Этюд седьмой. Говорящая собака

Шахрисабз, как я уже говорил, город небольшой, но в нем есть все то, что характеризует любой город, сколько бы в нем людей ни проживало. У города, как у человека, - свой характер. Был он и у Шахрисабза. Трехтысячелетняя история, памятники культуры создавали особую атмосферу. Я почувствовал, что и люди здесь особенные: общительные, доброжелательные, приветливые, гостеприимные. Я думаю, что именно они мне помогли пережить тяжелые, душные годы.

И вот когда духовная жизнь в стране почти прекратилась, я и повстречался с говорящей собакой. Однажды ночью я увидел, как к моим ногам подошла и легла небольшая собака с лохматой мордой и выпуклыми грустными глазами. Подвернув под себя хвост, протянув лапки и уложив на них голову, она очень долго и пристально смотрела на меня и вдруг заговорила. Ни в одном прежнем видении никто не разговаривал со мной. А собака сказала хриплым, спокойным голосом: " Ну что, дошли до ручки? " Не помню, что я ответил, но, видимо, согласился и сказал, что меня волнует то, что происходит с нами. Тогда она продолжила: " Я дам тебе возможность спросить о том, что будет с вами, у Брежнева". И возник образ Леонида Ильича. Я несколько раз сталкивался с ним в жизни и слышал его выступления, но личных бесед с ним не имел.

Я оказался в комнате отдыха, в перерыве одного из совещаний. В разговоре со мной Брежнев был очень груб, раздражен, нервничал. Выглядело это продолжением давно начатого разговора, хотя в момент видения я ничего не говорил.

Осмысливая встречу, я вспомнил, что первые слова, которые я услышал от него, были: " Ты ничего не понимаешь, ни в чем не разбираешься. То, что происходит в стране, - правильно, закономерно".

Видение Брежнева повторялось несколько раз, но разговора у нас так и не получилось. Последняя наша встреча состоялась, как ни странно, на железнодорожном полотне, по обе стороны которого было болото. Вдали виднелся лес. Брежнев стоял на откосе. Разговаривая, он так разволновался, что не удержался и упал с насыпи, а тяжелые ордена и медали тянули его к земле, мешая подняться. Затем все исчезло и возник огромный золотой столб, на котором возвышался бюст Брежнева, а потом вместо бюста оказался череп архара. Говорящая собака, которая присутствовала при наших встречах, завыла, высоко подняв морду.

Через несколько дней по радио сообщили о кончине Генсека.

Свою картину я назвал: " Брежневу. Голова архара. Ушел в вечность".

С тех пор говорящая собака являлась как вестник встречи с каким-либо историческим лицом.

В 1982 году мне явился Сталин.

Встретился я с ним в Кремле. Я понял, что он на пенсии, в отставке. Сидел он не за столом, а в первом ряду небольшого зала заседаний, а я сидел лицом к нему, с края стола. Сталин выглядел уставшим, жаловался на то, что его все забыли, и особенно он почему-то жаловался на Жукова и на Молотова.

Я с интересом его рассматривал. Я сознавал, что речь идет о сегодняшнем дне, но в то же время Сталин еще жив и разговаривает со мной.

Говорящая собака находилась около меня. Она наблюдала за нами. Вдруг вошел человек и пригласил Сталина на заседание ЦК. И я почти сразу на месте собаки увидел существо золотистого цвета, напоминающее Хранителя.

Это существо держало перед собой человеческий череп. Взгляд существа был строг, сосредоточен и устремлен на череп. Я понял, что всех ожидает одно: ответа за содеянное не избежать. А существо стояло не двигаясь, но я видел, что оно дышало, я видел его глаза. Клюв его упирался в череп. И мне казалось, что удар этого клюва и будет расплатой.

Меня потрясла встреча со Сталиным, но еще больше потрясла встреча с существом, похожим на Хранителя.

Я назвал его " птица-рок". Эта картина не отпускала меня несколько месяцев. После того как я перенес ее на холст, я по-другому стал смотреть на многие события. Часто мне до боли смешными и жалкими казались люди, совершавшие то, в чем им наверняка придется раскаиваться.

Встретился я и с Андроповым.

Окна в кабинете были плотно зашторены. Мы сидели за небольшим черным столом и смотрели друг на друга. Андропов положил свои крупные руки перед собой и, опустив голову, молчал.

Я понимал, как тяжел груз государственных дел, сколь труден его путь.

Я посвятил Андропову картину: красный бюст стоит на черном постаменте. Почему бюст я сделал красным? Да потому, что Андропов только внешне был красным, большевиком, партийцем, а каким он был внутренне, на самом деле, мы не знаем. Постамент - это черный ящик, тот, что находится в каждом самолете. Пока самолет не разобьется, мы не узнаем, что содержит ящик. Так и здесь: пока наш самолет в движении, нам не дано знать доподлинно, что с нами происходит.

Еще одна встреча - с Черненко.

Произошла она в том же кабинете, где я встречался с Андроповым. Но на этот раз в комнате было довольно светло. Черненко что-то объяснял мне, заикаясь. И говорил он так долго и монотонно, что я даже начал уставать. Я отвел взгляд, а когда посмотрел снова, то на месте Черненко увидел стеклянный ящик. В нем металось существо зеленого цвета, напоминающее обезьянку. Зверек что-то говорил голосом Черненко, пытаясь выкарабкаться из ящика.

Картину, написанную после этого видения, я назвал " Говорящий божок".

Но были и видения, напрямую не связанные с опытом реальной жизни, например видение Черчилля.

Было это в каком-то дворце. В зале выстроилась шеренга командующих войсками разных стран. Трудно сказать, какие армии они представляли. Я находился напротив, в группе людей, одетых во фраки. И Черчилль вручал награды военным. Все стояли молча, с интересом наблюдая торжественную церемонию.

Происходило все это после войны, но группа людей, среди которых находился я, были как бы перенесены из восьмидесятых годов.

После вручения наград Черчилль подошел к нам, посмотрел внимательно почти каждому в лицо и, не сказав ни слова, отошел к шеренге военных. Позже мне пришла в голову такая мысль: военные олицетворяли собой вышедшие из социалистического лагеря страны, и Черчилль награждал их именно за это.

Картины являются для меня не точным слепком видений, на полотне я стараюсь запечатлеть главное - символ, открытый мне видением. Так, например, я видел субъекта в черном, он ломал ветви яблонь и срывал с них плоды. Красные спелые плоды, перекочевывая в корзину, становились черными. Я назвал эту картину " Чужие плоды".

Следующая картина - " Черные яблоки". В красивой вазе лежат яблоки, черные, обугленные. Вот что сделало человечество с природой. Убив ее, оно лишило себя прекрасного. Черные яблоки - плоды наших усилий, то, что увенчало нашу многолетнюю борьбу с природой.

Обе эти картины, " Чужие плоды" и " Черные яблоки", я написал в 1982 году.

Очень дорога мне и картина " Беспечность". На ней изображен человек, стоящий в спокойной позе, со скрещенными на груди руками. Но у него нет головы. Голова уже у земли, а человек и не заметил, что лишился ее. Так и наша страна...

Входя в контакт с непознанным, я обратил внимание на то, что ночные видения являлись мне около пяти утра, а дневные - на закате солнца. Для подключения к каналу я должен был закрыть глаза и подождать, пока не возникнет светящаяся пульсирующая точка. Она разгорается ярче и появляется голубой экран, который постепенно расширяется. После этого я плотнее сжимал веки и свечение становилось ярче, а экран с каждой секундой увеличивался. Свечение экрана постоянно меняется, вначале он ярко-белый, затем переходит в светлую голубизну, затем открывается следующий цветовой слой. Ночные видения и вхождение в канал связи отличаются от вечерних.

Ночью краски бывают вначале бело-голубыми, затем светлеют и уходят в глубину космоса темным, расширяющимся экраном со светящейся аурой по краям. Вечером же, на заходе солнца, краски ауры по цвету ближе к солнечному свету, а в центре экрана преобладает голубоватое многослойное свечение.

Однажды я ехал в машине, направляясь от города Шахрисабза к горам, где строилось Гиссарское водохранилище. Это было перед закатом солнца, уже промелькнули городские окраины, затем хлопковые поля, и начались предгорье и холмы; солнце опускалось за горный массив, и я решил войти в канал видения прямо в машине, потому что у меня был особый настрой. Водитель ехал спокойно, он знал, что я не люблю быстрой езды. И вот, сидя на заднем сиденье, я прикрыл глаза и быстро достиг момента, когда началось само видение, канал был ясным, обширным, большим. А нужно сказать, что я подметил еще одну особенность видения: его яркость увеличивается соответственно накопленной организмом космической энергии. Раньше я этого не понимал и иногда пытался выйти на связь, не соизмерив потенциала энергии, и канал достаточно не раскрывался, глубины видения не получалось.

Но наличие энергии - это лишь одно условие, а вот что позволяет человеку выходить на связь, получать ту или иную информацию - неизвестно.

Был один случай, который помог мне воочию убедиться в наличии особой энергии в организме. Сфотографировавшись для новых документов, через несколько дней я пришел за отпечатками. Их было четыре комплекта. На одном из них от моей головы вверх уходило какое-то свечение. Ровное, довольно сильное голубоватое свечение. Меня это поразило. Я подумал, что причиной является подсветка. Но потом я обратил внимание, что на остальных комплектах этого свечения нет. Значит, подсветка исключается. И чем больше я разглядывал фотографию, тем больше меня поражало это свечение. Меня оно так удивило, что я тут же поехал к фотографу, осмотрел помещение, но никакой подсветки не обнаружил.

Тогда я понял, что фотограф зафиксировал момент большого выброса энергии. Или произошло обратное: я мог в это время подключиться к каналу космической энергии. И еще одно - взгляд на этом оттиске отличался от взгляда на других фотографиях, где не было зафиксировано свечение. Исподлобья, какой-то тяжелый, уходящий внутрь, как будто сосредочившийся на какой-то мысли.

Может быть, свечение - знак открытости космосу некоторых живущих на земле. Об этом говорили Рерих, Чижевский и другие, те немногие, которым и открывался этот канал, приходящий в виде светящегося столба.

Это и навело меня на мысль: нужно входить в видеоканал в тот момент, когда в организме есть наибольшее количество энергии. Каждый раз, когда я хотел принять информацию, я проверял, обладаю ли я достаточным количеством энергии. Стоило мне прикрыть глаза, я тут же ориентировался: если свечение начиналось сразу же и ярко раскрывался канал, я шел дальше, если нет - я прекращал попытки.

И вот когда я в тот вечер ехал на машине по направлению к строящемуся Гиссарскому водохранилищу, я начал проводить сеанс и почувствовал, что свечение настолько ярко, настолько мощно, что видеоканал стал расширяться очень быстро и достиг максимальных размеров. И я вошел в космическое пространство. И вот передо мной космос, он, пульсируя, многослойно расширяется, и чем ярче становится свечение, тем отчетливее и разнообразнее видение. На этот раз то, что я видел, меня особенно поразило: на дальнем плане появился образ какого-то существа, напоминающего по размерам гиганта. Он занимал весь светящийся экран. Такого я раньше не видел. Он весь светился, светящиеся каналы проходили по нему. Ногами гигант упирался в вершину горного массива, который я только что видел перед заходом солнца. А правой рукой он ухватился за светящийся шлейф молнии и держал ее, не отпуская. Левой рукой гигант держался за побег молодого деревца, корнями уходящего в подножие холма, через который пролегала наша дорога. Над головой этого человека, которого я позже назвал " Сыном земли и неба", был ореол из звезд, а там, где в груди должно находиться сердце, ярко светилось то самое солнце, которое только что закатилось за горы. И то, что я минутой раньше принял за каналы, было лучами солнца. А ноги, твердо стоявшие на поверхности, соединялись с водными артериями земли, уходившими от них потоками. " Сын земли и неба" смотрел на меня, и его сила, энергия, оптимистический настрой передались мне. От этого по всему моему телу прокатился импульс, буквально перевернувший меня, так, что я даже вскрикнул. Водитель оглянулся, и, увидев, что я сижу с закрытыми глазами, спросил:

- Что с вами, Евгений Ефимович? Вам плохо? Я ничего не ответил, а только, похлопав его по плечу, дал знать, чтобы он остановил машину. Я не мог разговором сразу прервать видение. Когда машина остановилась, я медленно стал открывать глаза, чтобы постепенно выйти из видеоканала, потому что резко прерывать видения практически невозможно и нежелательно. Такой неожиданный обрыв может кончиться слепотой, умопомешательством или даже смертью.

Конечно, я не мог сказать водителю, что происходит со мной. И я ему ответил:

- Знаешь, у меня внезапно заболел живот. Прошу тебя, отвези меня домой.

Так как все мое существо было наполнено только что явившимся мне видением, я очень спешил. Я видел, как гигант подтягивал рукой молнию, как держался за молодой побег, и мне хотелось, пока не исчезло это видение, запечатлеть его на картине.

Приехав домой, я, торопясь, приготовил холст размером около двух метров в высоту и полутора метров в ширину. Через некоторое время, когда я положил краски, я почувствовал, что изобразить гиганта мне удалось: то, что я видел тогда, в предгорьях Гиссара на заходе солнца, я сумел запечатлеть на этой картине. И мне стало радостно.

Видение гиганта еще раз напомнило мне, что человек должен быть сильным не только плотью, которую ему дает земля, но и духом, который ему даруется космосом. Только так человек обретет силу, мудрость, сможет обеспечить себе достойную жизнь. И не только себе, а и всему человечеству на многие-многие века.

А сейчас хочу перейти к самому главному, к тому видению, которое мне открылось в Москве.