IX. Сердце Азии

16 мая 1923 года Николай Константинович, Елена Ивановна и Святослав Николаевич, обучавшийся в США архитектуре и живописи, прибыли в Париж. Там их ждал Юрий Николаевич. Вся семья опять была в сборе, и начался завершающий этап приготовлений к отъезду в Индию.

Необходимо было укрепить деловые отношения с некоторыми европейскими учеными, которые так же, как и американцы, могли бы помочь Рериху в организации экспедиции. Он побывал в Виши, Лионе, Риме, Флоренции, Болонье, Женеве. И вскоре Британское министерство колоний вынуждено было уступить.

17 ноября 1923 года Николай Константинович с семьей отплыл наконец из Марселя на пароходе " Македония". Обычная в это время жара особенно не досаждала в пути. Воспользовавшись остановкой в Адене, Рерих отправил 24 ноября с борта корабля письма, в которых наряду с восторгами чувствовалось беспокойство. Так, Николай Константинович предупреждал В. Шибаева, через которого шла переписка с Россией, чтобы тот был осторожен в своих письмах, направляемых в Индию, и не употреблял бы слова " Россия", а обозначал бы ее просто буквой А. Важнейшие события Рерих рекомендует излагать под видом фабулы готовящегося к публикации рассказа. Видимо, англичане организовали за Рерихом слежку. Вскоре наступил долгожданный день. 2 декабря 1923 года Николай Константинович телеграфирует из Индии о благополучном прибытии. Остановившись в Бомбее, Рерихи предприняли осмотр известных исторических достопримечательностей. Начали с памятников скульптуры эпохи Гупта (Гупта - индийская династия, правившая с начала IV века до середины VI века нашей эры.) на острове Элефанта. Затем посетили Джайпур, Агру, Сарнатх с его древнейшими буддийскими памятниками, Бенарес, Калькутту и оттуда повернули на север. Свыше трех тысяч километров было пройдено менее чем за один месяц. По пути состоялись дружеские встречи с индийскими учеными, художниками, писателями. В частности, с секретарем Бенгальского общества художников, племянником поэта Тагора Абаниндранатом Тагором, с известным ученым Дж. Чандра Босе, а также Б. Сеном - учеником и продолжателем дела Вивекананды. " По разным соображениям, понятным лишь для бывших на Востоке, пришлось отказаться от личной встречи с Ауробиндо Гхоше", — замечает Рерих. А. Гхоше — видный индийский политический деятель, поэт и философ, отличавшийся антиколонизаторскими взглядами, и встреча с ним могла бы очень навредить им обоим. В конце декабря Рерихи остановились в небольшом княжестве Сикким, неподалеку от города Дарджилинга, расположенном на южных склонах восточных Гималаев. 'Та спешка, с которой Николай Константинович продвигался на север, свидетельствует о том, что его прежде всего интересовали Гималаи. Об этом говорят и краткие заметки художника на пути к ним:

" Сарнат и Гайя - места личных подвигов Будды - лежат в развалинах. Являются лишь местом паломничества. Так же, как и Иерусалим остается лишь паломничеством ко Христу... Известны места подвигов Будды на Ганге. Известны места рождения и смерти Учителя в Непале. По некоторым указаниям посвящение совершилось еще севернее - за Гималаями... Легендарная гора Меру по Махабхарате и такая же легендарная высота Шамбала (Шамбала, а также Меру - места пребывания многих героев восточных мифов.) в буддийских учениях - обе лежали на север..."

Как некогда в России, так и теперь Николай Константинович начал свою работу с изучения источников зарождения древних культур. Особый интерес представлял дня него буддизм, одно из направлений которого ­махаяна - получило широкое распространение в Китае, Корее, Японии, Монголии, Тибете и Забайкалье.

Участники экспедиции проявили большой интерес к изучению древнейших буддийских письменных источников. Была собрана также ценная коллекция образцов тибетской живописи. " Своим спокойным выражением, - замечает Николай Константинович, - это искусство отвечает тайне колыбели человечества. Образует собой особый храм, к которому все время направлены вопросы и поиски". Знакомясь с Гималаями, Рерих частенько вспоминал Россию:

" Кому ведомы подходы к старым монастырям и городищам Руси... тот поймет, как чувствуются подходы к монастырям Сиккима. Всегда твержу: если хотите увидеть прекрасное место, спросите, какое здесь место самое древнее. Умели эти незапамятные люди выбирать самые лучшие места".

Много таких мест запечатлел Рерих на своих полотнах. Через месяц после прибытия в Индию он написал: " Уже складываются у меня серии картин: 1. " Жемчуг исканий", 2. " Сожжение тьмы", 3. " Светочи прихода". В 1924-1925 годах начинается работа над циклами картин - " Сиккимский путь", " Его страна", " Зарождение тайн", " Гималаи", " Майтрейя", " Учителя Востока". Приступив к созданию картин об Индии Николай Константинович решительно изгнал экзотику. Отличительной чертой его произведений становится философско-этическое раскрытие образов. Все это характерно для таких полотен, как " Жемчуг исканий", " Ведущая", " Песнь утра", " Песнь водопада" и других.

Не случайно картиной " Жемчуг исканий" (1924) открывается новая страница его творчества. Встреча с Индией состоялась, и Николай Константинович как бы торопится сказать, что услышанный им зов не был зовом отрешения от мира к созерцательному самоуспокоению. На картине изображены Гуру (Учитель) и ученик. Они склонились над ожерельем в поисках той жемчужины, без которой впустую был бы прожит нынешний день. Ожерелье и в восточной и в западной символике олицетворяет вечность. Поискам не суждено никогда кончиться. Ибо только познающий достоин быть учителем, и только ищущий умеет отыскать истину. Учитель и ученик изображены на фоне ослепительных Гималайских гор, покрытых вечными снегами. В этом же полотне Рерих показал себя непревзойденным " мастером гор". " Никто не скажет, что Гималаи - это теснины, - писал он, - никому не придет в голову указать, что это мрачные врата, никто не произнесет, вспоминая о Гималаях, слово - однообразие. Поистине целая часть людского словаря будет оставлена, когда вы войдете в царство снегов гималайских. И будет забыта именно мрачная и скучная часть словаря". Николай Константинович утверждал также, что горы помогают человеку обрести мужество, проявить силу духа: " Чем-то зовущим, неукротимо влекущим наполняется дух человеческий, когда он, преодолевая все трудности, всходит к этим вершинам. И сами трудности, порою очень опасные, становятся лишь нужнейшими и желаннейшими ступенями, делаются только преодолением земных условностей. Все опасные бамбуковые переходы через гремящие горные потоки, все скользкие ступени вековых ледников над гибельными пропастями, все неизбежные спуски перед следующими подъемами, и вихрь, и голод, и холод, и жар преодолеваются там, где полна чаша нахождений". Рерих сам прошел через эти опасности. Его волю испытывали и голод, и холод, и беспощадные вихри. Все это удваивало ценность нахождений, в которых открываются неизведанные дали и рождается бесстрашный в своих дерзаниях человек. Может быть поэтому жизненная правда рериховских горных пейзажей особенно близка и понятна непокорным путникам в " незнаемое".

Не случайно об искусстве художника, необычности его красок с увлечением рассказывают космонавты. Смелое новаторство Рериха в области колорита, с такой интенсивностью продолжавшееся на Востоке, по существу всегда исходило от натуры и экспериментального постижения цвета. Еще в 1921 году в Америке художник писал: "...каждая гамма красок создает какое-то могущественное настроение. Могущество цвета! Люди, имеющие перед собой все могущественные цвета Божественного неба и земли - они пытаются ослепить себя, лишь бы не допустить давно сужденую им радость. Но, одев все серые, желтые и черные стекла, рассудок людей все-таки пытается пробиться и доказать мощь цвета. В наши дни начинают вспоминать связь музыки с цветом... Робко пробивается в жизни то, что должно заявить о себе властно".

Властность ярких цветовых гамм, поэтическая мягкость полутонов, неожиданность контрастов, светоносность палитры придают произведениям Николая Константиновича неповторимую выразительность. И уже ранние горные пейзажи Сиккима принесли ему успех в самой Индии.

Приезд Рериха в Сикким совпал с необычным волнением в буддийском мире. Из-за несогласий и конфликтов между Таши-ламой и Далай-ламой первый покинул Тибет и скрылся не то в Китае, не то в Монголии. Говорили, что Таши-лама побывал и в Сиккиме. Таши-лама считался духовным вождем Тибета и пользовался авторитетом среди простого люда, жестоко эксплуатируемого буддийскими руководителями Лхасы. Бегство Таши-ламы, за которым была организована вооруженная погоня, широко комментировалось среди буддистов. Николай Константинович позже обменивался с Таши-ламой дружественными письмами и в " Сиккимских дневниках" характеризовал Лхасу как центр, где сознательный обман трудового народа Тибета возводится в ранг официальной политики. Постоянной базой экспедиции Рериха в Сиккиме был дом Талай Пхо Бранг под Дарджилингом. По преданию, в этом доме когда-то останавливался популярный Далай-лама V. С тех пор это место почиталось священным и привлекало к себе паломников. Здесь Рериха посетил один из сторонников Таши-ламы - Геше Ринпоче, который также покинул Тибет и пробирался теперь через Непал и Сикким в Индию. В продолжительных беседах с Геше Ринпоче были затронуты вопросы о древнем учении Калачакры. Это учение переплеталось с древнейшими сказаниями о легендарной Шамбале и уже с XII века служило источником для многих буддийских комментариев. Большой интерес к Калачакре проявили и западные востоковеды. Исчерпывающий анализ литературы, связанной с Калачакрой, был впоследствии дан Ю. Н. Рерихом в специальной статье " К изучению Калачакры".

Визиты тибетских духовных лиц, уважение к местным обычаям, знание языков, устранявшее надобность в переводчиках, открывали Рерихам двери в малодоступные и потаенные горные монастыри. При этом Николай Константинович убедился, что в Сиккиме прекрасно знали о всех тибетских, китайских и монгольских событиях как в религиозной, так и в государственной жизни. Впрочем, в те времена их нельзя было отделить одно от другого, так как буддийское духовенство играло в Центральной Азии активную политическую роль.

Беседы с учеными и общественными деятелями Востока и результаты первых научных экспедиций в Сиккиме укрепили намерение Николая Константиновича предпринять грандиозное путешествие по Центральной Азии. В программу экспедиции входила разнообразная научно-исследовательская и художественная работа.

Николай Константинович имел также твердое намерение посетить Россию. Однако Англия, колония которой должна была служить исходным и конечным пунктом экспедиции, не согласилась бы в начале двадцатых годов на продолжение маршрута Рериха через территорию СССР. Само собой разумеется, для этого было необходимо и разрешение Советского правительства. Ни в Индии, ни в США советских дипломатических представительств тогда не имелось. Так что перед Николаем Константиновичем сразу возникли две сложные проблемы: первая ­получить в США американский экспедиционный паспорт, который позволил бы добиваться от колониальных и местных властей азиатских стран возможности вести экспедицию по их владениям, и вторая - информировать советское правительство о своем намерении посетить СССР и получить на это согласие.

В сентябре 1924 года Николай Константинович временно расстался с Сиккимом и направился в Европу и Америку. Благодаря связям и энергии своих американских сотрудников он довольно легко получил разрешение на путешествие под американским флагом и оформил нужные документы, тем более что никаких государственных средств на экспедицию не испрашивалось. Оставалось осуществить вторую задачу - установить связь с советскими представителями за рубежом. Наилучшим местом для этого был Берлин. Похоже, что Рерих хотел воспользоваться посредничеством Горького, так как еще в июле 1924 года послал ему из Индии письмо через Шибаева с просьбой узнать, не находится ли Алексей Максимович в Берлине. Но в декабре 1924 года его там не было. И на обратном пути из США Николай Константинович лично посещает советское представительство в Берлине. В советском полпредстве он поведал о своем отношении к Индии, о близких знакомствах с теми лидерами, которые находятся в оппозиции к английским колониальным властям. По словам Рериха, эти лидеры верили в будущность России, в ее освободительную миссию и возлагали на нее большие надежды.

По настоятельной просьбе Рериха его беседа была дословно запротоколирована и послана в Москву. Запись беседы передали тогдашнему наркому иностранных дел Г. В. Чичерину, который знал художника еще с университетских лет. Получив эти документы, Чичерин распорядился сообщить Рериху, что он может рассчитывать на необходимую помощь со стороны советских властей. Однако это распоряжение уже не застало Николая Константиновича в Европе, и наши дипломатические представители на время потеряли с ним связь. После визита в берлинское полпредство Рерих сразу же отбыл в Азию. В начале 1925 года он на короткий срок посетил Индонезию и Цейлон - центр крупного ответвления буддизма - хинаяны. Весьма ценным для художника оказалось личное знакомство с будущим послом Цейлона в СССР Г. П. Малаласекерой. По прошествии многих лет этот известный ученый и политический деятель вспоминал: " Я имел честь быть представленным ему, когда он посетил мою страну - Цейлон. Жизнь Рериха была соткана из многих необычайных элементов, которые с трудом поддаются описанию. Некоторые зовут его пророком, другие мистиком. Быть может, сам он предпочел бы быть названным посланцем доброй воли от Запада на Востоке... Где бы он ни ходил по Азии - в Тибете, в Ладаке, в Сиккиме, в Бутане, в Центральной Азии и Монголии, лучшие люди Востока везде встречали его со знаками особого почитания, доверия и любви, редко оказываемой чужестранцам в этих странах".

Из Цейлона Рерих поехал в Мадрас. Впервые посетил теософский центр в Адьяре и познакомился с его руководителями. Николай Константинович предложил открыть там музей теософского общества имени Е. П. Блаватской и внес свой вклад - картину " Вестник". Передавая дар, художник сказал: " В этом доме Света позвольте мне вручить картину, посвященную Елене Петровне Блаватской. Пусть она явится завязью будущего музея им. Блаватской, который примет девиз: " Красота есть одеяние истины". Адьярский журнал " Теософист" помещал на своих страницах статьи Рериха по искусству, что, впрочем, делали и другие индийские журналы. Однако ни Рерих, ни кто-либо из членов его семьи никогда не занимали какого-либо официального положения в среде теософов. Николай Константинович неоднократно это подчеркивал, так как в чьих-то интересах распространялись ложные слухи о " ведущей роли" то самого художника, то его жены в мировом теософском движении. Пробыв в Адьяре несколько дней, Николай Константинович едет дальше через Калькутту в Сикким и уже в марте 1925 года перебрасывает свою экспедицию из Дарджилинга в столицу Кашмира Шринагар (Западные Гималаи). Кашмир лежит на скрещении многих путей, в том числе и путей, соединяющих Индию и Ближний Восток с Тибетом. Горные хребты, покрытые вечными снегами, окружают Кашмир со всех сторон и создают умеренный климат. Между горными хребтами лежат глубокие долины, очень благоприятные для развития земледелия. Это издавна привлекало сюда выходцев из других областей, и здесь взаимодействовали многие культуры. Птолемей и Плиний упоминали о Кашмире в связи с походами Александра Македонского. В III веке до нашей эры, во времена древнеиндийского царя Ашоки, в Кашмире широко распространился буддизм. В I и II веках нашей эры кашмирские буддисты сыграли заметную роль в создании буддийской канонической литературы и проникновению ее в другие страны, чему способствовали обширные торговые связи кашмирцев, доходившие до далекого Хорезма. Примерно в VI веке буддизм стал вытесняться индуизмом, а в XI веке начал проникать в Кашмир ислам, который, впитав с годами некоторые народные верования и культовые особенности индуизма, превратился в господствующую религию. Все это делало Кашмир особенно интересным для исследования древних культур и религий.

Еще до приезда в Кашмир Николаю Константиновичу приходилось сталкиваться с различными версиями о пребывании Иисуса Христа в Азии. Следует отметить, что эту версию всемерно поддерживал Вивекананда. Так, в лекции " Миссия Христа", прочитанной в 1900 году в Лос-Анжелосе, он утверждал: " Часто вы забываете, что Иисус был плоть от плоти Востока, несмотря на то, что в своем воображении вы наделяете его облик голубыми глазами и темными волосами. Назаретянин остается все-таки восточным человеком. Все символы, все картины в Библии ­сцены, пейзажи, притчи - это голос Востока".

И вот теперь в Шринагаре лично Рериху местные мусульмане рассказали о том, что Исса (Христос) не умер на кресте, а был похищен учениками и перевезен в их город, где он учил народ и где скончался. Была даже показана гробница в подвале одного частного дома, где он якобы похоронен. Рерих счел нужным упомянуть в своих публикациях об этих давно бытовавших легендах, а западная печать использовала их для дешевой сенсации о подлинных доказательствах пребывания Христа в Кашмире, найденных Рерихом. Это заставило художника в статье " Легенда Азии" дать опровержение. " Время от времени, - писал он, - ко мне доходят нелепые слухи о том, что будто бы среди наших хождений по Азии мною открыт какой-то подлинный документ, чуть ли не от времен Христа. Не знаю, кому нужно и с какой целью выдумывать эту версию..."

Изучая разные религии и их влияние на современную жизнь Востока, Николай Константинович отмечал: " С одной стороны, вы можете найти и замечательные памятники, и изысканный способ мышления, выраженный на основах древней мудрости, и дружественность человеческих отношений. Но в тех же самых местах ужаснетесь и извращенным формам религии, и невежественностью, и знаками падения и вырождения".

Художник не мог долго задерживаться в Кашмире. Впереди лежал длинный и трудный путь, а перед экспедицией стали возникать одна преграда за другой. 1 апреля 1925 года Николай Константинович сообщает В. Шибаеву: " Привет с озер Кашмира. Холодно. Лежит снег. Вчера нашу лодку чуть не разбило бурей... Боремся за разрешение идти в Ладак. Масса препятствий. Сражаемся..." Через две недели в письме опять упоминание: " Пробиваемся на Лех, но пока без результатов..."

Для английской разведки не остался незамеченным визит Рериха в советское полпредство в Берлине, и теперь по территории Кашмира экспедиция продвигалась, встречая самые неожиданные препятствия, вплоть до вооруженных нападений, причем однажды среди нападающих был шофер английского резидента Д. Вуда.

Но так или иначе древний путь от Шринагара до Леха удалось пройти и исследовать памятники искусства в Маульбеке, Ламаюре, Базгу, Саспуле. В Ладаке экспедиция проработала более двух месяцев. Завоеванный Кашмиром, он сохранял еще многие свои особенности. Преобладающей религией здесь оставался буддизм, и многочисленные буддийские монастыри, расположенные на торговых путях, играли заметную роль в экономике этого горного края. Фактическая власть в Ладаке находилась в руках специального английского чиновника, хотя в Лехе - главном городе - проживал ладакский вазир, который формально представлял кашмирского махараджу. Вазир отнесся к Рериху очень предупредительно и даже предложил ему поселиться в верхнем этаже Своего когда-то великолепного восьмиэтажного дворца, расположенного на возвышавшейся над городом скале. Но дворец оказался в таком состоянии, что верхний этаж ходуном ходил под порывами ветра, и в бытность здесь Рерихов одна из стен рухнула. Впрочем, такие " мелкие" неудобства искупались изумительным видом на горы и город с храмами и рядом ступ (Ступа - сооружение, предназначенное для хранения буддийских реликвий или воздвигаемое в честь особо почитаемых лиц или событий.), которые Рерих изобразил на многих этюдах. Покидая Ладак 18 сентября 1925 года, Рерих записал в своем дневнике:

" Наконец можно оставить всю кашмирскую ложь и грязь... Можно забыть, как победители играют в поло и гольф, когда народ гибнет в заразах и полном отупении. Можно отвернуться от подкупных чиновников Кашмира. Можно забыть нападение вооруженных провокаторов на наш караван с целью задержать нас. Пришлось шесть часов пробыть с поднятым револьвером. А в довершение всего полиция составила от нашего имени телеграмму, что мы ошиблись и нападения не было. Кто же тогда ранил семь наших слуг? Что сделали с Индией и Кашмиром? Только в горах чувствуете себя в безопасности. Только в пустынных переходах не достигает невежественность".

Но, как показало будущее, надежда Николая Константиновича избавиться от английской " опеки" не оправдалась. После Ладака экспедиция взяла направление на Хотан. Предстояло преодолеть в тяжелых условиях осени семь перевалов высотою более 5000 метров ­Кхардонг, Караул-дабан, Сасэр, Дапсанг, Каракорум, Сугет и Санджу. Трудный путь сулил много неожиданностей, причем первую из них подготовили Рериху люди, а не суровая природа. Не прошло и двух дней, как открылось, что один из лам-проводников, нанятых в Лехе, прекрасно понимает по-русски и неплохо осведомлен о деятельности Николая Константиновича и его ближайших сотрудников. Не оставалось сомнений, что этот хорошо аттестованный проводник приставлен к экспедиции с особыми целями. Через несколько переходов караван оказался в царстве снегов. " Такое разнообразие, такая выразительность очертаний, такие фантастические города, такие многоцветные ручьи и потоки и такие памятные пурпуровые и лунные скалы", - записывал художник в путевом дневнике. Мороз не позволял подолгу держать в руках карандаш или кисть, но Николай Константинович обладал завидной зрительной памятью и сумел позднее поведать об этой сказочной природе в своих картинах. По намеченному Рерихом маршруту уже ранее проходили русские и европейские путешественники. Так, на Дапсангском плато был обнаружен камень с латинской надписью, высеченной членами экспедиции де-Филиппи в 1914 году. Попадались встречные караваны. О трагических происшествиях на этом сравнительно оживленном, но опасном пути говорили могильные камни, скелеты замерзших лошадей, оставленные тюки товаров. Наиболее высокий Каракорумский перевал вопреки ожиданиям оказался самым легким. Очень опасным был ледник Сасэр с гладкой сферической поверхностью, по которой лошадь Юрия Николаевича чуть было не соскользнула вместе с ним в пропасть. На крутом спуске перевала Сугет путников застала сильнейшая метель. Решили прибегнуть к старинному способу и пустили вперед опытных животных без проводников. Не порадовал путников и последний перевал Санджу, где пришлось перепрыгивать через широкую расщелину.

В этом горном мире верховная власть безраздельно принадлежала суровой природе. Даже государственная граница между Ладаком и владениями Китая не была обозначена. По северную сторону хребта Сугет, в Куруме, встретился наконец первый китайский пост, обнесенный глинобитными стенами. За ними в крошечной сакле жил китайский офицер. В его распоряжении находились переводчик, два десятка киргизов и длинная одностволка того образца, которые часто встречаются в музеях. Офицер не проявил ни малейшего интереса к паспорту, выданному Рериху китайским послом в Париже. Очевидно, документам здесь не придавали значения, что вскоре привело к большим осложнениям. Перед перевалом Санджу экспедиция обнаружила ранее никем не описанные буддийские скальные пещеры, но подходы к ним обвалились, и добраться до них не удалось. Миновав этот последний перевал, путешественники двинулись через Пиалму и Завакурган к Хотанскому оазису.

Еще на подходах к Хотану Николая Константиновича предупредили о том, что местные правители, подчиненные синьцзянскому генерал-губернатору Янь Дуту, отличаются крайней грубостью и ни во что не ценят человеческую жизнь. Однако первая встреча с амбанем и даотаем ­административным и духовным руководителями Хотана - не предвещала никаких бед. Оба они были очень любезны и обещали свое полное содействие экспедиции. Но... просмотрев паспорт Рериха, хотанские правители объявили его недействительным. Они сразу же дали распоряжение отобрать у членов экспедиции все оружие и запретили им в районе Хотана исследовательскую работу. Когда художник пытался писать этюды, ему не позволяли и этого, ссылаясь на запрет снимать с местности планы. Впрочем, как вскоре выяснилось, китайские чиновники плохо разбирались в том, чем отличается топографический план от живописного этюда. Во время вынужденной стоянки в Хотане Николай Константинович создал серию картин " Майтрейя" (1925-1926). Майтрейя, Будда Грядущего, Калки Аватар из " Пуран" (Пураны - (буквально ­" древняя") - один из жанров в древнеиндийской литературе. Пураны содержали космогонические и космологические мифы о богах, героях, а также исторические легенды.), Ригден Джапо Монголии, Мунтазар мусульманского мира Азии, Белый Бурхан Алтая - все они связаны с древнейшей и одной из наиболее распространенных в Центральной Азии легендой о владыке Шамбалы, с приходом которого будут восстановлены на земле мир и справедливость. Рерих начал собирать материалы о Шамбале еще в Сиккиме. Он записывает, что в Ладаке им встретилось первое большое наскальное изображение Майтрейи, в Саспуле было обнаружено изображение Майтрейи примерно VI века, в Лехе художник посещает храм Майтрейи, а в Хотане от странников из Монголии узнает, что в Улан-Баторе также будет строиться храм Шамбалы. При этом известии Николай Константинович заносит в дневник: " Задумана картина " Приказ Ригден Джапо". Серия " Майтрейя", состоит из семи произведений: " Шамбала идет", " Конь счастья", " Твердыня стен", " Знамя грядущего", " Мощь пещер", " Шепоты пустыни" и " Майтрейя-победитель". Она зародилась у художника под впечатлением от старинной тибетской картины " Красный всадник", приобретенной в Ладаке. Вероятно, поэтому сам Николай Константинович иногда именовал так и всю серию. Картину " Красный всадник" он описывает следующим образом: " На красном коне, с красным знаменем неудержимо несется защищенный доспехами красный всадник и трубит в священную раковину, от него несутся брызги алого пламени, и впереди летят красные птицы. За ним горы-белухи, снега, и Белая Тара шлет благословение. Над ним ликует собрание великих лам, под ним охранители и стада домашних животных как символ места".

Этот сюжет, разработанный Рерихом с явной стилизацией под тибетскую живопись, в точности воспроизведен в первой картине его серии. Последующие - вполне реалистические изображения ландшафтов Тибета, а также сцен из жизни экспедиции, и только силуэты скачущих всадников символически возвещают о скором приходе Майтрейи. Наиболее интересна в этом отношении заключающая серию картина " Майтрейя-победитель". Перед высеченной в скале фигурой Майтрейи - коленопреклоненный путник, но взор его обращен не к изваянию, а к небу, где в розоватых облаках вырисовывается силуэт скачущего богатыря. Николай Константинович особо выделял в сказаниях о Шамбале и Майтрейе мечту народов Азии о счастливом будущем. Он видел в них также некую реальную силу идеологического воздействия на современность. Работая над серией " Майтрейя", художник заносит в путевой дневник: " Мы можем улыбаться этим безумным мечтам, но в огромных областях, где они принимаются с непоколебимой верой и величайшим почитанием, влияние их может стать мощным и дать призыв к совершенно неожиданным событиям, которые наискуснейший из политиков не в состоянии предвидеть... Прочтите сказание ламы о наступлении времени Шамбалы. Из местного сказителя лама обращается в деятеля международных событий". Между тем положение экспедиции в Хотане день ото дня ухудшалось. Чувствовалось, что местные власти действуют по наущению англичан, так как все обращения к английским официальным представителям оказывались безрезультатными. И вот 6 декабря 1925 года, через полтора месяца после прибытия в Хотан, Николай Константинович попытался установить сношения с советскими дипломатами и написал консулу в Кашгаре следующее письмо:

" Уважаемый господин консул! Из прилагаемых телеграмм Вы увидите, что наша экспедиция, о которой Вы уже могли слышать, терпит притеснения со стороны китайских властей Хотана... Мы уверены, что во имя культурной цели экспедиции Вы не откажете в своем просвещенном содействии. Не найдете ли возможным сообщить соответственно власти Урумчи, а также послать прилагаемые телеграммы через Москву..."

Хотя советский консул М. Ф. Думпис ничего не знал о визите Рериха в берлинское полпредство и о распоряжении Чичерина, он сообщил обо всем в Москву и, несмотря на отсутствие у Николая Константиновича советского паспорта, прибег к дипломатическому вмешательству, с тем чтобы обеспечить безопасность членам экспедиции.

Между консулом и художником завязалась переписка. Рериха снабжали советскими газетами, сообщали ему новости и пересылали его письма и телеграммы по назначению. Но колониальная агентура не дремала и распространяла на всякий случай два варианта слухов: о " красном шпионе Рерихе", который подготовляет резню местных буддистов, и о " подозрительном белоэмигранте Рерихе", который состоит на службе у американцев и действует против Советского Союза. Николай Константинович, лишенный возможности непосредственно предпринять что-либо в Хотане, пробует покинуть его без разрешения местных властей, оставив им конфискованное оружие, столь необходимое в пути. Выход экспедиции уже был назначен на 2 января 1926 года, но обнаглевшие китайские правители арестовали накануне всех ее участников. Художнику удалось через верного человека сообщить об этом в Кашгар. Советский консул немедленно информировал Народный комиссариат иностранных дел об угрожающем положении экспедиции и добился через синьцзянского генерал-губернатора распоряжения об освобождении всего ее состава из-под ареста. Благодаря таким энергичным мерам каравану Рериха удалось вырваться из Хотана и 13 февраля добраться до Кашгара, где Николай Константинович в первую очередь принес консулу искреннюю благодарность за оказанную помощь. Художник подробно рассказал ему о целях экспедиции, о своих взглядах на политическое положение стран Востока, о царивших в Индии и в Тибете антиколониальных настроениях и просил содействия в осуществлении своих дальнейших планов. Он хотел приблизиться к границе России и " исчезнуть" на некоторое время, то есть выйти на советскую территорию. Местный английский консул, догадываясь о намерениях художника, стал проявлять к нему назойливый интерес, который Николай Константинович расценивал как " изысканное" проявление полицейского надзора.

В Кашгаре Рерихи пробыли около двух недель, предвкушая скорую встречу с родными и друзьями у себя на Родине. В одном из писем Елена Ивановна писала: " С восторгом читали " Известия", прекрасно строительство там... Очень поучительно после безумия и пошлости Запада. Воистину, это новая страна, и ярко горит Звезда Учителя над нею". Из Кашгара экспедиция благополучно дошла до Урумчи, прибыв туда 11 апреля 1926 года. Урумчи - столица провинции Синьцзянь и местопребывание китайского генерал-губернатора Янь Дуту, который, несмотря на частые политические перемены, семнадцать лет правил большим районом.

Николай Константинович оставил яркое описание методов, которыми Янь Дуту поддерживал свой авторитет. Ему постоянно приходилось сталкиваться с противоречивыми интересами китайцев, калмыков, узбеков, монголов. Чтобы привлечь разноплеменных подданных на свою сторону, губернатор попеременно объявлял себя братом то киргизов, то узбеков, то монголов, то уйгуров, приносил жертвы их богам и широко рекламировал свое пожелание быть погребенным по их обычаям и на их кладбищах. И в то же время Янь Дуту беспощадно расправлялся с неугодными ему лицами.

Сам Янь Дуту считал себя образованным человеком и гордился неизвестно кем ему присужденной степенью магистра философских наук. Стоит ли после всего этого удивляться, что именно в Синьцзяне Рерих столкнулся с вопиющим явлением - открытой куплей-продажей людей. При найме обслуживающего состава экспедиции Николаю Константиновичу прямо указывали на его " непрактичность", так как на продолжительный период гораздо выгоднее считалось не нанимать, а покупать слуг. Цены на рабов были самые " божеские". За конюха спрашивали 30 долларов, носильщик стоил тоже около этого, девушка 20, а дети 2 - 4 доллара. По прибытии в Урумчи Рерих нанес официальный визит сановному магистру философии, который, стараясь показать себя поборником науки, заверил художника, что с его стороны путешественникам будет оказано величайшее внимание. На первых порах оно выразилось, впрочем, в довольно оригинальной форме - пока Николай Константинович выслушивал любезности Янь Дуту, полицейские перетряхнули и обыскали всю поклажу каравана. В Урумчи Рерих остался ждать оформления советской визы и _ почти ежедневно посещал советского консула А. Е. Быстрова. Вскоре пришла телеграмма от наркома Чичерина с разрешением выдать членам экспедиции визы на въезд в СССР. 16 мая 1926 года Рерихи уже покидали Урумчи. А. Е. Быстров и другие сотрудники консульства провожали экспедицию, и Николай Константинович с благодарностью вспоминает о них в дневнике: " Сердечные люди. Точно не месяц, а год прожили с ними. Посидели с ними на зеленой лужайке за городом. Еще раз побеседовали о том, что нас трогает и ведет. Почувствовали, что встретимся с ними еще раз, и расстались..."

Памятуя печальный опыт, Николай Константинович передал консулу на хранение путевой дневник экспедиции, а перед самым уходом оставил завещание, по которому все имущество экспедиции, включая картины, в случае его гибели должно было перейти во владение Советского правительства.

К счастью, экспедиция от Урумчи до Зайсана прошла благополучно. 29 мая 1926 года Рерихи в сопровождении двух спутников из Тибета перешли в районе озера Зайсан советскую границу и 13 июня были уже в Москве. Николай Константинович не мог задерживаться в России. Была пройдена только половина намеченного маршрута, и формально экспедиция во главе с художником числилась пребывающей на одном из этапов своего официально утвержденного пути, то есть в северной части Центральной Азии. О поездке Рериха в Москву знали лишь немногие близкие лица, и от предложения организовать здесь выставку ему пришлось отказаться. Николай Константинович даже опасался доверять почте подробности маршрута экспедиции. Поэтому из Нью-Йорка в Москву приехали для встречи с художником два его близких сотрудника - 3. Г. Лихтман (Фосдик) и М. М. Лихтман. В Москве у Рериха состоялись беседы с наркомами Г. В. Чичериным и А. В. Луначарским. Оба они с интересом отнеслись к рассказам художника об Индии и Тибете, а также к его планам дальнейших научных исследований в Азии. Чичерин и Луначарский не могли не оценить деятельность Рериха в области культурного сотрудничества и политического сближения России со странами Востока. Но, само собой разумеется, что с их стороны не получили поддержки высказывания художника о необходимости совмещения философии буддизма с идеями коммунизма. Не случайно Чичерин в шутку назвал тогда Рериха " полубуддистом-полукоммунистом". При расставании было решено, что Рерих возвратится на родину через десять лет, чтобы продолжить свою работу в контакте с советскими учеными. Николай Константинович передал Чичерину ларец со священной для индийцев гималайской землей и послание Махатм (Махатма - буквально " великая душа" (например, Махатма Ганди).) к советскому народу, в котором говорилось:

" На Гималаях мы знаем совершаемое Вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий. Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили семью лицемерия. Вы сожгли войска рабов. Вы раздавили пауков наживы. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы избавили землю от предателей денежных. Вы признали, что религия есть учение всеобъемлемости материи. Вы признали ничтожность личной собственности. Вы угадали эволюцию общины. Вы указали на значение познания. Вы преклонились перед красотою. Вы принесли детям всю мощь Космоса. Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность построения новых домов Общего Блага! Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным, также мы признали своевременность Вашего движения и посылаем Вам всю нашу помощь, утверждая Единение Азии! "

Этот документ представляет исключительный интерес для истории 1920-х годов. Он нуждается в специальном исследовании. Ограничимся только кратким комментарием. Весь текст пронизан верой в великую миссию России на пути прогресса. Невольно вспоминаются близкие этим положениям высказывания Рабиндраната Тагора. Вспоминаются идеи и мечты Рамакришны, Вивекананды и некоторых других мыслителей Востока о социальном равенстве и братстве, о создании в будущем единой для всех религии, что исключало бы борьбу между представителями различных конфессий.

В экспедиционные планы Николая Константиновича входило посещение Монголии, откуда предполагалось начать обратный путь в Сикким через восточную часть Тибетского нагорья. Однако еще в Кашмире он столкнулся с разными версиями легенд о пребывании Будды в горном Алтае. Алтай был малоисследованной областью, и художник решил побывать там. Ему разрешили поездку на Алтай и обещали помощь в снаряжении экспедиции для возвращения в Индию. Оставив в Москве серию картин " Майтрейя", Николай Константинович и его спутники направились в путь. Казалось, совсем недавно он пересек советскую границу и встретил первых советских людей. Эти встречи оставили глубокий след в его душе. Вспоминая о поездке по Иртышу, художник писал:

" Иногда чуть ли не до самого рассвета молодежь, матросы, народные учителя сидели в наших каютах и толковали и хотели знать обо всем, что в мире делается. Такая жажда знания всегда является лучшим признаком живых задатков народа. Не думайте, что вопросы задаваемые были примитивны. Нет, люди хотели знать и при этом выказывали, насколько их мышление уже было поглощено самыми важными житейскими задачами... В столовую парохода входит мальчик лет десяти. " А не заругают войти? " ­" Зачем заругают, садись, чайку выпьем". Оказывается, едут на новые места, и горит сердце о новой жизни, о лучшем будущем..."

В августе 1926 года Рерихи достигли Алтая, где через Горно-Алтайск прошли в Уймонскую долину и остановились в Верхнем Уймоне. " Приветлива Катунь, звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы, и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты? Семнадцатого августа видели Белуху, и было так чисто и звонко. Прямо Звенигород", - записывает художник.

В Верхнем Уймоне и сейчас хорошо помнят Рерихов и могут показать дом, где они останавливались. Глухие тогда были эти места. Верхнеуймонские старожилы вспоминали: " Юрий, сын самого, все снимал на длинную ленту, а про кино тогда у нас еще не слыхивали. Вот мы и спрашиваем: " Зачем ему такие ленты? " - " Для кино", - отвечает Юрий, а нам и невдомек, что это такое. Тогда он и говорит: " Вот приедем домой, и вы у нас по стенке бегать будете! " Многому дивились мы тогда. Хорошие люди были. Мало у нас пожили, много добра сделали". Члены экспедиции, среди которых теперь были также 3. Лихтман и М. Лихтман, почти ежедневно выезжали на конях в горы и окрестные селения. Собирали горные породы, исследовали старинные погребения, изучали местные обычаи и наречия, записывали народные легенды о Чуди, о Беловодье, о Белом Бурхане и его друге Ойроте. Рерих создал несколько картин по местным мотивам: " Чудь подземная", " Ойрот. Алтай" и др. Но не только глубокая старина интересовала художника. Он видел также и реальные всходы новой жизни: "...предрассудок против всяких нововведений значительно испарился, а крепкая хозяйственность не умалилась и дала свои ростки. Эта строительная хозяйственность, нетронутые недра, радиоактивность, травы выше всадника, лес, скотоводство, гремящие реки, зовущие к электрификации, - все это придает Алтаю незабываемое значение! " Из Алтая через Барнаул, Новосибирск и Иркутск Рерихи добрались до Улан-Удэ и 9 сентября 1926 года проследовали в столицу Монголии Улан-Батор.

Уже в Улан-Баторе была издана книга " Основы буддизма", получившая распространение в Бурятии и привлекшая впоследствии внимание советских исследователей бурятского ламаизма. Однако сведений об авторе этой книги не было, и ее стали приписывать местным сторонникам " обновленческого" ламаизма. В монгольском дневнике Г. Цыбикова об этой книге говорится, как о попытке " основать социализм на принципах древнего буддизма". И к тому были основания. Книга начинается так: " Великий Готама (Будда - П.Б. и В.К.) дал миру законченное учение коммунизма. Всякая попытка сделать из великого революционера Бога приводит к нелепости... Учение Готамы должно быть принято как первое учение знания законов великой материи и эволюции мира". Автором " Основ буддизма" была Е. И. Рерих. Второе издание этой книги вышло в Америке на английском языке под псевдонимом Н. Рокотовой. В 1927 году в Улан-Баторе появился другой труд-книга " Община". Уже в самом названии книги заложена ее основная идея. Концентрированно изложены в ней мысли о России, о вековечном стремлении народов к коммунизму, а также о неотвратимости революций на пути к всемирному братству.

Особое внимание в " Общине" уделено В. И. Ленину. Ему дана высочайшая оценка как провозвестнику новых основ жизни и деятелю международного масштаба. С этих же позиций и в тех же 1920-х годах писали о Ленине многие представители гуманистической мысли. Уместно вспомнить такое же отношение к Ленину некоторых эмигрантов из России, например, Н. Лосского. Так, Н. Лосский, осуждая тоталитарный режим, сложившийся в стране, в то же время утверждал: "...Ленин был настоящий русский интеллигент, объединивший вокруг себя таких же, как он, интеллигентов... Настоящие сподвижники Ленина были искателями максимального добра для всего человечества". Имя Ленина в 1920-х годах стало для многих символом созидания нового мира. Оно не случайно приводится в книге " Община". И после всего изложенного можно себе представить, как больно ранили душу Николая Константиновича безапелляционные заявления прессы о " бегстве Рериха из России", о " служении мировому капиталу" и прочие абсурдные утверждения. Не случайна и запись Николая Константиновича в " Листах дневника": " Вы знаете, что никогда не найдете ехидну, породившую клевету. Знаете, что, может быть, произошло позорное коллективное " творчество". Все это знаете, но легче не станет. Мучительно думаете: за что? зачем? к чему? " Спокойнее воспринимал Рерих слухи о его " таинственных посвящениях" и " вероотступничестве", то есть о близости к буддизму. Художник увлекался на Востоке далеко не одним буддизмом, но и философией джайнизма, йоги, веданты, ранней, или " эпической", санкхьей. И понятно, что как ученый он не мог относиться серьезно к высказываниям людей, для которых, по его собственному выражению, " каждый сидящий со скрещенными ногами - уже Будда". Подсчетами вероотступнических грехов Рериха и членов его семьи занимались как раз такие люди. И Елена Ивановна писала одной особе: " Я всегда держалась довольно далеко от церкви и ее представителей именно из-за желания охранить в своих сыновьях уважение к своей религии до тех пор, пока сознание их достаточно окрепнет, и они уже вполне зрело могут оценить все то прекрасное, что заключается в ней..." В семье Рерихов постоянно обращались к истории христианства и высоко ценили это учение. Так, Елена Ивановна утверждала: " Нельзя закрывать глаза, большой сдвиг произошел в сознании масс... Новая церковь должна явиться на смену старой в полном сиянии Красоты Подвига Иисусова, должна будет собрать Великий Вселенский Собор, просмотреть при свете нового сознания все постановления бывших Соборов, должна будет изучить сочинения первых христианских философов и Отцов Церкви, ближайших ко времени Иисусова; тогда вся красота подвига Иисуса Христа, вся ширь Его Учения будет понята ими в духе, но не в мертвой букве часто искаженных писаний..." А в книге " Братство" читаем: " Каждое десятилетие открывается новый подход к Сокровенному Учению. Читавшие его полвека назад читали его совершенно иначе. Они подчеркнули совершенно иные мысли, нежели читающие сейчас. Нельзя говорить о новых Учениях, если Истина едина. Новые данные и новое восприятие их будут лишь продолжением познавания..." Однако продолжим рассказ об экспедиции Рерихов. Оказавшись в Улан-Баторе, они начали готовиться к наиболее трудному маршруту через Тибетское нагорье и Трансгималаи в Сикким. Николай Константинович, зная о революционных событиях в Монголии, еще в мае 1924 года писал из Индии, что считает Монголию носительницей наиболее сильного жизненного потенциала Центральной Азии. И вот художник с экспедицией в героической Монголии. На улицах Улан-Батора революционные воины с чувством пели какую-то песню. Вслушиваясь в ее слова, Юрий Николаевич переводит:

Чанг Шамбалин Дайн...

Северной Шамбалы война.

Умрем в этой войне,

Чтобы родиться вновь

Витязями Владыки Шамбалы.

Из разговора выясняется, что эту песню сложил народный герой Монголии, вождь революции Сухэ-Батор. Незадолго до отъезда из Улан-Батора Рерих подарил правительству Монгольской Народной Республики картину " Ригден Джапо - Владыка Шамбалы" (" Великий всадник"). Она почти в точности повторяет мотив " Шамбала идет", но исполняет ее художник уже в традициях монгольской живописи, в ярких, чистых красках, без полутонов. В нижней части картины Рерих изображает теперь собрание Великого хурала у подножия горы Богдо-Ула. Передавая картину, художник сказал: " Монгольский народ строит свое светлое будущее под знаменем нового века. Великий всадник освобождения несется над просторами Монголии... И Великий хуралдан в деятельном совещании слагает решения новой народной жизни. И громко звучит зов красного прекрасного Владычного Всадника. Во время расцвета Азии считалось лучшим подарком произведение искусства или книга. Пришли опять лучшие времена Азии..." Между тем в Улан-Баторе при деятельном участии советских представителей продолжалась подготовка экспедиции к дальнейшему походу. Рерих получил советский экспедиционный паспорт и охранную грамоту монгольского правительства. Для прохождения по тибетским и китайским территориям нужен был еще и китайский паспорт. Генерал-губернатор Янь Дуту, желая отмежеваться от спровоцированного не без его ведома ареста членов экспедиции в Хотане, сказал Николаю Константиновичу, что в этом инциденте был повинен китайский посол в Париже, так как выданный им паспорт оказался недостаточно полным. Дабы избежать подобных " недоразумений" в китайских владениях, Янь Дуту любезно предложил новый паспорт, в полноценности которого сомневаться уже не приходилось - в развернутом виде он был длиною в рост самого Николая Константиновича. Однако Рериху нужно было пройти в те районы Тибета, которые принадлежали Лхасе. В Улан-Баторе находился представитель лхасского правительства Лобзанг Чолдон, заверивший, что путь для экспедиции открыт через весь Тибет. Тем не менее Николай Константинович, наученный горьким опытом, попросил снестись с Лхасой и выдать ему официальную бумагу. По этому случаю в Лхасу был послан с тибетским караваном специальный запрос. Аналогичный запрос сделали и представителю Лхасы в Пекине. Оттуда и был получен еще один пространный документ, дававший экспедиции право продвигаться через Тибет с заходом в Лхасу. На этом подготовка экспедиции закончилась. Из всех членов экспедиции полностью ее маршрут был пройден только самим Рерихом, его женой и сыном Юрием. Примерно за три года ими было покрыто расстояние в двадцать пять тысяч километров. Подобрать бессменный персонал для столь длительного путешествия было невозможно. Поэтому сотрудники сменялись на отдельных этапах. Почти всю первую половину пути прошли лама Лобзанг, тибетец Геген, китаец Сайкен Хо, ладакец Рамзана, расставшийся с Рерихами из-за болезни только на Алтае. В Улан-Баторе в состав экспедиции вошли доктор Рябинин, заведующий транспортом Портнягин и несколько бурятских лам. В районах археологических изысканий обычно устанавливались контакты с местными специалистами. Проводники и рабочие набирались на более короткие этапы из местных жителей. Так как размер караванов доходил до ста вьючных животных, то их оснащение занимало много времени. После Улан-Батора с экспедицией Рериха пошли в далекий путь две девушки из казачьей семьи - Людмила и Рая Богдановы. Последней только что минуло 13 лет. Людмиле, помогавшей Елене Ивановне в Улан-Баторе, не с кем было оставить свою младшую сестру. В книге " Сердце Азии" Николай Константинович пишет:

" Думаю, что она была самой молодой из прошедших суровое нагорье Тибета. Присутствие трех женщин в экспедиции, разделивших все опасности жестоких морозов и трудности пути, должно быть определенно отмечено". Обе сестры - Людмила Михайловна и Ираида Михайловна - тесно связали свою судьбу с Рерихами. Они остались с ними в Индии и только в 1957 году вместе с Юрием Николаевичем вернулись в Советский Союз.

Экспедиция покинула Улан-Батор 13 апреля 1927 года и двинулась в юго-западном направлении к пограничному монгольскому пункту ­монастырю Юм-Бэйсе. Этот этап удалось пройти на автомашинах. Правда, дорог, как таковых, не было. Кое-где встречались верблюжьи тропы, а местами машины шли прямо по целине. За двенадцать дней они покрыли расстояние в 600 миль. На первом же перегоне Николаю Константиновичу пришлось столкнуться с двумя печальными обстоятельствами. Оказалось, что все существующие карты этого района весьма относительны, а местные проводники не очень-то надежны. Их проводник умудрился привести караван в давно разрушенный храм Юм-Бэйсе. Существующий находился чуть ли не в 50 милях к востоку. Но так или иначе дошли и до него. После Юм-Бэйсе продвигаться на машинах было уже нельзя, и руководители местного монастыря предложили доставить путешественников на своих верблюдах прямо до Аньси. Этим кратчайшим путем европейские путешественники еще не пользовались. Когда-то эта дорога проходила через исчезнувшие теперь " островные" оазисы, интересные для Рериха тем, что в них расселялись кочевники. Надеясь набрести на их следы, Николай Константинович принял предложение монастыря, и экспедиция в сопровождении старого ламы, единственного, кто знал эту дорогу, тронулась дальше.

Хваля избранный путь, лама предупреждал об одной опасности -бродячих шайках могущественного разбойника Дже ламы (Дже лама - Джамби-Джамцан, калмык по происхождению. Объявив себя " освободителем монголов", собрал разбойничью шайку, грабившую население Западной Монголии.), убитого два года тому назад монголами. Разбойник построил для себя в Центральной Гоби целый город, где работали сотни пленных. Теперь город всеми покинут, но соратники Дже ламы время от времени собираются в отряды и нападают на караваны.

Покинутый город не был выдумкой старого ламы. Экспедиция вскоре подошла к нему. Страх перед Дже ламой был еще столь велик, что никто из сопровождавших караван не рисковал приблизиться к стенам безмолвного города. Тогда Юрий Николаевич с карабином в руках направился на разведку и через некоторое время подал с башни условный знак, что опасности нет. В безлюдном городе побывали все члены экспедиции. Можно было только удивляться фантазии знаменитого разбойника - но какой ценой возводились затейливые постройки!

За двадцать один день на пустынном пути встретился только один караван, да и тот шел наперерез по дороге из Кокохото на Хами. Встреча чуть было не привела к вооруженному столкновению. Китайский купец, владелец каравана, принял в ночной темноте экспедицию за разбойничий отряд и открыл стрельбу из своей единственной винтовки. Хорошо, что Юрий Николаевич, командовавший охраной экспедиции, не ответил на выстрелы и тем предотвратил перестрелку. Впрочем, действия перепуганного купца можно было понять. К экспедиции Рериха не раз приставали невесть откуда взявшиеся одинокие всадники. Больше всего их внимание привлекало оружие экспедиции. Убедившись в том, что члены экспедиции вооружены хорошо, всадники так же внезапно исчезали, как и появлялись.

Пройдя Аньси, экспедиция направилась на высокогорные пастбища Шара-гола. На берегу реки разбили лагерь и простояли здесь июнь и июль 1927 года. Отдельные группы экспедиции выезжали из лагеря в различные районы Цайдама для сбора научного материала, а тем временем в лагере готовились к дальнейшему пути. Верблюды с провожатыми из Юм-Бэйсе ушли обратно. Нужно было приобрести новых животных, а также пополнить продовольственные запасы. Наряду со сказаниями о Шамбале Николай Константинович давно интересовался происхождением Гэсэриады ­грандиозной поэмы, названной западными учеными Илиадой Центральной Азии. Эта поэма во множестве вариантов получила распространение на громадном пространстве от Северной Индии до Амура и от Великой китайской стены до берегов Лены. Теперь экспедиция Рериха пересекала места, где в начале XI века народный герой Гэсэр-хан, по преданию сын рабыни, возглавил борьбу угнетенного населения против местных феодалов и иноземных захватчиков.

Экспедиция установила, что полный тибетский вариант Гэсэриады состоит из 16 томов, причем объем отдельных глав каждого тома достигает нескольких сот страниц. Были также изучены и сопоставлены многочисленные монгольские, бурятские, китайские версии. Найденный Николаем Константиновичем в Восточном Тибете экземпляр Гэсэриады был в 1941 году использован в работах известного французского востоковеда Р. Стейна. Наш советский исследователь этого замечательного эпоса ­монголовед Ц. Дамдинсурэн в своем капитальном труде " Исторические корни Гэсэриады", вышедшем в издательстве Академии наук СССР в 1957 году, также неоднократно ссылается на Николая Константиновича и Юрия Николаевича и приводит собранные ими сведения. 19 августа экспедиция покинула места, где в 1014 году Гэсэр-хан выступил против сильного воинственного племени западных карлуков, и направилась по Тибетскому нагорью прямым путем на Нагчу. Это был новый маршрут, пролегавший параллельно караванной дороге, по которой в 1880 году продвигался Пржевальский. Как известно, Пржевальский, не доходя до Нагчу, повернул обратно. Рерих собирался теперь завершить дело славных русских исследователей Центральной Азии - Пржевальского и Козлова - и пересечь Тибетское нагорье через Лхасу.

Маршрут, избранный Николаем Константиновичем, был кратчайшим, но очень опасным. На пути лежали Цайдамские солончаки, где останавливаться было рискованно. Поэтому целые сутки нужно было идти без отдыха. Все же труднейший этап прошли без потерь. На следующем этапе, около перевала Элисте-дабан, на экспедицию совершил нападение хорошо вооруженный отряд голоков. Похоже, что нравы этого племени не изменились со времен путешествия здесь П. К. Козлова, испытавшего на себе коварство воинственных сынов Центральной Азии. Голоки устроили засаду при выходе из ущелья. Но дозорные экспедиции вовремя ее заметили, и Юрий Николаевич с вооруженными людьми, которых он обучил еще в Улан-Баторе, сумел обойти засаду и занять холм, откуда простреливались тылы нападающих. Противнику пришлось освободить путь, и караван вступил через горный перевал на Тибетское северное нагорье. Здесь, на высоте около 14 000 футов, путешественников встретила необычная для этого времени гроза с сильным снегопадом. 20 сентября экспедиция натолкнулась на первый тибетский пост, где Николай Константинович предъявил паспорт, выданный представителем Лхасы в Улан-Баторе. Командир поста не очень-то разбирался в паспортных тонкостях да и вообще в письменности. Паспорт он попросту отобрал, сказав, что пошлет его " по начальству" и что экспедиция спокойно может идти дальше. Но уже 6 октября в урочище Чунаркэн караван Рериха был остановлен крупными силами тибетцев и местных кочевников хорпа, которые находились в подчинении начальника области Западных Хор, то есть входили в регулярные войсковые части Лхасы. Через несколько дней пограничный начальник - генерал предложил передвинуть экспедицию ближе к его ставке и с подобающей истинному дипломату любезностью добавил, что по инструкции караван должен быть осмотрен и что осмотр произведет он лично, так как не может допустить, " чтобы руки малых людей касались вещей великих людей". При этом было сказано, что на это уйдет не более трех дней, что сам он не покинет ставки, пока не оформит разрешения на дальнейшее продвижение каравана. Выпросив подобающие его чину подарки генерал через неделю исчез, оставив вместо себя майора. И потянулись бесконечные дни. Пять месяцев вечно пьяный майор был единственным посредником в переговорах Рериха с губернатором Нагчу - доверенным лицом самого Далай-ламы. Через майора посылались письма и телеграммы американскому консулу в Калькутту, британскому резиденту в столицу Сиккима, лично Далай-ламе в Лхасу. Все это возвращалось обратно.

Между тем наступила суровая зима, которую даже местные жители, обитавшие в утепленных юртах, переносили с трудом. В распоряжении же экспедиции имелись лишь легкие летние палатки. Кончались продовольствие и корм для животных. Верблюды по ночам приходили к палаткам, как бы ища у людей спасения, а утром их находили мертвыми и оттаскивали за лагерь, где стаи диких собак и стервятников уже ждали добычу. Болели люди. Врач негодовал, обвинял лхасские власти в преднамеренном убийстве членов экспедиции. Медикаменты подходили к концу. А морозы стояли такие, что в походной аптечке замерзал коньяк. Но Николай Константинович и Елена Ивановна не теряли присутствия духа. Мужественно держался и весь состав экспедиции. Даже научные работы не прерывались ни на один день.

Исследовались ближайшие окрестности, делались зарисовки, снимались планы, пополнялись минералогические и ботанические коллекции. За время зимовки собрали редчайший материал о кочевниках хорпа, говоривших на весьма архаическом наречии тибетского языка. В ближайших монастырях были найдены манускрипты тибетского добуддийского шаманизма. Экспедиция открыла много памятников кочевого прошлого Тибета, в том числе ранее неизвестные погребения. Обнаруженные захоронения типа " каменных могил" до тех пор встречались археологам только в Северной Монголии, Бурятии и на Алтае. В области Хор удалось установить в орнаментах, украшавших одежду и оружие кочевников, так называемый " звериный" стиль, близкий к скифо-сибирским мотивам. Преодолев все трудности и смертельную опасность, экспедиция проработала до теплых весенних дней, но, конечно, не обошлось и без тяжелых потерь. За зиму умерло от простудных заболеваний пять человек. Погибли почти все верблюды - из ста двух осталось лишь десять и те еле держались на ногах. И только двух можно было использовать для дальнейшего пути. Из-за резких перепадов температуры испортилась кинопленка. Но все же большинство собранных коллекций, сделанных записей, написанных этюдов и картин, а их было около 500, удалось сохранить.

4 марта 1928 года экспедиции было наконец разрешено покинуть стоянку, которая находилась всего в двух днях пути до крепости Нагчу, где в изобилии имелось все необходимое для материального обеспечения нескольких таких караванов, как караван Рериха. В Нагчу в это время находились два тибетских губернатора и высшие офицеры тибетской армии. Они объявили Николаю Константиновичу, что лхасское правительство отказалось признать выданный в Улан-Баторе тибетский паспорт и не разрешает экспедиции идти на Лхасу, до которой оставалось менее 200 километров. Рериху указали обходный маршрут, пролегавший много западнее Лхасы. В личном разговоре с губернатором Нагчу мало что выяснилось. Николаю Константиновичу лишь намекнули, что он заподозрен в симпатиях к " красным", а на этот счет губернатор твердо придерживался данных ему инструкций. Оказалось, что среди буддистов, сопровождавших караван от самой Монголии, велась усиленная пропаганда. Им обещали всяческие блага и давали разрешение на паломничество в Лхасу, но с условием, что они отступятся от этого " красного русского". А тем временем кто-то распространял слухи о " торжественных приемах у Далай-ламы в честь Рериха", о " саморекламе" художника по этому поводу. Абсурдные выдумки просачивались в прессу. Николай Константинович отмечал в " Листах дневника": " В Лондоне рассказывали, что мы взяли в плен Далай-ламу со всеми его сокровищами. Самого-то Далай-ламу мы в конце концов отпустили, но все несметные сокровища его оставили при себе. Взрослые пожилые люди не гнушаются и такими россказнями... Барон Милюков в Лондоне спрашивал доверительно: " Ведь от одного взгляда Рериха волосы седеют? " Вот вам и товарищ председателя Думы. Поистине мы живем в каком-то мрачном средневековье... Вот, например, в Харбине некая " интеллигентная особа" видела меня ходящим по воде на реке Сунгари - в чем она и клялась. Что же, и такое рекламирование я сам устраиваю? " 6 марта 1928 года караван Рериха тронулся дальше предписанным путем. Он отдалял возвращение в Индию на два месяца, но оказался интересным в смысле научных находок и художественной работы. Николай Константинович воспользовался возможностью обследовать северные отроги Трансгималаев, куда русские путешественники не доходили, да и западноевропейские почти не заглядывали. В местности Доринг Рерих обнаружил необычный для Тибета женский головной убор, очень похожий на славянский кокошник, красного цвета, украшенный бирюзою, серебряными монетами и унизанный бусами. Юрию Николаевичу удалось познакомиться со многими тибетскими наречиями, не известными ранее востоковедам. После двух с половиной месяцев пути по Восточному Тибету экспедиция перешла Гималаи, спустилась к столице Сиккима Гантоку и 28 мая 1928 года наконец прибыла в Дарджилинг, откуда в марте 1925 года Рерих начал свое путешествие. Сам он писал об экспедиции:

" Конечно, мое главное устремление как художника было к художественной работе. Трудно представить, когда удастся мне воплотить все художественные заметки и впечатления, - так щедры эти дары Азии... Кроме художественных задач, в нашей экспедиции мы имели в виду ознакомиться с положением памятников древностей Центральной Азии, наблюдать современное состояние религии, обычаев и отметить следы великого переселения народов. Эта последняя задача издавна была близка мне. Мы видим в последних находках экспедиции Козлова, в трудах профессора Ростовцева, Бровки, Макаренко, Толя и многих других огромный интерес к скифским, монгольским и готским памятникам. Сибирские древности, следы великого переселения в Минусинске, Алтае, Урале дают необычайно богатый художественно-исторический материал для всего общеевропейского романеска и ранней готики".

К оценке результатов экспедиции, данной самим Рерихом, добавим, что пройденный им путь из Улан-Батора через Гоби, Нань-Шань, Цайдам и Восточный Тибет в Индию можно назвать настоящим триумфом русских исследователей Центральной Азии. Впервые были отмечены на картах и уточнены десятки горных вершин и перевалов, зарегистрированы неизвестные науке археологические памятники, найдены редчайшие манускрипты, сделаны описания народных обычаев, собраны богатейшие лингвистические материалы. Об этой грандиозной экспедиции обстоятельно рассказано в книгах Николая Константиновича " Сердце Азии", " Алтай - Гималаи", " Шамбала Сияющая", в трудах Юрия Николаевича " Звериный стиль у кочевников северного Тибета" и " По тропам Срединной Азии", а также в многочисленных научных статьях.

Обширные научные материалы, собранные Рерихами, требовали систематизации и обработки. Археологические, геологические, ботанические и прочие находки насчитывались тысячами. Сотни эскизов и зарисовок, сделанных в пути, тянули художника к мольберту. И у Николая Константиновича возникла мысль о создании специального научно-исследовательского центра.