Глава II. Первое развлечение

Не успел смех угаснуть, как послышался топот быстрых ног и, крутясь,

точно степной вихрь, влетел высокий, атлетического вида человек, широкая

грудь которого и чудовищные мускулы плеч еле-еле покрывались поношенной

узкой студенческой тужуркой.

Он проплясал перед компанией какой-то замысловатый танец и остановился

в картинной позе, бурно дыша.

- Вот и Телохранителя черт принес, - скорбно заметил Кузя. - Прощай

теперь две трети завтрака.

- Удивительно, - промямлил Мотылек, - у этого Новаковича физическая

организация и моральные эмоции, как у черкасского быка, но насчет свежей

икры и мартелевского коньяку - деликатнейшее чутье испанской ищейки.

- Так-то вы меня принимаете, лизоблюды?! - загремел Новакович,

схватывая своими страшными руками тщедушного Кузю и усаживая его на высокий

книжный шкаф. - А я все стараюсь, ночей для вас не сплю!..

- Телохранитель, - жалобно попросил Кузя. - Сними меня, я больше не

буду.

- Сиди!

- Телохранитель! Я знаю, твоя доброта превосходит твою замечательную

силу. Сними меня. У тебя тело греческого бога...

Новакович самодовольно усмехнулся и, как перышко, снял Кузю со шкафа.

- Тело греческого бога, - добавил Кузя, прячась за кресло, - а мозги,

как греческая губка.

Раздался писк мыши в могучих кошачьих лапах - снова Кузя, как птичка,

вспорхнул на шкаф.

- Меценат! - прогремел Новакович. - Вы скучаете?

- Очень. Ты ж видишь. У этих двух слизняков нет никакой фантазии.

- Меценат! Можете заплатить за хорошее развлечение 25 рублей?

- Потом.

- Нет, эти денежки - мои кровные. Предварительные расходы. Надо вам

сказать, ребята, что нынче утром выхожу я из дома, сажусь в экипаж...

- В трамвай!.. - как эхо отозвался с высоты Кузя.

- Ну, в трамвай, это не важно. Подкатываю к ресторану...

-...называемому харчевней, - поправил Кузя.

- Что? Ну, такое, знаете... Кафе одно тут. Вроде ресторана. Сажусь,

заказываю бутылочку шипучего...

-...кваса, - безжалостно закончил Кузя.

- Что-о? - грозно заревел Новакович.

- Сними меня - тогда ври, сколько хочешь. Слова не скажу.

- Сиди, бледнолицая собака. Ну, ребята, долго ли, коротко ли - неважно,

но познакомился я в этом кафе с одним молодым человеком... Ароматнейший

фрукт! Бриллиантовая капля росы на весеннем листочке! Девственная почва.

Представьте - стихи пишет!! А? Каков подлец?! Будто миру мало одного

Мотылька, пятнающего своими стихирами наш и без того грязный земной шарик!

- Телохранитель! - прошипел, как разъяренный индюк, Мотылек. - Не смей

ругать мою землю. В Писании о тебе сказано: из земли ты взят, в землю и

вернешься. И чем скорее, тем лучше.

- Ага! Не любишь беспристрастной критики?! Кстати, вы знаете, какие

стихи мастачит мой новый знакомый? Я запомнил только четыре строчки:

В степи - избушка.

Кругом - трава.

В избе - старушка

Скрипит едва...

- Каково? Запомните, чтоб цитировать. Я его с собой привел.

- Кого?!

- Этого самого. Внизу ждет. Я ему сказал, что это очень

аристократический дом, где нужно долго докладывать.

В скучающих глазах Мецената загорелось, как спичка на ветру, ленивое

любопытство.

- Веди его сюда, Новакович. Если он действительно забавный, - пусть

кормится. Нет - сплавим.

- Двадцать пять рублей, - хищно сказал Новакович, - я на него потратил.

Ей-Богу, имея вас в виду! Верните, Меценат.

- Возьми там. В ящике стола. Вы, дьяволы, для меня хоть бы раз

что-нибудь бесплатно сделали.

- Ах, милый Меценат. Жить-то ведь надо. Хорошо вам, когда сделал в

чековой книжке закорючку, - и сто обедов с шампанским в брюхе. А мы народ

трудящийся.

Когда он прятал вынутые из ящика деньги, Мотылек сказал, поглаживая

жилетный карман:

- Телохранитель! Ты теперь обязан из этих денег внести четыре рубля за

мои часы в ломбарде. Иначе я испорчу твоего протеже. Все ему выболтаю - как

ты его Меценату продаешь.

Меценат удивился:

- Опять деньги на часы? Да ведь ты у меня вчера взял на выкуп часов?!

- Не донес! Одной бедной старушке дал.

- Не той ли, что скрипит в избушке, а кругом трава?

- Нет, моя старушка городская.

- Как теперь быстро стареют женщины, - печально сказал Кузя сверху. - В

двадцать два года - уже старушка.

Мотылек покраснел:

- Молчи там, сорока на крыше!

Вышедший во время этого разговора Новакович вернулся, таща за руку так

разрекламированную им " бриллиантовую каплю росы".