Ю.Акутин 3 страница

Привлек внимание ученых и читателей его перевод из " Махабхараты" под заголовком " Нало, повесть Врихадазвы в стихах" {Эта часть древнеиндийского эпоса известна под назвапием " Наль и Дамаянти". Вельтман много времени отдал изучению древнеиндийской литературы, в его рукописях мы находим перевод " Катакапанишат" из " Яджурведы" и пьесы Шудраки " Васантасена" (" Глиняная повозка").}. В это время писатель работал над задуманным окончанием " Русалки" А.С Пушкина. Вельтман составил план, написал отрывки, оставшиеся в рукописи, как и многие другие его стихотворения {Наброски Вельтмана к окончанию " Русалки" напечатаны в кн.: С. Долгов, А.Ф. Вельтман и его план окончания " Русалки" Пушкина. М., 1897.}.

Поздний период творчества писателя характеризовался интенсивной научной работой, что оставляло меньше времени для литературных занятий. Он писал Ф.А. Кони: " Собственно о литературной своей охоте мне и подумать некогда. Давно оконченный начерно " Чудодей" лежит без отделки и вряд ли скоро дождется чести явиться в свет <...> " {Письмо от 1 ноября 1852 г.-- " Русский архив", 1912, No 1, с. 143.}

Научная работа, начатая Вельтманом-историком еще в 1820-е годы, определилась в двух основных направлениях. О первом он говорит в письме к И.П. Липранди от 5 августа 1835 г.: " В дополнение догадки вашей насчет моих занятий я уведомляю вас, что предмет моих изысканий и учения есть мифология славянских народов <...> " {ОР ГБЛ, ф. 18, к. 9515, ед. хр. 2, л. 5 об.}. В дальнейшем планы писателя развились в широкое изучение истории и культуры славян. Интересной работой по ономастике стал его труд " Древние славянские собственные имена", напечатанный в 1840 г. За четыре десятилетия он сделал много в собирании письменных и материальных памятников древних славян. Его научные труды, появившиеся в печати и оставшиеся в рукописях, перечислять из-за их огромного количества не представляется возможным.

О деятельности Вельтмана-слависта впоследствии писали: " Если теперь ученые работы А.Ф. Вельтмана устарели и кажутся подчас недостаточно серьезными, то в свое время они, как одни из самых первых в этой области, имели важное значение и в частностях не утратили его и до сих пор. Его ссылками на документальные данные, его сравнительным методом в объяснении отдельных предметов наука пользуется и до сих пор <...> " {Императорское Московское археологическое общество в первое пятидесятилетие его существования (1864--1914 гг.), т. II. М., 1915, с. 63.}.

Особенный интерес к истории и судьбе южных славян побудил ученого заняться общественной деятельностью, связанной с помощью борцам за Болгарское Возрождение. Он поддерживал болгар, приезжавших в Россию, о чем мы имеем документальные свидетельства, сохранившиеся в архиве писателя и его библиотеке. С просьбой помочь его землякам, обращался к нему Захарий Княжеский {См., напр., его письмо от 17 июня 1853 г.-- ОР ГБЛ, ф. 47, р. II, к. 3, ед. хр. 57. В библиотеке писателя были книги, подаренные ему автором письма и другими болгарами.}. Савва Филаретов писал: " По Вашему постоянному и искреннему доброжелательству нам -- болгарам, Вы изволили милостиво и деликатно предложить свое ходатайство по делу Райна-Николова. <...> Посылаю ее (записку по этому делу) Вам теперь с живейшею благодарностью за то благосклонное внимание, которое Вы оказываете вообще к моим землякам, в том числе и ко мне" {ОР ГБЛ, ф. 47, р. II, к. 6, ед. хр. 35, л. 3.}.

В 1861 г. болгары, прибывшие в Одессу, направили Вельтману письмо, в котором благодарили за сочувствие к своей стране, за книгу " Райна, королевна болгарская" {Там же, к. 4, ед. хр. 46.}. Эта повесть в переводе пользовалась большой известностью на Балканах, отрывки из нее, в которых описывался Преслав, были включены в сборники. Она была инсценирована Д. Войниковым {См.: " Избрани страници от Добри Войников". София, 1943.}. Пьеса " Райна княгыня" с успехом шла в Болгарии, Валахии, Молдове на протяжении многих лет {Газета " Турция" писала 2 июня 1866 г. (бр. 46, с. 183): " Тая книжка е любопытна, за прочитание, както и представлението и станало много трогательно". Одобрительно отозвалась о спектакле, данном в Бухаресте, " Дудавска вора" (1868, 20 майя, бр. 27, с. 101).}. Вельтман ездил в Болгарию, чтобы познакомиться с положением дел.

Другой научной областью, привлекавшей внимание писателя, стала скандинавистика. Интересным оказалось исследование " Варяги" {" Журнал Министерства народного просвещения" (ЖМНП), 1834, No 12.}. Продолжительное время Вельтман работал над первым в России стихотворным переводом " Прорицания провидицы" -- первой песни " Старшей Эдды" {Несколько вариантов перевода под названием " Волю-Спэ" (от " Voluspa") находится в архиве Вельтмана. Там хранятся рукописи и других работ ученого, посвященных истории Скандинавии, руническим письменам, скальдам. Фрагменты перевода писатель использовал в своих произведениях. Эпизоды из истории скандинавских стран нашли отражение в вельтманской прозе.}. В библиотеке писателя было много книг по истории и культуре Исландии, Швеции, а также Норвегии, на полях которых он сделал множество заметок.

С начала 1840-х годов Вельтману представилась возможность расширить свою научную деятельность, обратившись к этнографии и археологии. Он наконец смог занять должность на государственной службе, отвечающую его склонностям. Известному романисту М. Н. Загоскину, директору Московской Оружейной палаты, удалось в 1842 г. добиться назначения Вельтмана своим помощником. Александр Фомич работал в Палате до последнего дня своей жизни. В 1852 г., после кончины М.Н. Загоскина, он стал ее директором. Вельтман много сделал для улучшения организации фонда и написал полезные книги: " Достопамятности Московского Кремля" (1843), " Московская Оружейная палата" (1844) с приложением " Пояснительного словаря предметов древней царской казны и Оружейной палаты", " Описание нового дворца в Кремле" (1850). Вельтман был включен в состав комиссии по подготовке многотомного труда " Древности российского государства" (1849--1853) {См.: Ф.Г. Солнцев. Моя жизнь и художественно-археологические труды.-- " Русская старина", 1876, т. 16, с. 281 и далее.}. Он редактировал издание, сам написал тома II, III и V. В 1850--1860-е годы ученый издает свои работы по истории древнего мира и Средневековья.

Не все историки того времени были согласны с теориями Вельтмана, но его научное подвижничество было высоко оценено. В 1854 г. Вельтмана избирают членом-корреспондентом Академии Наук, в 1861 г.-- членом-корреспондентом Русского археологического общества, в 1869 г.-- действительным членом Московского археологического общества. Он завершает свою службу действительным статским советником, награжденным рядом орденов.

Углубясь в научную деятельность, Вельтман постепенно отходит от журналистской работы. Лишь в 1849 г. он с некоторыми колебаниями принял приглашение М.П. Погодина взяться за редактирование " Москвитянина" {См.: " Переписка В.И. Даля с А.Ф. Вельтманом". (Публикация Ю. М. Акутина).-- " Известия АН СССР. СЛЯ", 1976, No 6.}.

Александр Фомич провел большую работу по расширению издания, привлечению овых авторов, сам начал публиковать в нем свой роман, писал статьи, занимался рецензированием. Его публикации отличались оригинальностью, противоречили общепринятым взглядам. Вельтманский " Москвитянин" имел большой успех и вызывал очень разноречивые мнения {См., напр., письмо А.И. Плещеева к Ф.М. Достоевскому от 14 марта 1849 г. (В статье: В. Семевский. Петрашевцы С.Н. Дуров, А.И. Пальм, Ф.М. Достоевский и А.Н. Плещеев.-- " Голос минувшего", 1915, No 12, с. 60, 61); письмо М.А. Дмитриева к Ф. Б. Миллеру от 14 апреля 1850 г. (" Русская старина". 1899 No 10, с. 202, 203).}. После разрыва с Погодиным {См.: Н. Барсуков. Жизнь и труды М.П. Погодина, кн. XI. СПб., 1894, с. 52--57.} Вельтмап покинул журнал, а так называемая " молодая редакция"

" Москвитянина" во многом продолжила его начинания.

Передовая журналистика 1850-х годов ценила работу писателя. Об этом свидетельствует адресованное ему письмо редакции журнала " Искра" от 4 сентября 1858 г. {См.: " Записки Отдела рукописей ГБЛ", вып. VI. М., 1940, с. 44.} Но к журналам Вельтман больше не возвращался. Последние двадцать пять лет своей жизни он посвятил пятитомной эпопее " Приключения, почерпнутые из моря житейского".

" Саломея", первый роман " Приключений", печатался в 1846--1848 гг. в журнале " Библиотека для чтения". Первая часть следующего романа " Чудодей" публиковалась в 1849 г. в " Москвитянине". Полностью произведение увидело свет в 1856 г. Третий роман " Воспитанница Сара" вышел в 1862 г., а четвертый -- " Счастье -- несчастье" -- годом позже. Роман " Последний в роде и безродный", задуманный как пятая книга эпопеи, был завершен в конце 1860-х годов и остался неизданным {ОР ГБЛ, ф. 47, р. I, к. 32, ед. хр. 1 На титульном листе помечено карандашом и другое название:

" Приемыш". Надпись принадлежит одному из тех, кто подготавливал произведение к не осуществленному в 1870-х годах изданию.}. Произведения объединены не только общей темой, социально-философскими взглядами автора, но и действующими лицами. В эпопее нет протагониста. Главные действующие лица одного романа становятся эпизодическими в другом, и наоборот. " Приключения" -- единая, размашисто написанная, с сотней лиц картина российской действительности 1830--1850-х годов. Она вобрала в себя, развила и заострила многие темы, сюжеты и образы произведений предыдущих периодов творчества Вельтмана. Так, в романе " Счастье -- несчастье" появились действующие лица " Странника", " Александра Филипповича Македонского", " Ильи Ларина". Женские образы повестей 1830-х годов и романа " Сердце и Думка" эволюционировали в " Саломее" и " Воспитаннице Саре". Роман " Чудодей" объединил эпизоды из повестей 1840-х годов.

Основная тема эпопеи -- показ уродливого процесса завершения генезиса капиталистических отношений в России. Писатель с гневным отвращением и сатирической прямотой рисует деградацию аристократии, разложение в буржуазной среде, омещанивание купечества, отупение крепостников и трагическое положение подневольных крестьян.

Роман " Саломея" изображает запутанный лабиринт провинциального п столичного быта, через который пробираются лишенный жизненной цели поручик Василий Дмитрицкий и самовлюбленная Саломея Бронина. Их взлеты и падения завершаются у богадельни, где они решаются искать смысл жизни в полезном труде.

" Чудодей" -- своеобразный роман-водевиль, оригинальное Травести. Но на фоне комической неразберихи, в которую, как в карнавальный хоровод, оказываются втянутыми Даянов и Дьяков, особенно ярко проступают безобразные черты загнивающей мещанской среды.

Еще острее тема разложения общества развивается в " Воспитаннице Саре". Судьба девочки, под ложным именем проданной кормилицей в аристократическое семейство, становится символом развращающего образа жизни " бомонда". Сара, наделенная большими способностями и душевной пылкостью, становится содержанкой.

Роман " Счастье -- несчастье" имеет заголовок, недвусмысленно определяющий отношение писателя к жизненным устремлениям своих персонажей. От светлой, спокойной, но лишенной блеска и возможности сделать карьеру бессарабской жизни отказываются Михайло Иванович Гораздов и его приятели. Счастье в южном краю они меняют на поиски удачи в растлевающем столичном круговороте. Вельтман пишет: " Нельзя не пожалеть о волокитах за светским счастьем, этой старой колдуньей фортуной в парике; жалки в известном смысле и выжидающие униженно благосклонного ее взора; но истинно жалки те, которых она волей-неволей прикомандирует к себе в волшебные чертоги и начнет лобызать своими лихорадочными устами" {А. Вельтман. Счастье -- несчастье, ч. II. М., 1863, с. 227.}. На краю гибели оказывается герой произведения, и его спасает Илья Ларин, ни во что не ставящий фальшивые отношения чиновничьего общества. Лишь вернувшись в Бессарабию, Гораздов обретает настоящую жизнь. Но автор заключает: " <...> без прошедшего худого не было бы и настоящего хорошего" {Там же, с. 308.}.

Роман " Последний в роде и безродный" развивает две основные линии -- жизнь богатого холостяка Степана Ковлина, безнадежно влюбленного в актрису Сандунову, и судьба Алима, его приемного сына. В образе Алима отразилось понимание автором отдельных сторон социальной ломки в России, его отношение к нашумевшим событиям 1850--1860-х годов -- делу М.А. Бакунина, Д.В. Каракозова, студенческим волнениям.

Социально-философские взгляды Вельтмана получили субъективную и противоречивую оценку у современников. Западники обвиняли его в славянофильстве, а славянофилы -- в западничестве. Считалось, что писатель критикует действительность с точки зрения сторонников давно отживших патриархальных отношений.

Вельтман действительно проявлял огромный интерес и к славянам, и к вападной культуре. Но это не сделало его сторонником какого-либо общественного направления. А. Ф. Кони пишет: " Не принадлежа ни к одному из главных господствовавших в московских просвещенных кружках направлений, не будучи ни славянофилом, ни западником, он умел соединять вокруг себя разных представителей науки и литературы" {А.Ф. Кони. Александр Фомич Вельтман.-- В сб.: " Sertum bibliologicum". Пг., 1922, с. 196.}.

Вельтман был решительным противником реакции и существовавшего общественного развития России. Он находился на позициях прогрессивного либерализма и верил в общественные перемены, рассчитывал на просвещение. Его мечта о справедливом обществе отразилась в утопическом романе. Вельтман жаждал всеобщего равноправия. " Я бывал у него после в его квартире, -- рассказывал приятель писателя А.З. Зиновьев, -- и был свидетелем, что покойный не различал своих посетителей по их званию и состоянию. Рядом с полным генералом сажал бедняка, приходившего к нему за пособием" {" Русская старина", 1871, No 10, с. 408.}.

Положительные герои произведений Вельтмана с надеждой смотрят в будущее. Современники называли писателя сказочником, и он с улыбкой соглашался. Только он был не наивным рассказчиком, которому видятся молочные реки и кисельные берега, а с хитринкой подсказывающим: " Сказка -- ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок".

Своеобразие творчества Александра Фомича определило и оригинальную форму художественной организации произведений. В них романтическое " двоемирие" сочетается с эмпирической действительностью, сказочный герой идет по ярко описанным зловонным трущобам, фольклорное добродушие и улыбчивая ирония соединяются с всеобнажающей сатирой, гротеск и водевильный " перевертыш" -- с вернейшим реалистическим развитием действия, приподнятость лексики -- с великолепным умением писать живым разговорным языком. Недаром Л.Н. Толстой сказал о нем: " Не правда ли -- хороший писатель, бойкий, точный, без преувеличений. Он иногда лучше Гоголя" {Цит. по: М. Горький. Лев Толстой.-- В его кн. " Литературные портреты". М., 1963, с. 162.}.

Вельтман создавал абрисы образов для таких писателей, как Ф.М. Достоевский, Л. Н. Толстой, Н.С. Лесков, П.И. Мельников-Печерский, А.Н. Островский.

За последние два десятилетия жизни Александра Фомича глубоко изменились и его личные обстоятельства. В 1847 г. умерла супруга писателя, он остался один с дочерью. Спустя два года Вельтман решает жениться на хорошо знакомой ему писательнице Елене Ивановне Крупениковой {См.: Ю. Акутин. Загадка Елены Кубе. " Наука и жизнь", 1976, No 6.}.

Дочь плац-майора Кубе, Елена Ивановна родилась в 1816 г. в Варшаве, получила лютеранское воспитание, в 1827 г. была перекрещена в православной церкви. Молодую девушку выдали замуж за пожилого вдовца Крупеникова. Не испытывая никаких чувств к мужу, Елена Ивановна самоотверженно занималась воспитанием его сына и дочери от первого брака.

Еще в молодости, проживая в Одессе, Елена Ивановна, наделенная незаурядным талантом и любовью к искусству, знакомится с литературным кружком, сближается с поэтом А.И. Подолинским, пробует себя на поприще словесного мастерства.

В середине 1840-х годов литературные опыты Елены Ивановны обращают на себя внимание издателей журналов, ее печатают в " Москвитянине", " Библиотеке для чтения", " Московском городском листке" -- анонимно, под псевдонимами или под девичьей фамилией. Она знакомится с Вельтманом, очарование которого ею вскоре перерастает в более глубокое чувство, разделяемое Еленой Ивановной; писатель предлагает ей соединить свои судьбы {Сохранилась обширная переписка Вельтмана с Еленой Ивановной (ОР ГБЛ, ф. 47, р. II, к. 1, ед. хр. 13; к. 2, ед. хр. 39).}.

Писательница не видела крепких уз, связывающих ее с Крупениковым. Свой долг она выполнила: дочь мужа вышла замуж. Сын Крупеникова умер. И Елена Ивановна осенью 1849 г. едет в Петербург, чтобы энергично хлопотать о расторжении брака. В начале 1850 г. она возвращается, добившись успеха, и 24 февраля Кубе и Вельтман вступают в брак. Александр Фомич с торжеством пишет Далю: " <...> я уже женат и очень счастлив <...> " {См.: " Переписка В. И. Даля с А. Ф. Вельтманом", с. 530.}.

Преданная всей душой погруженному в литературную и научную деятельность мужу, Елена Ивановна " ходила за ним, как за дитятей, и из-за ее попечения он уже не имел нужды думать ни о чем и мог спокойно распоряжаться движением письмен кельтических, финских и немецких по Европе и Азии" {М. П. Погодин. Александр Фомич Вельтман.-- " Русская старина", 1871, No 10, с. 407.}. Своим чередом шла каждодневная жизнь. У Вельтмана родились сын и дочь, умерла сестра, в 1861 г. старшая дочь Надежда вышла замуж, и год спустя писатель стал дедом. Елена Ивановна рассказывала об их житье-бытье: " Знакомые говорят, что он < Вельтман> живет на необитаемом острове, в допотопном мире, и не знает ничего, что делается на свете. <...> С нашего необитаемого острова, где так хорошо <...>, мы смотрим на свет божий, на ломку, которая происходит во всех концах, слышим треск, видим пыль и прах и ждем, надеясь на милость господню, зная, что все в его руке" {Письмо к А. Г. Тройницкому от 18 июля 1862 г.-- " Русская старина", 1898, No 4, с. 210.}.

Добрая спутница Вельтмана не оставляла и литературных трудов, работала также над педагогическими сочинениями. В 1864 г. ее выбрали почетным членом Общества любителей российской словесности. В 1867 г. печатается большой, основанный на всестороннем изучении эпохи, исторический роман Елены Вельтман " Приключения королевича Густава Эриковича" {Проставленное в заголовке полного издания произведения имя героя " Густав Ирикович" неточно.}.

Тяжелая болезнь прервала писательскую деятельность Е. И. Вельтмап. 1 марта 1868 г. она скончалась.

Несмотря на преклонный возраст и расстроенное здоровье, Александр Фомич продолжал служебные занятия, научную и литературную работу до последних лет своей жизни. Он умер 11 января 1870 г. Уже после его кончины вышло отдельным изданием либретто " Аммалат-бек", написанное им много лет назад. Сослуживцы писателя поставили на его могиле памятник из белого мрамора -- точную копию надгробия Ярослава Мудрого.

Детям Вельтмана пришлось оставить казенную квартиру в доме Дворцовой конторы, и поэтому сундуки с книгами и бумагами покойного Вельтмана были переданы на хранение в канцелярию Московского Публичного и Румянцевского музеев. В 1876 г. Надежда Александровна попросила вернуть один из сундуков с книгами, автором которых был ее отец, а рукописи оставить в библиотеке. Рукописи были приняты, а библиотека писателя куплена Музеями {См.: Юрий Акутин. Из книг А.Ф. Вельтмана.-- " Литературная Россия", 1974, No 34.}. Архив Вельтмана, его книжное собрание представляют большую научную ценность.

Но прежде всего перед нами громадное литературное наследие А.Ф. Вельтмана. Оно имеет свою отправную точку, в которой заложены его основные идеи и темы. Этой точкой является его первый роман -- " Странник".

В годы бессарабской службы и в русско-турецкую войну Вельтман приобрел самые разнообразные впечатления, разносторонний жизненный опыт. Перед ним прошло множество сложных событий и оригинальных лиц, и сам он был участником не одного десятка различных происшествий. Жизненный материал требовал осмысления и творческого воплощения.

Яркая жизнь приграничной области заинтересовала его сразу по приезде в Бессарабию. Так на основе наблюдений был создан групповой портрет кишиневцев в стихотворениях " Простите, коль моей нестройной лиры глас" и " Джок", рассказ об офицерском быте в " Послании к друзьям", реалистические сцены в " Беглеце", были обрисованы хорошо изученные места в " Начертании древней истории Бессарабии". Но разрозненные этюды еще не давали возможности создать полный рассказ о пережитом.

После кампании 1828 г. Вельтман пытался написать повесть " Эмин" об осаде крепости, положив в основу анекдотическое происшествие, случившееся при захвате в плен красавца-турка под Шумилой. Он обратился к ритмической прозе, но потом отказался от этого романтического аксессуара и в сцене беседы офицеров использовал разговорный язык. Замысел не осуществился: описание забавного эпизода не отвечало намерениям автора.. Короткая стихотворная интермедия " Лагерь", юмористически рисующая прифронтовую жизнь офицеров, тоже не удовлетворила Вельтмана, хотя " Эмин" и " Лагерь" были ничуть не хуже произведений, появлявшихся на страницах журналов и альманахов того времени.

Писатель хотел подробно рассказать о днях, проведенных в Бессарабии, и не мог решить, какой избрать жанр. Тема подсказывала путевые записки. Вельтман признавался позднее, что " выучил наизусть этот край" {А.Ф. Вельтман. Воспоминания о Бессарабии, с. 111.}. Но " записки путешественников" слишком часто выходили из-под пера бесталанных вояжеров в 1800--1820-е годы {См.: Т. Роболи. Литература путешествий.-- " Русская проза". Л., 1926, с. 42--73.} и постоянно вызывали насмешки и пародии. Меланхолическо-сентиментальные опусы были бездарными подражаниями " Сентиментальному путешествию" Л. Стерна. Громадная популярность выдающихся произведений английского писателя {См.: В.И. Маслов. Интерес к Стерну в русской литературе конца XVIII и начала XIX в.-- " Историко-литературный сборник, посвященный В.И. Срезневскому". Л., 1924, с.

339-376.} обращалась против него: на страницах " путешествий" обесценивалось своеобразие рассказов Тристама Шенди и Йорика. В ответ появлялись псевдопутешествия, такие, как " Путешествие вокруг моей комнаты" Ксавье де Местра {Издано в 1794 г.}, переведенное на русский язык в 1802 г., и произведения русских авторов: " Мое путешествие. Приключения одного дня" Н. Брусилова (1803), " Путешествие моего двоюродного братца в карманы" (1803) {Издано анонимно.}. В них пародировалась чрезмерная чувствительность рассказчика. А в " Путешествии критика" {" Путешествие критика, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частию был очевидным свидетелем. Сочинение С. фон Ф.". М., 1951.} С. К. фон Ферельцта сатира была направлена против изысканных описаний в эпистолярной и дневниковой форме. В 1828 г. Яковлев издал " Чувствительное путешествие по Невскому проспекту", в котором иронизировал: " Я страстно люблю путешествовать; не знаю, что поселило во мне эту страсть? -- Природа? -- Конечно природа! -- Я объехал все части света -- все видел -- все узнал... но увы! -- я ездил в воображении -- все видел -- в мыслях; все узнал -- из книг гг. путешественников!!! " {" Чувствительное путешествие по Невскому проспекту". М., 1828, с. 1.}. К пародиям на подражание Стерну принадлежала " Жизнь и мнения нового Тристрама" Я. И. де Санглена (1829) -- произведение, отмеченное своеобразием в сложностью композиции. Конечно, осмеянию подвергался не сам рассказ о путешествии, а " слащавое

изображение природы и сельской жизни у писателей-карамзинистов" {В. Сомов. Пародия на сентиментально-романтическую прозу XIX века (1800--1830 годы).-- " Вопросы русской литературы". Уч. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. В. И. Ленина, No 288. М., 1968, с. 60.}.

Таким образом, литературная ситуация не могла отвратить от желания поделиться с читателями любопытными сведениями, рассказать о виденном и слышанном. Однако Вельтман учитывал, что о Бессарабии уже писалось неоднократно {Так, в 1800 г. П. Сумароков издал " Путешествие по всему Крыму и Бессарабии", в 1810 г. Д. Бантыш-Каменский напечатал " Путешествие в Молдавию, Валахию и Сербию", в 1818--1823 гг. в " Отечественных записках" опубликовал ряд статей о своих поездках по Бессарабии П. П. Свиньин. В 1828 г. вышла книга И. Яковенко " Нынешнее состояние турецких княжеств Молдавии и Валахии и российской Бессарабской области".}.

Жанр " записок офицера", который вполне устраивал Вельтмана, тоже пользовался популярностью. Яркими примерами служили " Письма русского офицера" Ф.Н. Глинки (1815--1816) и " Походные записки русского офицера" И.И. Лажечникова (1820). У Вельтмана были тетради с записями, сделанными в походной жизни, о которых можно было бы сказать то же, что писал Ф. Н. Глинка: " Еще раз осмеливается напомнить почтенным читателям, что записки, служившие основанием книги сей, составляемы были среди всех ужасов войны, часто под открытым небом, у полевых огней, после проведенного в трудах и сражениях дня" {Ф. Глинка. Письма русского офицера, ч. VIII. М., 1816, с. 258.}. Мог присоединиться Александр Фомич и к словам И.И. Лажечникова: " Издавая ныне мои записки, стал бы я напрасно, в извинение их неисправностей, представлять, что я писал их на походах, при свете бивуачных костров, на барабанах и нередко на коне, при шуме идущего рядом со мною войска" {И. И. Лажечников. Походные записки русского офицера. М., 1836, с. 9.}.

Вельтман понимал, что и о последней войне появятся записки {Так, из числа действительно напечатанных воспоминаний интересными были: П. Глебов. Воспоминания о войне 1828 года.-- " Сын Отечества", 1834, No 52; < Б. п.> Три месяца за Дунаем в 1828 году.-- Там же, т. XXXIII; < Б. п.> Отрывок из Записок во время турецкой кампании 1828 года.-- " Прибавление к ЖМНП на 1844 год", с. 10-32.}. А он хотел создать не мемуарное, а художественное произведение. Материал подсказывал, что его героем должен быть молодой офицер, прослуживший многие годы в Бессарабии и участвовавший в войне. Образ требовал конкретизации -- фактов личной жизни, разработки характера. Так возник замысел автобиографического романа: рассказать о поездках по области, об интересных встречах, о штабной и походной жизни и о самом себе.

Казалось, что задача блестяще решена, но тут перед штабс-капитаном возник простой вопрос: а была ли у него в прошедшем десятилетии личная жизнь? И выяснилось, что в сущности ее не было. В свободное время он писал стихи, музицировал, изучал языки, философию и историю Востока. Да, бывал на вечерах, пирушках, офицерских собраниях, интересных обедах, но ни с кем особенно близко не сошелся, хотя порой и был душой общества -- все это напоминало карнавал. Были у него и увлечения -- и в Кишиневе, и в Тульчине, и в деревнях, где он проводил топографические работы. Он помнил девушку, которой посвятил " Простите, коль моей нестройной лиры глас", и Марию- Маврокордато, и Ленкуцу, однако все эти его увлечения были несерьезными. Случались и приключения, порой пикантные. Его осаждали письмами поклонницы {Эти письма сохранились в архиве писателя (ОР ГБЛ). Особенно постоянна была в своих посланиях Анна Кладищева. Она настойчиво писала: " <...> стремится мое желание знать причину вашего молчания" (письмо от 6 февраля 1828 г., ф. 47, р. II, к. 3, ед. хр. 55).}, да ему-то они были безразличны. И Вельтман задумывает написать эпистолярный роман: в нем будут описания настроений, мысли, зарисовки, не требующие сюжета. Он делает наброски: " <...> все течение по России рек Прута и Днестра я проехал, следовательно, если б [свет] Мир составляла только одна Бессарабия, я был бы всемирным путешественником и мое имя гремело [в предел] Что сказать тебе про мое препровождение времени и удовольствия -- я окружен скукой, так, как все здешние города и селения горами. Зимою живу в Кишиневе, где есть большое разногласное, разносортное и разнородное общество русских, молдаван, греков, турок, сербов, албанцев и пр. и пр. и пр.

Если б я был живописец, я бы тебе нарисовал интересную картину. Жирного бояра молдаванского в шести разноцветных и разномешных шубах, с корчагою на звонкой на голове (их шапки имеют совершенное подобие корчаги), их герб -- воловья голова, почему я заключаю, что они в золотом веке были счастливыми пастырями волов, что еще и по сию пору заметно по их воловьей лени и беззаботности.

Герб женщин молдаванских можно было бы сделать: голова коровья с крыльями, впрочем, большая часть из них имеют приятную наружность, только