Отчаяние

Уже которую ночь Риэль слушал тихие, приглушенные подушкой и стенами звуки запертой внутри души горечи, боли, тоски и отчаяния. И он не мог ничего сделать. После того, как хозяин вернулся с войны, он все еще видел кошмары, лишавшие его душевного равновесия. Сотни раз верный раб порывался ворваться в его покои, обнять и, гладя по густым смоляным волосам, тихонько проговорить:
«Все будет хорошо, любимый. Я рядом».
Но он не мог позволить себе даже обожающий взгляд…

За окном громыхнула гроза, и разъяренное взбесившееся небо пронзила ослепительная вспышка молнии. Риэль вздрогнул, свернувшись в беспомощный комочек в своей одинокой постели. Давно в их краях не было такой бури. С тех пор, как… почила госпожа Ильдэйн. Все так ее любили… А теперь в замке царит мрак, отчаяние и безмолвие.
Вспышка. Еще. И еще одна. Оглушительный всплеск грома, словно кто-то со всей силы ударил в барабан. Зловещее завывание ветра. За окном беснуется природа, ветер гнет деревья к земле, срывает посевы и бьет крупным градом урожай.

Риэль с трудом унял дрожь. Зубы выстукивали оглушительную чечетку. Комната внезапно показалась огромной, тянущейся на километры, полной всяческих опасностей. Ему так не хватало теплых объятий… Объятий хозяина. Зарыться лицом в его белоснежную рубашку, спрятаться на его теплой груди от всех невзгод и угроз, прильнуть всем телом к его телу — стройному и гибкому, как и у всякого мечника-фехтовальщика… И обнять, крепко-крепко.
Неожиданно гнетущую тишину пустующих комнат замка пронзил отчаянный крик беспомощности.
— Неееееееееет!
Риэль, как ошпаренный, взметнулся с постели и бросился вон из комнаты.

Не раздумывая, действуя машинально, юный раб ворвался в опочивальню хозяина. Ноги сами принесли его сюда. Он мог бы найти дорогу в эту спальню даже с закрытыми глазами. Он убирался здесь каждый день… вдыхая запах. Запах своего любимого. Запах, которым были пропитаны все его вещи. Пальцы тянулись к книгам, к картинам, к простыням… Ведь их касался хозяин.
Дверь оглушительно ударилась об стену, но этот звук заглушил очередной громовой раскат.
Мужчина сидел на своей кровати, тяжело дыша и обливаясь холодным потом. Глаза были широко распахнуты, а зрачки ненормально пульсировали. Он жадно глотал воздух, и, несмотря на бурю за окном, Риэлю казалось, что он слышит, как стучит сердце его хозяина, пытаясь выскочить из груди. Крупные капли пота скатывались по его лбу и обнаженной груди, влажные пряди смоляных волос прилипли к вискам и разметались по плечам.
— Хозяин! — Риэль застыл посреди комнаты, сделав по направлению к кровати всего несколько шагов. Он не замечал, что дышал так, словно только что пробежал километр.
Мужчина медленно повернул к нему голову, облизал пересохшие губы и закрыл глаза, откидываясь на подушки и прикрывая лицо левой рукой, на которой виднелся длинный узкий шрам от клинка. Грудь его по-прежнему бурно вздымалась, но он уже успокаивался после пережитого сна. Юноша нерешительно приблизился к кровати.
— Хозяин? — как-то жалобно прошептал он во внезапно наступившей тишине.

Мужчина не отзывался долго. Почти три минуты. Устало проведя ладонью по измученному лицу, он убрал руку и повернул к нему голову.
— Гроза, — пробормотал он пустым голосом. — Ненавижу грозу.
Риэль беспомощно стоял рядом, не зная, что сказать. Он смотрел на своего господина тоскливым взглядом, но не мог лечь рядом с ним, обнять, успокоить… Только повторять как заклинание:
«Хозяин, хозяин, хозяин…»
— Все… будет хорошо, мой лорд, — пробормотал он. — Это всего лишь гроза.
Гроза, отнявшая у его любимого его госпожу и будущего наследника. Эта ночь в точности повторяла предыдущую. Чувство дежавю захлестнуло с головой. Риэль беспомощно прикусил губу.
Вздохнув, мужчина потянулся к ночному столику, стоявшему у изголовья кровати, и взял стакан воды, что Риэль всегда оставлял на ночь, зная, что его хозяин страдает бессонницей и часто читает по ночам. Осушив весь стакан одним гигантским глотком, он снова откинулся на подушки.
— Хозяин… — хриплым голосом проговорил Риэль и сам удивился, — неужели это он говорит? — Могу я… остаться?
Таль-герцог посмотрел на него с благодарностью. И махнул рукой на кресло.
— Не хочу спать… — прошептал он.
— Я рядом, — произнес Риэль и добавил про себя: «Я буду рядом, сколько понадобится». — Хотите… поговорить? — нерешительно предложил он, осторожно опускаясь в кресло рядом с кроватью.
То самое кресло, в котором сидел его хозяин в ту злополучную ночь, сжимая руку возлюбленной, пока она умирала, пытаясь подарить ему сына. Каково ему было тогда? Быть рядом и не иметь возможности что-либо сделать для нее?

Хозяин подтянулся на руках, принимая сидячее положение, и прислонился к подушкам. Облизал пересохшие губы. Согнул ноги в коленях, прижимая их к груди и неосознанно принимая позу беспомощности и отчаяния. Он все глубже и глубже погружался во тьму. Он запутывался в сетях своего горя. И не было больше того задорного огня, той неудержимой, сметающей все на своем пути, столь же прочной, что и сталь виальдэ, воли к жизни. Кукла.
Риэлю стало жутко. Он не мог видеть своего хозяина в таком положении. Было больно смотреть на это. Тень — вот что осталось от могучего лорда Северных земель…
К чему стремиться, зачем жить? Наследника нет. О том, чтобы жениться вторично, претит сама мысль и тянет опорожнить содержимое своего желудка. В его сердце навсегда поселилась любовь только к одной женщине на земле, той, что почила два года назад, нежной фиалке — леди Ильдэйн.
С отвращением отшвырнув от себя одеяло, превратившееся в душившую его змею, лорд уперся локтями в согнутые колени и закрыл лицо руками.
— Говори, — глухо произнес он. — Говори и не останавливайся, Риэль…
И Риэль говорил. Всю оставшуюся ночь. Он не помнил, о чем говорил, но он не останавливался ни на минуту. Горло болело, голос охрип, но он продолжал рассказывать все, что взбредет в голову. О своей жизни, о том, что творится в замке, как хорошо в деревне летом, где он жил, и как… На секунду Риэль осекся, осознав, что чуть не выболтал хозяину о своих чувствах, но тут же продолжил еще быстрее, бормоча сам не зная что. Уже не понимая, о чем говорит, он начал петь.
И наконец, кажется, подействовало. Хозяин расслабился, откидывая голову на подушки, закрыл глаза. Задышал ровнее. И гроза за окном поутихла…

Мерный голос раба убаюкивал, успокаивал взвинченные нервы, прогонял глухую боль, свернувшуюся в сердце гадким змеиным клубком скользких щупалец страха и отчаяния. Он мягко и ненавязчиво вплетался в его хаотично мечущиеся мысли, приводя в порядок разгоряченную голову, отгоняя ненадолго липкий страх и беспросветную тьму. Он не вслушивался в смысл слов, не пытался уловить его, просто наслаждаясь тихим успокаивающим голосом. Чудесное пение усыпляло… Дарило долгожданный покой и сон.
Таль-герцог сам не заметил, как погрузился в мир сновидений. Впервые за два года он спал спокойно и без кошмаров. Заснув под самое утро.

Риэль поднялся с кресла, не переставая напевать охрипшим голосом, и осторожно накрыл господина шелковой простыней. Налил себе в стакан воды из ночного графина. И помедлив, отпил с того края, которого касались губы хозяина. Уходить не хотелось. Он вернулся в кресло и, забравшись в него с ногами, свернулся в клубочек. Глаза слипались. Он совершенно выдохся, но был как никогда счастлив.
Это была первая ночь, которую он провел в покоях своего господина.