Глава 20. Сентябрь, 1996 год. Дом Гермионы Грейнджер.

МАЛФОЙ
Мы шли по дорожке парка, расположенного недалеко от ее дома, держась за руки. Гермиона показала на одиноко стоящую скамью в тени деревьев:
- Присядем.
Она подняла голову к вечернему небу. Небосвод сиял розовыми всполохами заходящего солнца.
- Какая красота. Я так редко вижу все это в Хогвартсе.
- Почему?
Она задумалась:
- Не знаю, возможно, слишком много времени уделяю учебе и обязанностям старосты. На восхищение природой просто не остается свободных минут.
Девушка опустила голову от сияющего неба и посмотрела на меня. Смутилась, поспешно отвела взгляд в сторону, вдруг удивленно вскрикнула, наклонилась к земле, и в ее руке оказался маленький голубой цветок.
- Незабудка? – восторженно выдохнула Гермиона. – Не может быть! Откуда она здесь? Цветет обычно в июне, а сейчас сентябрь. Неужели, из-за теплой осени она повторно набрала цвет? Чудо, да и только!
- Vergissmeinnicht, - прошептал я.
- Что ты сказал? – встрепенулась она, отрываясь от цветка.
- По-немецки название «незабудка» звучит как «не забудь меня».
- Ты помнишь немецкий?
Я пожал плечами.
- Однажды в одной замечательной книжке, - задумчиво произнесла она, - я прочитала занимательную легенду - историю происхождения названия этого на вид неприметного растения. Много лет назад одна влюбленная пара гуляла вдоль реки. Вдруг девушка увидела на краю крутого берега прелестный голубой цветок. Юноша полез вниз, чтобы сорвать его, но не удержался и упал в поток. Сильное течение подхватило парня. Едва он успел крикнуть любимой: " Не забудь меня! ", как вода накрыла его с головой. С тех пор нежный голубой цветочек с желтым глазком в середине и получил такое грустное имя.
Она поднесла цветок к лицу, понюхала его:
- У нее запах луга, запах весны. Незабудку с древних времен считали колдовской травой: венок из незабудок, надетый на шею любимому человеку или возложенный ему слева на грудь, где бьется сердце, привораживает его и держит крепче всяких цепей. Такую же силу приписывают и корням растения.
Я вспомнил венок, возложенный ею на мою голову, жаль, что он был не из незабудок.
- Vergissmeinnicht, - вновь чуть слышно прошептал я.
Она грустно улыбнулась:
- Это ты не забудь меня.
- Никогда…, - уверил я, заглядывая ей в глаза.
- Посмотрим, - не поверила она мне.
- А хочешь, Гермиона, я покажу тебе, как выглядит настоящее ночное небо, не это?
- Да, хочу, – не задумываясь, согласилась она.
- Тогда идем со мной, идем! – воскликнул я, увлекая ее за собой.
И мы шли и шли, шагали по дороге до тех пор, пока яркие огни ночного города не остались за спиной. Я попросил ее не поднимать головы и не смотреть на небо до тех пор, пока сам не скажу ей сделать это. Я хотел, чтоб небосвод предстал пред ней во всем своем великолепии, внушающем благоговейный трепет и ужас величии, усеянный миллиардами звезд, созвездий и туманностей.
- Куда ты меня ведешь, ненормальный? Уже почти ночь.
- Ты не доверяешь мне?
- Доверяю, - и она крепче сжала мою руку.
Когда, наконец, мы дошли, я осторожно прикрыл ей ладонью глаза, слегка, за подбородок, приподнял ее голову кверху и торжественно произнес:
- Вот оно, небо, настоящее ночное небо. Смотри!
То, что мы увидели там, в вышине, не поддавалось ни какому описанию. Необозримо далекий космос, не затуманенный ничем. Перед нами предстало незабываемое грандиозное зрелище – мириады ярких таинственных звезд, ощущение бесконечности и глубины. Увиденное вызывало одновременно и восторг, и благоговейный трепет, и ужас…
Мы долго стояли, задрав к небу голову, моя рука лежала на ее плече, давая и ей и мне небольшое ощущение реальности происходящего. Тишина вокруг была такой глубокой, что мы могли слышать биение сердец друг друга. Она обвила меня за талию и доверчиво прижалась ко мне. Я обнял ее еще крепче. Меня переполняло чувство радости: как долго я ждал этого. Наконец-то, она не убегает от меня, она доверяет мне, она хочет быть со мной.
Домой мы вернулись далеко за полночь.

ГРЕЙНДЖЕР
Вчерашний теплый день сменился пасмурным утром. Я проснулась от шума дождя. Лето окончательно уступило место своей ненастной сопернице. Но ничего на свете не могло испортить моего хорошего настроения.
Я вскочила с кровати, чувствуя во всем теле необычайную лёгкость, подбежала к окну, раздвинула шторы, открыла настежь створки рамы и впустила в комнату прохладу наконец-то пришедшей в город осени. Села на подоконник, наблюдая, как моросит дождик, высунула ладони на улицу и стала ловить холодные крупные капли. Они отскакивали от протянутых рук, попадая мне прямо в лицо. Я слизывала их с влажных губ. Я была счастлива! Как там пишут в дамских романах – «в ее душе цвели цветы и пели птицы»?!

- Мама, посмотри, какое сегодня замечательное утро!
Та удивленно отвернулась от плиты и покосилась на меня, как-то слишком уж долго и внимательно задержался на мне ее недоверчивый взгляд. Затем она посмотрела в окно, словно проверяя мои слова. По оконным рамам бил косой дождь, оставляя мокрые кривые разводы на стекле.
Вновь обернулась ко мне:
- Гермиона, да ты вся словно светишься! Что произошло?
Я пожала плечами:
- Ничего особенного.
- Вы поздно вернулись?
- Да, мы гуляли, а еще... считали на небе звезды.
Мама улыбнулась мне:
- Девочка моя, по-моему, ты влюбилась!
Что?! Я не ослышалась? Она сказала, что я влюбилась? В кого? В Драко Малфоя? Как такое может быть?! Радость от волшебного утра куда-то испарилась. Осталось недоумение.
- С чего ты взяла, мама?
- Тебя выдают глаза. Они лучатся неземным светом, они полны надежды.
- Впрочем, все идет так, как и должно быть, – грустно продолжила она. – Я видела, как Драко на тебя смотрит, с того самого первого дня, когда мы навестили его в больнице. Он еще ничего не знал, ничего не помнил, а его отношение к тебе уже тогда было трепетным и осторожным. Ты мне рассказывала о вашей взаимной неприязни в школе, но я не заметила даже малейших ее признаков. Я внимательно всматривалась в вас обоих, стараясь понять, кто такой этот мальчик, что вас связывает, и как ты относишься, что чувствуешь к нашему незадачливому гостю.
- Поняла?
Она кивнула.
- Сначала я видела в твоих глазах тревогу за него, потом интерес, позже смятение оттого, что он начал тебе нравиться. Все, что угодно, только не ненависть. А сейчас вижу - ты влюбилась.
- Этого просто не может быть!
- Почему же?
- Потому, что у этой истории не может быть хэппи-энда. Я реалистка, мама, и прекрасно понимаю, что память рано или поздно вернется к нему. Тогда все будет по-старому. Вернутся и ненависть, и презрение. Я не имею права влюбляться в него.
Мама тихонько засмеялась:
- Какая же ты глупенькая, дочка. Разве сердце спрашивает нас, кого выбрать?! Оно просто любит.
- Мама, но разве можно любить таких, как он?
Она обняла меня за плечи:
- Наивная...
Мои каштановые пряди коснулись ее лица.
- Ох, уж эти твои волосы! — шутливо пожаловалась она. — Дорогая, с ними нужно что-нибудь сделать. Заплети их, наконец, в косу или стяни резинкой на затылке.
- Любить можно кого угодно. А плохих, чтобы они стали хорошими, нужно любить в два раза сильнее, - продолжила мама, заглядывая мне в глаза. - Да Драко не такой уж и плохой парень. В нем есть много светлого...
- О чем ты?
- Ты смогла разглядеть в нашем госте что-то, чего раньше не замечала. И пусть это произошло во время потери памяти - неважно, семена доброго были заложены в нем изначально, только маскировались, прятались за грубостью и цинизмом. Его амнезия помогла тебе понять, каким он мог бы быть в реальности. И ты поверила ему. Разве я не права? – она пытливо вглядывалась в меня. - Я не хочу, дочь, лезть не в свои дела, но постарайся помочь ему остаться таким, какой он сейчас.
- Я думаю, он разобьет мне сердце…
- Удивительная штука – человеческое сердце. Оно может биться точно и размеренно, как часы, и разбиваться от любви, как хрупкий хрусталь. А для чего еще нужно сердце, как не любить и страдать? Вот только не надо жалеть себя.
И мама вдруг всхлипнула, гладя меня по голове:
- Девочка моя, я и не заметила, как ты выросла. Слишком уж быстро. Такая большая стала, взрослая совсем. Доченька, знай, как бы трудно не пришлось тебе в жизни – у тебя всегда есть родной дом. Мы с папой очень любим тебя.
- И я вас!
Я слышала, выходя из кухни, как она прошептала мне в след:
- Господи, благослови мою девочку. Спаси и сохрани ее от всех жизненных невзгод.

Ах, мама, мама, если бы это было так легко – помочь Драко Малфою...

Любовь! Я часто задавала себе вопрос, как она выглядит, та - самая настоящая, которую все хотят познать, почувствовать, увидеть... Я спрашивала себя, как я ее узнаю. Вдруг пройду мимо, не замечу, не пойму, обознаюсь...
Это мог быть кто угодно.... Кто угодно, только не ОН.
Но кто бы мог подумать, что любовь заявится ко мне вот так, нежданно-негаданно, ворвется в мою жизнь незваной гостьей, спутает все планы, затянет в серый омут его глаз, оплетет своей тугой липкой паутиной, из которой нет спасения.
Все думают, что любовь окрыляет, что поднимает с постели больного, что кормит голодного, что дает теплоту и покой нищему и бедному... А если любовь - это боль, если это отсутствие веры и надежды, если это грусть и страх за будущее...
Каждый мечтает о большом светлом искреннем чувстве длинною в целую жизнь, а если у тебя есть только несколько дней, несколько кратких ярких незабываемых мгновений, но нет никаких шансов на счастье...
Почему я готова мчаться за ним хоть куда, почему я не могу без него дышать, почему задыхаюсь от нежности к нему. Знаю, что все это всего лишь сказка, для которой никогда не будет счастливого конца, всего лишь мираж, который растает однажды, но все равно мчусь к нему навстречу в его широко распахнутые руки.
Каждый заслуживает счастья, и разве я не заслуживаю этого? Так почему я... почему он... почему мы...

МАЛФОЙ
Весь день мы провели вместе с ней. С самого утра она казалась какой-то странной, избегала разговоров, отмалчивалась на мои расспросы, то украдкой сквозь ресницы наблюдала за мной, то резко отводила смущенный взгляд. Какая резкая перемена. Значит, все возвращается на круги своя - она вновь не доверяет мне? Или этим тоскливым утром случилось что-то недоступное моему пониманию. Что же?
Из-за проливного дождя мы не смогли выйти из дому. До самого вечера, пока не вернулись с работы ее родители, проторчали в гостиной, листая книги. Это долгое молчаливое сидение она назвала «подготовкой к школе». Хороша подготовка, если на все свои вопросы я получал одно и то же тихое «Посмотри в учебнике». Я устал от ее сухих и кратких «да» - «нет», надоело, что она обращается со мной как с больным или умалишенным.
А вечером прилетела сова - хогвартская почтовая красавица-неясыть. Она уверенно постучалась клювом в оконное стекло. Миссис Грейнджер отворила раму, и сова спланировала в комнату, приземлившись на спинку дивана. Она подняла правую лапку, к которой был привязан небольшой квадратный конверт. На послании я заметил надпись: письмо было адресовано одновременно и мне и Гермионе.
Родители девушки напряженно застыли – словно вспомнив о моменте, когда нужно будет прощаться с дочерью. Даже собачонка притихла в своем углу, печально наблюдая за нами. Животные предчувствуют расставание гораздо раньше, чем люди.
- Письмо от Дамблдора, - тихо прошептала девушка срывающимся от волнения голосом. – Открывай же, а то я не смогу – у меня дрожат руки.
В комнате стояла мертвая тишина. Я неловкими пальцами принялся отвязывать белый конвертик от птичьей лапы. И у меня это выходило не совсем гладко, волнение давало о себе знать. Сова нетерпеливо вертелась и дважды попыталась клюнуть меня в непослушные пальцы.
Наконец, я кое-как отвязал конверт, поскорее разорвал его и развернул пергамент, лежавший внутри.
- Читай же, - торопила меня Гермиона. Она стояла возле меня и пыталась заглянуть в послание через мое плечо.
Листок оказался исписанным тонким косым подчерком.
- Точно, от Дамблдора, - прошептала она.
«Мистер Малфой и мисс Грейнджер!
Уведомляю вас о том, что двадцатого сентября с вокзала Кингс-Кросс отправляется специальный поезд для студентов-шестикурсников, проходивших летнюю практику. Отправление «Хогвартс-экспресса» назначено на двадцать два часа. Прошу вас не опаздывать, в противном случае иной возможности попасть в Хогвартс у вас не будет.
Также напоминаю, что ваша семинедельная практика должна вылиться в большую курсовую работу «Два мира – две реальности», которую необходимо сдать декану своего факультета не позже Рождества.
До скорой встречи в Хогвартсе!
Искренне ваш,
Альбус Дамблдор».
- Гермиона! – осторожно позвал я задумавшуюся девушку. – Ты как?
- Н-нормально, - слабым голосом откликнулась она. – Я знала, что практика заканчивается, но все равно... это письмо... так неожиданно... У нас остался всего один свободный день. А двадцатое сентября уйдет на сборы – его можно уже не считать.
Похоже, она расстроилась.
Довольным во всей нашей компании выглядел один Живоглот – ему то уж точно не придется расставаться со своей хозяйкой.
Оставшуюся часть вечера мы провели за разговорами о том, что нас ждет в школе. Подавленное настроение Гермионы по-тихоньку улетучилось, и хотя на душе оставалось неспокойно, она выглядела веселой и неунывающей, и уверенно строила планы на два последующих дня.

ГРЕЙНДЖЕР
Девятнадцатого сентября снова с самого утра зарядил дождь - нудный, тоскливый. Лето закончилось окончательно, прошло-отзвенело. Погода словно плакала, прощаясь со мной. Через сутки я покину гостеприимный родительский дом и отправлюсь в Хогвартс. Думать об этом пока не хотелось. Как там говорила Скарлетт О'Хара: «Об этом я подумаю завтра»?
Я сладко потянулась. Вчера легла поздно – заранее начала упаковывать чемоданы, чтобы не было вечной суматохи в последнюю минуту. Сегодня мой день рождения, и мне позволительно остаться в кровати подольше. Посмотрела на часики – ого, дело приближается к обеду. Ничего себе – поспала. Из кухни уже вкусно пахло яблочным пирогом. Запах манил, дразнил, звал, и ничего не оставалось, как нехотя спустить ноги на пол, нащупать тапочки, натянуть халат и направиться в ванную.
Внизу раздавались приглушенные голоса. Я перегнулась через перила лестницы, чтобы посмотреть, что же происходит в гостиной.
Меня ждала невероятная картина: праздничный стол был наполовину накрыт, а его сервировкой занимался никто иной, как Драко Малфой собственной персоной. Отец подносил с кухни стопки вымытой и вытертой насухо посуды, а слизеринец расставлял приборы на столе согласно этикету. Я хмыкнула, вспоминая свой первый обед в Малфой-мэноре. Кому, как не Малфою знать все тонкости сервировки.
Кажется, меня пока не ждали, явно готовили какой-то мудреный сюрприз. Я торопливо вернулась в свою комнату, чтобы переодеться к праздничному обеду.
Это платье мне подарила Нарцисса. Она просила надевать его только в исключительных случаях, когда нужно будет произвести на кого-нибудь неизгладимое впечатление. Кажется, этот день настал. Вряд ли в Хогвартсе я у меня появиться еще одна такая возможность.
- Гермиона, деточка, пора просыпаться. Какая же ты засоня. Спускайся вниз, все тебя уже ждут, – мягкий голос отца заставил меня поторопиться.
- Папа, я уже не сплю. Сейчас спущусь.
Мама что-то расставляла на праздничном столе, Драко и отец сидели на диване у камина и тихо беседовали. Удивительная картина! Жаль, что больше не повторится. Завтра все это закончится.
Я спустилась на первую ступеньку, доска под ногой скрипнула. Три головы повернулись в мою сторону. Три пары восхищенных глаз встречали меня. Что ж, мама и папа всегда смотрели на меня с любовью и нежностью, а Драко… Удивленный взгляд пепельно-серых глаз заставил меня трепетать каждой клеточкой тела, я чувствовала, что нравлюсь ему, что он от меня просто без ума.
Я с трудом заставила себя отвести от него глаза и посмотреть на маму. Та неожиданно подмигнула мне, улыбнулась, лукаво косясь на слизеринца, и я, улыбнувшись ей в ответ, расслабилась. Мне всегда казалось, что свои магические способности я получила именно от нее. Мама как никто другой в нашей семье чувствовала состояние людей, а порой казалось, что она умеет читать наши с отцом мысли.

А потом мы танцевали. Отец пригласил маму, а Драко меня. Подняв на него нерешительный взгляд, я поняла, что окончательно пропала, мне вдруг захотелось, чтобы этот танец длился вечно и никогда не кончался. Что я чувствовала в тот миг? Наверное, то, что люди называют счастьем. Его руки скользили по моей талии, глаза сверкали, он согревал меня своей солнечной улыбкой. И наши сердца колотилось в унисон. Это был мой самый лучший день рождения!

Вечером я сидела одна под навесом крыльца. Последний день дома. Впереди только неизвестность. Там война, там Тот-кого-нельзя-называть, там Пожиратели, там жестокая реальность. А еще там Хогвартс и мои друзья.
За спиной раздались тихие шаги. Я оглянулась – за моей спиной стоял Драко и протягивал мне длинный белоснежный цветок:
- Лилия белая - оберег на счастье. С днем рождения!
- Где ты ее взял? – удивилась я.
- Наколдовал, - усмехнулся он.
- Не может быть! Как тебе это удалось?
Он счастливо рассмеялся:
- Твое вчерашнее «Смотри в учебнике!» не прошло даром. Я вынул из рюкзака волшебную палочку, нашел подходящее заклинание. Очень хотел, чтобы у меня все получилось. И вот…
А как же Надзор - сигнальное заклинание, которое накладывается на юных волшебников, колдующих на территории маглов? В Министерстве это называется «контроль за разумным ограничением магии несовершеннолетних».
Стоп! Если мне не изменяет память, то Надзор накладывается не на самих несовершеннолетних, а на то место, где они живут, если это место — район проживания маглов и поблизости нет ни одного взрослого волшебника. Так Гарри получил предупреждение от Министерства магии за применение заклинания Вингардиум Левиоса, которое на самом деле сотворил эльф Добби. Однако… Я с сегодняшнего дня уже совершеннолетняя! Именно поэтому Драко и не сделали предупреждение. Его наивное колдовство не несло в себе агрессии против маглов и, возможно, в Министерстве решили, что это именно я применила магию, а не он. Вполне разумное объяснение. Надеюсь, обойдется без последствий.
- Какой красивый цветок! Спасибо!

МАЛФОЙ
Глубокая ночь. Но мне не спится.
Я заранее собрал свои вещи в рюкзак. Сверху положил теплый свитер ручной вязки, который не раз согревал меня прохладными осенними вечерами. Надену его завтра утром, когда на машине с мистером Грейнджер отправлюсь в «Дырявый котел». От Гермионы я получил все надлежащие инструкции: как добраться до замка через каминную сеть и что взять с собой в школу. Она вручила мне письмо для моей матери, в котором объяснила той все, что со мной произошло. Оставалось надеяться на благоразумие этой самой Нарциссы Малфой, которой я совсем не помнил.
Я сел в кресло, откинув назад голову и запустив руки в пряди волос. И думал, думал, думал. Скоро голова вспухнет от этих дум, а выхода все равно не видно.
В коридоре раздались легкие, едва слышные шаги. Кому еще, кроме меня, не спиться по ночам? Я подошел к дверям и осторожно приоткрыл дверь:
- Гермиона!
Она вздрогнула от неожиданности.
- Почему не спишь?
Пожала плечами.
- И мне не спится, - вздохнул я.
- Пошли на кухню, выпьем чаю, поговорим, - предложила она. – Или в гостиной посидим, там должна идти какая-нибудь ночная передача.
- Твоих родителей разбудим. Я и так принес вам немало хлопот.
- Чушь, - не согласилась девушка. – Никаких хлопот. Не переживай, все нормально.
Я хмыкнул: куда уж нормальнее.
- Нет, правда, Драко, все хорошо, - она коснулась моей руки.
- Завтра рано утром я уеду, и все измениться, так?
Она кивнула.
- Кто знает, будет ли у нас с тобой еще возможность пообщаться. Так жаль…
- И мне, - прошептала она.
- Иди ко мне, - я протянул ей распахнутые руки.
Она неуверенно шагнула мне навстречу. Я крепко обнял ее.
- Ненормальный, - прошептала она мне в ухо. – Так мы точно разбудим моих родителей. У мамы чуткий сон.
Она решительно толкнула рукой дверь в свою комнату – впервые впускала меня в свой маленький мир:
- Входи!
Гермиона вошла первой, я следом за ней. Она щелкнула выключателем – я зажмурился: яркий свет заполнил все помещение.
Здесь все кричало о ней: и ярко-оранжевые шторы на окнах, и мягкий плед с орнаментом из ромашек, и группа маленьких ангелочков, уютно устроившихся на призеркальном столике, и круглая люстра в форме солнца. И – я был прав! - куча игрушек, разноцветных, больших и маленьких, всевозможных цветов и мастей, мишки, зайцы, куклы со стеклянными глазами.
Она заметила мой удивленный взгляд и покраснела:
- Как видишь, на счет игрушек ты оказался прав.
- Да уж, по-моему, с ними ты порядком переборщила.
Я засмеялся.
- Наглец! – она схватила первого попавшегося медведя, готовясь запустить им в меня.
- Только попробуй, - пригрозил я ей пальцем. – Не стоит испытывать судьбу еще раз, ты об этом пожалеешь. Ты помнишь, чем закончилась прошлая наша битва?
- И чем же по-твоему?
- Моей безоговорочной победой. А ты просто-напросто трусливо сбежала с поля боя.
- Я-я-я? Сбежала? – возмущению девушки не было предела. – Да ты... Знаешь, кто ты после этого... Ты... Ты... Зря я пригласила тебя сюда. Иди к себе! Спокойной ночи, мистер Малфой! Наилучших вам сновидений!
Она направилась к выходу. Но я одним прыжком достиг еще не открытой двери и прижал Гермиону спиной к ней:
- Так кто я, по-твоему? Кто? Скажи!
Она попыталась вырваться, но не смогла. Пыталась гневно взглянуть на меня, но у нее не вышло. Девушка перестала сопротивляться, стояла, внимательно изучая меня.
- Драко, отпусти меня, пожалуйста, - тихо попросила она.
- Нет, уже не могу, - ответил ей я. – Ты снова убежишь от меня.
Я прижался губами к ее губам. Никогда бы не подумал, что прикосновения к ней могут сотворить со мной такое.
- Драко..., - с мольбой прошептала Гермиона. И это прозвучало, как «Еще!» Я выполнил просьбу зовущих карих глаз.
У ее поцелуя вкус ромашкового чая. Он опьяняет и сводит с ума. От ее губ невозможно оторваться, невозможно, но надо...
Я почувствовал, понял, что еще немного, еще секунда, еще мгновение, и я не смогу уйти от этой удивительной девушки.
- Мне пора...
Я попытался открыть входную дверь.
И вдруг раздалось ее тихое:
- Не уходи!
Я, словно не веря в услышанное, резко повернулся к ней:
- Что ты сказала?
- Не уходи... пожалуйста... останься со мной этой ночью...
- Ты сама не понимаешь, о чем просишь.
- Понимаю, - она взяла мою руку в свою. Ее ладони были горячи, словно раскаленный уголь.
- Я должен уйти. Ты потом пожалеешь, если я останусь.
- Я пожалею, если ты уйдешь...
- Спокойной ночи, Гермиона, – я взялся за дверную ручку, намереваясь выйти, но она не отпустила меня.
- Останься... Прошу тебя...
Ее халат упал к моим ногам.
И я остался...
Конечно же, завтра она непременно пожалеет об этом, но ведь это будет только завтра...
А сегодня ее тяжелые волосы, освобожденные от заколки, рассыпались на моей груди, ее губы с нежностью прошептали мое имя.
Завтра мы оба пожалеем, но сегодня... наша ночь.

ГРЕЙНДЖЕР
На улице темно, в окно светит яркая луна... а мы так близко друг к другу, что захватывает дыхание. Я, словно канатоходец, иду по тонкому канату высоко над землей – шаг, еще чуть-чуть. Мои руки словно крылья, они помогают мне удерживать шаткое равновесие. И страшно посмотреть вниз, и пугает мысль, что канат может оборваться, и манит к себе заветная цель...
Нет ничего вокруг, только ночная мгла, укрывающая нас от любопытных глаз, и мы. Вдвоем.
Мы – это его говорящий взгляд. В безумных глазах огонь и желание. В сумасшедших глазах любовь. Эти глаза не врут. И я им верю.
Мы – это его чуть слышный с хрипотцой от нахлынувшей страсти шепот: «Не бойся, я не причиню тебе боли». И он не лжет - мне хорошо с ним, как никогда.
Мы – это его обжигающие, как пламя, губы, это нежность чуть дрожащих рук, его ласковые прикосновения, которые заставляют мое тело трепетать и выгибаться к нему навстречу.
Мы – это его взволнованное неровное сбивающееся дыхание, это наше дыхание – одно на двоих.
Мы - это вскипающая в жилах кровь, это стук наших сердец. Когда он обнимает меня, я слушаю, как бьётся сердце в его груди... тук-тук, тук-тук... оно бьется быстро-быстро, так же неистово и сильно, как мое. И я улыбаюсь, просто улыбаюсь...

МАЛФОЙ
Она заснула на моем плече, тихо посапывая носом. Незабываемая картина. Лунный свет пробился сквозь штору и упал на ее спокойное лицо и разбросанные по подушке волосы. Она была прекрасна; легкая улыбка скользила по губам - ей снился сон, самый прекрасный и удивительный сон в ее жизни...
Я осмотрелся в комнате. На столе небрежно лежит забытая ею книга. Здесь она отдыхает, читает, мечтает и просто иногда стоит у окна и смотрит по ночам на звезды. Здесь все напоминает о ней.
Тишина в доме. Только ее легкое дыхание.
Клянусь, она не пожалеет, что доверилась мне. Я никому не дам ее в обиду. Я люблю эту девушку с каштановыми волосами, пахнущими медом и яблоками. В окно смотрят небо, звезды и луна – и пусть они будут свидетелями моих обещаний.

ГРЕЙНДЖЕР
Утро наступило неслышно. Но едва первые лучики солнца попытались проникнуть внутрь комнаты через плотно прикрытые шторы, как я уже открыла глаза.
Попыталась осторожно выбраться из постели, но не смогла: рука Драко, крепко обнимавшая меня всю ночь, утром не хотела отпускать из сладкого плена.
Я не могла оторвать взгляда от мирно спящего парня. Его лицо безмятежно, как у младенца. Его дыхание ровное и спокойное. И он чему-то улыбается во сне.
Я снова попыталась выбраться из его объятий. Он пошевельнулся, но глаз не открыл. Я выскользнула из постели. На носочках, стараясь не создавать лишнего шума, поспешила к входным дверям. На ходу остановилась, обернулась на Драко: спит.
В ванной включила воду, засунула под нее голову. Пора приходить в себя. Вчера закончилось, и наступило сегодня. Нас ждал Хогвартс и все, что было связано с этим словом. А еще Гарри и Рон – при воспоминании о них мои щеки вспыхнули румянцем.
Теперь мне предстоит объясняться с ними... Мерлин!
Только я ничуть не жалею о прошедшей ночи. Может быть, раскаяние наступит позже, когда мне придется заставить себя взглянуть в до боли знакомые глаза друзей. Может быть, мне будет стыдно... Но пока нет! Пока я счастлива.
Я подняла глаза к зеркалу. Как выглядят глаза счастливой девушки?
Наверное, так, как у меня.

МАЛФОЙ
Мне приснился удивительный сон, будто я и грязнокровка Грейнджер... Я усмехнулся: вот уж поистине, чего только во сне не увидишь.
Потянулся, сгоняя остатки сна с расслабленных за ночь мышц, и открыл глаза.
Ошарашено сел на кровати и закрутил головой. Что за дурацкая комната! Словно попал в помещение, объятое языками пламени. Гиппогриф меня задери, где я и как сюда попал?
Дверь распахнулась, и в комнату вошла девушка с полотенцем, накрученным на мокрые волосы.
- Грейнджер! А ты какого лешего здесь делаешь?
Ее лицо исказила гримаса боли, она покачнулась, словно теряя сознание. Только не доставало сейчас приводить в чувство эту чертову гриффиндорку.
- Вообще-то это моя комната, - чуть слышно произнесла она.
- Тогда, что я тут делаю?!
Я видел, как она стиснула зубы, а руки сжала так, что побелели костяшки пальцев. Но при этом умудрялась говорить ровным спокойным голосом, который, вероятно, давался ей с трудом:
- Сам виноват! Напился вчера до зеленых соплей и перепутал мою комнату со своей.
- Напился? С чего ради? – я сжал голову руками: она, действительно, раскалывалась от боли. – Что-то я ничего не помню.
Голос Грейнджер гневно задрожал:
- Еще бы! Вчера был мой день рождения. И ты, видимо, решил надраться, чтобы не видеть наши мерзкие магловские рожи. А тут еще эта травма. Вот ты и отъехал...
Травма? Точно! Я все вспомнил: поход в кино, темная аллея, драка. Как звали того выродка, Каспер, кажется?... Я провел рукой у виска.
- Да цел ты, цел. А теперь будь добр, подними свой чистокровный аристократический зад и покинь мою комнату. И так пришлось из-за тебя спать на диване в гостиной. Чувствую себя разбитой, словно принцесса на горошине.
- Кто-о-о?
- Слушай, Малфой, - ее голос звенел сталью, - сегодня вечером нам предстоит долгая дорога до Хогвартса, а сейчас у тебя есть час, чтобы собраться. Мой отец отвезет тебя до «Дырявого котла». Я рада, что ты все вспомнил – меньше проблем! Надеюсь, наши с тобой «теплые» отношения закончатся сегодня раз и навсегда.
Я хотел соскочить с постели, но в последний момент понял, что абсолютно голый. Мои вещи были разбросаны по всему полу.
- Грейнджер, будь так добра, выйди из комнаты, пока я одеваюсь.
Она смотрела на меня в упор, не делая ни малейшей попытки сдвинуться с места:
- Еще чего! Нечего тут командовать, не в Малфой-мэноре! Здесь моя комната, а не твоя, поэтому, большее, на что ты можешь рассчитывать..., - и она демонстративно отвернулась к окну.
Я рассмеялся:
- Да ты, я вижу, та еще штучка... Извращенка, не иначе. Любишь подглядывать за парнями?
Уши Грейнджер приобрели пунцовый оттенок, но она промолчала.
Я вскочил с кровати, начал спешно натягивать плавки.
- Хотя, чего тебя стесняться... Ты, думается, пока я болел, насмотрелась на меня на всякого.
- Была нужда!
- А что, у меня красивое тело. Я всегда им гордился.
- Ты самовлюбленный индюк!
- Сама ты курица!
- Гад!
- Сучка!
- Слизеринский хорек!
- Заткнись, грязнокровка!
Я пулей устремился к выходу, на ходу застегивая рубаху. Ее сдавленный шепот догнал меня у самых дверей:
- А сам-то кто?! Теперь такой же грязнокровный, как и я...
- Что-о-о? Повтори, что ты сказала! – не поверил я своим ушам.
Но дверь уже захлопнулась передо мной, не ломать же ее в самом деле? Мы и так, наверное, своими криками подняли на уши весь дом.
Я рванул в свою комнату. Гнев переполнял меня. Да как она посмела! В Хогвартсе она у меня еще попляшет, ответит за каждое свое слово!
В пустой комнате на кресле лежал собранный к отъезду рюкзак. Сверху – черный идиотский, купленный гриффиндоркой свитер. К черту его!
Домой! Скорее домой! Подальше от этой противной девчонки...

ГРЕЙНДЖЕР
Я медленно сползла по стене на пол – ноги больше не держали меня. Сжала зубами кулаки, чтобы заглушить судорожные рыдания. Мир из цветного внезапно стал черно-белым, из многоголосого — монотонным, из объемного — плоским. Несколько жестоких слов – и нет никаких «мы».
Еще вчера я таяла как воск в его руках, а сегодня в моей душе минус пятьдесят по Цельсию... Сказка кончилась. Здравствуй, реальность!...
Ничего, я сильная, я выдержу! Малфой не должен видеть ни моих слез, ни моего отчаяния...
Но соленые горячие капли не слушались меня, стекали вниз и обжигали щеки.
Хотелось кричать во все горло, но голос хрипел, а дыхание сбивалось. Воздуха резко не хватало. В душе родился маленький сгусток боли, который с каждой минутой становится всё сильнее и невыносимее, он рвался изнутри на свободу, стремясь разорвать меня на части. Приходилось кусать до крови губы, чтобы хоть немного почувствовать облегчение, переключив мозг с душевных мучений на физические. Но легче не становилось.
Я тихо завыла – так воет волчица, вернувшаяся в свое логово и не нашедшая там ничего, кроме растерзанных волчат, так воет загнанный в ловушку зверь, который в панике мечется в поисках выхода!
Все правильно, некого винить, все так и должно было случиться. Тогда почему же мне так больно?
Я усилием воли заставила себя подняться с пола. Взгляд, как предатель, как вражеский лазутчик, медленно заскользил по комнате. Видимо, чтобы окончательно меня добить, память тщательно восстанавливала прошедшую ночь. Здесь мы стояли спиной к двери, и он целовал меня, тут я сидела на его коленях, там я обнимала его...
По моим искусанным губам засочилась кровь... Я слизнула соленые капли. Точно также кровоточило сейчас мое сердце.
Я сильная! Я все выдержу!
Натолкнулась взглядом на коварное и лживое зеркало. Оно солгало мне вчера – совсем не так выглядят глаза счастливой девушки.
Я схватила первое, что попалось мне в руку – фарфоровый ангелочек. Зачем он здесь? Ангелам тут не место – они здесь больше не живут. Что было силы швырнула хрупкую статуэтку в предательское стекло.
- Будь ты проклят, Драко Малфой! Как я тебя ненавижу!
Лживое зазеркалье вдребезги раскололось на миллионы мелких блестящих осколков. Это разбилась моя душа...

Только к обеду я заставила себя выйти из комнаты, которая за короткое утро из надежного убежища превратилась в камеру пыток.
Дверь в комнату Драко была распахнута настежь. Я шагнула туда – меня оглушила звенящая пустота. Его больше нет, он ушел отсюда... навсегда...
Я больше не буду плакать – он не стоит моих слез. Хватит! Надо жить дальше, как бы трудно ни было! Вновь жить своей жизнью, той самой, которой и жила все семнадцать лет до него. У меня есть друзья, есть Хогвартс, есть цель в жизни. Я пойду своей дорогой, в которой Драко Малфою не было и нет места. И никто никогда не узнает о том, как Гермиона Грейнджер провела летнюю практику девяносто шестого года.
На полу возле кровати лежал знакомый свитер. Я подняла его, на ковер выпал маленький белый лист бумаги – мое письмо Нарциссе. Оно потеряло свою ценность, в нем больше не было надобности. Теперь оно стало таким же ненужным для Малфоя, как и одна наивная девчонка.
Я прижала свитер к щеке. Он пах Драко. Запах, который уже не выветриться из моего сознания. Мне предстоит долгий путь длиною в жизнь - словно голыми ногами по выжженной огнем траве. Прощай, детство, - мне пора взрослеть!