X. Знамя Мира 2 страница

На конференции был разработан план пропаганды Пакта в школах, высших учебных заведениях. Были также установлены контакты с Международным комитетом по делам искусства и с бюро конференции по ограничению вооружений. В августе 1932 года опять в Брюгге состоялась Вторая конференция Пакта Рериха. Конференция вынесла решение об обращении ко всем странам с призывом признать за Пактом силу международного документа. На выставке, созданной для конференции, было представлено 6000 фотографий архитектурных памятников, которые по своей уникальности требовали специальной охраны. Третья конференция Пакта была созвана в ноябре 1933 года в Нью-Йорке. В ней участвовали официальные представители 36 государств. Конференция подготовила рекомендацию о принятии Пакта правительствами всех стран. В конце тридцатых годов более чем в тридцати странах насчитывалось свыше 80 обществ, музеев и кружков имени Рериха. Среди них были Нью-Йоркский музей, Парижское общество, Центр в Брюгге, Общество и музей в Риге; были и совсем небольшие группы, разбросанные далеко от крупных городов. Все они проводили культурно-просветительную работу, в программу которой обычно входили кружковые занятия по изобразительному искусству, музыке, хореографии, литературе, а также пропаганда Пакта по охране культурных ценностей, привлечение местных государственных и общественных организаций к охране памятников старины. Почти при всех обществах существовали секции по изучению Востока. Создавались секции женского движения за равноправие. При крупных объединениях получало развитие издательское дело.

В 1936 году с воззванием о сохранении мира выступил Рабиндранат Тагор. Все комитеты Пакта Рериха поддержали его, и он написал Николаю Константиновичу: " Проблема мира в настоящее время самая серьезная проблема, стоящая перед человечеством. Все наши усилия кажутся такими незначительными перед натиском новой волны варварства, которое быстро распространяется в Западных странах. Отвратительное проявление неприкрытого милитаризма во всех странах предвещает ужасное будущее. Я почти перестал верить в существование цивилизации, как таковой. Но мы не можем отказаться от наших усилий делать что-то, ибо это только ускорило бы конец. Сейчас я так же потрясен и обеспокоен, как и Вы, и в связи с поворотом событий на Западе мы можем только надеяться, что мир станет чище после кровавой бойни. Но нужно быть слишком смелым, чтобы испытать такое пророчество в эти тревожные дни. Ваша жизнь ­жизнь посвященного, и я надеюсь, что Вы проживете долгие годы, чтобы продолжать служить человечеству и культуре". Мысли о Пакте нашли отражение и в искусстве Николая Константиновича. Эмблему " Знамени Мира" можно видеть на многих его полотнах тридцатых годов. Специально Пакту посвящена картина " Мадонна-Орифламма" (1931) или, как ее называл сам художник, " Владычица Червонно-Пламенная". На картине изображена Мадонна с развернутым в руках полотнищем " Знамени Мира". В какой-то мере " Орифламма" явилась и откликом Рериха на женское движение за равноправие. Проблема эта и посейчас существует во многих странах, в первых же десятилетиях нашего века она стояла весьма остро, и Николай Константинович поддерживал борьбу женщин за их права. Многие женские организации в свою очередь активно выступали в защиту культурных начинаний художника и особенно Пакта и " Знамени Мира". В обращении к " Обществу единения женщин" художник писал в 1931 году: " Женщины, ведь вы соткете и развернете Знамя Мира. Вы безбоязненно станете на страже улучшения жизни. Вы зажжете у каждого очага огонь прекрасный, творящий и ободряющий. Вы скажете детям первое слово о красоте... Вы произнесете священное слово Культура". Чувствуя реальную угрозу войны, Рерих параллельно с продвижением Пакта по охране культурных ценностей все чаще и чаще стал указывать на Советский Союз как на мощный оплот против фашизма. Конечно, проживая в английской колонии и зная, как к нему там относятся незаконные хозяева Индии, Рерих проявлял известную осторожность в высказывании своих взглядов, но он не давал повода сомневаться в их истинном направлении. Кроме многочисленных статей художника убедительным примером тому может служить и его полотно " Св. Сергий" (1932).

Используя некоторые композиционные принципы иконописи, Рерих изобразил Сергия Радонежского в полный рост, крупным планом. Нижнюю часть картины занимает надпись, сделанная славянской вязью: " Тебе трижды суждено спасти Россию. Первый раз при Дмитрии Донском, второй раз в Смутное время, третий раз..." Многоточие красноречиво говорило о том, что имел в виду Рерих. Интересно, что в начале тридцатых годов к образу Сергия вновь обратился и М. В. Нестеров. О своих картинах из жизни Сергия он говорил: " Зачем искать истории на этих картинах? Я не историк, не археолог. Я не писал и не хотел писать историю в красках. Это дело Сурикова, а не мое. Я писал жизнь хорошего русского человека XIV века, лучшего человека древних лет Руси, чуткого к природе и ее красоте, по-своему любившего родину и по-своему стремившегося к правде". У Нестерова, как и у Рериха, обращение к образу Сергия также было вызвано предчувствием военной угрозы. Об этом говорит его воззвание, написанное позже, в октябре 1941 года: " В грозные часы истории Москва как символ, как народная хоругвь собирала вокруг себя лучших своих сынов. Более пятисот лет назад в ее пределах явился восторженный отрок, затем юноша, а позднее мудрый старец. Его знала земля Московская от Дмитрия Донского до последнего крестьянина, верила ему - то был Сергий Радонежский. Куликовское сражение решило судьбу Москвы, а с ней и народа московского..."

Рерих был историком и археологом, но так же, как и Нестеров, он никогда не писал Сергия в историческом плане. Для Николая Константиновича образ Сергия олицетворял духовный, трудовой и ратный подвиг русского народа. И полотно, созданное художником, явилось живым откликом на своевременно почувствованную опасность, нависшую над Родиной. Одной из важнейших тем, которую разрабатывал Рерих и которая получила у него глубокое философское содержание, стала тема Учителя. В этом отношении показателен цикл картин " Знамена Востока" (" Учителя Востока"). Находясь в 1925 году в Кашмире, художник записывает в путевой дневник:

" Серия " Знамена Востока" сложилась:

1. " Будда-победитель" - перед источником жизни.

2. " Моисей Водитель" - на вершине, окруженной сиянием.

3. " Сергий-строитель" - самосильно работает.

4. " Дозор Гималаев" - в ледниках.

5. " Конфуций Справедливый" - путник в изгнании.

6. " Енно-Гуйо-Дья" - друг путников (Япония).

7. " Миларепа слушающий" ­на восходе познавший голос дэв (Дэва - бог, олицетворяющий добрые силы природы).

8. " Дордже Дерзнувший" - стать лицом к лицу с самим Махакалой.

9. " Саракха - благая стрела" - не медлящий в благих посылках.

10. " Магомет на горе Хира" - весть архангела Гавриила, предание.

11. " Нагарджуна - победитель змея" - видит знамение на озере владыки нагов.

12. " Ойрот - вестник Белого Бурхана" - поверие Алтая. И те, что уже в музее –

13. " Матерь Мира".

14. " Знаки Христа".

15. " Лао Цзе".

16. " Дзон Ка Па".

17. " Падма Самбгава".

18. " Чаша Христа".

19. " Змий древний".

Серии, или " сюиты", как иногда Николай Константинович называл циклы своих произведений, всегда выражали масштабно и многопланово какую-нибудь определенную идею. Однако Рериху редко удавалось исчерпать такую идею в пределах намеченных серий. Обычно он дополнял их новыми картинами, которые, по существу, продолжали замысел. Это можно сказать о циклах " Его Страна", " Майтрейя", " Учителя Востока" и многих других как зарубежного, так и русского периодов. Серия " Знамена Востока" свидетельствует о необыкновенной широте замысла Рериха и о его глубоких знаниях религиозной философии. Прожив в Индии чуть более года, художник начинает работать над картинами, посвященными не только этой стране, но также Монголии, Тибету, Аравии, Алтаю, Китаю и, конечно, России. Список картин, составленный им самим, чрезвычайно ценен тем, что в нем имеются краткие характеристики основоположников и проповедников совершенно различных, подчас враждующих между собой религий.

В серии " Знамена Востока" нет ортодоксальных религиозных сюжетов. Рерих заменяет их народными поверьями, апокрифами. Так, Конфуция он показывает терпящим гонение, Сергий у него " самосильно работает", Будда призывает не к отрешению, а к жизненному подвигу, воинственный же Магомет уединяется в пустыне. Духовность и подвижнический пафос персонажей Рериха подлинно человечны, и вся серия в целом пронизана идеей всеединства этических понятий вне зависимости от той или иной религии. Эта идея главенствует и в других произведениях художника, появившихся после первой большой азиатской экспедиции. Все мифы были для Рериха памятью о прошлом, претворенной народным сознанием в мечту о лучшем будущем. В некоторых случаях он видел в них иносказательные переложения поразительных знаний древних о законах природы, знаний, объяснения которым еще не найдено современной наукой. Так что вся сложность художественных образов Рериха сводится не к какой-то особой интерпретации мифологических сюжетов, а к стремлению использовать их для эстетического воплощения философски осмысленной связи прошлого с будущим.

Сцены из караванной жизни, кочевые станы, народные празднества, пейзажи с изображением местных жителей и их обычаев - все это притягивало внимание художника и появлялось на его полотнах и в литературных произведениях. Так, например, в очерке 1923 года Рерих описывал сходное с русскими народными обычаями гадание. Женщины пускают вниз по течению Ганга плошки с огоньками и загадывают свою судьбу. Через два десятилетия этот сюжет оживает в поэтичнейшей картине " Огни на Ганге" (1945), очаровывающей зрителя голубовато-зелеными тонами, пластичностью рисунка.

Характерна картина " Стрела-письмом (1944), решенная в огненно-красных тонах. При желании в ней можно найти все признаки " мистики Востока". На краю горного обрыва стрелок целится из лука в глубокую долину. Совершенно очевидно, что на таком расстоянии никакой цели поразить нельзя, и стрелок сражается с бесплотными духами. Но на поверку все оказывается гораздо проще. Рерих изображает практикующийся до сих пор способ посылать домой " депеши" с высокогорных пастбищ. К стреле прикрепляется письмо с нужным сообщением, и пущенная умелой рукой, она через несколько минут достигает родного селения. У художника имеется и другой вариант картины на этот сюжет. Стрелок точно так же посылает весть через непроходимое горное ущелье в легендарную страну Шамбалу. Реалистические пейзажи, исторические и бытовые сцены постоянно переплетаются в искусстве Рериха с мифологическими мотивами. Это приводит подчас к самым противоречивым оценкам творчества художника, однако сам он не испытывает ни малейших внутренних противоречий и замечает в дневнике: " Пишут, что не знают мое кредо. Какая чепуха! Давным-давно я выражал мое понимание жизни. Ну что ж, повторим еще раз... Ценности великого искусства победоносно проходят через все бури земных потрясений... И когда утверждаем:

Любовь, Красота и Действие, мы знаем, что произносим формулу международного языка. Эта формула, ныне принадлежащая музею и сцене, должна войти в жизнь каждого дня. Знак красоты откроет все " священные врата". Под знаком красоты мы идем радостно. Красотою побеждаем. Красотою молимся. Красотою объединяемся... И, чуя путь истины, мы с улыбкой встречаем грядущее". Восток, конечно, в какой-то мере сказался и на изобразительном языке Рериха. Индийская живопись тесно связана с театром, где жесты, позы, цвет в своих веками узаконенных сочетаниях приобретают смысловое значение. И это именно то новое, что привнес Восток в творчество Рериха и что еще недостаточно изучено.

Но было бы неверно полагать, что Николай Константинович полностью подчинился традициям восточного, в частности индийского, искусства. Они лишь обогатили его творчество точно так же, как до этого его обогащали традиции Византии, древнерусской живописи или некоторые живописные открытия западных мастеров. При всех влияниях и заимствованиях Рерих всегда мудро совершенствовал свое понимание эмоциональности света и цвета, свою собственную манеру письма, свой стиль.

Прошло каких-нибудь пять лет с начала деятельности института " Урусвати", и Николай Константинович получил приглашение приехать в США. Американское земледелие терпело громадный урон от эрозии почвы. Между тем гербарии, поступившие из института " Урусвати" в ботанические научные учреждения Америки, содержали много сортов засухоустойчивых растений, собранных в Центральной Азии. Ими заинтересовался департамент земледелия США и обратился к Рериху с предложением организовать специальную экспедицию по сбору семян растений, предотвращающих разрушение плодоносных слоев почвы. Николай Константинович принял это предложение и в 1934 году выехал в США для того, чтобы обсудить все связанные с экспедицией вопросы. Кроме обычных финансовых и технических проблем были еще трудности в выборе маршрута. По опыту путешествия 1925 -1928 годов Николай Константинович имел все основания опасаться, что пути к пустыням Центральной Азии через Хотан или Лхасу для него закрыты. Будучи в 1934 году проездом в Париже, Николай Константинович нарушил свое правило - не вмешиваться во внутренние дела русской эмиграции. В тридцатых годах в ней стало обозначаться довольно четкое расслоение на два лагеря - так называемых " пораженцев" и " утвержденцев". " Пораженцы" делали ставку на военное поражение Советского Союза в возможном военном конфликте с Западом. В таком поражении они обрели бы шанс восстановить прежний строй в покинутом ими отечестве. " Утвержденцы" (некоторые их группы называли себя " оборонцами"), наоборот, считали, что в случае войны победу должна одержать Россия, и у русской эмиграции не может быть иного выбора, как посильная помощь Красной Армии, защищающей Родину. Захват фашистами власти в Германии до такой степени накалил международную обстановку, что о неизбежности войны уже почти не спорили, и страсти разгорались вокруг предполагаемой расстановки сил. Рерих посетил одно из собраний " утвержденцев" и обратился к присутствующим с приветственной речью. Это выступление пришлось не по душе некоторым соотечественникам, и эмигрантская газета " Возрождение" начала усиленную кампанию против Николая Константиновича, его общественной деятельности и даже против его искусства... Америка встретила Рериха обилием событий, как радостных, так и тревожных. Радовали успехи культурных организаций и продвижение Пакта. Огорчали общее направление жизни, падение нравов, оголтелая погоня за наживой. Депрессия, вызванная экономическим кризисом, коснулась и просветительской работы. Художник с возмущением писал: " Д-р Бритон напомнил мне, что, отъезжая из Америки в 1930 году, я сказал ему: " Берегитесь варваров". С тех пор многие варвары ворвались в область культуры. Под знаком финансовой подавленности совершались многие неисправимые злодеяния... Стыд, стыд. В Чикаго будто бы нечем заплатить городским учителям. В Нью-Йорке церковь продана с аукциона. В Канзас-Сити продан с торгов Капитолий. А сколько музеев и школ закрыто! А сколько тружеников науки и искусства выброшено за борт! Но все-таки на скачки приехало пятьдесят тысяч человек! Стыд, стыд! "

Серьезные материальные затруднения переживал и музей имени Рериха в Нью-Йорке. Кризис сказался на его доходах, а это вызвало задержки в погашении задолженности за строительство здания. И все же удалось получить через суд рассрочку на несколько лет. Казалось, что самый острый момент миновал. Но беспокоило поведение некоторых членов правления и особенно Луи Хорша, ведавшего всей финансовой стороной дела. Этот бизнесмен проявил несколько лет тому назад большую заинтересованность в делах учреждений, основанных Рерихом и его ближайшими сотрудниками, и оказал на первых порах немалую помощь в тех финансово-хозяйственных вопросах, от которых люди науки и искусства обычно предпочитают отмахиваться. В течение нескольких лет Хорш сумел сосредоточить в своих руках всю хозяйственную часть музея. У него были связи в деловых кругах Нью-Йорка, и руководство строительством небоскреба само по себе перешло в его ведение. Когда Рерих находился в длительной экспедиции, Хорш изменил проект небоскреба, добавив к нему еще пять этажей. Однако доходность дома от этого не увеличилась, возросла лишь задолженность банку. Поэтому Хорш и некоторые его сторонники вознамерились увеличить плату за аренду квартир, открыть в небоскребе ресторан с баром, сократить помещения для культурно-просветительных учреждений. Совет директоров, поддержанный Николаем Константиновичем, решительно воспротивился этому. Создалась крайне напряженная атмосфера.

По приезде Николая Константиновича в Нью-Йорк Хорш как будто отказался от своих меркантильных планов. Мало того, он принял активное участие в деле организации предстоящей экспедиции Рериха. Хорш был хорошо знаком с министром сельского хозяйства США Г. Уолласом, одним из инициаторов борьбы с эрозией почв. От его имени и было послано Рериху приглашение лично приехать в Америку для переговоров об экспедиции. Все вопросы, связанные с ее организацией, решались оперативно. В дополнение ко всему Уоллас и Хорш обещали употребить свое влияние и в продвижении Пакта по охране культурных ценностей. Из этого можно было заключить, что Хорш стремился вернуть доверие совета директоров музея, желая по-прежнему руководить финансово-хозяйственными делами. Впрочем, и устранить Хорша было уже не так просто. Он привлек к строительству небоскреба нескольких биржевых дельцов и совместно с ними обладал теперь довольно солидной долей паев, дававших право голоса при решении важных вопросов. Время для Николая Константиновича в Нью-Йорке летело быстро. Он не изменял своей привычке вставать рано и был неутомим в работе. 3. Фосдик вспоминает о художнике: " Со дня его прибытия в Америку я постоянно соприкасалась со многими приходившими к нему и часто присутствовала при его беседах с ними. Будучи немногословным, Николай Константинович сердечно и ясно выяснял проблемы личного и общественного характера, причем никогда не шел на какие-либо компромиссы.

Письменные запросы и телефонные звонки о свиданиях шли беспрерывно. Он много работал со мною - писал, диктовал, обсуждал встречи с нужными лицами. Даже своим явным врагам во встречах не отказывал. Выслушивал их спокойно и доброжелательно, давал свои советы, а потом с сожалением говорил, что все равно советов-то они не примут, пойдут своими кривыми путями и набьют себе шишки на лбу. Николай Константинович обладал удивительно мягким, но точным юмором. В нескольких словах умел подметить упущения сотрудников, причем так, что они первые смеялись над ними. С Рерихом было весело и легко работать, время летело незаметно, хотя иногда казалось, что он умеет удлинять сутки, так много за них успевалось сделать". Рерих пробыл в США недолго. 21 апреля 1934 года он, прощаясь со своими друзьями, сказал им: "...обратите внимание на ежедневные газеты. Что мы видим на первых страницах? Мы видим огромные заголовки о новостях войны, преступлений, разрушений, ненависти!.. Не значит ли это, что лишь новости об убийстве, о разрушении, об ужасах представляют общественный интерес современности? При таком порядке не только народ, но и молодое поколение от младенчества воспитывается на том, что война, человеконенавистничество, убийство, отравление и всякая преступность заслуживают громкие названия и занимают первые страницы, а все позитивное как бы не имеет общественного значения". В мае 1934 года Николай Константинович прибыл в Японию. Первым районом работы экспедиции по разысканию засухоустойчивых трав была намечена северная часть Манчжурии. Благодаря ходатайству департамента земледелия США в Токио удалось оформить необходимые документы. В состав экспедиции входили Юрий Николаевич и несколько европейских и азиатских ботаников. Предвидя угрозу экологических катастроф, Николай Константинович писал в те годы: " Вследствие невежественного и хищнического обращения человека с лесом и вообще с растительностью, пустыни разрослись до зловещих размеров. Страшно наблюдать, как обеззеленение все больше и больше стирает защитную и полезную поверхность земли". Как и было намечено, экспедиция, возглавляемая Н. К. Рерихом, начала свой маршрут в Манчжурии в направлении к озеру Далай-Нор. При исследовании степной Барги и западного нагорья Хинганского хребта были обнаружены засухоустойчивые сорта ковыля, вострицы и некоторых стойких злаков, пригодных для корма скота. Занимались также сбором лекарственных растений, а в древнем монастыре Ганьчжур нашли редчайший тибетский лекарственный манускрипт, который удалось переписать. Экспедиция приближалась к границам Советского Союза. Японские власти зорко следили за каждым шагом Рериха и вопреки данным обещаниям ограничивали свободу передвижения и препятствовали нормальному снабжению экспедиции необходимыми ей материалами. Чтобы выяснить причину возраставших затруднений, Рерих в июле 1934 года вынужден был поехать в Харбин. Пробыв там около пяти месяцев, он не смог ничего добиться. И ему пришлось согласовывать с департаментом земледелия США вопрос о переброске экспедиции на другую территорию. Так в декабре 1934 года

Николай Константинович оказался уже в Пекине, где началась подготовка ко второму, более длительному маршруту экспедиции по районам северо-западного Китая. На пребывании Рериха в Харбине необходимо остановиться особо. Здесь Николай Константинович столкнулся с подрывной работой верхушки белоэмиграции против Советского Союза. Он не мог оставаться равнодушным и начал выступать с лекциями и статьями патриотического содержания. При его содействии в Харбине был организован Дальневосточный комитет Пакта и " Знамени Мира". Деятельность Рериха сразу же вызвала целый поток лживых обвинений, направленных против него местной газетой " Харбинское время". Художник запросил японское министерство иностранных дел, разрешившее ему въезд в Манчжурию. Министерство любезно ответило: " Все происшедшее есть следствие полного невежества и непонимания сотрудников газет и враждующих групп русских эмигрантов в Харбине. Имея такие донесения на руках, мы счастливы уверить Вас, что подобные инциденты не повторятся". Это походило на обычную дипломатическую отписку, что и подтвердилось, когда Рерих попытался издать в Харбине книгу " Священный дозор" с материалами о Пакте. В нее вошли некоторые последние его выступления, в том числе обращение к парижским " утвержденцам". Когда книга " Священный дозор" была уже отпечатана, японская цензура арестовала весь ее тираж. Позже, в 1936 году, Рерих писал из Индии в Европу, что по сведениям из Харбина книга числится в списке запрещенных в Манчжурии изданий. Не прошло и полугода, как Николай Константинович узнал, что одна книготорговая фирма умудрилась какую-то часть тиража перебросить в Париж, где это издание и поступило в продажу. В ноябре 1934 года Рерих покинул Харбин, но растревоженные соотечественники так и не смогли успокоиться. С тех пор следы наиболее злонамеренных выдумок о Рерихе неизменно приводили в Харбин. Особенно изощрялись о " масонстве" Рериха, об его измене " отечественной вере" и переходе в буддизм. Елена Ивановна Рерих была объявлена руководительницей теософского центра в Адьяре, поставившего себе целью низвергнуть и истребить " истинное христианство", хотя, к слову сказать, Елена Ивановна в Адьяре даже никогда не бывала.

При всем этом многочисленные общества имени Рериха, находившиеся в разных странах, занимали по отношению к Советскому Союзу дружеские позиции. Сам Николай Константинович предупреждал ближайших сотрудников, что позитивное отношение к России - непременное условие для его личной поддержки. И можно было видеть, как Рерих прекращал всякие отношения даже с многолетними сторонниками своей деятельности и знакомыми, если убеждался в их неисправимом антисоветизме или сочувствии фашистским режимам. Так, например, круто изменилось отношение к Свену Гедину, испортились отношения с критиком С. Маковским и некоторыми другими. Когда в 1936 году в Париже закрылась русская газета " Возрождение", художник написал председателю Латвийского общества имени Рериха Р. Я. Рудзитису: " Вы, вероятно, уже слышали, что " Возрождение" в Париже уже закрыто, таким образом еще одно темное гнездо прекратилось. Вот именно такие газеты против нас бывали".

Но вернемся к экспедиции Рериха. В марте 1935 года экспедиционный отряд приближался к границам пустыни Гоби. Гобийские окраины оказались прекрасным местом для сбора засухоустойчивых растений. Экспедиция работала то в предгорьях Хингана, то углублялась далеко в пустыню. В течение нескольких месяцев было изучено свыше 300 видов растений, ценных для борьбы с эрозией почв, собрано много целебных трав, послано в Америку около 2000 посылок семян. Как и всегда, Рерих проводил археологические исследования, собирал материалы по лингвистике и фольклору, писал очерки для " Листов дневника". Многие из них отображали экспедиционную работу, в некоторых затрагивались философские и научные темы. 15 апреля среди пустынных песков Гоби над экспедиционным лагерем взвилось " Знамя Мира". В это время в Вашингтоне после проведения очередной конференции президент США Рузвельт и представители государств Южной Америки подписали Пакт Рериха. Выступив по радио, Рузвельт сказал:

" Предлагая этот Пакт для подписания всеми странами мира, мы стремимся к тому, чтобы его всемирное признание сделалось насущным принципом для сохранения современной цивилизации. Этот договор имеет более глубокое значение, чем текст самого документа". А Николай Константинович, отмечая дату ратификации Пакта, заносил в путевой дневник: " Не устанем твердить, что, кроме государственного признания, нужно деятельное участие общественности. Культурные ценности украшают и возвышают всю жизнь от мала до велика. И потому деятельная забота о них должна быть проявлена всеми".

Успешно закончив экспедицию, Рерих 21 сентября 1935 года приехал в Шанхай. Приехал в очень тревожном настроении, так как к концу лета оборвалась всякая связь с Нью-Йоркским музеем, а до него дошли слухи о том, что от руководства учрежденных при его содействии организаций устранены все ближайшие сотрудники. В Шанхае эти слухи подтвердились, и 24 сентября Николай Константинович и Юрий Николаевич спешно выехали в Индию. Вскоре они были уже в Кулу, где и узнали о событиях, которые произошли в Нью-Йорке. Оказывается, Хорш, с такой готовностью взявший на себя управление финансовыми делами музея, после столкновения с директорами из-за доходов с небоскреба решил сделать ставку на полный захват небоскреба и всех музейных ценностей. Он притаился и стал ждать удобного момента. Таким моментом и представилась ему экспедиция Рериха. Поэтому американский бизнесмен столь энергично хлопотал об ее организации. Стоило только экспедиции удалиться в пустынные районы Северного Китая, как Хорш приступил к хорошо продуманной операции присвоения небоскреба. Пособник для этого неблаговидного, но в высшей степени " коммерческого" дела отыскался скоро. Им стал не кто иной, как сам министр земледелия США Г. Уоллас.

Хорш и Уоллас начали с того, что приняли меры к изоляции Рериха от его ближайших нью-йоркских сотрудников. Для этого через департамент земледелия США стали даваться самые запутанные сведения о местонахождении экспедиции, а Николаю Константиновичу посылались предписания направлять экспедицию по наиболее глухим дорогам.

Добившись временной изоляции Рериха от дел музея, " высокие договорившиеся стороны" приступили к осуществлению своего замысла. Операция была проведена молниеносно, так как Хорш все подготовил заранее. Контрольный пакет акций небоскреба распределялся между семью лицами: Н. К. Рерихом, Е. И. Рерих. 3. Г. Лихтман, М. М. Лихтманом, Ф. Р. Грант, Л. Хоршем и Н. Хорш. Николай Константинович и Елена Ивановна выдавали директорату музея полные доверенности на ведение всех финансовых дел. В феврале 1935 года путем обманных комбинаций Хорш сумел переписать паи Рерихов, Лихтманов и Грант на имя своей жены. Учредители об этом не догадывались, так как по их давнему решению музей подлежал безвозмездной передаче государству, и Хоршу было поручено ее оформление. Поэтому предполагалось, что именно таким делом он и занимается. Летом 1935 года Хорш и его сообщники, опираясь на " законные" права держателей контрольного пакета акций, без всякого предупреждения исключили из состава совета директоров музея Николая Константиновича и четырех других основателей. Директора узнали о своем исключении задним числом, после того как Хорш за одну ночь вывез из музея все картины Рериха (их было более тысячи) и сменил все замки. Одновременно были уничтожены все архивные документы, в том числе и документ, удостоверявший решение основателей музея о передаче его государству.

Хоршу и его сообщникам ничто не угрожало. С позиций законов " свободного предпринимательства" операция была проведена безукоризненно. Может быть, приезд Николая Константиновича в Америку мог бы содействовать выявлению истины, но это уже не исправило бы дела. К тому же ловкие бизнесмены сумели оградить себя от появления Рериха: отыскались какие-то параграфы закона, на основании которых экспедиционные суммы, полученные Николаем Константиновичем, были обложены крупной государственной пошлиной, и лишь уплатив ее, художник мог безбоязненно показаться в США. Неуплата пошлины предусматривала арест, о чем Рериха и предупредили. Отстраненные директора немедленно возбудили в Нью-Йорке судебное дело против Хорша, но результатов это не дало... Николая Константиновича ожидало в Кулу множество писем, подробно освещавших нью-йоркскую аферу и содержавших множество советов, как следует поступать. И Рерих заносит в дневник: