Звуко-музыкальные действа древнейших анимистических культов

Опыт древнейших звуко-музыкальных действ в рамках ритуалов анимистических культов различных цивилизаций показывает постепенно складывающееся отношение к звуковому агрегату как к особо сакрализованному объекту. Например, обращаясь к древнейшим пластам духовной культуры народов различных цивилизаций земли, отметим, что уже в древности звук стал важнейшим средством общения с потусторонними силами, а звуковой агрегат, изготавливаемый из природных материалов, постепенно приобретал статус особого сакрализованного предмета – посредника между зем-ным и потусторонним миром, причем посредника одушевленного. Интересно проследить символические коннотации материала, из которого изготавливались звуковые агрегаты культовых ритуалов, с анимистическими представлениями, складывающимися в древнейшие периоды становления каждой цивилизации.

Так, отношение к камню как к обиталищу духов Земли, предков весьма специфично для регионов Дальнего Востока и ЮВА. Звуки, извлекаемые при ударе по камню, воспринимались как голоса духов. Игра на литофоне – своеобразном каменном ксилофоне[33] – являлась важнейшей частью магических ритуалов общения с духами, символически отражая момент непосредственного ответа духов на обращение к ним. Первый литофон, считающийся до сегодняшнего дня древнейшим в мире музыкальным инструментом, обнаружен на территории ЮВА (совр. Южный Вьетнам), он датируется IV тыс. до н. э. Однако, на наш взгляд, принцип использования набора камней как звучащего агрегата начинал складываться, возможно, и ранее – с момента появления традиции «культовых куч камней» и сегодня встречающихся «у нага, самрэ, а также в Индонезии»[34]. По мнению французского исследователя П. Мюса, «наивысшим духом древних земледельцев ЮВА был дух земли, от которого зависел урожай» [347]. Таким образом, камень, олицетворяющий обиталище духа Земли, мог рассматриваться как символ плодородия. Интересно, как эта идея проявляется в непосредственной механике игры на литофоне: каменные пластины, как правило, укладывали прямо на земле, выкапывая под ними специальные ямы, служащие резонаторами. Так камень как бы вбирал в себя энергию Земли, увеличивая за счет этого интенсивность своих звуковых свойств.

Звуковые агрегаты из камня в Южной Азии и в странах Дальнего Востока относятся к более поздним периодам: это каменные колокола бяньцинь в Китае (эпоха Шан-Инь, II в. до н. э.) и так называемые музыкальные колонны в Древней Индии (в ряде храмов каждая из колонн была настроена на определенную высоту) – своеобразное отражение фаллического культа. Сакрализация литофонов на Дальнем Востоке, помимо отношения к ним как к обиталищу духов, связана, по нашему мнению, и с древнекитайским мифологическим представлением о своеобразной каменной модели мира (ср. упоминания в средневековых китайских новеллах каменных жилищ волшебных героев, где вся утварь тоже сделана из камня). Ряды подвешенных (а не уложенных на земле или подставке, как в ЮВА) каменных звучащих пластин могли символизировать и небесную лестницу, по которой мифические герои достигали неба. Такое «небесное» представление о камне на Дальнем Востоке отличается от юго-восточно-азиатской традиции, где камень все же более относится к земной производительной силе. На связь с земным началом, помимо того, указывает и необработанность пластин литофонов, взятых такими, какими их создала природа, в отличие от каменных колоколов на Дальнем Востоке, которым придавалась форма крыла летучей мыши и которые украшались изысканным рисунком, часто изготавливались из нефрита, ставшего впоследствии эталонным материалом для музыкальных инструментов, издающих правильный, чистый тон. В словаре «Шовэнь» (I в. до н. э.), а также в более поздних комментариях к нему (X в.) среди восьми эталонных тембров звучания особо выделяется камень. Считается, что иероглиф ши – «камень» послужил основой для знака шэн – одного из основных слов, обозначающих звук, в Китае. И в Древней Месопотамии камень, согласно аккадской (вавилоно-ассирийской) мифологии ассоциировался не с Землей, а с Небом («Все небеса сделаны из разных пород камня», – говорится в одной из легенд), в то время как живые существа родились из крови божества и Земли.

В регионах ЮВА и Дальнего Востока скультом камня тесно связан культ гор. В самых разных источниках мы находим упоминания о поклонении священным горам, считающимся центром мира, жилищем богов и духов предков. Для ЮВА, например, характерно сооружение храмов (как шиваистских, так и буддийских) внутри горы. Даже для правоверного мусульманина восхождение на гору Лаву всегда являлось священнодействием и приобщением к чудодейственным силам природы. Также не случайно, что в единственном сохранившемся до наших дней сочинении, содержащем значительное количество материалов по древнекитайским мифам, «Каталоге гор и морей» («Шан хай цзин»), довольно часто можно встретить такие описания: «...В местности, расположенной недалеко от горы Сюйшань (Горы, Дарующей Благоденствие), возвышается гора Гучжуншань – Гора Барабана и Колокола...» и т. п. [74]. Таким образом, звуковой агрегат на Дальнем Востоке уже с древности выделяется как сакрализованный объект. В одном из древнекитайских мифов говорится о небесном правителе Ди-тае, который ударами по барабану и колоколу устанавливал связь со всеми духами.

С наступлением эры бронзы в ЮВА и на Дальнем Востоке сакрально-мистическая символика, сформировавшаяся вокруг звукового агрегата из камня, отчасти была перенесена и на так называемые бронзофоны – бронзовые барабаны, гонги и колокола. По мнению австралийской исследовательницы М. Картоми, этимология слова gong (гонг) находится в некоторой связи с gunung – гора-вулкан. До настоящего времени в ЮВА изготовление бронзофонов, так же как и мечей (крисов), рассматривалось как мистический процесс, сравнимый по значению разве что с рождением человека.

В древней ритуальной обрядности Индии, народов Даль-него Востока и ЮВА своеобразно проявляется культ буйвола или быка. Так, в ЮВА мембрана большинства шаманских барабанов изготавливалась из кожи буйвола, который считался символом соединения Неба и Земли. По традиционным представлениям, на спине буйвола переносились на небо души особо уважаемых персон. Вавилонский же барабан балаг с мембраной также из кожи буйвола, напротив, символизировал могущество и силу Земли и являлся непременным атрибутом ритуалов, связанных с культом плодородия. Известно, что вплоть до периода Селевкидов (312 г. до н. э.) в храме богини Эа отправлялся ритуал установления на барабан мембраны [365, с. 141], изготавливаемой из кожи жертвенного черного быка (ритуально подготовленное животное как бы передавало свою священную силу будущему барабану). В Древнем Китае (II тыс. до н. э.), чтобы сообщить магическую силу вновь изготовленному барабану с кожаной мембраной (впоследствии – вновь отлитому бронзовому колоколу) устраивалась церемония синь, во время которой инструмент обмазывали кровью принесенного в жертву быка[35]. В более поздние периоды в мифологии Китая под воздействием даосизма образ быка вытесняется тигром – знаком темных сил, женского начала, Земли, в то время как мифическое существо дракон ассоциируется с Небом, светом, мужским созидательным началом.

Древнейшие обряды анимистического периода, особенно обряды плодородия, в большинстве цивилизаций мира являются отражением дихотомического представления о мире, моделируемом по принципу: верх-низ, Небо-Земля, мужское-женское, четное-нечетное и т. п.

Сходными для многих народов древних цивилизаций Азии являются представления о мифической реке, по которой души умерших людей переправляются из мира живых в мир мертвых; они отражены и в шумеро-аккадской, и в древнекитайской, и в юго-восточноазиатской мифологиях. С ними связаны специфические погребальные церемонии в лодках, сохранившиеся до сего дня у народов ЮВА и Дальнего Востока. Конструкция лодки – как знака соединения двух миров – отразилась в некоторых элементах конструкции древних звуковых агрегатов, например, шумерской арфы пан с ее «килевым» корпусом, ксилофонов в индонезийском гамелане, тайском пипхате, кхмерском пинпеате, бирманском сайнвайне – с их ладьеобразной выгнутостью корпуса. По нашему мнению, корпус юго-восточноазиатских металлофонов и ксилофонов в некоторой степени повторяет форму древних мегалитических сидений, «служащих для отдыха душ великих предков или используемых как места для вождей во время родовых собраний» [181, с. 227]. Помещение звучащих пластин на подобную подставку подчеркивало, очевидно, особое уважение к звучащему агрегату, сравнимое даже с правителем и духом предка.