Процент респондентов, имевших в детстве гендерно-неконформные предпочтения и поведение 4 страница

С другой парой меня познакомили в баре. 16-летний школьник Альберт впервые увидел 31-летнего пастора Дже­коба в церкви: «Он стоял за кафедрой, читая свою воскрес­ную проповедь, и я сразу же понял, что страстно хочу его и что это — навсегда». Два месяца влюбленный мальчишка караулил Джекоба, который не обращал на него внимания, и в конце концов поймал его спящим в постели. «Я плохо понимал, что происходит, — рассказывает Джекоб, — но когда этот красивый мальчик стал ласкать меня, он заарка­нил меня на всю жизнь». Это было в 1940 г. С тех пор Аль­берт и Джекоб разлучались только на три года войны. Их роман был нелегким. Из-за скандальной связи с мальчиком Джекобу пришлось оставить священнический сан, а Альбер­ту — уют богатого родительского дома, где не могли сми­риться с его гомосексуальностью. У них разные вкусы и темпераменты и 15 лет разницы в возрасте. Тем не менее они до сих пор вместе и трогательно внимательны друг к другу.

Разумеется, так построить свою жизнь удается не всем. Длительная совместная жизнь — дело вообще непростое. На три гетеросексуальных брака в США приходится два разво­да, в России — один. А ведь часто браку предшествует одно или несколько незарегистрированных сожительств, которых официальная статистика не учитывает. К тому же многие браки являются чисто формальными, люди не разводятся только потому, что это сложно или не выгодно. Надо ли удивляться тому, что стабильных и счастливых мужских со­юзов сравнительно мало? Тем не менее, они есть и заслужи­вают общественного признания.

А как обстоит дело с детьми? Вопреки стереотипу, мно­гие геи любят детей и хотели бы их иметь. 15% восточно­германских гомосексуалов сказали, что это — важное усло­вие их личного счастья, а каждый четвертый из тех, кто имел сексуальные отношения с женщинами, имеет соб­ственных детей³³. По подсчетам ученых, каждый десятый американский гей является отцом³⁴. Чаще всего это дети от распавшихся гетеросексуальных браков, причем геи-отцы в большинстве случаев хотят участвовать в воспитании своих детей и поддерживать с ними хорошие отношения. Некото­рые мужские пары стараются усыновить чужих детей; у та­ких мужчин выше уровень самоуважения, чем у бездетных геев, а стиль их отношений с детьми не отличается от стиля «натуральных» отцов.

Но может быть, геи сексуально совращают своих детей или оказывают на них иное нежелательное влияние? Такие опасения часто служат доводом для отказа геям в праве на усыновление или получение опеки над ребенком при раз­воде, но никаких фактов, подтверждающих это мнение, нет. Разумеется, геи-отцы так же различны, как и все прочие. Однако, судя по криминальной статистике, подавля­ющее большинство сексуальных покушений на детей в семье и вне ее совершают гетеросексуальные мужчины. Не пере­дается детям и отцовская сексуальная ориентация: дети го­мосексуальных отцов, как правило, вырастают гетеросексу­альными, причем продолжительность общения с отцами (в случае развода) на сексуальность ребенка не влияет³⁵. Ста­тистический метаанализ эмпирических исследований этой темы показал, что между гетеро- и гомосексуальными ро­дителями нет существенных различий в стиле воспитания детей и в собственной эмоциональной приспособленности и что сексуальность родителей не оказывает заметного влия­ния на сексуальную ориентацию ребенка³⁶.

Эти факты подтверждают обоснованность требования о законодательном признании и социальной защите однопо­лых браков и их права на усыновление детей. Разумеется, во всех этих случаях необходимо исходить прежде всего из интересов ребенка. Усыновление и воспитание ребенка не право, а привилегия, которую нельзя раздавать кому попа­ло.

Далеко не все геи стремятся к стабильным отношениям. Некоторые геевские идеологи считают самую идею однопо­лого брака идеологической уступкой «репрессивному гетеро-сексизму» и изменой принципу сексуальной свободы. Кро­ме абстрактных теоретических соображений о неизбежности отмирания института брака, за этим стоят личные особен­ности. Для мужчин, которые жестко запрограммированы на экстенсивный секс и/или неспособны к психологической интимности, партнерские отношения — только обуза. Хо­лостяцкий статус для них, как и для аналогичных гетеросек­суальных мужчин, — единственно возможный или оптималь­ный вариант.

Важный фактор «голубой» жизни — старение. Для гея личная жизнь имеет большее значение, чем для гетеросек­суального мужчины, сплошь и рядом живущего преимуще­ственно работой, и ему чаще приходится воссоздавать ее за­ново. Гей гораздо больше заботится о своей внешности и болезненнее реагирует на признаки старения. В отношениях между мужчиной и женщиной динамика половых ролей не меняется с возрастом: юноша учится ухаживать за жен­щинами и они отвечают ему взаимностью, потому что он молод и привлекателен. С возрастом, когда он утратит свое юношеское очарование, накопленный опыт помогает ему оставаться на плаву, компенсируя утрату молодости соци­альными достижениями зрелого возраста. То же и в сексе. Образно говоря, мужчина всегда «сверху», а возрастное ос­лабление потенции компенсируется и часто перекрывается приобретенными умениями. К тому же у него есть своя за­конная жена, которая принимает его без особенных претен­зий.

В отличие от этого многим геям по мере взросления и старения приходится переучиваться. Привлекательный юно­ша привыкает к оказываемым ему знакам внимания, он не столько ухаживает, сколько является объектом ухаживания. С возрастом, если его привлекают более молодые мужчины, ухаживать, добиваться расположения приходится ему. Ста­реющему гею нередко приходится менять и свою сексуаль­ную технику, причем с возрастом диапазон выбора сужива­ется. Иногда его единственными партнерами становятся хаслеры, а главными «сексуальными» органами — рот, гла­за и собственные руки. Герой повести Холлерана спраши­вает старого Эрни, который постоянно дежурит у обще­ственного туалета, почему он не пойдет в баню или в бас­сейн, где тепло и много красивых молодых тел. «Потому что я лучше выгляжу одетым, чем раздетым... Одетый я — всего лишь рот»³⁷.

В гетеросексуальном мире девушки тоже предпочитают молодых и длинноногих, но женские предпочтения все-таки либеральнее. Молодые геи, за редкими исключениями, нарциссичны и эгоцентричны. Старость их не просто не интересует, а пугает. Глядя на старика— а чем моложе че­ловек, тем расширительнее он понимает старость, юноша невольно думает — неужели и я стану таким же? — и в па­нике отворачивается. Американские геевские общины в последние годы стали проявлять заботу о пожилых людях (это не только гуманно, но и выгодно — одинокие старые геи охотно участвуют в благотворительных мероприятиях и нередко завещают общине свое имущество) и стараются воспитывать в этом духе молодежь. «Эйджизм» (ageism), жизненная философия, абсолютизирующая возраст и созда­ющая нереалистический и жестокий культ юности, счита­ется таким же политически некорректным, как сексизм. Но как бы ни была успешна эта социальная политика (амери­канцы, как и мы, гораздо больше говорят и обещают, чем делают), она не может сломать возрастных психологических барьеров.

При любой сексуальной ориентации быть молодым, кра­сивым и богатым лучше, чем старым, некрасивым и бед­ным. Стереотипные представления о несчастных, одиноких и сексуально обездоленных старых гомиках не выдерживают критической проверки. Подавляющее большинство обсле­дованных американских геев между 40 и 70 годами сексуаль­но активны, около 70% удовлетворены качеством своей сек­суальной жизни, а некоторые даже говорят, что получают от нее больше удовольствия, чем в молодости. Отчасти бла­годаря тому, что стареющие мужчины стали больше ценить получаемое удовольствие, а отчасти потому, что научились переносить фокус своих эротических действий и пережива­ний с гениталий на другие части тела (китайская эротоло­гия учит этому и гетеросексуальных мужчин).

Главные факторы психического благополучия пожилых и старых геев те же самые, что у их гетеросексуальных ровес­ников: психологическое принятие себя, материальное бла­госостояние, хорошее здоровье и отсутствие одиночества, и их общая удовлетворенность жизнью практически такая же³⁸. Тем, кто не сумел найти спутника жизни и привык к экс­тенсивному сексу, приходится перестраивать свой стиль жизни и снижать уровень притязаний.

Последняя дневниковая заметка Ролана Барта, датиро­ванная 17 сентября 1979 г., посвящена визиту некоего Оли­вье Г. Барт очень ждал его, но молодой человек был занят собой и никак не отреагировал на сдержанные знаки вни­мания 64-летнего хозяина. «Меня охватило отчаяние, мне хотелось плакать. Я увидел в этом свидетельство того, что мне следует отказаться от мальчиков, потому что они не испытывают влечения ко мне, а я слишком стеснителен или слишком неловок, чтобы навязывать им свои желания...

Я немного поиграл на рояле для О., по его просьбе, уже зная, что отказываюсь от него; у него очень красивые глаза и нежное лицо, обрамленное длинными волосами: нежное, но недостижимое и загадочное существо, одновременно близкое и далекое. Затем я его отправил, сказав, что мне нужно работать, зная, что это конец и что в моей жизни закончилась еще одна вещь: любовь к мальчику»³⁹.

Каковы взаимоотношения геев с женщинами? Если ве­рить стереотипу, гомосексуалы ненавидят и боятся жен­щин, избегают общения с ними и т. д. В действительнос­ти все не так. Гомосексуалы избегают сексуальных отноше­ний с женщинами не столько потому, что женские генита­лии вызывают у них отвращение (его испытывают сравни­тельно немногие), сколько потому, что женское тело их не возбуждает, и, хотя они физиологически способны к поло­вому акту, они получают от него гораздо меньше удоволь­ствия, чем от мужского секса. В остальном геи прекрасно ладят с женщинами. Ведь психологически у них много об­щего.

Гомосексуальные мальчики обычно предпочитают женс­кое общество и часто дружат с девочками, раскрываясь им полнее, чем друзьям, а юные лесбиянки, наоборот, от­кровеннее с мальчиками. Выработанная в детстве привычка и умение дружить с женщинами сохраняются у многих геев всю жизнь. Марсель Пруст, Андре Жид, Жан Кокто, Тен­несси Уильяме, Уистан Оден и многие другие «голубые» классики были очень близки с женщинами. Общность сек­суальных интересов — женщины, как и геи, интересуются мужчинами — облегчает общение, обмен наблюдениями, опытом ухаживания и т. п. «Обычная женщина, которая должна быть около вас, — это влюбленная женщина, кото­рая все про вас от вас знает и вы можете с ней переглянуть­ся по поводу юного красивого и глупого телефониста; маль­чика-певца...; мальчика-прохожего; мальчика из бюро услуг по ремонту холодильников. И как вы не переглянетесь с натуральным своим ровесником. Которому надо перегляды­ваться с другом по поводу проходящих женщин-лошадок»⁴⁰.

Многие женщины, в свою очередь, симпатизируют геям. По большинству опросов, они относятся к ним зна­чительно терпимее мужчин. Им не надо опасаться с их сто­роны сексуальной агрессии и назойливого приставания, подобно геям, они страдают от сексизма и мачизма и т. п. Однако преувеличивать эту близость не стоит. Меньше 10% опрошенных в Лос-Анджелесе геев назвали своим ближай­шим другом «натуральную» женщину. Как и гетеросексуаль­ным мужчинам, им легче обсуждать свои интимные пробле­мы с людьми собственного пола и сексуальной ориента­ции⁴¹. Некоторые геи, особенно те, которые не уверены в себе и вынуждены постоянно доказывать себе и другим свою проблематичную маскулинность, самоутверждаются за счет женщин, изображая их неполноценными и второсортными (классический пример гомосексуальной мизогинии — зна­менитая книга Отто Вейнингера «Пол и характер»). Столь же агрессивны сексуально обездоленные женщины, разочарованные невниманием к себе и воспринимающие геев как соперников. Отношения между геями и лесбиянками боль­шей частью дружественные, и они нередко вступают в фик­тивные браки между собой, но это сотрудничество основа­но не столько на взаимной симпатии, сколько на наличии общих врагов.

Многие «голубые» мужчины состояли или состоят в гете­росексуальном браке. Одни в момент женитьбы не знали о своей «голубизне». Другие говорят, что были влюблены. Третьи, как Чайковский, надеялись с помощью женитьбы «вылечиться». Четвертые хотели приобрести социальное прикрытие, соблюсти приличия. Пятые поступают по сте­реотипу — все женятся, значит, и мне надо. Шестые усту­пают давлению близких, которые не знают об их особенно­сти или недооценивают степень ее серьезности («женится — и все образуется»). Для многих стимулом к женитьбе явля­ется желание иметь детей. Хотя эти мотивы часто перепле­таются, сильнее всего действует давление общества, неже­лание отличаться от большинства мужчин⁴².

Могут ли такие браки быть счастливыми? Бисексуальные мужчины могут одинаково искренне любить своих жен и любовников-мужчин, все зависит от взаимной договорен­ности и согласия супругов на «открытые» отношения. При исключительной гомосексуальности это невозможно, на­дежды с помощью брака покончить с гомосексуальностью практически никогда не оправдываются. Подавленная или скрываемая гомосексуальность становится психологически даже более значимой, обрекая людей на унизительную двойную жизнь или на развод. Страдающей стороной при этом, как правило, бывает женщина. Если муж заранее предупредил ее о своих склонностях или если сексуальная сторона брака не имеет для нее значения (что бывает неред­ко), их союз может быть обоюдно приемлемым, но если муж скрыл свою гомосексуальность — трагедия неизбежна.

o ГОЛУБАЯ ЭРОТИКА

В культурном отношении однополая любовь явно

так же нейтральна, как и дру­гая; в обеих все решает

индивидуальный случай, обе родят низость и

пошлость, и обе способны на нечто высокое.

Томас Манн

Хотя все геи любят мужчин, они любят разных мужчин и делают это по-разному. Парадокс мужского гомоэротизма в том, что он содержит в себе много женствен­ного, фемининного и одновременно гипертрофирует неко­торые типичные свойства маскулинности и мужского сексу­ального воображения.

Насколько исключительно гомоэротическое воображе­ние? В гетеросексуальной выборке Кинзи 86—87% взрослых белых мужчин не имели гомосексуальных снов и мастурбационных фантазий; только 2, 5—3, 5% опрошенных испыты­вали их часто¹. Мастерс и Джонсон нашли, что хотя эроти­ческие фантазии гомо- и гетеросексуалов нередко перекрещиваются («натуралы» иногда воображают однополые сце­ны, а гомосексуалы — разнополые), между ними есть суще­ственные различия. Гетеросексуалы воображают, в поряд­ке убывающей частоты, секс с новым партнером, сцены сексуального насилия, наблюдение за чужой сексуальной активностью, гомосексуальные контакты и групповой секс. Гомосексуалы чаще видят отдельные элементы мужской сек­суальной анатомии (член, ягодицы и т. п.), сцены сексу­ального насилия, разнополый секс, нежные отношения с незнакомыми мужчинами и групповой секс². У австралийс­ких мужчин, которых спрашивали не только о частоте тех или иных эротических фантазий, но и о том, что их силь­нее всего возбуждает, фантазий, не соответствующих сек­суальной ориентации (гомосексуальные сцены у «натуралов» и гетеросексуальные — у геев), оказалось значительно мень­ше, чем у испытуемых Мастерса и Джонсон; содержание эротических фантазий позволяет безошибочно отличить геев от гетеросексуалов³. В мастурбационных фантазиях немец­ких гомосексуалов на первом месте мечты о каком-то нео­пределенном, реально не существующем идеальном партне­ре, затем следуют воспоминания о прошлом сексуальном переживании и/или партнере, о какой-то особой сексуаль­ной технике, о знакомом, но недостижимом мужчине, о партнере, которого гей любит или с которым дружит, о групповом сексе, о ком-то, кого мужчина видел, но лично не знает, фантазии, навеянные эротическими материала­ми. Соотношение этих фантазий и образов зависит от кон­кретных эротических предпочтений и личного опыта инди­вида⁴.

Определенное переплетение гомо- и гетеросексуальных фантазий у одного и того же человека прямо предполагается теориями Фрейда и Кинзи. Но они различаются как по сте­пени распространенности, так и по своим психологическим функциям. По мнению Ричарда Айси⁵, гетеросексуал в сво­их гомосексуальных фантазиях большей частью видит себя в «женской» роли, это подрывает его уверенность в своей мас­кулинности; у гомосексуалов такие фантазии тревоги не вы­зывают. У гетеросексуала гомоэротические фантазии часто

бывают средством психологической самозащиты от нежела­тельного гетеросексуального контакта; для гея влечение к мужчине органично. У гетеросексуалов первые гомоэротические фантазии появляются в юности, на фоне подростко­вой гиперсексуальности; у геев они возникают в детстве, в подростковом возрасте они уже вполне осознаны. Гетеросексуалы воспринимают гомоэротические фантазии как нечто неприятное, неестественное; геям они приятны, хотя иног­да под влиянием негативных социальных установок они пы­таются их подавить. У гетеросексуального мужчины гомоэро­тические фантазии чаще всего появляются в кризисные мо­менты, когда он чувствует себя жертвой агрессии и конку­ренции; у геев они более или менее постоянны.

Феноменологически, по типу переживания, однополая любовь практически не отличается от разнополой. Предме­том любви является не пол, а конкретный индивид, точ­нее — образ. Любовная речь не связана ни с гомо-, ни с гетеросексуальностью⁶. Гомоэротические тексты, в которых отсутствует прямое указание на пол любимого существа, без малейшего труда принимаются за описание и выражение ге­теросексуальных чувств, и наоборот. Говоря словами Алек­сандра Володина, Дульцинея может быть какой угодно, был бы Дон Кихот Дон Кихотом. Но если существуют раз­ные типы или «цвета» любви, причем разные люди неоди­наково склонны к ним и это в известной степени связано с их половой/гендерной принадлежностью, то однополая лю­бовь может иметь свою специфику.

Главная экзистенциальная проблема любви — как слить­ся с другим человеческим существом и в этом слиянии ут­ратить и затем заново обрести себя — в однополом варианте выглядит несколько иначе, чем в разнополом. Женщина всегда остается для мужчины Другой, с ней можно слиться только на мгновение, но при этом всегда остается различие и даже полярность. Влюбленный мужчина жаждет общать­ся с женщиной, обладать ею и/или отдаться ей, ревнует ее к другим, но не идентифицируется с нею, не мечтает стать ею или таким, как она. Она — Другая, уподобиться ей не­возможно.

В однополой любви присутствует иллюзия безгранично­сти: влюбленный мечтает обладать предметом любви и одно­временно — уподобиться ему или уподобить его себе. Гра­ни между «быть» и «иметь» в гомосексуальном желании ча­сто размыты. Диалектика слияния, идентификации с Дру­гим и одновременно выхода за пределы собственного Я — большая метафизическая проблема. Герои романа Мишеля Турнье «Метеоры» однояйцевые близнецы Жан и Поль на­столько похожи и близки друг к другу, что их называют об­щим именем Жан-Поль. Как большинство близнецов, мальчики в детстве имели сексуальные контакты друг с дру­гом, позже их эротически привлекают одни и те же люди и с кем бы они ни общались, их мысли и желания в конеч­ном счете обращены друг к другу. Чтобы разорвать эту связь, Жан пытается жениться, но Поль разрушает его план. Любовь, связывающая близнецов, — привязанность к собственному подобию, где Другой — точная копия Я. Ге­теросексуальная пара, напротив, основана на различии и взаимодополнительности. Гомосексуальная пара стоит на полпути между этими полюсами, стараясь создать близнецо­вую ячейку, но с разнородными элементами. Отвергая про­должение рода, развитие и время, гомосексуал постоянно и безуспешно «ищет брата-близнеца, с которым он мог бы слиться в бесконечном объятии»⁷.

Эта метафизическая конструкция, подчеркивающая им­манентный нарциссизм и иллюзорность гомосексуального желания, выглядит абстрактной, но психологические эле­менты, на которых она зиждется, — нерасчлененность по­требности быть и иметь, — обнаруживаются чуть ли не в каждой гомосексуальной автобиографии.

Десятилетний Жене впервые осознал себя, когда однаж­ды, увидев мальчика на велосипеде, он вдруг почувствовал страстное влечение к нему и не мог решить, чего ему боль­ше хочется: быть этим мальчиком или иметь его. Первое эротическое чувство пятилетнего Мисимы при виде юноши-золотаря: «Хочу быть таким, как он». И еще: «Хочу быть им»⁸. «Я никогда не хотел трахать их, потому что хотел быть ими», — вспоминает свои впечатления в школьном спортзале Пол Монетт⁹. Глядя на играющих в баскетбол подрост­ков, юный герой повести Мартина Шектера испытывает «не просто тягу к их красоте, а желание каким-то образом быть ими, иметь их сноровку, их уверенность»¹⁰. «Нет ничего бо­лее волнующего, чем воспринимать тело мужчины и ду­мать, что между ним и тобой нет разницы»¹¹. Ив Наварр не хочет «ничего знать о другом, кроме его тела. И его име­ни». Однако он мечтает не просто получить от чужого тела удовольствие, а «...целиком войти в тело другого и одеться в него. Уйти и жить одетым в другого, в другом. Войти в него, как в новую пижаму. Стать другим. Другим, люби­мым. Так мало других»¹².

В акте сексуального присвоения тела Другого субъект сам становится Другим, но не Посторонним, а Любимым. Любимым — кем? Самим собой? Тем, чье тело он присваи­вает? Или кем-то третьим?

Нарциссическое упоение собственным телом, напряжен­ный аутоэротизм, и одновременно — повышенная самокри­тичность, недоверие к себе, постоянная игра со смертью, страстный поиск Другого и готовность раствориться в нем и подчиниться ему... Фрейд и психиатры не придумали эти симптомы, а только гипертрофировали их, недооценив, с одной стороны, их связь с социальными факторами, зат­рудняющими геям принятие себя, а с другой стороны — на­личие огромных индивидуальных различий (один любуется в зеркале своей красотой, другой — своим безобразием), не связанных с сексуальной ориентацией. Индивидуальные различия между геями в этом отношении значительно боль­ше, чем групповые различия между геями и гетеросексуалами. Гомосексуальный Вертер психологически ближе к гете­росексуальному Вертеру, чем к гомосексуальному Дон Жу­ану.

Философия и особенно психиатрия склонны драматизи­ровать особенности однополой любви. Но их можно рас­сматривать и в комическом ключе. Это касается, в частно­сти, «гомосексуальной ревности».

Ленивые и предубежденные полицейские, не желая ут­руждать себя раскрытием направленных против геев преступлений, охотно списывают их на «патологически сильную гомосексуальную ревность», порождающую кровавые раз­борки. Большей частью это выдумки. Поскольку в гомосек­суальных отношениях желание обладать партнером уравно­вешивается идентификацией с ним, а общество не дает геям тех «прав» друг на друга, которые существуют в патри­архальном гетеросексуальном браке, геи относятся к нару­шениям нормы сексуальной исключительности терпимее гетеросексуалов, а сила и формы проявления ревности у них столь же индивидуальны, как у «натуралов». Геи отбивают друг у друга любовников, не доверяют друг другу, сплетни­чают, ссорятся из-за привлекательных молодых людей. Эти измены и перемены сразу же становятся известны всем и каждому, драматизируются и театрализуются. По словам Эдмунда Уайта, геевская «ревность (я не хочу, чтобы ты спал с этим парнем) на самом деле может быть замаскиро­ванной формой желания или зависти (мне самому хочется спать с этим парнем). Много лет назад я был безнадежно влюблен в человека, который не хотел спать со мной, а сам был отчаянно влюблен в третьего парня. Мне так и не уда­лось соблазнить своего любимого, зато я получил довольно тщеславное и философское утешение, переспав со своим соперником. Он предпочел меня мужчине, которого я лю­бил, и таким образом я стал соперником собственного воз­любленного. Подобный кульбит возможен только в геевской жизни»¹³. Оден однажды признался друзьям, что ока­зался «в тройной переделке: сексуально ревную, как жена, тревожусь, как мама, и соперничаю, как брат»¹⁴.

Каковы гомоэротические каноны красоты и привлека­тельности? Для ответа на этот вопрос нужны три типа ис­точников: 1) высокое искусство, 2) коммерческая гомоэротика и 3) специальные сексологические исследования.

В истории мирового изобразительного искусства мужс­кая нагота изображалась чаще женской, европейская живо­пись нового времени, в которой обнаженное женское тело появляется чаще мужского, в этом смысле — исключение. Однако действительный вопрос не столько в том, чья наго­та изображается чаще и откровеннее, сколько в том, как это делается и кому адресовано изображение. Во всех обще­ствах, где власть принадлежала мужчинам, мужское и жен­ское тело изображались по-разному: женщина более или ме­нее пассивно позирует, открывая свою наготу оценивающе­му эротическому взгляду потенциального зрителя-мужчины, тогда как мужчина, даже полностью раздетый, остается субъектом, который не позирует, а действует: «Мужчины действуют, а женщины являются. Мужчины смотрят на женщин. Женщины наблюдают себя, в то время как на них смотрят»¹⁵.

В отличие от женского тела как символа эротической красоты или материнства, мужское тело обычно изобража­лось как символ власти и силы или как символ красоты и удовольствия, которое может быть преимущественно эсте­тическим или эротическим или смесью того и другого¹⁶. Красота мужского тела— не столько в его пропорциональ­ности, сколько в силе, твердости и активности. Пассивная расслабленная поза делает мужчину уязвимым и женствен­ным, превращая его в сексуальный и тем самым гомоэротический объект¹⁷.

Однако каноны мужской красоты исторически изменчи­вы. В дворянской культуре XVII—XVIII вв. женственная внешность и расслабленность считались признаками арис­тократизма и всячески культивировались. Прекрасные Адо­нисы Тициана и Рубенса, с нежными чертами лица и ок­руглыми формами тела, так же гетеросексуальны, как и их авторы. Антони Ван Дейк, имевший огромный успех у жен­щин, на знаменитом автопортрете изобразил себя томным юношей с расслабленной кистью (это считается одним из самых надежных внешних признаков гомосексуальности). Так же изысканно нежен на его портрете граф Леннокс, в туфлях на высоких каблуках и с длинными локонами. Еще раньше Пьеро ди Козимо изобразил нежным юношей с вьющимися волосами и расслабленной кистью спящего пос­ле утомительной ночи любви с Венерой Марса. Этот канон женственной маскулинности резко изменился под влияни­ем пуританства, когда для мужчины стало модно быть не изящным, а сильным и суровым.

Одна из главных гомоэротических «икон» нового време­ни — образ святого Себастьяна, принявшего христианство римского легионера, по приказу императора Диоклетиана расстрелянного за это из луков. Мученический сюжет давал художникам широкие возможности для показа красивого об­наженного и беспомощного мужского тела. Сначала святого Себастьяна большей частью изображали зрелым, мускулис­тым, бородатым мужчиной*. Художники Возрождения (Гвидо Рени, Перуджино, Боттичелли, Антонио да Мессина, Караваджо и др.) сделали его нежным женственным юно­шей, почти мальчиком, что давало обильную пищу гомоэротическому воображению с садомазохистским уклоном, по­зволяя зрителю, в зависимости от собственных пристрастий, идентифицироваться как с Себастьяном, так и с его мучите­лями. «Святого Себастьяна» кисти Фра Бартоломео даже уб­рали из церкви, потому что он возбуждал греховные помыс­лы у прихожанок, а возможно, и у самих монахов.

Юкио Мисима подростком, просматривая альбом репро­дукций, наткнулся на картину Гвидо Рени:

«Обнаженное тело божественно прекрасного юноши было прижато к дереву, но кроме веревок, стягивавших высоко поднятые руки, других пут видно не было. Бедра Святого Себастьяна прикрывал кусок грубой белой ткани.

Это ослепительно-белое тело, оттененное мрачным, раз­мытым фоном, светоносно. Мускулистые руки преториан­ца, привыкшие владеть луком и мечом, грациозно подня­ты над головой; запястья их стянуты веревкой. Лицо под­нято вверх, широко раскрытые глаза созерцают свет небес­ный, взгляд их ясен и спокоен. В напряженной груди, ту­гом животе, слегка вывернутых бедрах— не конвульсия физического страдания, а меланхолический экстаз, словно от звуков музыки. Если б не стрелы, впившиеся одна сле­ва, под мышку, другая справа, в бок, можно было бы по­думать, что этот римский атлет отдыхает в саду, прислонив­шись спиной к дереву...

o Иногда его изображали таким и позже. Во Франкфуртском музее старой скульптуры (Либигхаус) имеется очень выразительная южнонемец­кая деревянная скульптура (около 1520 г.) святого Себастьяна с бородой, кривыми ногами и явным выражением страдания на лице, здесь нет ни тени идеализации тела и любования страданием. На картине Фьоренцо ди Лоренцо (1440—1525) «Мадонна со святыми Христофором и Себастья­ном» (Франкфуртский музей) Себастьян изображен совсем юным, почти мальчиком, но в его грустном лице и фигуре нет ничего эротического.

Естественно, все эти мысли и наблюдения относятся к более позднему времени. Когда же я увидел картину впер­вые, всего меня охватило просто какое-то языческое лико­вание. Кровь закипела в жилах, и мой орган распрямился, будто охваченный гневом, сосуды набухли, как под влия­нием гнева»¹⁸.

Святой Себастьян стал самым знаменитым гомоэротическим образом и символом нового времени. Но для кого этот образ гомоэротичен? Для художника? Или для его заказчи­ка? Или для зрителей того времени? Или для современного гея-искусствоведа?

В живописи нового времени обнаженных мальчиков-подростков изображали чаще, чем взрослых мужчин; их на­гота не выглядела эротической и меньше табуировалась*. Образ мальчика-подростка символизировал прежде всего невинность, чистоту и гармонию, пробуждая в мужчине элегические воспоминания и мечты о том, каким он когда-то был или мог бы стать. В то же время пластичность, не­завершенность подросткового тела стимулирует желание до­полнить его, вложить нечто свое. Люди прошлого века, за исключением лично причастных, не замечали гомоэротических обертонов образов нагих и полунагих мальчиков и юношей Александра Иванова, Кузьмы Петрова-Водкина, Генри Скотта Тькжа, лорда Фредерика Лейтона, Саймона Соломона и Томаса Икенса.