Price М. The other Self: Thoughts about character in novel // Sociology of Literature and Drama / Ed. by E. Burns, T. Burns. London: Penguin Books 1973 P. 269-270. 2 страница

Эту работу следует проводить с ассистентами, прошедшими спе­циальную подготовку. Возьмем следующий случай. Пациентка была убеждена, что суд штата приговорил ее отца к смерти. Я попросил собраться членов семьи (здесь присутствовала и паци­ентка) и ознакомил их с решением губернатора штата о помило­вании осужденного — разумеется, документ, который я держал в руках, был поддельный...

Некоторые пациенты, страдающие паранойей, воображают себя политиками, великими историческими личностями, святыми. Чтобы работать с пациентом, который вас подозревает, следует, по возможности, развеять его опасения и действовать так, будто у вас нет ни малейшего сомнения в том, что ваш пациент именно тот персонаж, за кого он себя выдает. Перед Христом и Пресвя­той Троицей вы преклоняете колена и осеняете себя крестным знамением. Перед Моисеем и Авраамом вы ведете себя в высшей степени почтительно, так, как это предписывает Ветхий Завет¹.

Разумеется, психотерапия — не единственное основание для того, чтобы включиться в маниакальные состояния и попы­таться воздействовать на них изнутри. У В. Шелленберга, шефа гитлеровской тайной полиции, на это были свои причины.

' Rosen J.N. Direct analysis. New York: Grane & Stratton, 1953. P. 22. Полезно сравнение этих ситуаций с приемами введения в заблуждение в пьесе Луиджи Пиранделло* «Генрих IV». Разочаровавшись в верности близких людей, герой притворяется сумасшедшим и воображает себя якобы королем. Он ложится в клинику для душевнобольных и требует соответствующих знаков внимания. Его близкие думают, будто, подчиняясь маниакальным желаниям мнимого Генриха IV, они способствуют его излечению. Герой пьесы мистифицирует их, чтобы насладиться своим отвращением, и уже не может выйти из роли.

* Пиранделло Луиджи (1867-1936) — итальянский писатель и драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе (1934). Им использована техника «театра в театре», где развертываются параллельные сценические ряды вымыс­ла и «реальности». — Прим. ред.

Сравнительно легко было установлено, что Муссолини содер­жался в качестве пленника на небольшом островке Маддалена; трудность состояла в том, чтобы убедить в этом Гиммлера. По­скольку рейхсфюрер доверял только магам, сеанс надлежало тща­тельно подготовить. В конце концов Гиммлер узнал о месте за­ключения Муссолини — от толстого лысого старика, находивше­гося в глубоком трансе.

Этот случай не был исключением. Шелленбергу неоднократно приходилось прибегать к помощи одного до смерти запуганного прорицателя, чтобы преодолеть сопротивление Гиммлера, упор­но не желавшего принимать окончательное решение¹.

Круг интересующих нас ситуаций можно свести к повсе­дневной практике. Не только профессиональные маги обяза­ны своими доходами грамотному использованию всякого рода измышлений (delusions). Весьма показателен следующий при­мер из частной сыскной деятельности.

Частный детектив Эйрв Кон арестован по обвинению в вымога­тельстве 24000 долларов у убитой горем матери, которая обрати­лась к нему с просьбой отыскать умершего сына. Управление окружного прокурора сообщило, что Уильям Сти­вене, сын 70-летней Элизабет Стивене, застрелился в октябре 1961 г. По прошествии двух лет миссис Стивене обратилась к частному детективу Кону с просьбой отыскать сына... «Миссис Стивене не могла поверить, что ее сын погиб», — заявил следователь прокуратуры Джеймс Перселл. Кон быстро понял, что сын миссис Стивене мертв, и посоветовал ей не тратить деньги понапрасну. Однако свидетели дали пока­зания перед судом присяжных, что миссис Стивене, проживаю­щая в гостинице на 31-й Джонс-стрит с октября 1963-го по август 1965 года, выплатила Кону 24000 долларов².

Обратимся к более обобщенному примеру из коммерчес­кой деятельности.

Президент компании по торговле электроникой сообщил сена­торам о том, что его фирма сделала хороший бизнес, продав подслушивающие устройства (»жучки») человеку, который вооб­разил, будто он Джеймс Бонд.

Вряд ли продавцы сознают, что поддерживают бредовое состояние покупателей, сначала давая им возможность само­стоятельно определиться в своих желаниях, а затем поощряют выбор одобрительными замечаниями; в то же время трудно сказать, почему данная форма вмешательства (containment) не считается предосудительной. Равным образом полисмены, ко­торые легко находят общий язык с психически ненормальны­ми, лишь выполняют свою обычную работу.

При непосредственном общении с пациентом полисмен старает­ся показать, что имеет место вполне обычный разговор. Все суж­дения пациента, его обвинения и жалобы воспринимаются по­лицейским как обычное дело. Он никогда не пытается пресечь или иным образом исключить заведомо абсурдные вещи и из­мышления, а, скорее, обходит их, сосредоточивая разговор на обычных материях. Любая ситуация обретает здесь очертания нормальности. Например, женщина средних лет в паническом состоянии прибежала в участок и стала кричать, что ее пресле­дуют соседи, у которых имеется неслыханной силы оружие. Никто из полицейских не стал интересоваться тем, откуда про­истекает убежденность женщины в невероятных свойствах ору­жия и каковы цели враждебно настроенных соседей. Полицей­ские взялись за дело так, как если бы оно опиралось на твердо установленные факты. Они расследовали несуществующие следы применения снарядов и убедились в их отсутствии. Затем они тщательно запротоколировали обстановку, в которой происходи­ли никогда не происходившие события, и посоветовали женщине быть особенно внимательной к подозрительным фактам, которые могли бы иметь место в будущем¹.

II. Сущность вторичного вмешательства

Распространено мнение, что фабрикацию фабрикации можно отнести к типу Большого Обмана (Big Con), а просто­фили — это невинные жертвы, позволяющие алчным аферис­там вовлечь себя в финансовые махинации якобы с целью оказания им, простофилям, помощи (так думают простофили). Те же, кто планирует и осуществляет аферу, — преступники, играющие фальшивые роли, не имеющие ничего общего с под­-

¹ Bittner Е. Police discretion in emergency apprehension of mentally ill persons // Social Problems. 1967. Vol. XIV. P. 288-289. Имеется удивительное сходство между описанной выше разновидностью мистификации (charade) и легкой, тактичной поддержкой, которую оказывают опытные люди собеседникам, не умеющим сдержать раздражение, если им ненароком наступят на люби­мую мозоль.

¹³³ San Francisco Chronicle. 1966. June 10.

линным лицом обманщиков; для этого используется специаль­но созданное оснащение, бутафория (props). Если бы это было так, мир был бы менее обманчивым, чем он есть на самом деле.

1. Рассмотрим стандартные формы вмешательства в нашем обществе.

а) Первая — «скрытое наблюдение». Когда индивид зани­мает положение, в котором его можно дискредитировать (и тем самым осуществить определенную фабрикацию), рано или позд­но представится удобный случай его дискредитировать. Несо­мненно, позиция индивида ставится под вопрос как раз той кон­тролирующей инстанцией, которая призвана наблюдать за его поведением¹. В этом отношении шанс услышать или увидеть что-либо существенное уже предполагает обретение некоторой способности разрушения — разумеется, речь идет не о том, чтобы разрушить уже свершившееся действие, а о том, чтобы разрушить действие предстоящее. Поскольку наблюдающий (monitor) не позволяет наблюдаемому (monitored) знать о том, что за ним ведется наблюдение (это вполне обычное дело), данная ситуация представляет собой специфическую разновидность вторичного вмешательства (recontainment), где поведение наблюдающего ориентировано на создание ловушки (trap), ориентированной на предстоящее поведение наблюдаемого.

Стандартным примером скрытого наблюдения является подслушивание полицией или другими компетентными орга­нами телефонных переговоров подозреваемых в совершении преступлений. Примерами также могут служить случаи из практики страховых агентств.

Мелвин Клейтон плотно сидит в кресле, осторожно поворачива­ясь всем корпусом и стараясь не двигать шеей, если ему нужно посмотреть вправо или влево. Вчера он сообщил в городскую комиссию по врачебной трудовой экспертизе, что не может по­ворачивать голову, не испытывая при этом мучительной боли в области спины и плеч, — в декабре прошлого года, при тушении пожара, он серьезно повредил шею.

¹ Здесь повседневный язык опять заключает в себе некоторую двусмыслен­ность. Когда мы говорим, что некоторое действие подвержено риску дискре­дитации (is discreditable), это означает, что оно может быть поставлено под вопрос путем установления некоторых сведений или опорочено иным обра­зом. Коротко говоря, либо само действие может подвергнуться дискредита­ции, либо оно может служить источником дискредитации. Я склоняюсь к первому словоупотреблению. Таким образом, дискредитирующим действи­ем является такое действие, которое создает возможность последующей дискредитации.

Входит детектив Ричард Расмуссен, он принес видеоматериал, отснятый бытовой камерой. Они просматривают пятиминутный фильм: Клейтон, ему 49 лет, ловкими движениями сгребает снег у своего скромного домика в Скво-Уэлли, таскает бревна и ук­ладывает их в штабель, работает в саду, водит автомобиль. «Такая работа по силам и женщине, — запротестовал пожарный, неподвижно сидя в кресле и пытаясь настаивать на диагнозе. — Это не сравнимо с обязанностями пожарного». Но комиссия не приняла доводов Клейтона и, отказав ему в пенсии размером 542 доллара и 3 цента в месяц, предписала вернуться на работу¹.

Дискредитирующие свидетельства имеют особенно боль­шое значение в праве. Дискредитирующий подозреваемого скрытый мониторинг должен, следовательно, опираться на не­которые законные основания. Но если скрытый мониторинг обнаруживает нечто сомнительное за пределами установлен­ных правом норм, чаще всего он выглядит как лишенный вся­кого оправдания.

Дорогая Эбби! Я знаю, что поступила нехорошо, но я прочитала письма к моей дочери ее бойфренда; с тех пор я сама не своя, я подавлена, и у меня изболелось сердце. Ей 22 года, она работает в университетском городке и встречается там с каким-то студентом. Она приезжает к нему домой по уик-эндам, и юноша пишет, что чувствует себя счастливым. Моя дочь много раз осуждала девушек, которые попадали в вынужденные обстоятельства и выходили замуж, но ее грех намного пагубнее потому, что мы — католики и отвергаем контроль за деторождением, к которому она, по-видимо­му, прибегает. Она ходит в церковь и исповедуется, но, судя по письмам бойфренда, продолжает вести себя по-прежнему².

Здесь намечается естественный переход к наблюдению, которое в самом общем смысле можно определить как непо­добающее (improper). Этот вид контролирующего наблюдения сводит на нет право на стратегические тайны (strategic secrets), совершенно необходимые в определенных ситуациях. Эти тайны не то же самое, что «теневые» стороны жизни личности,

² San Francisco Chronicle. 1965. November 133.

компрометирующие самого человека, а не только разрушаю­щие планы поведения. Возьмем, например, секреты, которые предполагаются правилами игры в карты: игроки могут созда­вать ложное представление о картах, которые в данный момент находятся у них на руках.

Устремленный вверх внимательный взгляд мог стоить миллиона долларов некоторым лучшим в мире картежным игрокам. С 1961 года в потаенных комнатах закрытого Фрайарс-клуба в Беверли-Хиллс переходили из рук в руки чеки на огромные суммы, проигранные в карты...

Федеральный суд присяжных больше месяца рассматривал дело о картежном мошенничестве. Хотя обвинительного приговора вы­несено не было и никакие подробные сведения о процессе не про­сочились наружу, мало-помалу схема преступления в Фрайарс-клубе прояснилась.

В потолочных перекрытиях двух комнат, как раз над карточными столами, были проделаны небольшие отверстия. Скрывавшийся вверху, на чердаке, наблюдатель использовал оптические устройст­ва, чтобы фиксировать, какие карты находятся на руках у игроков. Наблюдатель был оснащен также электронным передающим уст­ройством, похожим на передатчик Морзе¹. К руке или ноге сидящего за столом шулера было пристегнуто принимающее устройство, так называемый клопфер, который неслышно постукивал при нажатии на ключ передатчика².

Казалось бы, различные формы скрытого наблюдения про­тиворечат установлениям социальной жизни. Мы рассчитываем, что в определенных сегментах общества соблюдается право не­прикосновенности частной жизни (privacy); ожидается, что есть такие места, где находятся только свои и все они принадлежат к определенному кругу. Предполагается далее, что, находясь в [приватных] местах, человек рискует опорочить себя, если станут известными факты о его неподобающем поведении; и, оказыва­ется, такие места лучше всего подходят для установки «жуч­ков». Аналогичный принцип положен в основу оборудования школьных туалетов скрытым зеркалом³ — если в школах и продают наркотики, то купить их можно именно в туалетах. (Короче говоря, подсматривать и подслушивать лучше всего «за кулисами».) Дело остается за малым: предоставить подозрева­емым нечто вроде укромного места (private room), где они могли бы время от времени собираться и где сама обстановка склоняла бы их к обсуждению стратегических секретов¹. Равным образом правила карточной игры, согласно которым игрок может и даже обязан защищать свои карты от подглядывания, позволяют ему искать доступ к секретам партнеров. Это в свою очередь создает обстоятельства, в которых становится полезным и даже практич­ным неподобающее наблюдение.

Разумеется, в конце концов все сводится к поведению, которое является вполне обычным и уместным. Рутина повсе­дневной жизни берет свое: каким бы Добропорядочным ни изображать себя в конкретной ситуации и перед конкретной аудиторией, всегда найдутся другие места, другие ситуации и другие аудитории, где обнаружатся факты, которые могут дис­кредитировать все, что столь тщательно изображалось ранее. Такие средства коммуникационной защиты, как стены и рас­стояния, а также попытки избавиться от посторонних глаз и ушей, казалось бы, служат гарантией от дискредитации. Одна­ко любое наблюдение за поведением любого человека, не до­гадывающегося, что за ним наблюдают, имеет дискредитирую­щую силу; все без исключения формы тайного наблюдения направлены на то, чтобы трансформировать последующую де­ятельность человека в подлежащий дискредитации спектакль (performance) и тем самым разрушить ее².

¹ Обзор применения скрытого наблюдения для сбора не подлежащих контро­лю сведений теми, кто хотел бы добиться успеха в торговле и обслуживании, см. в книге А. Уэстина: Westin A.F. Privacy and freedom. New York: Atheneum Publishers, 1970. P. 112-113.

² Этот вопрос детально рассмотрен в разделе «Нормальный внешний вид» книги «Поведение в общественных местах». См.: Goffman Е. Relations in public: Micro-studies of the public order. Garden City, NY: Doubleday & Company, Anchor Books, 1967. P. 286-303. Интересный пример дают телеви­зионные передачи о неожиданных событиях, особенно тех, с которыми никогда до этого сталкиваться не приходилось. На похоронах президента Джона Кеннеди* участники церемонии, которые не были членами семьи убитого и не находились в центре внимания, вели себя так, как обычно ведут себя в подобных обстоятельствах: переговаривались между собой, отвлекались, не соблюдали официальный протокол церемонии, смеялись, оживленно жес­тикулировали, выглядели смущенными и рассеянными и т. п. Соответствую­щие кадры, отснятые движущейся камерой, позволяли усомниться в выра­жении скорби. В остальном же чувства участников похорон казались непод­дельно искренними. Несомненно, этот эпизод дает официальным лицам серьезные основания строго следить за своим поведением на церемониях.

* Кеннеди Джон Ф. — президент США, убит в 1963 году в Далласе, штат Техас. Прим. ред.

Таким образом, человек, рискующий подвергнуться скры­тому наблюдению, поневоле участвует в некотором фальши­вом спектакле, который сам может быть дискредитирован ука­занием на то, что находится в фокусе наблюдения. Чисто ана­литически можно предположить, что внимание наблюдателя сосредоточено не на том, что наблюдается в данный момент, а на последующей деятельности объекта, которая, по замыслу, должна быть дискредитирована. Здесь необходимо сделать две оговорки.

Во-первых, если наблюдение производится тем, кто лично знаком с объектом наблюдения, личные отношения, разуме­ется, подвергаются дискредитации; доверительные личные от­ношения между взрослыми людьми по определению исключа­ют подобного рода шпионаж.

Во-вторых, разрушается сцена, где ведется наблюдение. Почти неизбежно происходит следующее: ничего не подозре­вающие «исполнители» обнаруживают, что они выдают себя; то есть, пытаясь лгать, они не могут удержаться в рамках спек­такля и предпринимают напрасные усилия скрыть обман. В результате их движения становятся суетливыми и неловки­ми, вид смущенным; коротко говоря, поведение дезоргани­зуется, они тщетно пытаются отработать назад и повторить сцену с большей убедительностью. Одна женщина утвержда­ла, что сильно пострадала в автомобильной катастрофе. Чтобы оспорить ее требование о выплате страховки, нанятые компанией детективы следили за пострадавшей до тех пор, пока им не удалось сфотографировать ее, предположим, в тот момент, когда она бросает шар в боулинге¹. В этом случае дискредитируется не только предполагаемое поведение ис­тицы в зале суда; скорее всего, заметив, что за ней наблюдает детектив, она не сможет играть в боулинг. Аналогичная си­туация возникла бы в том случае, если бы собравшиеся уго­ловники обнаружили установленные в помещении «жучки», продолжение сходки не имело бы смысла. Можно себе пред­ставить, какой скандал произойдет в школе, если обнару­жится, что ученик по наущению отца тайно ведет магнито­фонную запись уроков с целью обнародовать политические убеждения учителя; очевидно, отношения с родителями станут крайне напряженными, не говоря уже о том, что проведение занятий в классе, где учится юный соглядатай, столкнется с непреодолимымитрудностями¹.

б) Таким образом, скрытое наблюдение может быть одной из форм вторичного вмешательства (recontainment). Другой формой может служить внедрение (penetration) — процесс, в ходе которого агент, нелояльный группе, использует правомер­ный (в отличие от тайного) доступ к общественным структу­рам, стратегия поведения которых, в том числе его теневые и дискредитирующие стороны, поддается относительно откры­тому наблюдению. Внедрение может осуществляться либо путем «обращения» (turning) какого-нибудь члена группы, за­нимающего в ней видное положение, либо путем тайного внед­рения². Нынешняя борьба с распространением наркотиков или политическим радикализмом осуществляется преимуществен­но путем внедрения агентов в преступную среду.

¹ Пример заимствован из статьи «Ад проникает в рай», опубликованной в журнале «Лайф». См.: Life. 1963. April 26. Аналогичное происшествие приве­ло к увольнению учителя: мать троих школьников под видом стажера получила возможность посещать уроки и дала резко критический отзыв о качестве преподавания. См.: San Francisco Chronicle. 1963. October 9, 12.

² Еще предстоит написать историю тайного внедрения. Несомненно, Торкве-мада* и герцог Ришелье** были новаторами в деле внедрения соглядатаев в различные сферы общественной жизни. Сюрте — французская тайная поли­ция, была первым полицейским учреждением, систематически использовав­шим внедрение агентов в уголовную среду. Под руководством своего осно­вателя Эжена Видока*** Сюрте стала образцом сыска. Алан Пинкертон**** был первым в США, кто применил тактику тайного проникновения агентов в бандитские группировки (в середине XIX столетия); разумеется, его орга­низация была использована федеральными властями для шпионажа в годы Гражданской войны. См.: Thorwald J. The marks of cain. London: Thames & Hudson, 1965. P. 130. Русская Охранка***** также была новатором по части внедрения агентов в революционное движение.

* Торквемада Томас (1420-1498) — генеральный инквизитор в Испании. По его приговорам были сожжены тысячи человек, обвиненных в ереси. — Прим. ред.

** Ришелье Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье (1585-1642) — французский государственный деятель, кардинал, один из создателей систе­мы политического надзора. — Прим. ред.

*** Видок Эжен (1775-1857) — бывший преступник, создавший криминаль­ную полицию Франции — Сюрте. — Прим. ред.

**** Пинкертон Алан (1819-1884) — знаменитый американский детектив, основатель сыскного агентства, широко использовавший тайную агентуру. — Прим. ред.

***** «Охранка» — Охранное отделение — орган Департамента полиции в России для политического надзора и сыска. Охранные отделения были созданы при градоначальниках Петербурга, Москвы и Варшавы и распола­гали сетью тайных агентов. — Прим. ред.

Обнаружилось, что очень симпатичная дама, миссис Линда Хобби, поступившая для профессиональной переподготовки на факультет киноискусства университета Фэрли Дикинсона в Мэ­дисоне, штат Нью-Джерси, является агентом управления по борьбе с наркотиками, шпионившим за студентами. Миссис Линда Хобби была внедрена в студенческую среду после того, как представители администрации университета обратили внимание на необычайно высокий уровень потребления наркотиков в уни­верситете¹.

Атлантик-Сити. Сотрудник полиции, выглядевший совершен­ным юнцом, в течение длительного времени выдавал себя за старшеклассника. После этого были произведены обыски у рас­пространителей наркотиков. В школе и близлежащих районах города арестовано 37 человек.

Полицейские облавы начались сегодня в 5 часов утра. До этого на протяжении девяти месяцев проводились оперативно-розыскные мероприятия — 25-летнему полицейскому из Атлантик-Сити приходилось ежедневно посещать уроки в средней школе. О том, что он служит в полиции, знал только директор школы Вильям Фоне. «Он нашел общий язык с другими учащимися, и они приняли его за своего», — заверил корреспондента мистер Фоне².

Стоит добавить, что интерес публики к «внутренней ин­формации» побудил журналистов к просачиванию в организа­ции и общественные движения. Иллюстрацией этого вида де­ятельности может служить статья, озаглавленная «Репортер журнала «Лайф», проникший в члены «Комитета», рассказы­вает о том, что происходит внутри организации».

В сентябре репортер журнала «Лайф» Сэм Ангелофф под именем Тони проник в Комитет против войны во Вьетнаме, созданный в Калифорнийском университете в Беркли. Чтобы узнать, как готовятся акции Комитета, он четыре недели помогал их орга­низовывать3.

Социологическая техника участвующего наблюдения, как правило, предусматривает определенную степень скрытого на­блюдения даже в том случае, когда исследователь сообщает «объектам», что собирается вести за ними наблюдение: мало­вероятно, что они могут осознать во всех подробностях, какого рода сведения интересуют исследователя и в какой степени эти сведения способны дискредитировать поддерживаемую ими систему образов и представлений.

Внедрение (penetration) можно отнести к сфере политичес­кой, уголовной или производственной интриги (intrigue), а в целом внедрению присущ стиль авантюрного литературного произведения. Однако нельзя недооценивать и технику внед­рения в повседневной жизни. Слухи и сплетни «из первых рук», распространяемые очевидцами события, нередко влекут за собой злоупотребление доверием, что в принципе аналогич­но внедрению в определенный круг общения. Что бы ни рас­сказывала жена любовнику о муже, любовник получает сведе­ния, доступные только для семейного круга, и тем самым внед­ряется в него — разумеется, только в принципе, поскольку, как кажется, любовник внедряется в семью непреднамеренно, он отнюдь не ставит своей целью получить нужную для него ин­формацию, поэтому его внедрение представляет собой резуль­тат случайного стечения обстоятельств или цену, которую при­ходится платить за отношения с чужой женой¹.

¹ Стратегическая позиция любовника представляет для нас особый интерес. Он (здесь мужской род выбран нами исключительно из грамматических соображений, с таким же успехом речь может идти о любовнице) получает не только конфиденциальную информацию, но и возможность сравнитель­но безопасно разглашать конфиденциальную информацию о себе самом, так как реципиент не может сообщить кому бы то ни было соответствующие факты без того, чтобы не попасть в двусмысленное положение и поставить под угрозу свою собственную декларируемую позицию, а именно позицию человека, который не может получить информацию такого рода. Таким образом, стратегическая слабость тайных отношений состоит в том, что здесь открываются широкие возможности злоупотребления соответствую­щими фактами (если они разглашаются или становятся объектом внимания посторонних). Разумеется, в стратегической позиции любовника также име­ются слабые места. Спустя какое-то время сбившаяся с правильного пути супруга, скорее всего, сочтет разумным сообщить мужу о своей непрости­тельной ошибке или, что бывает намного чаще, со всей возможной искрен­ностью признается ему в измене, чтобы открыть новую перспективу в супружеских отношениях. Это предательство предательства в некоторых ситуациях не является предательством, поскольку именно любовник, а не его возлюбленная (чужая жена) оказывается в полном неведении относи­тельно того, кто и что знает. Здесь возможны две ситуации. Заблудшая жена может по секрету признаться любовнику, что она призналась мужу в измене, тем самым, по предположению, и в любовнике может разгореться угасшая страсть. Другой вариант: воссоединившаяся супружеская чета может по обоюдному согласию поставить любовника в известность о том, что все обнаружилось (и любовь иссякла), причем эта информация доводится до его сведения с обоюдного согласия супругов. Отсюда следует, что совратителю уже нечего сказать.

в) Анализ внедрения легко приводит к другому виду фаб­рикации — «заманиванию в ловушку» (entrapment). Дискреди­тирующее действие вызывается здесь провокатором, с кото­рым, казалось бы, можно поделиться любыми секретами. Таким образом, заманивание в ловушку представляет собой активную форму внедрения (penetration): здесь не ждут компрометирующих обстоятельств (или каких-нибудь событий, которые могут быть использованы против обманываемого), наоборот, предпринима­ется все возможное, чтобы их спровоцировать.

Рено (ЮПИ). Вчера вечером окружной прокурор Барри Бусшер был признан виновным в склонении к лжесвидетельству. В феврале он был арестован в зале суда сотрудниками окружной прокуратуры... Бусшера арестовали после того, как был приостановлен бракора­зводный процесс в окружном суде. Было установлено, что участник процесса, один из клиентов Бусшера, дал ложные показания, будто постоянно проживает в штате Невада, и, следовательно, бракора­зводный процесс может производиться по законам штата. Клиент, о котором идет речь, Бен Вуд из Окленда, штат Кали­форния, показал на слушании дела по обвинению Бусшера, что он был тайным агентом окружного прокурора, но в рассматри­ваемый период находился в Калифорнии.

По словам Вуда, прокурор Бусшер сообщил ему, что дело «можно устроить» так, как будто бы он, Вуд, соответствует требованиям, необходимым для быстрого рассмотрения бракоразводного дела в штате Невада¹.

Самые незатейливые ловушки (entrapments) используют журналисты, а также агентства по развитию малого предпри­нимательства. Эти ловушки предназначены для тех, кто стре­мится хорошо заработать или быстро продвинуть свой бизнес, но особенно для тех, кто преследует сомнительные или риско­ванные цели. Так, в агентствах, которые изо всех сил старались сбыть земельные участки во Флориде, появлялась пара — жур­налист и его жена; они прошли все предварительные этапы сделки по покупке недвижимости, побывали даже в специаль­ной комнате, оснащенной подслушивающими устройствами, но все-таки исчезли, прихватив что плохо лежало, а земельный участок, разумеется, остался продавцам². Большие подозрения

¹ Las Vegas Sun. 1964. December 12.

² См. статью Эла Хиршберга «Агрессивная торговля при рекламном буме»: Life. 1964. November 13. Подзаголовок статьи гласит: «Супружескую чету, подыскивавшую себе дом, обслужили по полной программе в фирме Кейп

Корал, штат Флорида». По всей вероятности, более точным описанием происшедшего был бы заголовок «Супружеская чета, искавшая, о чем бы написать статью, обслужила фирму Кейп Корал, штат Флорида, по полной программе».

вызывают также школы танцев, службы знакомств, консалтин­говые службы по уходу от налогообложения¹, распространители печатных изданий. Роль психиатрических клиник, предназна­ченных быть одновременно психиатрическими учреждениями и клиниками, неоднократно понималась превратно². Специалист по ремонту телеаппаратуры также имеет основания для опасе­ний, ибо закон может принимать различные обличья.

Нью-Йорк (Ассошиэйтед Пресс). Тереза Хит и Джоан Стефроу проверили свои телевизоры и убедились, что они находятся в идеальном состоянии, затем они порознь обратились в Агентство по прокату и ремонту телевизоров.

Мисс Хит сообщила, что служащий агентства Филип Шварц при­нял ее телевизор в ремонт и по прошествии короткого времени вернул его вместе со счетом на 50 долларов 30 центов. Кроме того, по утверждению клиентки, Филип Шварц заменил некото­рые новые детали на бывшие в употреблении. Мисс Стефроу засвидетельствовала, что Шварц выставил ей счет на 46 долларов за ремонт, в котором не было никакой необходи­мости. Вчера Шварц был обвинен в мелком воровстве и умышлен­ном предоставлении ложных сведений о коммерческой услуге. На самом деле домохозяйки Тереза Хит и Джоан Стефроу были агентами прокуратуры манхэттенского округа, в которую посту­пили жалобы на действия Шварца³.