![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Процент респондентов, имевших в детстве гендерно-неконформные предпочтения и поведение 5 страница
o Мужская нагота кажется более нескромной, чем женская. Когда в начале XIX в. Жан-Огюст Энгр в картине «Послы Агамемнона в шатре Ахилла» изобразил нагого Патрокла стоящим лицом к зрителю, это было необычайно смело. В американских каталогах художественных фильмов при решении вопроса, можно ли показывать их подросткам, обычно учитывается «наличие фронтальной мужской наготы» (в отличие от женщин и геев, у гетеросексуальных критиков мужская задница не вызывает эротических ассоциаций). В конце XIX — начале XX в. в художественных фотографиях барона Вильгельма фон Гледена, Винченцо Гальди, Вильгельма фон Плюшова и барона Корво (Фредерика Рольфе) эфебофилия стала более откровенной и чувственной. Не нарушая правил пристойности и не показывая ничего вульгарного, они заставляют свои модели принимать соблазнительные томные позы, кокетливо демонстрируя свою элегантную наготу потенциальному зрителю (и покупателю). При этом контраст между здоровой простонародностью сыновей сицилийских рыбаков и аристократическим изяществом их поз (изобразительный эквивалент «благородных юных пролетариев» тогдашней литературы) усиливал их сексуальную притягательность. Интересный пример исторической трансформации гомоэротической «иконы» — «Этюд обнаженного юноши» Ипполита Фландрена (1837)19. Студенческая работа молодого художника, который в дальнейшем стал мастером религиозной настенной живописи, была куплена Наполеоном III, почти полтораста лет выставлена в Лувре и многократно репродуцировалась. Ничего явно эротического в этюде Фландрена нет. От идеально сложенного обнаженного юношеского тела веет одиночеством и грустью. Поскольку гениталии юноши скрыты его согнутыми коленями, картина никого не шокировала и в то же время открывала большой простор гомоэротическому воображению, породив множество подражаний и вариаций. В 1899 г. немецкий художник Ганс Тома в картине «Одиночество» точно воспроизвел фландреновскую позу, но когда его обвинили в плагиате, объяснил, что «его» мальчик — более жесткий, мускулистый и «нордический». Фредерик Холланд Дэй и Вильгельм фон Гледен перенесли созданный Фландреном образ в художественную фотографию, первый — в виде снимка нагого юноши на фоне лирического вечернего ландшафта (1898), второй — в виде одиноко сидящего на скале, на фоне горной гряды, «Каина» (1900). За этим последовали новые трансформации, сделавшие сексуально нейтральное юношеское тело более вирильным, атлетическим и сексуальным. На нескольких фотографиях Роберта Мэпплторпа в позе фландреновского юноши снят сидящий на высоком столике или табурете могучий черный атлет, за согнутыми коленями которого свисают внушительные гениталии. Таким образом, поза модели осталась прежней, а ее тело, настроение и смысловая нагрузка образа радикально изменились. Романтический образ Фландрена, гомоэротическое прочтение которого было лишь одной из многих возможностей, стал откровенно гомосексуальным. Смена нормативного канона маскулинности и реабилитация мужской наготы после эпохи викторианского ханжества были связаны с развитием физической культуры и спорта. В конце XIX — начале XX в. широкую популярность в Европе, особенно в Германии, приобрел культуризм — «культура свободного тела», который популяризировал телесную открытость как одно из условий и как знак здоровья. Атлеты начали публично демонстрировать полуобнаженное тело, одновременно мощное и пропорциональное. Это открыло новые возможности и перед художниками. «Мыслитель» Родена вполне мог бы выступать на борцовских соревнованиях. «Героическое тело» классической живописи дополняется и отчасти вытесняется «атлетическим телом» борца или бегуна. Подчеркнуто маскулинное атлетическое тело молчаливо подразумевает гетеросексуальность. Пока мужская мускулатура оставалась функциональной — ее наращивали, чтобы на что-то употребить (поднять тяжесть, побороть соперника, поставить рекорд в беге или плавании), это не нарушало традиционных норм. С появлением профессионального телостроительства (бодибилдинга) наращивание мышц стало самоцелью, а их демонстрация — представлением. Это расширяет возможности мужского тела, но одновременно подрывает оппозицию мужского и женского. Бодибилдер влюблен в собственное тело, его тренировки описываются в сексуальных терминах (один и тот же глагол «качать» обозначает накачку мускулов и мастурбацию), он живет среди зеркал и не столько «действует», сколько «является». Кому? Хотя большинство бодибилдеров, особенно Шварценеггер, всячески подчеркивают свою маскулинность и гетеросексуальность (до сих пор только один всемирно известный бодибилдер, обладатель титула «Мистер Вселенная» Боб Пэрис открыто объявил себя геем), их накачанные мускулы — средство не самообороны, а психологической самозащиты. По выражению Джона Речи, бодибилдинг похож на оборотную сторону drag: «королева» защищается женской одеждой, бодибилдер — мускулами20. «Я буквально соорудил себе бронированный костюм, спрятав в нем хрупкого маленького неженку, каким я себя воображал. Несмотря на эту броню, временами я все еще вижу, как этот застенчивый неуклюжий мальчик смотрит на меня из прошлого», — пишет Боб Пэрис21. Параллельный процесс происходит и в балетном искусстве. В отличие от народной культуры, в которой танец всегда был столько же мужским, сколько и женским занятием, с резко выраженными гендерными различиями, классический балет XVII—XIX вв. демонстрировал преимущественно красоту и пластику женского тела22. Мужчина выполнял вспомогательную роль. Эта установка проявлялась и в контрастности рисунка мужского и женского танца: в отличие от балерины, которая могла двигаться спонтанно, танцовщик был сдержан и эмоционально закрыт, а все его движения — рационально обоснованы. Начатая балетами Фокина и Дягилева эмансипация мужчины-танцовщика, превратившая его из зависимого партнера в самостоятельную фигуру, чье тело так же прекрасно, артистично и самоценно, как тело балерины, была эмоциональным раскрепощением мужчины и одновременно — отказом от гендерных привилегий, шагом в сторону «унисекса». Во второй половине XX в. «маскулинизация» и гомоэротизация классического балета продолжилась. Мужчина становится, с одной стороны, более активным, а с другой — более эмоционально и сексуально открытым. Рудольф Нуриев усилил мужское начало классического танца и в то же время стал танцевать женские партии. Настоящим гимном мужскому телу стал «Балет XX века» Мориса Бежара. В «Саломее» Бежар заменил женский персонаж мужским. В «Симфонии для одного мужчины» Он танцует с десятью друзьями, а Она только мешает им своими приставаниями. Место женского кордебалета у Бежара занимают мужчины. Герой «Нашего Фауста» танцует с 12 мальчиками-подростками и т. д. Примеру Бежара последовали другие хореографы, создавшие исключительно мужской или откровенно гомоэротический балет, начиная с «Памятника мертвому мальчику» Руди фон Данцига (1965) и «Смерти в Венеции» сэра Фредерика Аштона (1973). Подвижность граней между гомо- и гетеросексуальными образами хорошо видна в рекламе. Мужское тело, которое мы ежедневно видим на экране кино и телевидения и в коммерческой рекламе, и закодировано по вполне определенным гендерным принципам. Оно должно быть: 1) безволосым (в эротических изданиях и рекламе волосы на теле обычно сбриты или заретушированы, за исключением рекламы сигарет, показывающей волосатую грудь), 2) молодым, 3) сильным, с развитой мускулатурой и отсутствием жира, 4) активным (чтобы не выглядеть женственным), 5) большим, твердым и плотным (опять-таки в отличие от женского тела), 6) обладать массивным, внушительным членом, размеры которого подчеркивают обтягивающие трусы или спортивная одежда, 7) выглядеть незаинтересованным и равнодушным23. Во всем этом нет ничего гомоэротического. Однако ново то, что мужское тело стало объектом созерцания, каким раньше были только женщины. Знаменитый рекламный плакат Калвина Клайна, выполненный фотографом Брюсом Вебером (1983), представляет идеально сложенного молодого мужчину в плотно облегающих белых трусах. Модель сфотографирована снизу, объектив нацелен на туго натянутые плавки, сверкающая белизна которых контрастирует с загорелой кожей. Говорили, что это была не только самая удачная реклама мужского белья, но и самое большое изменение в облике мужчины со времен Адама: Адам первым стал скрывать свои гениталии, а Брюс Вебер выставил их напоказ; Бог создал Адама, но только Брюс Вебер дал ему тело24. На голого мужчину можно не обратить внимания, но когда объектив приковывает взгляд зрителя к обтягивающим трусам, он невольно заставляет задуматься об их содержимом, а у гетеросексуального мужчины — также и сомнения в собственной сексуальной идентичности («почему меня интересует этот парень?!»). Как же преломляется мужской телесный канон в гомоэротическом воображении? Если отвлечься от деталей, гомоэротическое воображение имеет три главных архетипа, с каждым из которых ассоциируется определенный набор телесных и психических свойств: 1) сильный и мужественный мужчина, 2) женственный, мягкий андрогин, полумужчина-полуженщина и 3) пубертатный подросток или юноша, полумальчик-полумужчина. Соотношение и мера притягательности этих образов исторически и индивидуально изменчивы. Большинство современных западных гомосексуалов склоняются в сторону первого типа. Среди опрошенных Кинзи белых гомосексуалов 76, 5% предпочитали маскулинных и только 9, 2% — женственных партнеров25. На вопрос «Какой тип мужчины для вас наиболее сексуально привлекателен?» почти две трети (63%) западногерманских гомосексуалов выбрали «особенно маскулинный» и только 16% — «мягкий, женственный тип»; 39% предпочли «того, у кого большой член»26. Отвечая на сходный вопрос, четверть сан-францисских геев отдали предпочтение типично маскулинной внешности (волосатое, мускулистое тело и большие гениталии) и почти никто — фемининной27. Анализ частных объявлений ищущих сексуального партнера гомо- и гетеросексуальных мужчин и женщин и специальное обследование 144 геев и 96 лесбиянок (им показывали фотографии различавшихся по степени своей маскулинности/фемининности мужчин и женщин и предлагали оценить степень их привлекательности и свою готовность вступить с ними в связь) также показали, что геи определенно предпочитают более маскулинных партнеров, как по внешности (многие частные объявления прямо просят женственных мужчин «не беспокоиться», а рекламные фотографии изображают только сильных и мускулистых мужчин), так и по характеру28. Женственные, феминизированные мужчины в гомосексуальной среде — такие же, если не большие, изгои, как и среди гетеросексуальных мужчин. Их предпочитают главным образом находящиеся в местах заключения мужчины, использующие их в качестве эрзац-женщин. От чего зависят индивидуальные предпочтения? Может быть, действует принцип дополнительности: более маскулинные геи предпочитают более фемининных, и наоборот? Нет. Чем маскулиннее выглядит и/или кажется себе гомосексуал, тем сильнее его желание иметь такого же или более маскулинного партнера. Ориентация на гипертрофированную маскулинность (тип «мачо») коррелирует не только с уровнем предполагаемой собственной маскулинности субъекта, но и с уровнем его сексуальной активности. Немецкие гомосексуалы, имевшие многих сексуальных партнеров, тянутся к маскулинным мужчинам с большим членом, волосатым телом и грубыми, властными манерами в два-три раза сильнее тех, у кого был только один партнер. Нежные, ласковые, интеллигентные мужчины нравятся им вдвое меньше, чем «среднему» гомосексуалу29. Одетые в черную кожу и металлические цепи завсегдатаи «кожаных» баров, желающие казаться и чувствовать себя крутыми мужиками, ищут еще более крутых партнеров, которым они могли бы отдаться, не теряя самоуважения. Хотя в глубине души многие из них знают, что их собственные устрашающие наряды и погремушки — простая бутафория, они готовы верить, что у партнера все это — «настоящее». Более романтичных и сентиментальных мужчин грубая маскулинность отталкивает, они предпочитают более гармоничные, классические фигуры. На конкурсах мужской красоты, где в определении призеров активно участвуют женщины и геи, чаще побеждают не бодибилдеры, а более элегантные и изящные мужчины. Тем более преобладают они среди кино- и фотомоделей. Однако прямой зависимости между телесным обликом мужчин и тем, что они делают в постели, по-видимому, нет, за исключением того, что феминизированные мужчины предпочитают в анальном и оральном сексе пассивную, рецептивную позицию, тогда как маскулинные типы любят быть «сверху» или меняться ролями. Ярчайшее проявление геевского культа гипермаскулинности — фетишистское отношение к половому члену и его размерам. Зависть к пенису — общее мужское качество. На рисунках каменного века мужчины более высокого социального ранга изображались с более длинными членами, а в современном русском языке популярнейшим эвфемизмом стало «мужское достоинство». У геев эти ожидания и тревоги гипертрофированы до предела. При статистическом анализе языка 25 коммерческих гомоэротических книг (какие части тела они описывают и какие слова употребляют чаще других) на первом месте оказался член (5643 упоминания), на втором— анус (2301), на третьем руки (1600), на четвертом— рот (1256, плюс к тому — язык, глотка и губы), на пятом — яйца (976 упоминаний)30. Поскольку ожидаемые размеры орудий «сексуального производства» сильно преувеличиваются, у многих геев возникает в связи с этим комплекс неполноценности*. Типичные образы, «иконы» гомоэротического воображения — спортсмены, студенты, военные в форме, строительные рабочие, полицейские, ковбои, сыщики, водители грузовиков — подчеркнуто маскулинны. o Не исключено также, что в анальном сексе символические мотивы подкрепляются психофизиологически. Хотя слишком большой член причиняет рецептивному партнеру боль, анус не так пластичен, как влагалище, в результате частых сношений сфинктер «разнашивается» и маленький пенис не приносит рецептивному партнеру удовольствия. С размерами пенисов связана некая научная загадка. Когда Кинзи просил своих испытуемых указать длину и объем своих пенисов и объективно измерить их по специальной методике в спокойном состоянии и в состоянии эрекции, то члены 813 гомосексуальных мужчин по всем пяти измерениям оказались больше, чем у 3147 гетеросексуальных мужчин (А. Р. Bogaert, S. Hershberger. The relation between sexual orientation and penile size, 1997, неопубликованная статья. Ср. С.А. Tripp, The Homosexual Matrix. NY:.Ne\v American Library, 1987). To же самое чешские исследователи получили- в 1961 году при объективном измерении пенисов 126 гомо- и 86 гетеросексуалов. У сексологов эти данные вызывают удивление и недоверие., Но они соответствуют предсказанию биоэволюционной теории Д. МакНайта, а измерительные процедуры были для всех мужчин одинаковыми. В коммерческой гомоэротике геи также приписывают себе большие члены. Если длина среднестатистического американского пениса — 6, 1 дюйма, то собственный член гомосексуальных персонажей составляет в среднем 7, 1 дюйма, а пенис их партнеров — 8, 1 дюйма. Впрочем, это больше говорит о воображении, чем об анатомии. В образе матроса закодирован чуть ли не весь спектр гомосексуальной фантазии: молодость, мужественная красота, особая эротическая аура, связанная с пребыванием в закрытом мужском сообществе, физическая сила, жажда приключений и романтика дальних странствий, элегантная форма и особая «матросская» расхлябанная, вихляющая, с подрагивающими бедрами походка. По выражению Жене, «флот — это прекрасно организованное учреждение, попав в которое молодые люди проходят специальный курс обучения, позволяющий им стать объектом всеобщего вожделения»31. Многие гомоэротические образы матросов сочетают физическую силу с внутренней чистотой и нежностью, но это не обязательно. Кэрель из Бреста— хладнокровный убийца, живущий вне законов человеческого общества, именно его необузданная животная сила влечет к нему молодого лейтенанта. Но безжалостный самец Кэрель нуждается в том, чтобы кто-то подчинил, подмял его самого. Первым таким мужчиной становится хозяин борделя Норбер. Умышленно проиграв ему в кости, Кэрель отдается Норберу, отказываясь тем самым от собственной маскулинности. Норбер «внезапно с силой привлек к себе матроса, схватив его под мышки, и дал ему ужасный толчок, второй, третий, шестой, толчки все время усиливались. После первого же убийственного толчка Кэрель застонал, сперва тихонько, потом громче, и наконец бесстыдно захрипел. Такое непосредственное выражение своих чувств доказывало Норберу, что матрос не был настоящим мужчиной, так как не знал в минуту радости сдержанности и стыдливости самца»32. Солдат, подобно матросу, живет в закрытом мужском сообществе, переживает постоянный риск, ружье — символ и одновременно продолжение члена, а военная форма — его вторая кожа. Многие геи обожают наряжаться или наряжать своих партнеров в военный мундир. Это позволяет им чувствовать себя более маскулинными. Поскольку униформа деиндивидуализирует конкретного матроса или солдата, сексуальная близость с ним символически приобщает гея ко всему мужскому миру. Раздетый и лишенный внешней атрибутики солдат кажется более голым, чем обычный раздетый мужчина. Геи дежурят у казарм и военных училищ не только потому, что лишенный женского общества и сексуально озабоченный солдат легче идет на сближение, но и потому, что это особая порода мужчин. Образ солдата занимает одно из центральных мест в современной российской гомоэротике, будь то воспоминания Димы Лычева о службе в армии или воспевающие «пьянящий запах казармы и грязных ног» «Армейские элегии» Ярослава Могутина. В образах полицейских и сыщиков к военному стереотипу дополняется повышенный риск и чувство парадоксальности ситуации, перевертывания ролей, когда «дичь» соблазняет и побеждает охотника. Секс с полицейским подтверждает также общезначимость гомосексуальных чувств, не чуждых даже тем, кто по долгу службы с ними борется. Впрочем, по мере легализации гомосексуальности (в Лос-Анджелесе есть официально признанная и выступающая на гей-парадах организация геев-полицейских) эта экзотика ослабевает. Очень популярный тип мачо — преступник. Приручение грубой и непредсказуемой силы означает не только сексуальную, но и моральную победу. Спать с этими хищниками — то же, что пировать с пантерами (выражение Уайльда), опасность удваивает наслаждение. Непреодолимое тяготение к этой среде испытывал Жене, создавший поэтику тюремного секса. «Люди, призванные служить злу, не всегда красивы, но зато обладают мужскими достоинствами. Любовные игры открывают невыразимый мир, звучащий в ночном языке любовников. На этом языке не пишут. На нем перешептываются по ночам хриплым голосом. На рассвете его забывают. Отрицая добродетели вашего мира, преступники отчаянно пытаются создать свой, обособленный мир. Они готовы в нем жить. Здесь стоит жуткое зловоние, но они привыкли дышать этим воздухом... Их любовь пахнет потом, спермой и кровью. В конечном итоге моей изголодавшейся душе и моему телу сна предлагает преданность. Я пристрастился ко злу оттого, что оно обладает -подобными эротическими возможностями»33. Эротизация преступника часто сочетается с мазохистскими чувствами. «...Я не мог бы забыть о роскошной мускулатуре убийцы и неистовой силе его полового органа»34. Однорукий Стилитано «не был наделен ни одной христианской добродетелью. Весь его блеск, вся его сила заключались у него между ногами»35. Главное свойство следующей «иконы» геевского пантеона цветного мужчины — экзотичность. Этноэкзотика присутствует и в «натуральном» сексе. Один мой одноклассник когда-то хвастался, что «попробовал» девушек трех национальностей, а старый друг, рассказывая о похождениях любимого внука, не без почтения заметил: «У него была даже мулатка!» Для геев нарушение расовых и национальных границ имеет особое очарование. Джеймс Болдуин в романе «Другая страна» описал страстный роман американца ирландского происхождения Эрика и черного джазмена Руфуса. Для белого человека черный мужчина — чаще всего могучий и таинственный самец, благодаря которому он открывает для себя новый, неизведанный мир. Азиатское тело импонирует европейцу отсутствием волос и т. д. Очень популярны среди геев образы спортсменов*6. В новое время спорт был единственной возможностью публично показать или изобразить обнаженное мужское тело. Самые популярные образы геевской «спортивной» порнографии — футболисты (персонификация грубой маскулинности), бодибилдеры (воплощенная мускулистость) и пловцы (персонификация изящества). Реальное отношение геев к спорту неоднозначно. Многие геи неуверенно чувствуют себя в сугубо мужской среде, стесняются своего тела и смертельно боятся быть разоблаченными (невольный взгляд или непроизвольная эрекция). В то же время это единственная возможность увидеть предмет своего поклонения. Занятие популярным мужским спортом позволяет «голубому» юноше самому стать красивым и привлекательным и, возможно, скрыть свою сексуальную ориентацию — никому не придет в голову заподозрить футболиста (в отличие от чемпиона по фигурному катанию). Наконец, спортивные достижения имеют для геев большое политическое значение, подрывая старый стереотип об их «изнеженности». Профессиональный большой спорт долгое время был, да и сейчас остается в высшей степени гомофобным. Все выдающиеся спортсмены, публично заявившие о своей гомосексуальности (футболист Давид Копей, чемпион США по прыжкам в воду Грег Лауганис и др.), пережили в связи этим много неприятностей, некоторым даже пришлось уйти из спорта. Чтобы бороться с гомофобией, американские геи начали с 1982г. проводить собственные спортивные игры и даже олимпиады. Если судить о гомоэротике только по порнографии, может сложиться впечатление, что она воспроизводит и гипертрофирует самые опасные свойства мужской сексуальности: мачизм, культ господства и подчинения, милитаризм, расизм и т. п. Но образы и желания многообразны и то, что нравится одному, нередко вызывает отвращение у другого. Кроме того, надо учитывать игровой, карнавальный характер гомоэротики. В «натуральной» мужской культуре гипермаскулинность ассоциируется с агрессивностью и мизогинией, «настоящий» мачо — персонификация власти, насилия и принуждения. У геев большой член вызывает не столько страх, сколько восхищение, поклонение, желание «проглотить» его. Геи проводят долгие часы в спортивных сооружениях, но мускулы нужны им не для устрашения, а для привлечения других мужчин. Как во всех мужских отношениях, здесь присутствует мотив власти над другим, но эта власть состоит прежде всего в том, чтобы доставить — или не доставить другому мужчине удовольствие. Это власть, которой всегда обладали и пользовались женщины37. Характерный пример многослойности гомоэротики — рисунки самого знаменитого геевского эротически-порнографического художника Тома Финляндского (Тоуко, 1921— 1991). Том благоговеет перед образом «мачо». Все его персонажи гипертрофированно маскулинны (огромные члены, мощные мускулы, черная кожаная одежда) и агрессивны, они связывают, подвешивают, порют и насилуют друг друга. С точки зрения официальной геевской идеологии рисунки Тома политически некорректны. Когда американский лесбигеевский журнал «Outlook» посвятил его творчеству статью с иллюстрациями, редакции пришлось несколько месяцев печатать письма разгневанных лесбиянок, которые возмущались этой проповедью сексизма, мачизма и сексуального фашизма38. Но атрибуты гипермаскулинности изображаются с юмором, как игра, которая допускает и даже предполагает смену ролей. Этот могучий мужик — не вождь, который всегда «сверху», а «один из мальчиков», которого точно так же связывают, порют, трахают и т. д. Это не призыв к насилию, а игра. Противоположный архетип мужского гомоэротического воображения — андрогин, существо неопределенного пола, полумужчина-полуженщина. Андрогинные образы широко представлены в мифологии и в религиозной практике (двуполые божества, гермафродиты, бердачи), им часто приписывалась особая магическая сила и сексуальная привлекательность. В бытовой жизни такие мужчины не имеют выбора, женственному мальчику не скрыться от своей внешности и манер. Его единственный выход — принять данную роль и сделать ее предметом гордости. Женственный мужчина — единственный тип гомосексуальной идентичности, который под разными именами существовал всюду и везде. В современном английском языке этот тип чаще всего обозначается словом queen (буквально — «королева», на самом деле — искаженное quean — распущенная женщина, проститутка), которое первоначально применялось к женщинам, а потом его взяли в качестве самоназвания женственные мужчины. Если эта роль / идентичность включает переодевание в женскую одежду и усвоение женских манер, речи и поведения, ее называют также Drag-queen (драг-квин). В русском геевском жаргоне это передается словами «девка», «сестра», «пидовка», «королева» (ласковое или восхищенное), «мурка», «подруга», «хабалка» (агрессивная, скандальная «девка», афиширующая свою гомосексуальность и компрометирующая своих «подруг» в глазах окружающих) и т. п.39 Некоторые маскулинные геи, которые могут сойти за «натуральных» мужчин, видят в этом типе злую карикатуру на самих себя и относятся к «девкам» с презрением и ненавистью (типичная психологическая защита, по Фрейду). Другие находят их привлекательными, их женственность позволяет им чувствовать себя более маскулинными; в однополых парах фемининный партнер обычно играет роль «жены». Различно и самосознание «королев». Некоторые из них страдают комплексом неполноценности (феминизированные геи имеют гораздо больше психологических трудностей, чем остальные). Другие принимают свою идентичность/роль с удовольствием: женское платье, доведенные до гротеска женские манеры, разговор о себе в женском роде — их естественный способ существования. Для третьих это психологическая компенсация, способ превратить свою слабость в силу: раз меня дразнят девчонкой, я покажу всем, что я — не несостоявшийся мальчик, а полноценная женщина, которой восхищаются. В отличие от транссексуала, который чувствует себя женщиной и мечтает сменить пол, «драг-квин» этого не хочет, его/ее призвание и гордость — быть мужчиной, который способен затмить женщину и успешно соперничать с нею. Андрогинная проституция — самая дорогая и быстро растущая проституция в больших городах мира, ее клиентами являются как геи, так и гетеросексуальные мужчины. Высший уровень «драг-квин» — имперсонаторы, выступающие в женском облике на сцене40. Волшебное «превращение парня в богиню» требует огромного терпения и мастерства. Нужно уметь наложить грим, прибинтовать половые органы так, чтобы они не вылезли, сделать так, чтобы во время танца не сползли искусственные груди, научиться изящно носить парик и женскую обувь. Кроме того, нужна смелость. Именно «девки», подвергающиеся наибольшей дискриминации, потому что они при всем желании не могут «сойти» за «нормальных» мужчин, первыми дали отпор нью-йоркской полиции у Стоунволла. Знаменитые имперсонаторы пользуются мировой известностью, ими восхищаются, в них влюбляются. «Лично мне переодевание нужно не затем, чтобы сойти за женщину. Речь идет о чем-то большом, о преувеличении, создании характера, чтобы на тебя оглядывались на улице. Это нечто вызывающее, бросающееся в глаза»41. Но это не просто представление, а перевоплощение, открытие новых ипостасей собственного Я. Неказистый и вроде бы «ненастоящий» мужчина становится умопомрачительной красавицей, богиней. «Драг позволяет мне исследовать новые обличья, постоянно изменяться, становиться таким, каким мне хочется. У меня нет осиной талии, но я могу сделать ее с помощью корсета. Могу иметь огромные ресницы и сумасшедшую прическу. Могу стать элегантной красавицей или хиппи. Могу реализовать все мои дикие фантазии, а утром в своем обычном виде пойти на работу»42. По словам знаменитого черного шоумена, танцора и имперсонатора РуПола, «драг» — это работа, представление, униформа, которую он снимает дома так же, как то делают со своей униформой пожарник или медсестра. «Мы рождаемся голыми, а все остальное — маскарад». Но это также и самовыражение. Американские мужчины не умеют быть женственными, культура им это запрещает. Переодевание снимает эти ограничения. РуПол вырос среди женщин, которые, в отличие от мужчин, открыто выражали свои эмоции, «носили» их точно так же, как свои платья. Когда им было грустно, они плакали, когда что-то казалось забавным — громко смеялись, а когда их что-то смущало — задавали вопросы. Мальчику эта свобода нравилась, свою женственность и связанное с ней влечение к мужчинам он считал естественными. И когда РуПол вырос, он решил, что ему следует не стыдиться, а культивировать их. «Моя энергия — это энергия богини, следствие моей способности открываться людям. Это моя женственная сторона...» Однако эта женская энергия имеет очень мало общего с женственностью, понимаемой как мягкость и хрупкость43. Не всем удается театрализовать свои гендерно-сексуальные роли и добиться таким образом общественного признания. Кроме того, эти роли и маски не снимают некоторых личных проблем, в том числе сексуальных. Как сказал один знаменитый американский имперсонатор, «мужчины влюбляются в мисс Адриану. У нее есть все, чем хочет быть мальчик Адриан: она общительна, дерзка, популярна. Любима. Но беда в том, что мисс Адриана никогда не появляется в спальне. Я горжусь тем, что на моих простынях никогда не было следов косметики. Мисс Адриана остается позади, после представления она смывается вместе с гримом. Но ведь это в нее влюбляются мужчины. Это ее они хотят. И когда она уходит, они обычно тоже уходят»44. Хотя геи восхищаются талантливыми имперсонаторами, в обыденной жизни большинство предпочитает более маскулинных мужчин.
|