Глава 23. Ноябрь, 1996 год. Хогвартс

ДЖИННИ УИЗЛИ
Мы сидели на ступеньках лестницы, ведущей наверх, подальше от роковой бездны.
- Идиотка! Я люблю тебя! Ты моя лучшая подруга! Почему ты пошла на такое, Гермиона?
Но она упорно молчала, уставившись в одну точку.
- Ты представляешь себе, что ты только что собиралась сделать?
Каштановая голова медленно кивнула.
- Нет, ты не понимаешь! Кто мне говорил, что нет неразрешимых проблем? Кто? ТЫ!!! ТЫ!!!
Хриплый шепот искусанных до крови губ:
- Оказывается, бывают...
И снова тишина.
- Гермиона, не окажись я здесь случайно...
- Зачем ты здесь, Джинни?
Наконец, хоть что-то. Я понимала, что подругу нужно непременно разговорить. Иначе... иначе она может повторить задуманное. Я принялась тараторить, боясь остановиться даже на секунду:
- Сегодня мы, как обычно, поцапались с Роном. Он застал нас с Дином на потайной лестнице в башню Гриффиндора. Мы просто целовались. Он же воспринял это, как личное оскорбление. Начал кричать на весь Хогвартс, что не желает видеть, как его родная сестра лижется с парнем прямо при всех. Да там никого не было, пока они с Гарри не приперлись!
Я украдкой наблюдала за подругой. Та сидела на ступеньках, сжав руками колени до посинения костяшек пальцев. Взгляд направлен неизвестно куда, вся словно сжатая пружинка, чуть задень – и взорвется.
- Короче, я выпроводила Дина. Он сбежал, явно радуясь предоставленной возможности ускользнуть от скандала. Тот еще трус! Пора расстаться с ним. А любимому братцу я высказала все, что о нем думала: что он бесится из-за того, сам не может заарканить ни одной девчонки, что с ним никто не хочет целоваться, кроме нашей тетушки Мюриэль, что прежде, чем он решится на активные действия, ему было бы не плохо попрактиковаться сначала на своем Сычике.
Гермиона издала какой-то неясный хлюпающий звук. На смех не похоже, но все же это была моя первая маленькая победа.
- Я ненавижу Рона! Он ведет себя так, будто поцелуи – это какая-то гадость, а все потому, что у него самого опыта, как у младенца. В общем, я психанула и убежала. Когда наши девчонки легли спать, я ускользнула сюда. Хотелось наплакаться вдоволь.
- Почему? – едва слышно прошептала Гермиона.- Рон всегда был таким.
Я пожала плечами.
- Сама не знаю. Нет, я, конечно, привыкла к глупым выходкам братца, но порой его зашкаливает. А самое обидное: похоже, что и Гарри с ним солидарен.
Гермиона покачала головой:
- Нет, не солидарен. Он просто сгорает от ревности, когда ты с Дином.
-Кто-о-о? Гарри? Гарри Поттер?
Гермиона кивнула.
- Чушь! Ты это говоришь, чтобы успокоить меня. Ты знаешь, что Гарри всегда нравился мне, вот и стараешься.
- Нет, Джинни, я говорю правду. Дай ему еще немного времени. Он скоро созреет.
- Как же, созреет он... Когда я перезрею.
Гермиона хмыкнула. А я незаметно вздохнула: кажется, кризис миновал.
- Гарри дико тебя ревнует, я точно знаю. А это – уже что-то.
- Хорошо! – я пожала плечами. - Подожду еще чуть-чуть. Надеюсь, процесс его созревания не затянется навечно, пока я не стану старой и дряхлой старухой. А Рон? Что мне делать с ним? Найти ему какую-нибудь смазливую куклу? Может, когда он сам начнет лизаться с кем-нибудь, то отстанет от меня?! Как ты думаешь? Ему этот процесс должен понравиться. Вот ты, например, целовалась с Виктором Крамом, и тебе понравилось.
- Целовалась с Крамом, спала с Малфоем...
Я испуганно зажала рот ладошкой: этого просто не может быть. Может быть, я ослышалась?
- Ты серьезно?
Гермиона в первый раз за долгий разговор подняла на меня взгляд, пронзительный и обжигающий:
- Серьезнее не бывает. Мало того, я жду от него ребенка...
Не знаю, чего она ожидала от меня – крика, вспышки ярости, ненависти, осуждения, брезгливости.
- Так ты поэтому... ну... там..., - я мотнула головой в сторону астрономической башни. Крупные градины слез покатились по моим щекам.
Гермиона кивнула.
- Эх, ты! – я обняла подругу за плечи, крепко прижала ее к себе и вдруг зарыдала, громко, горько, как-то по-бабьи. Гермиона тоже заплакала.
Две быстро повзрослевшие девушки оплакивали свое уходящее детство. Что ждет нас завтра, когда начнется война? Выживем ли мы в кровавой мясорубке? Как не хочется умирать! Как хочется выжить, чтобы любить, рожать детей, видеть, как они растут. И Гермиона лгала самой себе, когда хотела уйти. Я знала, что она очень хотела жить! Жить, не смотря ни на что.
- Ну, все, все, успокойся, – я первая взяла себя в руки и принялась вытирать грязные разводы от слез на щеках подруги.
- Джинни, ты, наверное, меня презираешь?
- Я?! Да кто я такая, чтобы давать оценку твоим поступкам?
- Ты моя подруга, ты имеешь на это право.
Я заправила выбившуюся каштановую прядь непослушных волос за ухо.
- Знаешь, Гермиона, ты можешь мне не поверить, но я почему-то подозревала нечто подобное. Вернувшись после практики, ты заметно изменилась.
- Разве?
- Угу! Ты стала какая-то другая, молчаливая, нервная, напряженная, как струна.
- Неужели? Но я всеми силами старалась показать, что все в порядке.
- Видимо, в этом все и дело - перестаралась.
- Джинни, что же мне теперь делать? Как с этим жить?
- А никак! – я вздохнула и погладила подругу по голове. – Просто жить... Ты слышишь, Гермиона, жить!
- Но как жить? Как? В моей голове все смешалось, все запуталось...
Я взяла ее руку и начала тихонько поглаживать пальцы, один за другим, потом остановилась и посмотрела ей прямо в глаза:
- Ты его любишь? Малфоя?
- Да я его ненавижу! Я его терпеть не могу! Урод! Выродок! Хорек! Сволочь! – Грейнджер вскочила на ноги. Она походила на разъяренную фурию.
Я поднялась на ноги вслед за ней. С интересом наблюдала за подругой. Потом подошла поближе и влепила ей звонкую пощечину. Гермиона схватилась за обожженную внезапным ударом щеку:
- За что?
- За то, что ты собиралась сделать сегодня на астрономической башне. Никогда, ты слышишь, никогда больше не смей так поступать! Особенно теперь, когда у тебя будет ребенок.
- Я ненавижу этого ребенка так же, как и его отца..., - прошептала Гермиона. - Я не хочу, чтобы он рождался!
Я яростно сжала кулаки, в моем голосе звучала едва прикрытая неприязнь:
- Замолчи, Грейнджер! Ты самая большая дура, которую я знаю. Как ты смеешь так говорить! Ненавидеть собственного ребенка?! Как у тебя язык поворачивается такое сказать?! Он уже есть, он живой! Его маленькое сердечко уже бьется! Скоро ты почувствуешь его... Дети – это самая большая радость в жизни. У нашей мамы нас семеро. И мы не ангелы. Один Перси чего стоит... А Фред с Джорджем... Да что я тебе рассказываю, ты сама все знаешь. Но никогда, ты слышишь, Гермиона, никогда, ни разу в жизни, мама не говорила, что не любит нас. Мы, даже когда творили самые отвратительные пакости, чувствовали в ее взгляде любовь! А как ты смеешь говорить о своем ребенке, что ненавидишь его? Он же ни в чем не виноват!
Я с укором смотрела на кареглазую девушку, которая с каждым моим гневным словом все сильнее вжималась в каменную стену. Каждая произнесенная мной фраза была для нее как новая пощечина. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой рассерженной. Для всех в Хогвартсе я была веселой, никогда не унывающей девчонкой, меня считали немного взбалмошной, безбашенной, как говорил Рон, помешанной на квиддиче, избалованной вниманием парней, тайно боготворящей Гарри Поттера, никогда особенно не задумывающейся о будущем, живущая как мотылек только сегодняшним днем. Но как они все были не правы! Я просто умело играла роль легкомысленной девочки. Так было легче жить – никто не лез к тебе в душу и не топтался в ней неуклюжими тяжелыми сапогами.
А сейчас маленькая Джинни исчезла, испарилась, уступив место настоящей Джинерве Молли Уизли, в груди которой билось живое, умеющее чувствовать и любить сердце. Я стояла перед Гермионой, сложив руки на груди, и читала ей гневную проповедь:
- Твой малыш может и не знать своего отца, но он знает и уже любит тебя, свою мать. Никогда не смей даже думать о том, что ненавидишь его. Ты об этом потом тысячу раз пожалеешь!
Я подошла к подруге близко-близко, Гермиона сжалась, ожидая новой оплеухи, но я лишь положила ей руки на плечи и заглянула в глаза:
- Гермиона, это же просто здорово, что у тебя будет ребенок! Значит, война, которую мы ведем с Темным лордом, не напрасна. Нам есть ради кого сражаться, и ради кого жить... Понимаешь?!
Она подняла на меня ошарашенные и не верящие глаза:
- Ты действительно так думаешь, Джинни?
Я улыбнулась ей:
- Конечно. Я думаю именно так. И никогда не передумаю, даже не надейся!
Гермиона бросилась мне на шею:
- А я так боялась... так боялась, что ты не поймешь меня... И знаешь, ты так походишь сейчас на свою мать... Она, я думаю, сказала бы мне тоже самое, что и ты.
- Обязательно сказала бы.
Мы обнялись.
- А Гарри? – шепотом спросила Гермиона, наклонившись к моему уху. – Сможет ли он меня понять? Простить? И Рон тоже?
Я неуверенно пожала плечами:
- Надеюсь, смогут.
- И я на это надеюсь. Спасибо тебе, Джинни.
- За что?
- За жизнь...

ГРЕЙНДЖЕР
Мадам Помфри, видимо, не забыла о своем обещании поговорить с профессором МакГонагал о состоянии здоровья ее студентки. Через несколько дней после того злополучного обморока на травологии декан Гриффиндора остановила меня в коридоре:
- Мисс Грейнджер, зайдите ко мне в кабинет после занятий!
- Мне кажется, Гермиона, - начала она без всяких предисловий, едва я переступила порог кабинета, - Вы в последнее время слишком много времени уделяете учебе и обязанностям старосты. Конечно, это похвально, и я, как ваш декан, должна быть довольна данным обстоятельством. Только за последнюю неделю Вы одна прибавили более 150 рубинов своему факультету. Ваше рвение не оставило равнодушным даже профессора Снейпа. Но..., - она тревожно взглянула в мою сторону, - меня не может не волновать Ваше состояние...
- Мое состояние? – тихо переспросила я, испугавшись того, что она может знать об этом. – А что именно Вас беспокоит, мэм? Я отлично себя чувствую.
- Гермиона, Гермиона, - покачала головой профессор, - Вам нужно взглянуть на себя со стороны. Вот, возьмите, - она протянула мне зеркало, - загляните в него, и оно вам честно сообщит, что думает о Вашем отражении.
Я неуверенно заглянула в магическое стекло. В последнее время я старательно избегала любых зеркал, прекрасно понимая, что не увижу там ничего хорошего. Сейчас пытки видеть свое отражение избежать не удалось. Это зеркало всегда говорило правду, порой очень беспощадную:
- Посмотри, на кого ты похожа! Бледная, как моль! Синие круги под глазами! Безумный блеск в глазах! Губы дрожат! Глаза слезятся! Ты довела себя до ручки, детка! Пора привести себя в порядок! Настоящие леди не должны так выглядеть!
Я, нервно улыбаясь, положила зеркало на письменный стол стеклом вниз. Все это я хорошо знала и без магического предмета. Но понимала и то, что в ближайшее время мой вид не претерпит существенных изменений: причин для улучшения не было и нет. Хорошо было бы вообще избежать нервного срыва!
«Настоящая леди должна хорошо выглядеть». Да где оно увидело эту самую леди?! Уж меня то ни в коем разе нельзя так назвать: где это видано, чтобы настоящие леди, не выйдя замуж, беременели, да еще и от своего врага, и собирались рожать в семнадцать лет...
- Что с Вами происходит, мисс Грейнджер?
Я опустила глаза:
- Ничего особенного, мэм. Просто, я хочу хорошо подготовиться к ЖАБА.
- Что-о-о? И все дело в экзаменах, до сдачи которых еще полтора года?! Девочка, Вы меня пугаете! У Вас, Гермиона, достаточно времени, чтобы успешно подготовиться. Но не надо ради учебы превращаться в древнюю старуху! Вы так молоды, и Вас в Вашем возрасте должно привлекать совсем другое: мальчики, например, прогулки при луне, красивая одежда, модные журналы, танцы, сплетни, наконец.
- Вы ошибаетесь, профессор, - я покачала головой, - у меня совсем нет времени на все эти глупости. Его слишком мало.
«Оставшиеся семь с половиной месяцев пролетят очень быстро. А там – прощай Хогвартс!» - пронеслось у меня в голове.
- Мало? Мисс Грейнджер, Вы меня определенно беспокоите! Вы должны понять, что если Ваша подготовка и дальше пойдет такими же темпами, то вместо ЖАБА Вас ждет клиника Святого Мунго. И поскольку я вижу, что Вы не собираетесь ничего менять в своей жизни, я вынуждена применить к Вам серьезные меры. Если, начиная с завтрашнего дня, Вы не пересмотрите режим Вашей подготовки к экзаменам, я ограничу Ваше пребывание в библиотеке до одного часа в день и сниму с Вас обязанности старосты.
- Профессор, Вы не имеете права!
- Нет, мисс Грейнджер, имею, и я обязана была сделать это намного раньше! Кроме того, Вы завтра повторно посетите больничное крыло. Мадам Помфри просила Вас подойти к ней за необходимыми Успокаивающими и Восстанавливающими зельями! Профессор Снейп помог ей в их приготовлении.
Я молчала, опустив глаза на свои ботинки. Слезы были где-то рядом. Надо их удержать, чего бы мне этого не стоило. Профессор МакГонагал почувствовала мое состояние, и это, вероятно, встревожило ее еще больше.
- Мисс Грейнджер, Вы ничего больше не хотите мне сказать?
- Нет! – я покачала головой, не отрывая взгляда от своих ботинок. Губы мелко дрожали, глаза наполнялись слезинками, но я изо всех сил пыталась сдержаться, чтобы не разрыдаться прямо в кабинете декана. Моим желанием оставалось в этот миг одно – поскорее исчезнуть отсюда, убежать подальше от пытливых глаз Минервы МакГонагал.
Слезы в последнее время вновь стали моими постоянными спутниками. Хотя и убеждала себя постоянно, что я сильная, что все вынесу. Только на словах одно, а на деле совсем другое. МакГонагал права: мне срочно необходимо Успокаивающее зелье. Но идти еще раз к Помфри, или – о, Мерлин! – принять помощь от Снейпа – нет! Я на это никогда не пойду! У меня хватит здравого смысла уберечь свою тайну от чужих глаз и ушей. Пока хватит...

МАКГОНАГАЛ
Состояние мисс Грейнджер действительно было подозрительно удручающим. У меня никогда за долгие годы работе в Хогвартсе не было любимчиков, я всегда относилась к своим ученикам ровно, не выделяя никого из них. Бог не дал мне своих детей. Все свои силы, свое здоровье, свою жизнь я положила на алтарь служения школе и студентам. Но стоявшая сейчас передо мной девочка, эта неистовая, настойчивая, упрямая, серьезная, трудолюбивая студентка, с пытливым умом, с огромной работоспособностью, с обостренным чувством справедливости всегда вызывала у меня неизведанное чувство материнства. Я гордилась Гермионой Грейнджер, любовалась на уроках ее поднятой рукой, наблюдала за девушкой на переменах, восхищалась ею, старалась незаметно помогать ей. На третьем курсе именно я предложила ей воспользоваться Маховиком времени и убедила Дамблдора пойти на это ради исключения. И мисс Грейнджер всегда оправдывала все мои ожидания. При взгляде на копну каштановых волос в моем сердце таяли льдинки, даже голос становился мягче и теплее, а сердце просто сжималось от нежности к этой неутомимой маглорожденной девочке.
И сейчас, глядя на нее, я искренне переживала за девушку. Я не владела легилименцией, позволяющей проникать в чужой разум и легко читать чужие мысли, и именно в этот момент горячо жалела об этом. Мне очень хотелось узнать, что скрывает от меня мисс Грейнджер за густой стеной опущенных ресниц, узнать, чтобы хоть чем-то помочь ей.
Я не сдержалась, подошла к стоявшей у стола девушке и приобняла ее за плечи.
Наверное, было бы лучше, если бы я повысила на мисс Грейнджер голос, накричала на нее, сделала выговор, назначила отработку у Филча или устроила любую другую выволочку. Но именно этот, мой неуверенный, но по-матерински нежный жест выдернул девушку из ее оцепенения. Она, вероятно, совсем не ожидала от своего декана такого проявления заботы о своей персоне и, упав ко мне на плечо, горько разрыдалась.
Увидев слезы Гермионы, я вконец растерялась. И поняла: мне одной с ситуацией не справиться. Необходимо немедленно привлечь директора к решению этой проблемы. Жаль, что он так часто отсутствует в последнее время. Но по его прибытию в Хогвартс я сумею настоять на том, чтобы он нашел время для моей лучшей студентки!

МАЛФОЙ
Мне приснился сон:
Хрупкая стройная девушка стоит на высокой скале, на окраине ночного города, простое ситцевое платье хлещет ее по ногам, темно-каштановые волосы растрепались на ветру. Она, задрав высоко голову, всматривается в звездное небо. Мне кажется, я давно знаю эту девушку. Я лезу по скалистому склону вверх, стремлюсь добраться до нее, из-под ног выскальзывают и катятся вниз мелкие камни, острые края скальных пород режут в кровь мои ладони. Но я не сдаюсь: образ прекрасной, такой знакомой незнакомки влечет меня. Звезды исчезают, скрываясь за плотным туманом, становится заметно холоднее. Я почти добираюсь до вершины скалы. Девушка наклоняется ко мне и протягивает руку, ее волосы падают на мое лицо. От них пахнет медом и яблоками. Я хватаю за ее тонкое запястье, но... кожа ее руки вдруг бледнеет и медленно покрывается страшными гнойными язвами, струпьями и слизью, одежда распадается на куски, обвисает черными грязными лентами, превращаясь в балахон. Волосы скатываются в мерзкие склизкие сосульки. Она наклоняется ко мне так близко, что я чувствую ее смрадное дыхание, вижу темные пустые глазницы, оскал зубов. А еще ощущаю необъяснимый приступ страха и отчаянья. Дементор наклоняется ко мне все ближе и ближе и внезапно вонзается острыми, как нож, зубами в руку...

Я проснулся в холодном поту посреди ночи. Резко сел. Левая рука нестерпимо ныла от невыносимо дикой боли. Метка Темного лорда выделялась на белой коже красным безобразным рубцом.
Я медленно направился в ванную, открыл кран и сунул руку под ледяную струю воды. Боль стала чуть меньше, но ощущение страха и отчаяния, пришедшее во сне, не отступало.
Тогда я засунул голову под кран. Холодные струи потекли по спине и плечам, прогоняя последние остатки сна. Я поднял взгляд на висящее перед глазами зеркало: Что со мной происходит? Кто эта девушка, образ которой преследует меня в последнее время? И что означает боль в метке?
Я вернулся в комнату, подошел к столу и достал письменные принадлежности. Нужно срочно написать Нарциссе, спросить, все ли в порядке в замке. Мелкие строчки одна за другой ровными линиями ложились на белый лист пергамента.
Филин, вызванный свистком, выглядел взъерошенным и очень недовольным. Я погладил птицу по мягким перышкам на голове, пытаясь успокоить ее и вернуть ей прежнее расположение духа.
- Мне нужен ответ. Сегодня! - тихо приказал я, наклонившись к крылатому почтальону, и открыл окно. Птица взмахнула крыльями и скрылась в ночной черноте.
Я взбил подушку и приклонил к спинке кровати, прилег, закрыв глаза. Хотя вряд ли снова усну.
Так кто же эта девушка? Почему она кажется такой знакомой, хотя я ни разу не видел ее лица? Я словно помню запах и мягкий шелк ее волос, нежный бархат кожи. И еще откуда-то из подсознания доносится легкий девичий шепот: Драко, Драко... Что за наваждение? Неужели я медленно схожу с ума? Или на меня наложено чье-то заклятие?
Я зябко поежился. Нет, я в норме. Может быть, эти видения - последствия нанесенной метки? Хотя вряд ли. Темный лорд придумал бы что-нибудь более действенное, чем образ прекрасной незнакомки. Что-нибудь такое же ужасное, как эта еле терпимая боль в левом предплечье.
Я принялся растирать руку – боль не отпускала.
Так кто же все-таки эта девушка? Она так реальна, как если бы существовала на самом деле. Но почему же я не помню ее? Отец, наверное, посмеялся бы над моими снами, не упустив случая добавить, что сын наконец-то вошел в пору полового созревания.
Девушки никогда не были моей навязчивой идеей. Конечно, они пялились на меня, но их отпугивали мои холодность и цинизм. Взять хотя бы того же Забини - он бросался в очередную любовную интрижку, забыв обо всем на свете, а потом ругал себя почем свет, не зная, как избавиться от назойливой подружки. Зачем мне такие проблемы? У меня и других навалом.
Нет, девушки не интересовали меня, ни одна из них не задела моей души, не завладела мыслями. Я никогда не влюблялся ни в одну из них, к чему? Конечно, однажды я женюсь, создам семью, будут дети, внуки – только, причем же здесь любовь?
Любовь – это слабость, она лжива и продажна, и только ненависть всегда искренна и постоянна. Я не собираюсь становиться слабым. Малфои никогда не проигрывают, как бы круто не поворачивалась жизнь.
Я уверен, будущую жену мне назовет отец. Ему виднее, кто более всего подходит для нашей семьи.
Ночь показалась мне нескончаемо длинной: уснуть так и не удалось, а неутешительные мысли клубились в голове, как кучевые облака. Много вопросов – ни одного решения.
Долгожданное письмо пришло под утро. Всего несколько слов: «Ты срочно нужен дома для решения неотложных проблем». Писала Нарцисса - подчерк был ее, но явно под чужую диктовку. Империус? Сердце сжалось от неприятных предчувствий.
Предатель сказал, что я пожалею о своем высокомерии. Но неужели так скоро?
Я соскочил с кровати и быстро оделся. На ходу застегивая меховую мантию, поспешил в кабинет Снейпа. Вся надежда на него. Только он поможет незамеченным выбраться из школы и прикроет на время отсутствия от расспросов преподавателей. Лишь бы это отсутствие не затянулось...

ГРЕЙНДЖЕР
Приближался очень важный матч по квиддичу со Слизерином. Весь Хогвартс бурлил – на поле должны были выйти две самые яростные команды школы – вечные противники и в спорте, и в жизни.
Гарри в последнее время просто не находил себе места из-за отвратительной игры Рона на тренировках. Рон Уизли всегда играл очень неровно, но после последней ссоры с Джинни он, обозлившись на весь мир, стал играть еще хуже.
Из-за огромных нагрузок, связанных с постоянными тренировками, мы с друзьями почти не виделись – пересекались только на совместных занятиях. Возможно, именно поэтому они и не обратили внимания на мое самочувствие, а если и заметили что-то необычное в моем поведении, то, по крайней мере, не задавали вопросов, на которые бы я все равно не смогла ответить. Мою тайну знала только Джинни, мы подолгу сидели с ней в гриффиндорской гостиной у камина, и я поведала ей о своих летних приключениях, все-все, день за днем. Но последнюю неделю и она все чаще покидала меня – неимоверно уставала после изнурительных упражнений на квиддичном поле. Гарри гонял их, не делая никаких поблажек для девочек.
Утро в день игры выдалось идеальным во всех отношениях. Не подкачала погода, на безоблачном небе светило яркое солнце, воздух был слегка морозен и свеж. Кроме того, внезапно выяснилось, что ни Вейзи - лучшего бомбардира слизеринцев, ни Драко Малфоя на игре не будет. Эту новость принесла Джинни Уизли. Она подслушала ее, проходя мимо слизеринской раздевалки.
- Урхарт, новый капитан слизеринцев, просто рвет и мечет, - сообщила она нам. – Вейзу вчера на тренировке неловко, но довольно сильно съездили бладжером по голове, а Малфой...
Я насторожилась, Джинни бросила быстрый взгляд в мою сторону:
- А с Малфоем вообще ничего не понятно. Похоже, никто из слизеринцев не знает, где он. Так что, сама госпожа Удача благоволит нам сегодня.
Последние слова она сказала, чтобы попытаться успокоить нервничающую перед матчем команду. Особенно капитана, который при упоминании о слизеринце как-то слишком уж натянуто улыбнулся. Гарри явно не понравилось отсутствие на поле своего главного врага. Это выглядело очень подозрительно.
Но только квиддич ждать не будет, и игроки гриффиндорской сборной бросились в бой. Я, конечно же, желала им победы, но...
Было одно непонятное и тревожное «но». Что с НИМ случилось? Где ОН?
Я поднялась на трибуну и внимательно осмотрела поле. Одна половина стадиона была красной с золотом, другая – сплошь зеленое с серебром. Но нигде: ни на игровом поле, ни на трибунах я не заметила Драко Малфоя. Сердце неприятно защемило. Неужели что-то стряслось?
Я была абсолютно уверена, что мое пребывание в Малфой-мэноре не осталось безнаказанным ни для слизеринского принца, ни для его матери. И если судьба Драко волновала меньше, то судьба Нарциссы просто пугала. Я не хотела приносить несчастье этой, как оказалось, совсем неплохой женщине.
Это меня-то мало волнует судьба Драко Малфоя?!
Наверное, пора перестать врать самой себе и честно заглянуть в свою душу, в которой поселился постоянный страх за светловолосого парня с ядовитой насмешкой на губах, ледяным взглядом и черной меткой на левой руке, меткой, в которой вероятнее всего была виновата именно я.
А еще, черт бы его побрал, он отец моего будущего ребенка!
Я поплелась обратно в Хогвартс, чтобы попытаться узнать, где же Малфой. Я плохо представляла себе, что у меня получится из этой затеи. Но кто его знает...
За спиной шумел, ревел, бесновался стадион. Кажется, Рон не плохо справлялся с игрой. Гарри будет непременно доволен. И, если они победят, то, вполне возможно, Гарри решится подойти к Джинни.
Я невесело улыбнулась. Гарри, Гарри... Кажется, он наконец-то заметил рядом с собой рыжеволосую смешную девчонку, готовую пойти за ним хоть на край света. Джинни стала бы ему и верной преданной подругой и надежной соратницей в борьбе, тем более сейчас, когда я собираюсь покинуть школу. Они прекрасная пара и достойны друг друга.

Хогвартс встретил меня тревожной тишиной. Он словно вымер. Каждый звук отдавался в пустых коридорах глухим эхом. Никого и не могло быть – все с раннего утра умчались на стадион.
Я прошла в Большой зал и в растерянности остановилась: что дальше? Села за обеденный стол, опершись головой на руки, и задумалась. Глупо было полагать, что кто-нибудь выбежит мне на встречу с новостями о Драко Малфое.
В раздумьях я наколдовала стайку щебечущих желтеньких птичек прямо из воздуха и наблюдала со стороны за их легким порханием. Они походили на странную оперенную модель Солнечной системы. Такой же странной и непонятной была сейчас и моя жизнь.
Да, как все запуталось! А ведь еще четыре месяца назад все было ясно и понятно: здесь друзья, там враги. А сейчас там Нарцисса Малфой – разве она враг? И Драко... Кто он теперь мне?..
Я сжала руками голову, в которой нервной пульсацией медленно появлялась боль. Птички невольно напряглись вместе с о мной – они летали над головой плотной кучкой, время от времени натыкаясь одна на другую.
В пустой тишине Хогвартса словно выстрелы раздались звонкие удары женских каблучков. В дверях появилась Пэнси Паркинсон собственной персоной. Ее лицо перекосило от гнева, едва она заметила меня:
- Ты! – прошипела она, с ненавистью вглядываясь в мое лицо.
Я медленно поднялась ей навстречу:
- Я, и что?...
- Я видела, как ты слиняла со стадиона, и специально направилась за тобой. Тебя убить мало... но ничего, сейчас я исправлю эту ошибку!
- Паркинсон, объясни, в чем дело?
- Ах, святая невинность, она даже и не знает…
- О чем я не знаю? – я начала проявлять нетерпение.
Слизеринка в упор смотрела на меня:
- Из-за тебя все его проблемы...
Я не выдержала:
- Чьи? Объясни, наконец, в чем дело!
- Вчера Драко вызвали домой... Подумать страшно, что будет..., - голос Пэнси дрожал от негодования и злости.
Я побледнела.
- Что это значит? Ему что-то угрожает?
Слизеринка промолчала, гневно сжимая губы.
- Что грозит Малфою? – нетерпеливо повторила я свой вопрос.
- Не твоего ума дело! – прошипела Паркинсон.
- Ты непостоянна, Пэнси. Если я в чем-то виновата, то хотя бы должна знать, в чем.
- Во время практики Лестрейндж застукала тебя в Малфой-мэноре.
- Это я знаю и без тебя.
- Ничегошеньки ты не знаешь, дура гриффиндорская. После твоего бегства и мать и сына подвергли наказанию. Нарцисса едва выжила после той ночи.
Я тихо ахнула.
- А Драко...
Она замолчала, не зная, стоит ли продолжать. Но я сама догадалась о продолжении этой истории:
- Малфой стал Пожирателем.
- Откуда ты знаешь? – не поверила в услышанное слизеринка.
- Я не слепая, знаешь ли, видела летом Метку на его руке.
- Только попробуй об этом кому-нибудь рассказать! – прорычала Паркинсон, угрожая мне.
Но я не боялась ее угроз:
- Я всегда сама решаю, что мне делать. Если посчитаю нужным, то и расскажу, кому следует...
- Ты! – она решительно шагнула в мою сторону. Но я не отступила.
- Может, поделишься со мной, и расскажешь, как прошла твоя летняя практика, - она вдруг резко сменила свою тактику, и ее голос стал слаще сахарной ваты.
- А что тебя интересует, Пэнси? Спроси конкретно, и я отвечу.
- Все, - промурлыкала она. – Почему, например, Драко не промолвил о лете ни единого слова, почему он вернулся в Хогвартс чернее ночи, почему пялится на тебя не переставая?
- С чего ты взяла?
- Я не слепая, знаешь ли, - передразнила она меня.
Ее голос из мягкого вновь превращался в стальной:
- Почему, наконец, вчера вечером Нарциссу вновь пытали заклятием Круциатус? Может быть, ты знаешь ответ на этот вопрос?
Мои ноги подкосились, я едва не упала. Ответ напрашивался сам собой - чтобы повлиять на сына. Только что же он должен сделать такого, чтобы давление на Нарциссу прекратилось?
- Как ты узнала? – прошептала я.
- Мне отец прислал сову, - выдавила из себя слизеринка.
Я молчала. Новость действительно напугала меня.
- Это ты во всем виновата! Если бы ты летом не потащилась в Малфой-мэнор – ничего бы не было! Могла бы и отказаться – тебе бы все простили. Ты же у нас в любимчиках ходишь!
Я пропустила мимо ушей ее ядовитые насмешки. Сейчас волновало одно: что с Драко?
- Я сама решила наказать тебя, раз Малфой отказался это сделать, когда у него был такой исключительный шанс, - Паркинсон вытащила палочку и направила на меня. – Одной грязнокровкой меньше на свете. Никто и не заметит. А он потом сам поймет, что ему стало легче дышать.
Слизеринка вновь сделала шаг по направлению ко мне.
Но я не испугалась блеска ее горящих ненавистью глаз. Меня напрягла интонация, с которой Паркинсон сообщила мне о своем решении. Похоже, она, действительно, неравнодушна к Малфою.
- Зачем тебе все это, Пэнси? Твои расспросы о нашей с Драко практике? О наших с ним отношениях? Они заставляют о многом задуматься.
При слове «наших» ее словно передернуло. А я удостоверилась в правильности своей догадки.
- Ты приревновала Малфоя ко мне? Ты любишь его?
- Что-о-о? Да как ты смеешь?!
Паркинсон явно не ожидала такого поворота событий.
- Так любишь или нет?
- Не твое дело, грязнокровка! Заткнись, слышишь! Нет, я сама сейчас заткну твой поганый рот...
Палочка взлетела вверх, но я, как и тогда на уроке, оказалась на мгновенье быстрее. Медленная реакция всегда была моей слабой стороной. Но события, происшедшие со мной за последние полгода, научили меня действовать более решительно. Тем более теперь, когда мне есть, кого защищать.
- Оппуньо! – пронзительно крикнула я, и желтенькие птички ринулись к слизеринке, словно толстенькие золотые пульки, выпущенные из пистолета. Пэнси вскрикнула от боли и закрыла лицо руками, но птички не отставали от нее, клевали и рвали везде, где только могли достать.
- Убери их! – завопила она, отбиваясь, что есть силы, от ненавистных тварей.
Но я уже не слышала ее, я рванулась в сторону гриффиндорской гостиной. Мне нужно было подумать, понять, что происходит в этой странной запутанной жизни.
Так кто кого приревновал к Малфою?! С ума можно сойти!
Я рванула тяжелую дверь на себя и скрылась за ней. Но прежде чем дверь затворилась, птички взорвались и рассыпались по залу легким желтым пухом.
Кажется, я становлюсь жестокой...

ПОТТЕР
Гриффиндор праздновал победу. Рон всю игру был в ударе, он легко, как будто безо всяких усилий брал все самые сумасшедшие мячи, а Джинни забила большинство из голов. Я умудрился схватить из-под самого носа слизеринского ловца крохотный крылатый мячик, и все внутренние распри, сотрясавшие гриффиндорскую команду во время тренировок, были забыты. Игроки ушли с поля в обнимку, радостно потрясая в воздухе кулаками и махая своим болельщикам. Все направились в гриффиндорскую гостиную праздновать победу.
Я брел к замку один: как-то так получилось, что ни Рона, ни Джинни, ни Гермионы рядом не оказалось. Рон в окружении своих новых, внезапно появившихся фанаток, ошеломленный от свалившейся на него популярности, наслаждался победой. Джинни убежала вперед, ее как всегда ждал Дин.
Стоп! От появившейся в голове мысли мой шаг сбился. Я остановился, вспоминая: Гермионы, похоже, вообще не было на стадионе во время игры. По крайней мере, я не видел ее на трибуне рядом с Невиллом, Лавандой и Парвати. Куда она пропала?
Что вообще с ней происходит? Может быть, она серьезно больна, но скрывает это от нас, отмалчивается, чтобы не пугать?
Да, Гермиона очень изменилась, она как-то потихоньку отдалилась от нас с Роном за последнее время, только я не понимал причину таких перемен. Когда все это началось? Похоже, сразу после практики. Она вернулась в школу понурая и уставшая, «со взглядом побитой собаки». А после обморока в теплицах вообще старательно избегала наше общество.
Я не увидел ее и в гостиной, где царило безумное веселье по поводу победы. Пытаясь прошмыгнуть к столу с напитками, столкнулся с Джинни. Сестра Рона прекрасно выглядела, щеки ее раскраснелись, волосы пушистыми прядями обрамляли лицо. Красивая, как никогда...
На плече у нее сидел карликовый пушистик Арнольд, у ног с надеждой на кусок мясного пирога мяукал Живоглот. Разглядывая Джинни, я невольно покраснел. Я, наверное, никогда не осмелюсь подойти к ней. А жаль!
- Ищешь Рона? – спросила девушка, обернувшись ко мне. Она кивнула головой в сторону камина. – Вон он, гнусный лицемер. Отрабатывает технику поцелуев.
В углу, на виду у всех, Рон стоял в обнимку с Лавандой Браун, они целовались.
Я пожал плечами и отвернулся от сладкой парочки. Осмотрел всю плотно заполненную народом комнату, но нигде не увидел непослушной гривы каштановых волос. Взял на руки Живоглота и вновь повернулся к Джинни:
- Гермиону не видела?
Живоглот уверенно залез ко мне на плечо и уютно устроился на нем, наверное, в надежде, что я отнесу его к любимой хозяйке.
Девушка внимательно посмотрела на меня:
- Она в девчоночьей спальне. А зачем тебе?
- Джинни, - я с тревогой заглянул ей в глаза, - ты не знаешь, что с ней происходит?
Та медленно, словно неуверенно, покачала головой.
- С ней что-то произошло во время практики, я уверен. У нее часто заплаканные глаза. Она избегает нас в последнее время. И если это из-за Малфоя...
- Тебе, наверное, показалось, Гарри, – Джинни взяла меня за руку, пытаясь успокоить. Прикосновенье было как удар молнией – она резко разжала пальцы и удивленно подняла на меня глаза: что это было?
Я не выдержал ее взгляда и покраснел. Чем не шанс поговорить с Джинни откровенно. Вот только страшно немного – вдруг она меня отвергнет. И что на все это скажет Рон?
Джинни первая отвела глаза и нервно вздохнула. Потом вновь посмотрела на меня, спокойно и как-то... наверное, этот взгляд можно было бы назвать обреченным.
- Не спрашивай меня о Гермионе, я тебе все равно ничего не скажу. Иди, поговори с ней, Гарри! Сам спроси ее обо всем. Только умоляю, не наделай ошибок!
Я кивнул. Каких ошибок? Вновь оглянулся на Рона, но тот и не думал отрываться от своего увлекательного занятия. Тогда я, стянув кота с затекшей шеи, взял его в руки и направился к лестнице вверх. Джинни права, нужно непременно поговорить с Гермионой и выяснить всю правду. И если тут замешан Малфой – ему несдобровать!