Сын Юрэн-витязя

Тем временем сын убитого Юрэн-витязя стал подрастать. Едва научившись говорить, он то и дело спрашивал у деда о своем отце. Дед говорил ему: «Эй, он был плохой человек, умер сам по себе!»

Они прокармливались охотой. Ставили на диких оленей само­стрелы, протянув заводную ограду («тогуу»). Был у них один сосед, очень искусный кузнец. Он стал ковать парню пальму, наконечники стрел и т. д., но делал это медленно. Изготовление полного снаря­жения одного воина продолжалось целый год. По просьбе парня он ковал вооружение для трех воинов. Парень уже стал взрослым. Кузнец по окончании работы обещал рассказать парню о виновни­ках смерти его отца. На исходе третьего года кузнец и говорит ему: «Недалеко отсюда у одной из излучин Оленека расположился станом Эджээн-витязь. В его стане семь шатров. Вот он-то и убил твоего отца».

Получив от кузнеца три лука с боевыми принадлежностями, парень направился в стан Эджээн-витязя, чтобы сразиться с ним. Свое вооружение он запрятал в трех местах, а при себе оставил только нож. В центре стана был приметный шатер, покрытый чем-то белым. Парень вошел в этот шатер. Сидела одна замеча­тельно красивая и нарядно одетая женщина, никого из других домо­чадцев не было. На вопрос, кто и откуда он, парень ответил: «Я — сирота, хожу, блуждаю».

Хозяйка стала угощать его разной пищей, но парень едва при­касался к пище. Витязь со своими людьми охотился на диких оленей на переправе через Оленек. Скоро показался и он сам. Оде­тый во все белое, он плыл на ветке, а за ним его люди тащили по воде заколотых оленей. Приблизившись к берегу, он сильными уда­рами весла разогнал ветку и приткнул высоко на берег. Опершись на весло, он выпрыгнул и зашел в свой шатер. Обращаясь к нашему парню, он приветствовал его и попросил рассказать о себе. Парень ответил:

«Я — заблудившийся малыш, не знающий куда приткнуться. Расскажи-ка ты сам что-нибудь о себе».

Тот ответил: «Меня зовут Эджээн-витязем. Я — тот самый ви­тязь, который убил знаменитого Юрэн-витязя».

Затем он подробно рассказал о своем подвиге и в подтвержде­ние своих слов показал воинский передник убитого и его оружие.

Услышав этот рассказ, парень сказал: «Вы, оказывается, убили его воровски, иначе он вряд ли дал себя убить».

Эджээн-витязь тотчас же схватился за пальму. Парень, при­подняв полы шатра, выскочил наружу и побежал. Эджээн с людьми, погнались за ним. Но парень успел добежать до того места где он раньше запрятал свое оружие. Вооружившись, он предложил Эджээн-витязю стрелять с расстояния трех луков. Тот оробел и опустил свой лук к низу. В это время выбежала его жена и ска­зала: «Когда смотрю на этого парня, почему-то трепещет мое сердце. Он, по-видимому, мой родной сын».

Помирились и парень остался у Эджээи-витязя за сына.

Эджээн-витязь нередко рассказывал сыну об охоте на медведя. При этом он говорил, что на медведя нельзя нападать с голыми руками. Сын, не предупреждая отца, ходил на медведя. Однажды, завидев медведя, он отбросил свое оружие и набросил на него свою одежду. Ему очень захотелось посмотреть, каков будет медведь в испуге. Но, однако, тот набросился на него, сгреб в охапку и стал рвать его когтями. Медведь нанес парню такие зияю­щие раны, что даже показались его печень и сердце. Но тем не менее он успел вырваться из объятий медведя и добежал до дома. Эджээн-витязь, увидев раненого сына, побежал по его следам. На­ткнувшись на медведя, он пустил в него целый град стрел и уложил тут же на месте.

От полученных ран парень умер. Таким образом, от Юрэн-витязя не осталось потомства.

Послесловие сказителя. Этот рассказ я слышал от одного дряхлого старика по имени Юрюнг-Борогон. Это было еще в пору моей юности. Старик был родом из наслега Чорду и постоянно жил около озера Есей. Он говорил мне, что рассказ впервые он слышал очень давно от старосты своего наслега по имени Самойла.

Среди илимпейских тунгусов такого рассказа мне не при­ходилось слышать. Там только по слухам знают, что когда-то жили витязи с именами Юрэн и Юнгкээбил и что они сражались друг с другом. Все тунгусы, принадлежащие к наслегу Чорду, изъясняются только по-якутски. Среди них говорящих по-тунгусски совсем нет, да и не рассказывают, чтобы кто-либо из них когда говорил по-тунгусски.

Среди тунгусов моего района (Илимпейского в Туруханском крае) олонгхосутов (сказителей эпических поэм) совсем не бывает. Певцы есть, но их очень мало. В нашем тунгусском наречии сло­ва «хосуун» не существует, так говорят только якуты и объякученные тунгусы. Вместо «хосуун» употребляется «суонинг» (кэйсиилээх киси) — человек, который занимается убийством людей и войной. Человека, искусного в охоте на дикого оленя, называют «баалан».

(Для рассказчика язык илимпейских тунгусов — родной, но и якутским языком он владеет в совершенстве, так как в пору мо­лодости долго жил среди вилюйских якутов в Нюрбинском улусе. Он владеет даже языком якутских богатырских былин. Г. К.)

III. АНАБАРСКИЙ ВАРИАНТ

Очкасов Иннокентий, 31 года, якут 3-го Хатыгинского наслега

Жиганского улуса.

Записан Д. Ф. Кириллиным на р. Анабаре 18 декабря 1923 г.

Перевод мой.