X. Знамя Мира 4 страница

К исходу войны Рерих вновь занялся оформлением спектаклей. Блестящие победы Красной Армии пробудили за рубежом громадный интерес ко всему русскому, и у проживавшего в США балетмейстера Л. Мясина возникла мысль возобновить некоторые русские постановки. Он обратился к Николаю Константиновичу с просьбой принять участие в их оформлении. Получив от художника эскизы, Мясин написал ему в 1944 году: " Дорогой Николай Константинович, сердечно благодарю Вас за присланные эскизы " Князя Игоря". Для меня был большой праздник получить их. Золотая гамма неба прекрасна, она горит торжеством России, отражаясь на глубоких тонах непреклонных половцев. Я убежден, что возобновление этого балета в таком прекрасном толковании его явится искренней радостью для всех тех, кто знает и умеет ценить настоящий русский балет. Теперь у меня явилось сильное желание возобновить также " Весну Священную". Моя первая мысль была воспользоваться материалом, который был сделан в 1929 году Лигой Композиторов, но, к сожалению, его больше не существует. Могу ли я попросить Вас сделать новые эскизы? " Николай Константинович исполнил пять эскизов декораций к " Весне Священной" и шесть к " Князю Игорю". Уже после смерти художника они использовались в конце пятидесятых годов для постановок русских балетов в стокгольмской " Королевской опере", в парижском театре " Гранд-Опера" и миланском " Ла Скала".

Письмо Мясина поясняет появление в 1945 году полотна Рериха " Весна Священная". По композиции картина близка ранее исполненному эскизу для " Снегурочки". Девушки водят хоровод. Их белые одежды, расшитые красными узорами, контрастно выделяются на изумрудном фоне. Головы украшены венками из полевых цветов. Золотом цветов испещрен холм, где находится жертвенный камень. На нем фигура " избранницы" с цветочной гирляндой в руках. Яркие блики солнечных лучей скользят по пригоркам и верхушкам деревьев. В правом нижнем углу - группа музыкантов и поселян, нарядно одетых в белое с красным. Все это создает величественную картину ликования людей и природы. Священная весна, весна победы над темными силами, весна надежд, весна радости и возрождения. Этим произведением Рерих отметил окончание Великой Отечественной войны, светлый праздник всего человечества. Напряжение военных лет все чаще и чаще сказывалось на здоровье Николая Константиновича, и он уговаривал себя: " Не болей... Болезней за полвека было немало... А сколько опасностей было пройдено. И тонули и замерзали - чего только не было. Но воля не ослабела... Шли трудными перевалами. Иногда казалось, что уже не взойти выше, но высота оказывалась преодоленной. Иногда на узком карнизе над пропастью скала словно бы отталкивала от себя, но все же шли и карниз оставался позади. Кружилась голова..., но смотрели поверх в спасительную даль... Не болей. Превозмогай, чтобы увидеть дни великие. Да будет! " Николай Константинович увидел великие дни победы Родины и записал: "...обновилась Русь. Во всенародном подъеме стала величайшей державой. В мощном потоке преуспеяния Союз народов явил победу неслыханную... Недавно Качалов вдохновенно читал Никитинскую " Русь", и вспомнились давние школьные годы, когда рвалось сердце послужить Руси... Не забыт и завет Толстого моему первому " Гонцу": " Пусть выше руль держит, тогда доплывет". Вот, как умели, так и держали весло во славу Родины"....Только успели отгреметь орудийные залпы второй мировой войны, как Рерих приступил к работе по продвижению Пакта.

6 декабря 1945 года комитет Пакта и " Знамени Мира" в Нью-Йорке официально возобновил свою работу. В течение всего 1946 года налаживались старые связи, привлекались свежие силы. Ровно через год в Нью-Йорке была издана брошюра, в которой освещалась деятельность комитета. В этом же году за признание Пакта высказалась Всеиндийская конференция культурного единства. Сразу после окончания войны художник начал хлопотать о переезде в Советский Союз. Сперва дела продвигались медленно. Переписка шла через Америку, и письма находились в пути до трех месяцев. Но с возобновлением доставки писем самолетами связь с Родиной стала интенсивней.

Святослав Николаевич и Юрий Николаевич часто встречались в Дели с наезжавшими туда советскими учеными и писателями. К большой радости Николая Константиновича некоторые заглядывали и в Кулу. Журналист О. Орестов вспоминает о своем визите к художнику в 1946 году:

" Странно было встретить русскую семью, сохранившую все русские обычаи и привычки, где-то в далекой Индии, на границе вечных снегов... Седой, с большой бородой, спокойный и задумчивый, Н. К. Рерих сидел в своей мастерской, делясь со мной своим сокровенным желанием - возвратиться на Родину, в Россию".

Из писем Николая Константиновича к И. Э. Грабарю, В. Ф. Булгакову и к другим видно, как усиленно готовился он к отъезду на Родину. И там его уже ждали. И. Э. Грабарь писал Николаю Константиновичу: " Русь всегда была дорога Твоему русскому сердцу, и Ты уже на заре своей замечательной художественной деятельности отдавал ей все свои огромные творческие силы. Русские художники поэтому никогда не переставали считать Тебя своим, и Твои произведения всегда висят на лучших стенах наших музеев. Все мы пристально следим за Твоими успехами на чужбине, веря, что когда-нибудь Ты снова вернешься в нашу среду". Рерих стал свидетелем исторических для Индии событий. В 1947 году Англия была вынуждена предоставить ей права доминиона, и страна встала на путь самостоятельного развития. Еще одна заветная мечта художника исполнилась — непроницаемая завеса, воздвигнутая " туманным Альбионом" между Индией и Россией, рассеивалась. Однако вызванная этим радость была омрачена кровавой трагедией, спровоцированной англичанами при разделе Индии на два государства - Индию и Пакистан. Междоусобная резня выбила из нормальной колеи всю жизнь страны. Прекратилась работа почты и телеграфа. Потерялось много важных писем, на десятки телеграфных запросов Рерих не получал ответов. Родные и близкие художника, оберегая его покой, старались скрывать вести о свирепых убийствах ни в чем не повинных людей. Но это плохо удавалось. Выстрелы снизу доносились до дома Рерихов, и ближайшие соседи искали защиту под их кровлей. Во всей округе к семье русского художника относились с уважением. Ни одной попытки нападения не было. Но все же по ночам выставлялся вооруженный дозор. При всем своем миролюбии Николай Константинович никогда не полагался на милосердие воинствующего невежества и никому не советовал выходить с пальмовой ветвью в руках против разъяренного зверя. Он не раз указывал, что проповедь непротивления недалека от заупокойной молитвы.

В июле 1947 года обострение некоторых хронических болезней вызвало необходимость хирургического вмешательства, и Николаю Константиновичу предписали постельный режим. В октябре Рерих был опять на ногах. За время болезни накопилось много спешных дел. В самом разгаре были сборы на Родину. Свыше четырехсот картин, лично отобранных художником, упаковывались под его наблюдением в ящики для отправки в Бомбей, а оттуда морским путем в СССР. За всеми этими хлопотами как-то забывались предупреждения врачей о недопустимости всякого переутомления. Стоило только подняться с постели, как потянуло к ежедневной работе за мольбертом, и холст на подрамнике засверкал ослепительными красками горных снегов. На их фоне Николай Константинович выписывал летящего орла. Это было повторением известной картины " Приказ Учителя". Но полотно осталось незаконченным...

Художник ушел из жизни 13 декабря 1947 года. Через два дня перед домом Николая Константиновича запылал погребальный костер. Позднее на его месте у крутого горного склона перед ликом величественных Гималайских вершин был водружен большой камень, сорвавшийся с заснеженного утеса. На лицевой стороне камня высечена надпись:

" Тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 магхар 2004 года Викрам эры, отвечающего 15 декабря 1947 года. ОМ РАМ" (Махариши.- великий подвижник. " Ом Рам" ­словосочетание, употребляемое в начале или конце молитв, церемоний, книг, торжественных обращений. С глубокой древности считается в Индии священным).

Каменотес, выбивший надпись, раздумывая о судьбе русского художника, добавил от себя на обратной стороне монумента:

" Этот осколок горного утеса был занесен сюда издалека".