но если говорить о человеке, то самое
важное тут вот что: последствия его поступков не ограничи-ваются промежутком между появлением на свет и оставлением данной телесной оболочки. В силу той простой причины, что ничто сущее, как уже говорилось, не умирает, а только перевоплощается – это закон сансары.

Сансара – штука довольно замысловатая. Сначала она идет по восходящей – просто из низших форм жизни к более высоким. Однако когда этот «конвейер эволюции» достигает состояния человека – существа, способного к нравственному выбору, – дело усложняется. А именно – дальнейшее «продвижение» теперь обусловливается вашими деяниями в прошлых ипостасях. Груз совершенных вами поступков будет отныне преследовать вас, безошибочно находя, – подобно тому, как «теленок находит свою мать в стаде из тысячи коров», говорится в философском трактате «Вишнусмрити».

Таким образом, «ошибка», сбой морального механизма в этой вселенной решительно невозможен – индус поистине кузнец собственного счастья. Не сковалось – значит, натворил дел в минувших жизнях. Сам виноват. А если особо сильно провинился, вполне можно соскользнуть вниз по ступеням иерархии бытия, скажем, до таракана. И опять все сначала.

Но «чаще встречаются», конечно, не столь радикальные, а, можно сказать, более мягкие варианты кармы. Тогда человек, оставаясь человеком, должен просто безропотно существовать в обществе так, как ему указано рождением, то есть исполнять свой долг – дхарму. Скажем, если из-за неудачной прошлой жизни некто перевоплотился в палача, то есть дхарма требует образцово-показательной службы на этом поприще – только это сулит возможность следующего рождения в более достойном варианте. В более высокой касте. А несоблюдение Закона –
напротив, приведет к тягчайшим последствиям.

Понятно поэтому, что индус весьма озабочен своими видами на грядущие воплощения и удручен перспективой длинной
череды жизней – он стремится как можно скорее избавиться от земных превратностей и достигнуть мокши. Это – наивысшая и окончательная цель всех его устремлений. Человеку, взращенному в сознании однократности жизни, трудно понять эту «странную» тягу к небытию, собственно, отсюда и появилась ученая теория о пессимистичности индуизма.

В действительности же с мокшей в индуистском понимании дело обстоит далеко неоднозначно. Более того, она составляет предмет бесконечных дебатов между шестью основными философскими школами страны: то ли речь идет о вечном бессознательном пребывании в свободе от скорбей этого мира, то ли –
о свободе в ином, космическом бытии, при полном ли слиянии
с Абсолютом, или при сохранении в этом Абсолюте индивидуальных отличий освобожденной души (по простому говоря, сознания)... И как именно достигается мокша, неясно – полным ли отказом от всякой «посюсторонней» (материальной) деятельности и избавлением от результатов деятельности былой? Или нужно еще обрести некое особое знание, которое, по мнению одних
богословов, достается собственными усилиями человека, а по
словам других, требует соучастия высших сил?..

Как бы там ни было, ясно, что методами ускоренного продви-жения к этой великой духовной категории могут воспользоваться лишь души духовно сверходаренные, озаренные. […]

Удел обыкновенных душ иной: к заветной цели их ведет путем долгим и незаметным соблюдение пурушартхи, триады человеческих обязанностей на земле: а) праведно и точно соответствовать своему месту в жизни (о дхарме мы уже говорили), б) заботиться о материальном благосостоянии (артха), в) удовлетворять свои плотские желания (кама). В общем, сумеет человек прожить так, чтобы и праведником остаться, и добра накопить, и вдоволь насладиться удовольствиями, – он поднимается на лишнюю ступеньку к мокше. Перевесит что-то одно – жадность одолеет или страсти окажутся сильнее праведности – придется жить заново неизвестно сколько раз.

Получается, что Индия – живое опровержение марксистско-ленинской максимы о бытии, которое определяет сознание: бытие индуса явно определено взглядом на мир. Судите сами: если его душа достаточно созрела для рождения в одной из трех высших каст (брахманов, кшатриев или вайшьев), судьба его заранее делится на четыре стадии, или ашрамы, каждая продолжительностью лет в двадцать – двадцать пять. Сначала он брахмачари – ученик. Изучает основы веры, перенимает ремесло и, так сказать, входит в курс занятий своего рода. Потом, обзаведясь собственной семьей, индус становится домохозяином, грихастхой – растит детей, при-умножает достаток. Когда же «поседеют виски старшего сына», вступает в стадию ванапрастхи, отшельничества, – постепенно отходит от дел, проводит время в молитвах, совершает паломни-чества. Наконец, на четвертой стадии надо покинуть дом, отказаться от всех привязанностей, и даже от собственного имени, и скитаться, питаясь подаянием. Теперь он – санньяси: «Принося себя в жертву себе, любя себя, играя собой, доверяясь себе, он отрешается от всех внешних связей, стараясь в себе возжечь
ритуальные огни и не совершать более никаких жертвоприношений, кроме внутренних». Надо сказать, не всякому на такое достает
решимости...

К низкокастовым все это не относится, их дхарма – только обслуживать высшие касты в надежде и ожидании продвижения вверх по ступеням сансары. Не относится это и к женщинам.

Первейшая дхарма индуски – конечно же, быть идеальной женой и матерью, ибо в этом качестве на нее нисходит наивысшая благодать, которая распространяется и на окружающих. Она может и в храм не ходить, потому что муж для нее и есть бог. Главное – не овдоветь, вдовство – верный признак недостойного поведения в прошлой жизни.

Но больше всего благодати у девадаси, ибо они – служанки бессмертных богов, их жены, «вдовства не знающие». Эти прекрасные «баядерки» живут в храмах, поддерживают там чистоту, ухаживают за священными статуями. Иногда после смерти девадаси со статуи ее бога-мужа в знак траура снимают даже украшения. На время.

Между прочим, с легкой руки невежественных иноземцев в западном обиходе утвердилось и другое название этих удивительных жриц – «храмовые проститутки». Действительно, они могут вступать в плотские отношения с мужчинами, которые готовы хорошо платить за соприкосновение с божественной благодатью. Девочки, рожденные в таких союзах, наследуют про-фессию матери, мальчики объявляются «поднесенными богу» и остаются служками при храмах. […]

В индуизме нет канона, а соответственно, нет – и быть не может – ересей. Культ этот никогда не знал организованной церкви и иерархии священнослужителей (даже самой условной, основанной на личном авторитете, как у мусульман). Просто любой рожденный брахманом имеет право исполнять абсолютно все обрядовые функции. Именно его, представителя высшей,
недосягаемой в своей чистоте касты, приглашают для отправления церемоний – от пышных храмовых до скромных семейных.

Но опять-таки есть «но». Вместе с тем законоучителем – ачарьей или гуру – может стать человек и другой касты, если прославится праведной жизнью и добрыми делами. Не уходя в дебри древней истории, возьмем примеры из истории новейшей: Рамакришна, которого многие считали аватарой божества, был брахманом. Его первым учеником стал неприкасаемый Лату.
А любимый «питомец» Рамакришны, продолживший и развивший его дело, Свами Вивекананда, принадлежал к касте каястхов
(высших шудр). Махатма Ганди был из торговцев, вайшья. […]

Индуизм как губка впитывает в себя новое – это свойство
его сильно и поныне. Он интегрирует любой «материал» в свою
модель мира, ничего не подавляя, ничего не отбрасывая, все объе-диняя в единую систему, в которой, если приглядеться, живут-поживают слегка видоизмененные, но вполне узнаваемые черты, принесенные из головокружительно далеких эпох и стран. […]

[Мироздание], по индуистским представлениям, регулируется Ритой, космическим порядком, универсальным законом циклич-ности Вселенной. Рита – это и ход небесных тел, и течение вод, и чередование дня и ночи, и смена времен года, и смена косми-ческих «сезонов». Рита противолежит хаосу – поэтому, «следуя» ей, «держась» ее на жизненном пути, человек должен выполнять особые ритуалы. И не просто выполнять, а в надлежащей последовательности и надлежащим образом – иначе хаос поглотит его своей черной пастью. Спасет же его только цикличность этих ритуалов, которая как бы воспроизводит цикличность космических явлений, поддерживает тем самым извечный порядок Вселенной, человеческой жизни и общества. Иными словами, соблюдая этический закон, ты исполнишь и закон космический < …> С Ритой смыкается и карма, и каждая из ее бесчисленных сансар.

По сути дела, эта модель и составляет основу индуизма. Открытая структура, способная ассимилировать новые идеи, культы и верования. Компоненты индуизма, рассматриваемые по отдель-ности, могут казаться противоречащими один другому, даже несов-местимыми друг с другом, но никакой катастрофы не происходит. Главное – это система их сочетаний, тот образ мира, который возникает из их взаимодействия.

Позднее, когда индуизму пришлось конкурировать с буддизмом и – в еще большей степени – когда в культурный индостанский ареал с присущей ему энергией вторгся ислам, национальная религия выстояла именно благодаря гибкости и «всемир-ной отзывчивости». Индуистская вера просто вобрала в себя новых богов в качестве ипостасей собственных божеств – например, Будда превратился в аватару Вишну. Нашлось место даже для Иисуса – он предстает то ли в образе Пророка, то ли просвет-ленной Души. Сложнее оказалось со строгим единобожием мусуль-ман, хотя в некоторых регионах Индии возник-таки своего рода
синтез ислама с индуизмом. Суфизм тоже являет собой пример
взаимопроникновения учения Мухаммеда и веданты, но это тема отдельная и весьма непростая.

Конечно, каждый на наших широтах знаком с индуизмом в первую очередь не по тем признакам, о которых мы до сих пор говорили, а, так сказать, по красочной, обрядовой стороне культа. Индуистская экосистема, развиваясь, плотно заселила мир разно-образнейшими богами, полубогами, демонами, духами – многорукими и многоликими, зверомордыми, слоноголовыми и птицеклю-выми, обворожительными и отвратительными, простодушными божками и грозными громовержцами < …> К такому пантеону примыкают и собственно животные – пресловутая священная корова, многочисленные транспортные средства небожителей: Гаруда – мифическая птица Вишну, бык Нанди, на котором пере-двигается Шива, тигр (этот «возит» яростную Дургу, воплощаю-щую стихийное женское начало), змеи, обезьяны < …>. Весь священный зоопарк не поместится и на нескольких страницах.

Соответственно многообразны и формы почитания этой
пестрой компании – и красочные шествия с пением и плясками, и суровые посты с обетами, и оргиастические ритуалы, и долгие паломничества к святым местам, которых в Индии великое множество < …>. Но какая-то иерархия, конечно, нужна. Есть она и тут: особое и главенствующее положение в индусском мире занимает триада- тримурти верховных богов – Брахмы, Вишну и Шивы.

Брахма – хоть и созидатель мира, и перечисление тримурти обязательно начинается с него, не имеет особого культового зна-чения. Его имя сопровождается уймой высокопарных эпитетов, а храм ему поклонники удосужились посвятить всего один, в Аджмере. Фигурами же первого плана в повседневной культовой жизни, безусловно, являются Вишну – охранитель Вселенной,
и Шива – ее разрушитель. Причем из этих двух значительно активнее действует второй: в соответствии с функцией это естественно. Вишну, вообще, «мало двигается». Точнее говоря, он попро-сту спит в Мировом океане на тысячеголовом змее Шеше. А когда просыпается, из его пупка вырастает лотос, в котором появляется Брахма и вместе с ним – новый мир. Ну и еще, как охранитель, этот бог время от времени отправляется на землю в облике разных земных существ, дабы спасти ее от конкретной опасности. Первым его воплощением была рыба – она выручила людей при Потопе. Потом он нисходил в мир в виде черепахи, вепря, а затем и людей – любимых героев Индии, Рамы и Кришны. Всего ему предстоит
воплотиться десять раз – последней аватарой будет Калки, судия
и спаситель, который наведет итоговый порядок на свете.

Гораздо менее величавый образ жизни ведет Шива. Впрочем, его облику присуща как раз парадоксальная двойственность. Он ненасытный любовник, и он суровый аскет, восседающий в Гима-лаях в йогической позе. Он разоритель, и он покровитель плодородия, которому поклоняются в виде лингама. Всего у него шесть-десят четыре ипостаси, что свидетельствует и о древности образа, и о том, что он объединил в себе множество ранних божественных фигур. Вдобавок, подобно тому, как Вишну на время передает свою власть аватарам, Шива делегирует ее своей шакти, энергии, которая является в женских обличьях. Опять-таки во многих – это может быть и преданная Сати, и прекрасная Парвати, но чаще страшная Дурга или Кали, воительница в ожерелье из черепов, с жертвенным ножом в руках и с высунутым языком, окрашенным кровью жертв!.. Ипостаси трех верховных богов образуют женскую триаду. Это супруга Брахмы – богиня наук и искусства Сарасвати, супруга Вишну – Лакшми, богиня богатства и красоты, и супруга Шивы – неистовая Дурга.

Вот так, в соответствии с мифологией, и возникли две главные ветви индусской религии – вишнуизм и шиваизм, – каждая из которых ветвится далее, на более мелкие ростки. В вишнуизм, к примеру, входят культы аватар; шиваизм развил в себе, естественно, шактизм, но еще и тантризм, чьи корни уходят в глубочайшую древность, а также культы всех многочисленных божеств-спут-ников слоноголового Ганеши (чинителя и устранителя препятствий), Сканды и сотен других. Один злоязыкий иноземец заметил, что численность пантеона догоняет население Индии…

Но индуса это нимало не смущает. Он для простоты выбирает себе иштадеватту, «близкого бога», с которым устанавливает как бы личные отношения, не выказывая ни малейшего пренебре-жения к остальным. Более того, с ними он полностью рвать контакта не будет, а будет, как положено, параллельно общаться с каждым в соответствии с функциями. Берясь за новое дело, устроит пуджу (молебствие) для Ганеши, который известен и как бог добрых начинаний. С молитвой о благосостоянии обратится к
Лакшми или просто привяжет лоскуток к ветке дерева, которое
слывет священным, и загадает желание…[19]