Роль экспрессии в передаче впечатлений о себе

Наверное, под конец можно позволить себе одну моральную ноту. В этом отчете экспрессивный компонент социальной жизни трактовался как источник впечатлений, выдаваемых другим или получаемых другими. Впечатление, в свою очередь, трактовалось как источник информации о неочевидных фактах и как средство, с помощью которого реципиенты могут управлять своей реакцией на информатора без необходимости дожидаться восприятия всех последствий действий этого информатора. Экспрессия, следовательно, трактовалась с точки зрения той коммуникативной роли, которую она играет в ходе социального взаимодействия, а не с точки зрения, например, консумматорной функции, или функции снятия напряжения, которую она может выполнять для выразителя[955].

В основе любого социального взаимодействия лежит, по всей видимости, некая фундаментальная диалектика. Когда один индивид входит в присутствие других, у него появляется потребность выяснить факты ситуации. Если бы он обладал такой информацией, он мог бы знать, что должно произойти, и внести свой вклад в происходящее, мог бы дать другим присутствующим все, что им причитается, насколько это согласуется с его просвещенным эгоистическим интересом. Для раскрытия фактической природы ситуации в полном объеме индивиду нужно было бы знать все релевантные социальные данные о других. Кроме того, ему нужно было бы знать действительный исход, или конечный результат, деятельности других во время взаимодействия, а также их тайные чувства по отношению к нему. Полная информация такого рода редко бывает доступной. В отсутствие ее индивид склонен пользоваться как инструментами предсказания ее заменителями: случайными репликами, психологическими ловушками, намеками, выразительными жестами, статусными символами и т. д. Короче говоря, поскольку реальность, которой индивид озабочен, в данный момент для восприятия недоступна, ему приходится вместо этого опираться на видимости (appearances). И вот что парадоксально: чем больше индивида заботит не поддающаяся восприятию реальность, тем больше он должен сосредоточивать свое внимание на видимостях.

Индивид склонен обращаться с другими присутствующими на основе того впечатления, которое они в данный момент выдают о прошлом и будущем. Именно здесь коммуникативные акты переводятся в моральные. Впечатления, выдаваемые другими, обычно трактуются как притязания и обещания, неявно ими выражаемые, а притязания и обещания обычно имеют моральный характер. Индивид мысленно говорит: «Я использую эти впечатления о тебе как способ выяснения того, кто ты такой и что ты делаешь, и тебе не следует сбивать меня с толку». Интересно здесь то, что эту позицию индивид склонен занимать, даже если он ожидает, что другие не будут сознавать многих своих выразительных поведений, и даже если он надеется воспользоваться другими на основе той информации, которую он о них выуживает. Поскольку источники впечатления, используемые наблюдающим индивидом, вовлекают в дело многочисленные стандарты вежливости и приличия, относящиеся как к общению, так и к выполнению задач, то мы можем по-новому оценить, насколько повседневная жизнь опутана моральными ограничениями.

Теперь перейдем к точке зрения других. Если они собираются поступить как джентльмены и подыграть индивиду, они будут обращать мало осознанного внимания на тот факт, что о них формируются впечатления, и скорее будут действовать без обмана и хитрости, позволяя индивиду получать достоверные впечатления о себе и своих усилиях. И если им вдруг придет в голову, что их наблюдают, они не будут позволять этому неправильно на них повлиять, находя удовлетворение в убеждении, что индивид получит правильное впечатление и воздаст им за это должное. Если они озаботятся тем, как повлиять на то, как индивид их истолкует, — а этого, собственно, и следует ожидать, — то в их распоряжении будут джентльменские средства. Им нужно лишь направлять свое действие в настоящем так, чтобы его будущие последствия были такими, что заставили бы справедливого индивида отнестись к ним сейчас так, как им бы хотелось, чтобы к ним отнеслись; если это делается, им остается лишь положиться на восприимчивость и справедливость наблюдающего их индивида.

Иногда наблюдаемые, разумеется, пользуются этими подобающими средствами оказания влияния на то, как наблюдатель их трактует. Однако есть и другой путь для оказания наблюдаемыми влияния на наблюдателя, куда более короткий и эффективный. Вместо того, чтобы позволить впечатлению об их деятельности возникать как случайному побочному продукту самой этой деятельности, они могут переориентировать свою систему координат (frame of reference) и направить усилия на создание желаемых впечатлений. Вместо того, чтобы пытаться достичь каких-то целей приемлемыми средствами, они могут пытаться добиться впечатления, что достигают каких-то целей приемлемыми средствами. Всегда есть возможность манипулировать впечатлением, которым наблюдатель пользуется как заменой реальности, поскольку знак присутствия вещи, не будучи этой вещью, может использоваться и в ее отсутствие. Сама вынужденная потребность наблюдателя полагаться на репрезентации вещей создает возможность ложной репрезентации.

Есть многочисленные классы лиц, которые чувствуют, что не смогут остаться в бизнесе, каким бы ни был их бизнес, если будут ограничивать себя джентльменскими средствами влияния на индивида, который их наблюдает. В той или иной точке круга своей деятельности они вдруг чувствуют, что нужно сгруппироваться и заняться прямой манипуляцией впечатлением, которое они производят. Наблюдаемые становятся командой исполнителей, а наблюдатели становятся их аудиторией. Действия, кажущиеся направленными на объекты, становятся жестами, адресованными аудитории. Круг повседневной деятельности театрализуется.

Вот тут-то мы и приходим к базовой диалектике. Выступая в качестве исполнителей, индивиды будут заботиться о поддержании впечатления, что они соответствуют множеству стандартов, по которым судят о них и их продуктах. Поскольку эти стандарты очень многочисленны и все собой пронизывают, то индивиды, являющиеся исполнителями, больше погружены в моральный мир, чем мы могли бы подумать. Но как исполнителей индивидов заботит вовсе не моральная проблема реализации этих стандартов, а аморальная проблема конструирования убедительного впечатления, что эти стандарты реализуются. Следовательно, наша деятельность в большой степени затрагивает моральные вопросы, но как исполнители мы не проявляем к ним морального интереса. Как исполнители мы являемся торговцами нравственностью. Наш день наполнен теснейшим контактом с товарами, которые мы выставляем на обозрение, а наши умы наполнены тонким их пониманием; но при этом вполне может быть, что чем больше внимания мы уделяем этим товарам, тем более далекими мы себя чувствуем от них и от тех, кто достаточно доверчив, чтобы их купить. Иначе говоря, сами обязательность и выгодность неизменного появления индивида в стойком моральном освещении, т. е. явления его в облике социализированного персонажа, заставляют его быть человеком, искушенным в тонкостях сцены.