Глава 19. Сентябрь, 1996 год. Дом Гермионы Грейнджер.

ГРЕЙНДЖЕР
На улице было еще довольно темно. Тихо шумел ветер – ветки деревьев задевали оконные стекла, легонько постукивая по ним. Мне не спалось. Я лежала в уютной кровати под мягким теплым одеялом и прислушивалась к тишине дома. Ни единого лишнего звука - все спали.
А мой сон пропал совершенно – спутанные мысли о вчерашнем разговоре не давали Морфею вернуться в мою спальню. Уставившись в темный потолок комнаты, я задумалась о своей жизни.
Мысли… мысли… мысли…
Спустя какое-то время стало ясно, что мне больше не уснуть. Оставалось одно - тихо выскользнуть из теплой постели, чтобы не разбудить домашних, и, накинув халат, крадучись, словно кошка, обойти скрипучие половицы и спуститься в кухню. По пути я подхватила оставленную вчера вечером в гостиной книгу – лучше читать, чем вновь и вновь разбирать запутанные в тугой клубок мысли. На диване разлегся Живоглот, он открыл один глаз, посмотрел на меня удивленно: мол, и куда это ты собралась так рано, но с места не сдвинулся, продолжая мирно посапывать. Счастливый…
Включила кофеварку, приготовила себе кофе. Кухню заполнил легкий горьковатый аромат. Прихлебывая обжигающий ароматный напиток, удобно устроилась за столом. Честно попыталась прочесть пару страниц – напрасная трата времени. Чтение не шло: глаза пробегали по одной и той же строчке, а думы вновь и вновь возвращались к парню, спящего в соседней со мной комнате.
Мы проговорили с ним до глубокой ночи, я рассказала ему очень многое: о его семье, о Хогвартсе, о Слизерине, о его приятелях и однокурсниках, об учебных предметах, которые мы изучали, о преподавателях, которые делились с нами своими знаниями, даже об его игре в квиддич в составе сборной факультета... О многом, но не обо всем. Я старательно избегала в своем рассказе острых углов, умолчала о его мнении о нечистокровных волшебниках, о характере их взаимоотношений с Гарри Поттером, о нашей многолетней взаимной неприязни. Вполне достаточно и того, что он уже знал об этом. Малфой внимательно слушал, не прерывая меня и не спрашивая ни о чем. Я видела, что мое повествование потрясло его до глубины души.
Когда я замолчала, он задал мне один-единственный вопрос:
- Ответь, мы с тобой, действительно, были врагами?
Я опустила голову: ответ был очевиден.
- Понятно, - кивнул он, поднялся и вышел из гостиной. Наверху обернулся:
- Спокойной ночи. Хотя не думаю, что для меня она будет спокойной…
Я слышала звук его тяжелых шагов на лестнице. Сердце защемило – было искренне жаль его. Каково чувствовать себя гадом, не зная своей вины, не помня о себе вообще ничего?! Не хотела бы я оказаться в его ситуации.
Броситься за ним? Утешить? Но что это даст?! Ничего. Однажды память вернется к нему, и жестокая реальность снова расставит все по своим местам.
Почему все эти годы я ненавидела его? Ненависть мешала справедливому суждению о нем, застилала мне глаза. Сейчас, когда я почти излечилась от слепого негативного чувства, я могла рассуждать вполне объективно и здраво.
Малфой всегда обладал очень сложным характером. Вздорный самовлюбленный эгоист - он казался надменным, циничным и амбициозным, порой жестоким, все время изображал из себя «крутого парня». Он упорно цеплялся за те качества, которые ему прививал в семье отец, словно не замечая влияния матери, которую, безусловно, любил. Драко купался в ее любви, ничего не беря для себя из ее характера. Но реальная опасность, нависшая над Нарциссой, выдёрнула его из неопределенного подвешенного состояния и заставила переосмыслить многие вещи. Конечно же, в первый раз он спасал вовсе не меня – дураку понятно. Но вот второй раз…
Если с Драко-младшего сорвать годами формировавшуюся скорлупу отцовского влияния, то под толстой непробиваемой оболочкой окажется ранимый подросток, взращенный на столь неплодородной почве бескорыстной материнской любовью. Он просто мальчишка, который запутался, что хорошо, а что плохо…
Тот второй раз показал, что Драко Малфой совсем не такой, каким пытался все время казаться.
- Ты… наша, а они… маглы…
В тот раз в нем говорил не Люциус, это наконец-то прорвалась Нарцисса. Кто же победит в нем – тьма или свет, отец или мать? Родители рвут его на части, каждый тянет в свою сторону, запутывая еще больше.
Основное лекарство от ненависти - принять человека таким, какой он есть, не осуждать и самое главное - суметь простить. Теперь я с уверенностью могла сказать, что я простила Драко Малфоя. А значит – излечилась.
Драко нужно жалеть, так же, как я всегда жалела Гарри, как бы кощунственно это не звучало. А все потому, что они, нельзя не признать, чем-то похожи – оба неистовые, непреклонные, скрытные и не желающие принимать ничью помощь. А еще – ненавидящие друг друга. Их взаимная неприязнь изъела их, как ржавчина изъедает железо, медленно источила изнутри, затуманила сознание и рассудок.
Ненависть – странная штука. Она всегда полна страданий для того, кто ее ощущает. Что она несет в себе? Программу самоуничтожения. Истоки ненависти берутся из самой темной половины человека. Это самая тяжелая и самая отвратительная цепь, какой один человек может связать себя с другим, ибо кольца этой цепи пропитаны злобой.
А еще ненависть - это человеческая слабость, которая делает людей предсказуемыми, ими легче управлять, это вредная привычка, которая входит кровь и медленно отравляет ее. Я сумела помочь сама себе, но как помочь им, глупым враждующим мальчишкам?
В доме царила тишина. Я подошла к окну и настежь открыла его – в кухню ворвалась свежесть наступающего утра. Вдали за парком медленно поднималось солнце, первые лучи уже начинали пробиваться сквозь верхушки деревьев. Картина, написанная кистью волшебника по имени Утро, завораживала и уносила туда, где не нужно думать о жестокой реальности.
Я взяла со стола забытый мной, недопитый и уже остывший напиток, сделала пару последних глотков. Кофе закончилось, я поднялась, собираясь пойти к раковине, чтобы помыть за собой чашку, и от неожиданности чуть не выронила ее.
Парень, о котором я только что думала, стоял в дверях кухни, одетый в шорты и футболку, и смотрел на меня серыми широко открытыми глазами.
- Ты? – удивилась я. – Почему не спишь? Еще рано.
- А сама?
- Не спится что-то.
- Вот и мне.
Я сполоснула чашку, повернулась вновь к нему:
- Кофе будешь?
- Лучше чай, – ответил он.
Малфой прислонился к косяку двери, молча наблюдая за моими действиями.
- А знаешь, я вообще ночью не сомкнул глаз – все думал о том, что ты мне рассказала. Сложно сразу поверить в услышанное, все за раз переварить. Кажется, что это ты не мою жизнь поведала, а про чью-то чужую. Жизнь незнакомого незнакомца…
- А ты не сразу, ты постепенно, - улыбнулась ему я, заваривая свежий чай. – У нас впереди есть целых десять дней. Ты успеешь привыкнуть.
- Тревожно как-то… Неизвестность томит.
- Ничего, пройдет.
Что я несу?! У меня самой на душе кошки скребли при мысли о возвращении в Хогвартс.
- А как я буду колдовать? Я же ничего не умею. Ты меня научишь?
- Сейчас нельзя – над нами установлен магический Надзор, разве потом… в школе… Хотя мало вероятно…
- Разбежимся по разным факультетам?
- Угу, - кивнула я. – И не только это…
Он исподлобья посмотрел на меня:
- Из-за наших прежних отношений?
Я промолчала, старательно делая вид, что занята делом: поставила перед ним чашку с чаем, сахарницу и пиалу со сливками.
- Бутерброды будешь?
- Спасибо, не нужно. Что же я буду делать в школе Магии, если ничего не помню?
Он сел к столу. Я устроилась напротив, старательно избегая его взгляда:
- Мистер Уайт сказал, что основные навыки при амнезии не теряются. Стоит тебе взяться за палочку, как рука сама вспомнит, что нужно делать. И мозг сработает автоматически…
- А если не вспомнит и не сработает? - настаивал он.
- Непременно сработает! Откуда такой пессимизм?
Он печально усмехнулся.
Зачем он так смотрит на меня? Чего ждет? Я ничего не могу пообещать ему – там, в Хогвартсе все изменится, у него найдутся совсем другие учителя и советчики. В голове возник образ слизеринского декана – воспоминания заставили меня неуютно поежиться. А еще есть куча его однокурсников – тоже все сплошь «приятные» типы, особенно Крэбб с Гойлом. И «милая» слизеринская староста Пэнси Паркинсон. И другие…
Я изо всех сил заставляла себя не думать о возвращении в Хогвартс. Странная, абсолютно нелепая ситуация: я и хотела и не хотела, чтобы к Драко вернулась память. Возвращаться в школу с таким изменившимся и незнакомым Малфоем было страшно, но общаться с прежним - то еще удовольствие. М-да, душевный покой мне только снился…
- Гермиона, пообещай мне…
Ну, вот, началось… Легко сказать – пообещай.
- …что ты в школе поможешь мне вспомнить магические приемы.
Я вздохнула, наклонилась на стол, оперлась руками в подбородок, задумчиво разглядывая своего собеседника. Он пил чай маленькими глотками, держа горячую чашку обеими руками, словно пытаясь согреть их, и не сводил с меня напряженных вопросительных глаз.
А! Чем черт не шутит – была, не была. Ведь, так или иначе, отношение в школе к нему измениться. Да и ко мне тоже. Пока не знаю, как, но точно изменится. Возможно, новый Драко Малфой останется единственным студентом в Хогвартсе, разумеется, после Гарри и Рона, кто вообще будет со мной общаться. Вся моя жизнь внезапно окажется разорванной на две части — до его амнезии и после.
- Обещаешь? – пытали меня наивные серые глаза.
- Хорошо, обещаю, – кивнула я, хотя сама с трудом верила в свои обещания.
Радостный огонек мелькнул во взгляде. А я тяжело вздохнула – что там нагадала мне Джинни Уизли в начале лета, когда мы еще ничего не знали о предстоящей практике?
«Гермиона, как не крути, а ничего хорошего тебе не светит. В целом получается, что тебе подвернется некто, с кем тебе придется идти по жизненному пути, но с ним нужно быть очень осторожной, ибо он коварен и лжив…»
Что будет со мной, когда к Драко Малфою вернется память?

Весь день мы посвятили борьбе с велосипедом. Слизеринцу, упорно тренировавшемуся в квиддиче на протяжении нескольких лет, все давалось достаточно легко, зато мне, не слишком большой любительнице физических упражнений, пришлось изрядно попотеть. Но ни он, ни я не привыкли отступать. Все наши труды постепенно увенчались успехом – к обеду Малфой намотал уже достаточное количество кругов на заднем дворе, а я начала более или менее уверенно держаться в седле, так что во второй половине дня мы осмелились вывести наших «коней» в парк.
К ужину наши ноги были в сплошных синяках, но лица сияли от успешно выполненного задания. На следующий день решено было начать самостоятельное исследование близлежащих пригородных деревень, полей и рек.
Родители на целый вечер уехали в гости. Мы остались дома одни: сидели на диване в гостиной, пили горячий шоколад у телевизора и рассматривали избитые и израненные коленки.
- У меня их больше, - Малфой нагнулся вниз, изучая свои синяки и ссадины.
- Нет, у меня, - я провела рукой по ноге. – Я девушка - у меня кожа нежнее и тоньше, поэтому и ран больше.
- Неженка, - засмеялся он.
Я швырнула в него диванной подушкой, чтоб не обзывался. Он увернулся.
- Будешь дразнить меня – пожалеешь!
- Ой, боюсь, боюсь, боюсь, - весело рассмеялся он. – Что ты сделаешь тогда со мной?
- Внушу тебе ложные воспоминания…, - выдала я, сама не ожидая этого от себя.
Он шутливо нахмурился:
- Например?
- Ну-у-у …, - я задумалась, - …скажу тебе, что ты каждый день в прошлой жизни готовил мне по утрам завтрак.
Он рассмеялся:
- Напугала, я и сейчас с удовольствием это сделаю.
- Тогда…. Ты всегда мыл за меня посуду…
- Да не вопрос!
Мерлин, этого Малфоя такими пустяками не напугаешь, что бы еще придумать?
- Ты был снобом, любил таскаться по магазинам и пялиться на смазливые мордашки.
- Да-а-а? Разве это плохо? Еще скажи, что мне нравились блондинки!
Черт! А разве нет?! Никогда бы не подумала, что ему могут нравиться брюнетки. Уж не Паркинсон ли?
- Ты вообще-то предпочитал мальчиков…
Глаза парня округлились. Я расхохоталась: неужели он поверил в эту бредятину?!
- А вот это ты врешь! Такого просто не может быть! Ты маленькая лгунья!
- Не смей меня так называть!
- Послушай, ты просто невыносима! – улыбнулся он. - У тебя такой тяжёлый характер!
- Это у тебя тяжёлый, а у меня самый нормальный! Более того, у меня он пре-крас-ный. И
согласись, очень терпеливый.
- Скажи ещё, что мне повезло, что у тебя такой характер! - не мог остановиться он.
Я вновь запустила в него подушкой:
- Конечно, повезло!
Малфой уверенно схватил ее (он же ловец) и отправил назад - в меня. Я увернулась от летевшего в мою сторону снаряда, перехватила его в полете и вновь направила в своего противника, но промахнулась. Жаль, что никогда раньше не играла в квиддич – сейчас пригодились бы полученные навыки. При виде второй подушки в его руках я вскочила и едва успела спрятаться за спинку дивана. Она вновь пролетела мимо, сшибая на журнальном столике оставленный из-под шоколада бокал. Я обернулась на шум: стакан упал, но удачно - не разбился. В это время третья подушка, не замеченная мной, попала точно в цель, то есть в меня; я не устояла на ногах и с грохотом рухнула за диван. Кажется, ко всем моим старым синякам прибавилась парочка новых. Хотя, винить некого – сама виновата!
Малфой подбежал ко мне. Я хихикнула, увидев его испуганное и виноватое лицо.
Он понял, что со мной все в порядке, подхватил с пола подушку, которая только что сбила меня с ног, и вновь замахнулся ею на меня.
- Так нечестно, - закричала я. – Лежачих не бьют.
Парень откинул боевой снаряд в сторону. Одной рукой ловко подобрал упавший бокал, ставя его обратно на стол, другую протянул мне. Я ухватилась за нее. Рывок – и я на ногах. Но движение вперед было настолько резким, что я не удержалась и прямо таки упала на Малфоя. Он быстро среагировал и успел ухватить меня за плечи, не дав упасть.
Его глаза были близко-близко, легкое дыхание достигало моей щеки. Я застыла...
Эта внезапная близость к Драко была неожиданной и поэтому пугающей. Она путала мысли и заставляла сильнее биться сердце.
Малфой убрал руки с моих плеч.
- У тебя на губах усы от шоколада, - чуть слышно проговорил он.
- Где? – я невольно потянулась рукой ко рту.
- Постой, я сам, - он осторожно прикоснулся к моим губам, но на мгновенье замер. Затем его пальцы вновь робко дотронулись до моего лица. А мне вдруг показалось, что мое сердце остановилось. Стало трудно дышать, в голове помутнело. Странно, что я не потеряла сознание…
Мы стояли друг напротив друга, боясь поднять глаза. Казалось - прошла вечность, хотя пролетели считанные секунды. Я первой пришла в себя, рванулась и бросилась вверх по лестнице в свою комнату, с трудом переводя дыхание.
Что это было? И почему так сильно бьется сердце?
Я прижалась спиной к захлопнутым дверям и попыталась отдышаться.
- Гермиона, с тобой все в порядке? - за дверями раздался его встревоженный голос.
Я едва нашла в себе силы, чтобы ответить:
- В полном.
Хотя совершенно не была в этом уверена. Глупая, глупая девчонка…

МАЛФОЙ
Мистер Грейнджер оказался прав. Мчаться с горы на велосипеде, когда ветер треплет твои волосы, адреналин бешено кипит в крови, а за плечами хлопает расстегнутая рубашка – словно рвущиеся раскрыться навстречу бескрайнему простору крылья – от всего этого захватывает дух.
И вдруг как вспышка - знакомые ощущения, со мной это уже бывало. И не раз.
Я оглянулся – Гермиона не отставала от меня, уверенно накручивая педали. Чуть притормозил, поджидая ее. Погладил металлическую раму велосипеда, а руке на миг показалось – лакированную деревянную рукоять.
Девушка догнала меня:
- Что случилось? Почему ты остановился?
- Кажется, я что-то вспомнил…
- Что? – удивленный взмах ресниц.
- Это ощущение полета…
Она улыбнулась:
- Квиддич и полеты на метле. Такое невозможно забыть. Это у тебя в крови.
Нет, ничего не помню, сколько не напрягайся.
- Я был хорошим игроком?
- Неплохим, - согласилась она. Судя по голосу, она мне не льстила.
- Я приносил команде победу?
Подумав, она покачала головой.
- А ты говоришь «неплохой».
- Просто твой главный соперник был чуточку удачливее тебя.
- Кто он?
Гермиона задумалась, словно взвешивая: сказать или нет.
- Гарри.
- Гарри Поттер?
- Да, - кивнула она.
- Гриффиндорец?
Наверное, мой вопрос прозвучал как-то странно, потому как она подозрительно покосилась на меня. Ей что-то явно не понравилось в моей интонации.
- Так это он мой главный соперник?
Вопрос был двусмысленным, хотя, чего греха таить - я рассчитывал именно на этот эффект. Но девушка лишь недовольно поморщилась и, ничего не ответив, нажала на педали.
- Догоняй! – донес до меня ветер.
Я рванул следом за ней. Но догнать ее оказалось нелегко.
Сумасшедшая девчонка! Такая же сумасшедшая, как этот дикий свежий ветер. А говорила, что не любит ощущение полета. Еще как любит! Полет – это свобода!
Я с трудом настиг ее. Ее волосы, выбившиеся из резинки, потерявшейся где-то в пути, рассыпались по спине. Она запыхалась от быстрой езды. Щеки раскраснелись, в глазах блестели маленькие искорки, вдоль уха по шее пролегла мокрой тропинкой каштановая прядка. Хотелось пальцем пройтись по этой зовущей тропке, но я не решился – вспомнил вчерашний вечер. Зачем вновь пугать ее…
- Отдохнем здесь? – Гермиона показала рукой на поляну. – Смотри, сколько здесь цветов. Уже осень, а они не вянут.
Она спустилась с велосипеда и направилась к влекущей зелени. Остановилась под густым тенистым деревом, прислонила к нему велосипед и осмотрелась вокруг:
- Здесь так хорошо, что можно забыть обо всем. Жаль, что лето не длиться вечно!
- А как ты думаешь, в нашей стране есть места, где вечное лето?
- Есть, - отрезала она, потом, вернувшись к «железному коню», отцепила от багажника клетчатый плед и раскинула его на траве:
- Садись, отдыхай.
Я сорвал первую попавшую в руку травинку, засунул в рот, наслаждаясь кисловато-молочным вкусом, и улегся на предложенном ложе, закинув руки за голову. Надо мной раскинулось огромное голубое небо.
Гермиона отошла в сторону, и спустя какое-то время вернулась с охапкой цветов. Уселась рядом со мной и, растрепав на коленях свой разноцветный букет, принялась плести венок. Я наблюдал за ней сквозь ресницы. Загадочная девушка! Она не перестает меня удивлять. То холодная как лед, то мягкая словно шелк, то острая, как лезвие ножа – не подходи – порежешься. Странная она, такая же неуловимая, как только что принесенный ею с поля одуванчик – вроде бы вот он перед тобой – красивый и пушистый, но едва дотронешься до него, нечаянно вздохнешь – и нет его, он исчез, ускользнул из твоих рук, оставив ощущение потери и недосказанности.
- Так как же попасть в вечное лето? – вновь тихо спросил я.
Она повернулась ко мне:
- Я думала, ты заснул.
- Нет. Ты не ответила на мой вопрос…
Она усмехнулась:
- Вот настырный! Да слышала я твой вопрос - не глухая. Вечное лето в твоем родовом поместье – в Малфой-мэноре. Там всегда светит солнце, словно время остановилось на середине июля.
Я выдохнул. Опять ошибся в ней: думал, она что-то скрывает, а, оказалось – бережет меня от неприятного ощущения пустоты, которое неизбежно, когда не помнишь элементарного. Как это нелепо – забыть свой родной дом.
- Смотри, какое чистое небо - голубое-голубое, глубокое… нет, даже не так - бездонное, - прошептал я.
Гермиона вновь отвлеклась от плетения и подняла голову вверх:
- Да… Не каждый день увидишь такую красоту. Как огромное озеро, перевернутое вверх дном.
- Такое же голубое, как глаза моей матери, - невольно вырвалось у меня.
Она резко выпрямилась:
- Ты вспомнил ее?
Я поморщился и устало потер лоб:
- Нет, просто мне так показалось. А что, она, действительно, голубоглазая?
- Да, - кивнула девушка.
- Значит, у меня не ее глаза. Тогда, чьи? – задумчиво спросил я.
- Бабушкины, - уверенно ответила она. – Я видела ее на портрете. Невероятная красавица.
- Расскажи, какая она, моя мама?
Гермиона на миг задумалась:
- Нарцисса? Она хорошая… очень красивая, добрая, еще совсем молодая, - перечисляла она, –совсем не скажешь, что у нее такой взрослый сын. И она тебя очень любит.
- А мой отец? Какой он?
Я заметил, как она нервно поджала губы и покосилась на мою татуировку на руке. Разве они как-то связаны между собой?
- Я не знаю твоего отца, - соврала она, не моргнув глазом.
- Сейчас ты врешь, Гермиона. Ты не умеешь этого делать. У тебя так смешно сморщился нос.
Она рассмеялась:
- Тебя не проведешь. Но я и, правда, не знаю твоего отца с той стороны, с которой бы ты хотел узнать его.
- Он был дурным человеком?
Девушка промолчала. Понятно, молчание – знак согласия. Когда она не хотела о ком-нибудь говорить, то выбирала одинаковую тактику – молчала, словно набрав в рот воды – и слова из нее не вытянешь.
Она доплела свой венок, скинула оставшиеся цветы на траву и нахлобучила свое творение мне на голову.
Я приподнялся, потрогал венец, возложенный на меня – он оказался чуть великоват. Пришлось подниматься, чтобы пристроить его на более подходящую макушку. Разноцветный убор прекрасно смотрелся бы на фоне каштановой копны. Я почувствовал, как девушка затаила дыхание, когда я приблизился к ней. Боится? Что же такого я натворил в своей прошлой жизни, что она так негативно реагирует на меня? Я не помнил за собой никакой вины.
Венок оказался на положенном ему месте. А я устроился рядом с ней, прилег у ее ног, уверенно положив голову на ее колени. Этого она от меня точно не ожидала – ничего, пусть привыкает. Я не страшный, не кусаюсь.
Прикрыл глаза, чтобы не смущать ее еще больше. И вдруг почувствовал, как она неуверенно провела по моим волосам. Нежные, чуть дрожащие пальчики взлохматили пряди на макушке – по спине приятной волной побежали мурашки. И снова безумно знакомое чувство – словно я не раз в своей жизни испытывал нечто подобное. Вот только когда и при каких обстоятельствах?
- У тебя волосы как у девушки – мягкие, - тихо произнесла Гермиона.
- Это оскорбление или комплемент?
- Дурак ты, Малфой, а не лечишься. Конечно, комплемент. И если бы в Хогвартсе ты не зализывал их назад, было бы намного лучше.
- Учту!
Она взлохматила мои пряди, и наслаждение новой волной покатилось вниз по спине.
- Чувствую себя котом.
- В смысле? – не поняла она.
- Дикое желание – замурлыкать.
-Так мурлыкай, сколько вздумается, все равно здесь никого нет, и никто тебя не услышит, - хихикнула она.
Я открыл глаза и посмотрел на нее снизу вверх, глаза в глаза:
- Расскажи мне о себе, Гермиона. Что ты любишь? Чем интересуешься? Мне очень хочется знать о тебе как можно больше.
Так и думал: она смутилась, ее щеки заалели.
- Зачем? Я простая девчонка, ничего особенного…
- И все-таки?
- Хорошо… Я люблю свою жизнь, ведь другой такой у меня не будет, - начала она тихо и неуверенно. - Люблю маму и папу, люблю их просто так, просто потому, что они есть. Люблю своих друзей, со всеми их минусами и плюсами... ведь они всегда рядом – и в радостях, и в горести, всегда придут на помощь, утешат, позаботятся обо мне. Люблю читать книги, потому что в них открывается огромный неизведанный мир. Люблю быть такой, какая я есть, потому что другой быть просто не умею. Люблю молчать, потому что иногда молчание значит намного больше, чем тысячи произнесенных, но абсолютно пустых слов. Люблю бродить с зонтом под дождем. Однажды я где-то прочитала, что дождь - это слезы ангелов, которые плачут, потому что мы сами обрезаем им крылья. Люблю, когда люди вокруг меня улыбаются. Люблю мамины цветы: лилии, гвоздики, садовые ромашки. Люблю свою школу, потому что она открыла для меня, простой магловской девушки, чудесный мир магии и волшебства. Люблю все времена года: в каждом из них есть что-то особенное. Но больше всего, наверное, все-таки осень – с ней каждый год возвращаются в мою жизнь и Хогвартс, и друзья. И вообще, я осенняя девушка – у меня день рождения осенью.
- Девушка-осень? Здорово звучит! Особенно сейчас, когда на тебе этот венок.
- А хочешь знать, что я ненавижу больше всего? – она не сводила с меня глаз. На миг показалось, что она сейчас произнесет «тебя»… Нет, я вновь ошибся.
- Ненавижу войну, потому что на ее полях гибнет много ни в чем не повинных людей. Ненавижу ложь, от нее бывает очень больно. Ненавижу жестокость, от нее постепенно кусок за куском отмирает сердце, она выжигает душу, превращая ее в пустыню. Ненавижу лесть – от нее просто тошнит. Ненавижу предательство и измену. Ненавижу, когда прячутся за чужой спиной…
В этот миг я видел в ее огромных карих глазах боль. Мне хотелось ее защитить. Я мечтал, чтобы она научилась мне доверять. Я не хотел причинять ей мучения и приносить в ее дом несчастья.
Я сел рядом с ней и приобнял ее за плечи. Она чуть дернулась, но не вскочила и не убежала.
Тихо-тихо, медленно-медленно, кирпичик за кирпичиком между нами росло чувство взаимопонимания. Пусть пока еще не совсем видимое, малозаметное, но оно все-таки появилось, крепло и, как я надеялся, оно могло бы перерасти в нечто большее.

ГРЕЙНДЖЕР
Каждый новый день походил на предыдущие и в то же время разительно отличался от них.
Сегодняшний день начинался, так же как и другие, предшествующие ему. Мы долго ехали, сами не ведая куда – туда, куда глядят глаза. А смотрели они в сторону широкой незнакомой реки.
Синяя лента мелькнула сквозь густую пока еще листву деревьев, требовательно поманив к себе.
- Давай пробежимся по берегу, - предложил Малфой, спускаясь с велосипеда. – Интересно, а вода теплая?
- Ты что, собрался купаться?
- Почему бы нет?
- Сумасшедший! Уже осень, ты можешь заболеть.
- Пусть! У меня снова будет заботливая сиделка. Ты же не дашь мне умереть?
Он подмигнул мне и повернулся в сторону реки, но внезапно остановился и замер. Недалеко от берега на поляне мальчишки запускали воздушного змея.
- Подержи! – Малфой прислонил свой велосипед к моему и рванул туда.
Я не собиралась оставаться наедине с двумя «железяками», опустила их на траву и бросилась догонять слизеринца.
Наверное, детям надоело сражаться с воздушной стихией, они с радостью одолжили нам своих картонных птиц.
Воздушный змей на ниточке – словно чужая жизнь в моих руках. Немного страшно за его судьбу – а вдруг не сумею, не удержу…
- Отпускай его! Выше, выше! Смотри в небо, лови ветер!
Нет, мне не справиться со строптивым воздушным драконом. Я передала тонкую бечевку в сильные и уверенные мальчишеские руки.
Мы, радостно смеясь, бежали по пружинистому травяному склону – бок о бок. Малфой схватил мою ладонь в свою, чтобы я была рядом с ним, чтобы не отставала. Змей пытался вырваться на свободу. Сопротивляясь ветру, разноцветный дракон то взмывал вверх, то нырял вниз. По бокам трепетали пестрые игривые ленточки.
Я забыла обо всем – в тот миг существовали только мое щенячье чувство восторга, улыбка светловолосого мальчишки и его ободряющий голос. И солнце, бьющее прямо в глаза, слепящее, отливающее золотом. Его лучи прятались в листьях высоких деревьев у подножия холма. И зовущий плеск реки где-то совсем рядом.
Я была взволнована. Во мне воедино сплелись самые разные чувства – душевный трепет, восторг, наслаждение, а еще – благодарность Малфою, который подарил мне этот кусочек счастья. Я оглянулась на него – его глаза лучились неподдельной радостью.
Разноцветный дракон, послушный тонкой нитке, то парил, то плясал высоко над нами, временами останавливаясь, покачивался, слегка подрагивая, будто готовился к падению, затем вновь взлетал и устремлялся в небо в отчаянно красивом полёте.
Кружилась голова, затекала шея… Но восторг не отступал – я никогда не видела столько неба вокруг! Или видела, но не замечала. Одно небо для нас двоих… для меня и этого сумасшедшего слизеринского «Дракона». Скажи мне кто-нибудь раньше, что общение с ним может принести мне столько радости - рассмеялась бы в лицо.
- Давай отпустим его! Пусть летит! – предложила я.
- Давай, - согласился он.
Мы не опускали головы до тех пор, пока воздушный змей не превратился в маленькую черную точку на лазурном небосклоне. Грустно – словно вдаль от нас улетало беззаботное детство.
- Побежали к реке?!
- А велосипеды? – я оглянулась назад.
- Да что с ними будет, пусть лежат тут. Побежали, Гермиона!
И мы устремились к реке. Он вновь держал в своей руке мою ладонь – уверенно, надежно, крепко. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.
- Снимай кроссовки, босиком гораздо приятнее, - посоветовала я.
Мы шли вдоль берега, наслаждаясь прохладным бархатом прибрежной травы под ногами. Шли, держась за руки, и молчали. В этот самый миг мы понимали друг друга без всяких слов, как никогда раньше и, возможно, никогда в будущем.
Говорят, что от любви до ненависти всего один короткий шаг. Надо всего лишь сменить знак чувства с плюса на минус. Всего лишь. Так просто. Но от ненависти до взаимопонимания – трудная каменистая дорога. И, кажется, мы ее начали понемногу преодолевать. Пусть это была всего лишь иллюзия - к Драко в любой момент могла вернуться память, но пока этот момент не наступил, я наслаждалась каждой минутой общения с ним.
Да, я была знакома с «этим» слизеринцем не так давно, и, возможно, еще не успела узнать его как следует... Но за такой короткий срок я вдруг поняла: когда он уйдет из моей жизни, мое сердце без него будет биться гораздо медленнее, без него перестанет улыбаться солнце, и равнодушные хмурые облака закроют звезды... Без него мне будет грустно, скучно, безрадостно, но только он об этом никогда не узнает - я ему не скажу...
Мы сели на деревянный мостик, уходящий прямо в речную гладь. Малфой опустил ноги в воду, я не решилась – села рядом с ним, обхватив руками колени. Можно бесконечно смотреть на текущую воду – это зрелище завораживает, кажется, что вода уносит прочь все тревоги и неприятности.
- Здесь край света – смотри, - Драко показал рукой на линию горизонта. Туда, где небо сливалось с землей, где синева накрепко переплеталась с уже слегка позолоченной зеленью леса.
Я кивнула. Как тонко может он замечать эти удивительные мелочи.
- А ты пошла бы со мной на край света? – он оглянулся на меня.
Его глаза требовали правды, я не смогла им солгать:
- Пошла бы…
Мой голос прозвучал хрипло и чуть слышно, но он услышал меня. И улыбнулся.
Да, сейчас я пошла бы за ним куда угодно, хоть в рай, хоть в ад. Хотя, как раз ад он и может мне обеспечить. Утопая в сером омуте его глаз, я чувствовала себя на краю пропасти – еще шаг, и все, пропала, сорвалась и разбилась вдребезги.
Драко встал и протянул мне руку. Я взяла его ладонь в свою. Он помог мне подняться.
- Я все время хочу к тебе прикоснуться – это как наваждение, - прошептал он.
Верно, подумала я, точнее не скажешь – наваждение.
На жизненном пути очень сложно определить, какой мост переходить, а какой избежать. Кажется, я выбрала свой, и не важно, что на середине ему суждено оборваться. Это будет потом… Не сегодня… А сейчас время остановилось…
Драко заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос, и мои мысли разлетелись в стороны, словно испугались чего-то. Пальцами осторожно дотронулся до моего лица, и мне захотелось, чтобы это продолжалось вечно, никогда не кончалось. Я закрыла глаза, наслаждаясь нежностью его рук. Чувство было новым, незнакомым. Горячими губами он едва прикоснулся к моим губам, я вздрогнула от неожиданности. Медленно, но настойчиво провел языком по моему пересохшему от волнения рту, перейдя в поцелуй, полный тепла... Мне вдруг показалось этого мало. Я подняла свои руки, двигаясь по его плечам, нашла его лицо и, вплетая пальцы в его волосы, ответила на его поцелуй со всей нерастраченной страстью... В голове зашумело, все завертелось, закружилось. Словно наступило солнечное затмение. Словно мир ушел из-под ног. Если бы не его крепкие руки, надежно державшие меня, я бы потеряла сознания от нахлынувших ощущений.
И вдруг… как вспышка в мозгу, как кадры из старого забытого кинофильма: холодный презрительный взгляд и жестокое «грязнокровка».
Как будто я неожиданно оказалась под ледяным душем, острые колючие капли застывшей на морозе воды вонзились мне прямо в сердце…
Я оттолкнула его:
- Нет!
- Почему? – умоляли его глаза.
- Нет!
Я вырвалась из его объятий, на ходу надевая на ноги босоножки, побежала прочь, подальше от затягивающего плена пепельно-серых глаз. Как я могла забыться? Я действительно сошла с ума… Драко Малфой не тот человек, ради которого можно отдать жизнь. Он человек – призрак, человек, которого в реальности нет. Заколдованный слизеринский принц, который ждет своего пробуждения и освобождения из магловского плена. О чем я думала, когда целовала его?! Я не имела права так поступить - обманывать и его и себя. Так нельзя! Это неправильно! У наших отношений нет будущего, так зачем их запутывать еще больше?!
Глупая… безрассудная… чокнутая гриффиндорка…
Только почему я вряд ли когда-нибудь смогу забыть его горячее дыхание, его трепетные поцелуи, его восхищенный взгляд?... Так на меня еще никто не смотрел, ни Рон, ни Гарри, ни кто-либо другой из хогвартских парней. Разве что Виктор Крам, но его взгляды и его поцелуи оставили меня равнодушной. Меня никогда не считали просто девушкой, только подругой, у которой можно списать домашнее задание, ходячей энциклопедией, занудной, любящей читать нравоучения старостой, зубрилкой, этаким «синим чулком». А я живая! И у меня есть сердце!
Я мчалась, размазывая предательские слезы по щекам, не оглядываясь, все дальше и дальше от слизеринца, туда, где могла бы забыться от горьких мыслей. Только разве от себя убежишь?!
Я оглянулась – его не было за моей спиной, он не побежал за мной, он остался стоять там, на краю света – покинутый и обиженный мной… Так кто, спрашивается, жесток?
От этих мыслей на душе сделалось еще горше.
Я резко остановилась. Что делать? Идти вперед или вернуться назад?
Вперед – твердили рассудок и здравый смысл.
Только кому это нужно? Мне?! Наивной и смешной девчонке, которая так соскучилась по нежности, которой уже все равно, кто он и как его зовут, которой наплевать на войну и на завтрашний день?!
Есть только мы, и только сейчас…

МАЛФОЙ
Она вернулась – я услышал за спиной ее легкие шаги. Подошла чуть слышно и села рядом, прижавшись к моему плечу:
- Прости меня…
Крохотная слезинка скатилась по ее щеке, сорвалась вниз и разбилась о колени.
- Не плачь…
- А я и не плачу, тебе показалось…
Я обнял ее за хрупкие плечи:
- Гермиона, разожми же, наконец, свою ладонь и отпусти в небо воздушного змея… Ты понимаешь, о чем я?
Она подняла на меня заплаканные глаза:
- Мне страшно…за нас…
- И мне…
В ее глазах сомнение и тревога. Но я ей не солгал - я сам боюсь этой томящей неизвестности. И себя боюсь. И своего прошлого. И своего будущего.