MacAndrew С, Edgerton R.B. Drunken comportment. Chicago: Aldine Publish­ing Company, 1969.

Изменение его речи хорошо согласуется с его младенческим по­ведением; хорошо известно, что одна из отличительных черт ре­чевой артикуляции маленьких детей состоит в замене задних па­латальных звуков соответствующими передними¹.

Слабоумию присущи все характерные особенности детскости, а именно полная безответственность, явно бесцельное непослуша­ние ради непослушания, абсурдность, глупость и невежество, граничащие с идиотизмом².

Разумеется, такое поведение можно наблюдать не только у подростка, но довольно часто и у вполне нормального взрос­лого, пытающегося вести себя так, как, по его представлению, вел бы себя ребенок, напоминающий его самого, каким он был в раннем детстве, — тогда он сознательно и открыто пытается изобразить короткий отрезок своего «детского» поведения как бы понарошку, играя. Эрнест Джонс идет дальше и приводит аргументы в пользу сходства такой модели не с детским пове­дением, а с детской версией детского поведения.

Следуя Фрейду, я отметил в своей работе, что специфическая форма слабоумия, иногда наблюдаемая у склонных к истерии взрослых, имеет точную аналогию с приступами преувеличенной детскости, в которые время от времени впадают некоторые дети. Будучи ярко выраженными, такие приступы предшествуют нервному хихика­нью, безудержному смеху или взрывам рыданий. Мотив, побуж­дающий поведение таких детей, — обман взрослых членов семьи: чтобы те думали, будто дети «слишком малы, чтобы понимать [что делают взрослые]». Тем самым дети добиваются, чтобы взрослые перестали обращать внимание на их присутствие³.

Рассматривается ли регрессия как реальное как-бы-дет-ское поведение или как симуляция поведения, которое актор принимает за детское поведение, объяснение остается одним и тем же, а именно: действия актора не являются целенаправ­ленными и осмысленными, он не притворяется с целью со­здать ложное впечатление; в действительности он сам не со­знает свою симуляцию. Проблема состоит в том, присутствует ли в действительности такой самообман. Во всех случаях свое­го отчетливого проявления регрессия может быть способом распознавания обмана.

Некоторые дополнительные соображения. В нашем обще­стве, где возникают рационально обоснованные сомнения в сфабрикованной системе фреймов, может возникнуть развле­чение особого рода — сверхъестественные системы фреймов симулируются без особых претензий на доминирование. По­хоже на то состояние, которого достигли сегодня сеансы «чте­ния мыслей» и другие магические шоу¹. Еще десять лет назад фокусника или прорицателя представляли как действительно обладающего некоторым умением; аналогичным образом гип­нотизер, выступающий сегодня в ночном клубе, демонстриру­ет настоящий гипноз.

Наконец, очевидный вопрос. Что, если большинство чле­нов какого-то инопланетного общества верят в действенность системы фреймов, которую мы (или, по крайней мере, неко­торые из нас) считаем совершенно неправдоподобной? Можно ли и должно ли в таком случае говорить о фабрикации?

Вера в общение с мертвыми, учение об их воздействии на нас как на источник нашей силы и наших возможностей пред­ставляет собой хорошую иллюстрацию данной проблемы и одновременно открывает ее решение. Несомненно, есть обще­ства, значительное число членов которых верят в такую воз­можность. Перед исследователем открывается великолепная возможность показать, что эта вера несет в себе реальные со­циальные функции, что люди, которых считают наделенными особым даром [общения с мертвыми], выполняют реальные социальные роли и все это имеет реальные социальные пос­ледствия для тех, кто подвержен их воздействию. Но все-таки те, кто якобы общается с мертвыми, в действительности не могут это делать. Что бы ни происходило при общении людей друг с другом, это общение заведомо не может состояться, если один из них мертв. Сколь бы глубоко ни укоренилась в том или ином обществе вера в общение с мертвыми, всегда сохра­няется возможность дискредитации этой веры (даже в рамках самой этой системы представлений) с точки зрения обычного человеческого общения². Очень непростым вопросом является

¹ Между магами и прорицателями существуют терминологические расхожде­ния: одни предпочитают термин «сверхъестественный» термину «паранор­мальный». Здесь я снова должен сослаться на М. Труцци: Trazzi М. Op. cit.

² Этот аргумент можно рассматривать как этноцентрический, как вид наивно­го распространения нашей веры в западную науку на общества с совершенно иными системами верований. Но такого рода релятивизм также может быть наивным. Западную науку можно рассматривать как одно из проявле­ний общего эмпиризма и рационализма, хотя бы элементы которых должны присутствовать в отдельных секторах каждого общества, в противном случае непрерывное воспроизводство жизни членов общества никогда не будет достигнуто.

отсутствие эффективной проверки валидности систем фрей­мов, нередко это касается проблем, имеющих важное социаль­ное значение. Ни одно верование не может играть решающую роль, а сопоставление конкурирующих схем (frame of reference) невозможно. Или незначительна заинтересованность в пуб­личном обсуждении существующих альтернативных схем, или на них обращается мало внимания.

Деятельность за фреймом

Сколь бы многообразными ни были формы человеческой деятельности, они регулируются фреймами, которые снабжают основных участников взаимодействия нормативной информа­цией о том, что должно находиться в фокусе их внимания. В том же месте действия и в то же время неизбежно возникают совершенно иные режимы и линии развертывания деятельнос­ти (включая коммуникацию в ее узком смысле). Они сущест­вуют обособленно от официального стержневого режима вза­имодействия и воспринимаются (если вообще осознаются) как нечто побочное. Иными словами, участники ситуации взаимо­действия реализуют основную — сюжетную — линию своей деятельности сквозь массив событий, которые воспринимают­ся как лежащие за пределами фрейма и тем самым являются второстепенными по отношению к тому, что квалифицируется как основное действие.

Несомненно, люди могут лишь создавать видимость вовле­ченности в ситуацию и лишь декларировать соответствующий ключевой интерес, в то время как их внимание занято другим. При этом попытка управляться с этими видимостями может сама по себе отвлекать от того, что должно находиться в фокусе внимания, и это создает специфические напряжения в интер­акции¹. И хотя все это имеет чисто исследовательское значе­ние, мне прежде всего хотелось бы выяснить, что людям по­зволено (или предписано) считать своим официальным инте­ресом (предметом участия в ситуации), оставляя за скобками вопрос, что они считают таковым в действительности.

Воспользуемся метафорой: в какую бы ситуацию ни обна­ружил себя вовлеченным индивид, он будет в состоянии при­держиваться основной линии деятельности, и диапазон мо­ментов, воспринимаемых как основные или побочные, будет варьировать от ситуации к ситуации. С точки зрения участни­ков речь здесь идет об их способности распознать и должным образом обработать входящий стимул; а с точки зрения самой

¹ Этот тезис подробно изложен в монографии «Встречи», глава «Развлечения и игры». См.: Goffman Е. Encounters: Two studies in the sociology of interac­tion. Indianopolis: The Bobbs-Merrill Company, 1961. P. 41-45.

ситуации — о канале, или треке, в который организуются эле­менты ситуации. Можно было бы продолжить рассуждения в рамках этой метафоры и говорить о существовании нескольких каналов побочной деятельности — цепочек поступков или со­бытий, прочитываемых участниками ситуации отдельно от ос­новного сообщения¹.

I

Важной особенностью любого отрезка деятельности явля­ется способность его участников «игнорировать» параллельные события — как в действительности, так и на уровне представ­ления. «Игнорировать» означает здесь полное отключение внимания и осознанного контроля. Эта способность участни­ков [к селекции] и соответствующий канал ситуации охваты­вают широкий спектр потенциально отвлекающих событий, которые представляют угрозу для адекватной вовлеченности в ситуацию независимо от места происходящего.

Некоторое представление об этом механизме можно полу­чить, рассмотрев крайние случаи «игнорирования». Например, такой случай, где игнорируется важное событие, произошед­шее в отдалении от места его игнорирования.

Пекин. Вчера вечером президент Ганы Кваме Нкрума публично проигнорировал государственный переворот, в результате которого был низвергнут его режим, и объявил о намерении продолжить свою миротворческую миссию во Вьетнаме. Нкрума казался напряжен­ным и мрачным, однако выступил на торжественном банкете, ор­ганизованном в его честь китайскими коммунистами, как будто в его стране, где армия захватила власть, ничего не произошло. Представители китайской стороны также вежливо воздерживались от каких-либо публичных заявлений по поводу переворота, который произошел во время перелета Нкрумы из Бирмы в Китай. Нкрума, в обычном темном кителе, покроем напоминающем униформу руководителей Китая, поднялся на сцену после обеда, чтобы говорить, главным образом, о необходимости укреплять солидарность стран Азии и Африки.

После речи низложенному президенту аплодировали вежливо, но без энтузиазма.

Весь вечер прошел в натянутой, ненормальной и почти нереаль­ной обстановке, вызванной ситуацией, не имеющей прецедента в протоколе официальных визитов, который обычно строго со­блюдается Пекином¹.

¹ И. Гофман использует здесь аналогию с магнитофонной записью, где также существует несколько дорожек (треков), одна из которых может выступать как основная, другие — как вспомогательные. — Прим. ред.

в протоколе официальных визитов, который обычно строго со­блюдается Пекином¹.

Возьмем для примера игнорируемое событие, происходя­щее в непосредственной близости от места действия.

Марк Рудд поднялся со своего места и медленно, не торопясь, направился к алтарной части церкви Святого Павла. Несколько сот преподавателей и сотрудников Колумбийского университета благопристойно зашевелились на своих местах, когда вице-пре­зидент университета Дэвид Б. Трумэн приготовился произнести речь в честь Мартина Лютера Кинга², убитого в Мемфисе за несколько дней до этого. Повернув направо, Рудд поднялся на клирос и наперерез вице-президенту подошел к микрофону. Тру­мэн остановился. Микрофон молчал.

«Доктор Трумэн и президент Керк наносят моральное оскорбле­ние памяти доктора Кинга», — спокойно сказал Рудд, наклонив­шись вперед над аналоем. «Как, — обратился он к залу, — руко­водители университета могут превозносить человека, который отдал жизнь, пытаясь объединить работников санитарно-гигие­нических служб, если сами они долгие годы боролись против объединения работающих в университете чернокожих и пуэрто­риканцев? Как эти администраторы осмеливаются возносить хвалу тому, кто боролся за человеческое достоинство, когда они сами украли землю у обитателей Гарлема? Как могут представи­тели Колумбийского университета превозносить человека, кото­рый проповедовал ненасильственное неповиновение, если они наказывают своих студентов за мирное выражение протеста?» «Доктор Трумэн и президент Керк наносят моральное оскорбле­ние памяти доктора Кинга, — повторил Рудд, — поэтому мы вы­ражаем протест их непристойному поведению». Он сошел вниз, слегка сгорбившись, прошел по центральному проходу между рядами и вышел через главный вход на апрельское солнце. За ним последовало еще человек сорок. Трумэн продолжил свой путь к микрофону и произнес поминальную речь, как будто ни­чего не произошло³.

И конечно, классическим примером является образцовая воинская дисциплина.