Капитан 1 ранга 2 страница

Оба командира, старые капитаны 2 ранга, ссылаясь на непорядки в машинах, медлили и не выходили, не­смотря на повторные приказы. Тогда третий, капитан 2 ранга Шельтинг, командир канонерской лодки «Бобр», самой слабой по ходу и вооружению, предложил адми­ралу послать его. Тотчас же выйдя в море, «Бобр» ока­зал свою поддержку армии и благополучно возвратился.

Обратно его сопровождало несколько японских ми­ноносцев, которые легко могли его атаковать и утопить. Однако, как потом объяснили сами японцы, они этого не сделали, главным образом потому, что были восхище­ны храбростью кап. 2 р. Шельтинга.

Адмирал Витгефт в негодовании на командиров двух первых лодок, так и не вышедших из гавани, сместил их с должностей. Все тогда думали, что оба они будут от­даны под суд. Но мягкий адмирал сделал в отношении их другой гневный жест.

Через день после моего назначения начальником Са­нитарного каравана, приходит ко мне в Гнилой угол флагманский доктор А. А. Бунге. Его, как очень часто {287} бывало, сопровождали два морских агента-германца, состоявших при нашем флоте от имени германского им­ператора. Оба немца, брюнет и блондин, прекрасно го­ворили по-русски.

— Адмирал поручает вам приспособить к вашему делу капитанов 2-го ранга Х-1 и Х-2, бывших команди­ров канонерских лодок, — говорит он мне тихо, как бы желая, чтобы немцы не обратили на это внимания.

Не понимая в чем дело, я решил, что вместо меня перевозка раненых по рейду поручается им.

— Александр Александрович, — отвечаю я Бунге — да там же нечего делать двум командирам судов!

Он замял разговор, а потом, без немцев, объяснил мне, что адмирал хотел для ущемления самолюбия, как провинившихся, назначить их под мое начало для пе­ревозки раненых и больных на шлюпках по внутреннему рейду. Конечно, это назначение не состоялось.

Добряк Витгефт его отменил.

Один из этих капитанов погиб смертью храбрых во главе десантного батальона матросов в августовские штурмы. А другой — всё время осады пролечился в гос­питалях. Когда же крепость пала, и японские военные власти оставили офицерам холодное оружие, он, на сбор­ном пункте пленных, опоясываясь морским палашом, об­ратился к другим, тут же стоящим офицерам и сказал:

«Ну, мы еще послужим!».

После первых крупных неудач нашего флота авто­ритет высших начальников, адмиралов и командиров, естественно, пошатнулся во мнении команды и младших офицеров.

Матросы ничем, кроме стараний и мужества, не мог­ли помочь делу. В ином положении были молодые офи­церы, особенно специалисты, только что окончившие артиллерийские, минные и штурманские классы, а также механики-инженеры и молодые врачи. Они были заедены рутиной времен парусного флота. Они были ближе к ве­ку, знали многое такое, что трудно доходило до со­знания стареющего высшего начальства.

Не выходя из рамок дисциплины и порядка, моло­дежь стала проявлять свою инициативу. Усомнившееся {288} в себе начальство тому не препятствовало. Это очень помогло, но, к сожалению, не в морских делах, которые были испорчены сразу и почти непоправимо.

В делах же крепостной обороны инициатива моло­дых имела большое значение для их успешности и про­должительности. Укажу лишь кое-кого из стаи славных:

1. Прогремевшего на всю Россию лейтенанта Подгурского с его бомбочками.

2. Зборовского, капитана, военного инженера, пред­ложившего, в виду отсутствия сухого дока, починить «Цесаревича», «Ретвизана» и другие поврежденные ми­нами суда при помощи присасывающихся кессонов.

3. Власьева, мичмана, придумавшего миномет.

4. Офицера — имени не помню — обложившего крепость электрической проволокой, очень пугавшей японских солдат (Лейтенант Н. В. Кротков, мой соплаватель на «Пересвете» 1903 г., впоследствии адмирал.).

5. Берга, инженер-механика, соорудившего змей для подъема наблюдателя. И так далее. Десятки и сотни таких молодых новаторов знал Артур. А сколько было стратегических и тактических молодых инициаторов! В Артуре строился воздушный шар (лейт. Лавров), строи­лась подводная лодка (техник путей сообщения) и про­чее, и прочее.

Не дремали и молодые морские врачи: на старом транспорте «Ермак» была устроена фабрика готовых по­вязок, где собирались молодые доктора, обменивались идеями, стараясь помочь общем уделу.

После одного из таких собраний я предложил всей молодежи полюбоваться моим медицинским флотом.

Все мы были лекарями, без чина пока, но лишь с пра­вом на чин титулярного советника (одна черная полоска, без звездочек, на узком серебряном погоне). Только один из нас, уже на пятом годе службы, был в чине коллеж­ского ассессора (две полоски с двумя звездочками). Он, как штаб офицер, имел право подходить на шлюпке к правому трапу корабля. Это был Эдуард Егорович Арнгольд, «голландский рыцарь», как звали его друзья, и {289} «доктор Ап», как называли его на флоте. Он всеми был любим и все знали, что когда он поднесет рюмочку ко рту, всегда произносил междометие: — ап!

Отсюда и кличка. Эту привычку, вероятно, западного происхожде­ния, Ап заимствовал от своего пращура, голландца-плотника, привезенного в Россию Петром Великим.

Когда весь медицинский конгресс любовался чи­стеньким новым японо-русским флотом и я представлял его старшему д-ру Арнгольду, он обращается к кол­легам:

— Господа, а где же поднимет свой флаг наш шлю­почный адмирал? Твое превосходительство, а что ты скажешь?

— На «Забияке» или «Разбойнике», — ответил я. — Чем не крейсера?

На самом же деле мой флаг пришлось поднять над моим береговым штабом, против ресторана «Саратов», на берегу, где была вырыта небольшая яма для укрытия от бомбардировок для чинов моего штаба.

Эту яму и небольшую, в две доски пристань с при­чалом, мы назвали «Порт Саратов». Другой порт по ту сторону бухты был назван «Под Тигровым Хвостом».

Кроме того, была еще третья плавучая база вблизи Морского госпиталя у Нового города. Третий порт полу­чил название «Пьянчуга». Старая большая баржа стоя­ла на мели на плоском берегу перед Морским госпиталем. Во время прилива она всплывала и качалась, как пьяная, а во время отлива она вновь становилась на дно и... трезвела. Но не на долго! И так по два раза в сутки... неисправимая пьяница.

Моим флаг-капитаном был строевой квартирмей­стер из запасных, сибиряк с черной бородой а-ля Пуга­чев, лет сорока с хвостиком. Командирами портов — два более молодых квартирмейстера, молодцы хоть куда. А флагманским доктором — 20-летний тщедушный маль­чишка фельдшер Чаев. Матросов было дюжины две. Си­ла могучая!

Флот этот с началом тесной осады так напрактико­вался, что был ценим, и все пригляделись к большому красиво реющему флагу красного креста, под которым {290} была вывеска из материи «Перевозка раненых и больных по рейду».

Когда начались кровавые события в августе, я ред­ко бывал под своим адмиральским флагом, работая на сухопутном фронте с 1-м Морским санитарным отрядом, которым командовал до конца осады. Флотилией же под моим флагом, точно по Морскому уставу, управлял мой строевой квартирмейстер.

Морской врач

Я. И. Кефели

{291}

ВОСПОМИНАНИЯ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ИНЖЕНЕР-МЕХАНИКА В. Ф. БЕРГ

Прибыл я в Порт-Артур в январе 1902 года. Тогда еще только начинали создаваться вооруженные силы, нужные для закрепления нашего положения. Для стоян­ки флота была гавань, построенная еще китайцами, в которой могла помещаться незначительная часть флота; был лишь один док, недостаточный для судов водоиз­мещения наших новейших в то время броненосцев типа «Петропавловск».

Постройка нового дока, достаточного для этих броненосцев, только началась. Внутренний рейд, на котором впоследствии должен был помещаться наш весь Дальне­восточный флот, только в самом начале своем у входа с моря к бухте был пригоден для стоянки одного, много двух крупных судов, вся остальная площадь его была еще настолько мелка, что в отлив китайцы пешком пе­реходили от Тигрового Хвоста в Новый город. Громад­ный караван землечерпалок и «грязнух» (барж для вы­воза в море вычерпанного грунта) работал день и ночь под руководством Корпуса флотских штурманов полков­ника Престина. На складах порта были очень ограни­ченные запасы угля, смазочных и других материалов, а также артиллерийских снарядов и зарядов.

Из боевых судов в то время в Артуре стояли броне­носцы «Петропавловск», «Полтава», «Севастополь», устаревший крейсер «Нахимов», устаревший минный крейсер «Всадник», 4 эскадренных миноносца типа «Бди­тельный», один английского типа «Боевой» и один не­мецкого же типа, взятый у китайцев, — «Лейтенант Бу­раков». Последний был взят в совершенно негодном со­стоянии и стоял в капитальном ремонте.

{292} На все нужды флота и его базы Порт-Артура отпу­скались очень ограниченные средства, тогда как на со­седний с ним коммерческий порт Дальний, детище мини­стра финансов Витте, как из рога изобилия сыпались деньги, как на постройку самого порта, так и на по­стройку города при нем. Витте всё время урезывал кре­диты на флот и на его базу Порт-Артур.

По предписанию из Петербурга, суда, в целях эко­номии, большую часть года стояли в вооруженном ре­зерве, плавали только 3-4 месяца в году, и то лишь уме­ренной скоростью, чтобы меньше расходовать угля и прочих материалов.

По прибытии в Артур я был назначен сперва на броненосец «Севастополь» младшим судовым механиком, через три месяца старшим судовым механиком на эскад­ренный миноносец «Бдительный». На всех четырех ми­ноносцах этого типа, которые лишь недавно лихо совер­шили поход из Кронштадта в Порт-Артур, к тому вре­мени стали уже совершенно негодными водогрейные трубки котлов, вследствие того, что толщина стенок первых двух рядов их была 2 мм.; всех же остальных лишь 1, 5 мм., и была недостаточная циркуляция воды, а вода в Артуре была очень плохая для наполнения кот­лов.

Только в конце 1903 года установили на набережной миноносцев опреснители для наполнения котлов минонос­цев; до этого котлы наполнялись водой из так называе­мого «пресного озера» — бывшего залива, который был превращен в озеро тем, что залив перегородили широкой насыпью. Вода в нем опреснялась десятилетия дождя­ми, но всё же была еще с сильной примесью морской воды.

В результате трубки давали свищи, и даже на ма­лых походах приходилось выводить то один, то другой котел из действия, залезать в только что продутый ко­тел, заглушать трубки, дававшие свищи, чтобы скорее готовить котел на случай, что даст свищи другой котел. Тонкостенность трубок и плохая циркуляция воды в котлах — это ошибки немецких конструкторов. Судовым инженер-механикам и кочегарной команде приходилось зорко следить и потеть, чтобы по мере возможности {293} бороться с этим недочетом. Бороться с недочетами заводской работы приходилось судовым инженер-механи­кам и на броненосцах. Так, например, на «Севастополе» на пробном ходу максимальной скоростью так нагревал­ся головной подшипник лев. Ц. В. Д., что ни усиленная смазка, ни поливание полной струей воды, не могли снизить температуру до допустимого нагревания.

Ког­да разобрали бронзовый подшипник, он оказался весь за­дран, а шейка шатуна его сильно наплавлена медью. Подшипник стучал и при меньших ходах, что указывало на то, что причиной нагревания не должна была быть малая слабина, в чем убеждали и измеренные раньше зазоры. Оставалось предполагать перекос параллели. Ни слова не доложив по начальству, старший судовой ме­ханик на свой риск приступил к проверке, разобрал крышку цилиндра, вынул поршень, шток, разобрал ша­тун, снял щеки параллели, протянул проволоку по оси цилиндра к оси вала. Предположение старшего механи­ка оказалось правильным: измерения рейсмасом показа­ли, что площадь параллели была под углом к оси вала.

Пришлось отдать и самую параллель, и под одну сторо­ну ее пригнать прокладку, чтобы привести площадь па­раллели в положение параллельное оси вала. Не поспели еще установить параллель правильно, как по флоту был сигнал «Пол. I», т. е. броненосцам быть готовым к вы­ходу в море через 24 часа. Срок более чем скромный для того, чтобы закончить надлежащим образом сборку, при­ведя всё в порядок. Работали непрерывно сутки, и ко­рабль был готов к сроку. Это лишь отдельные примеры из ряда других случаев, обнаруживших, насколько судо­вые инженер-механики были подготовлены своей шко­лой не только к управлению исправными механизмами, но и к тому, чтобы управляться своими средствами с недочетами, допущенными опытными судостроительны­ми заводами, и обучать тому же команду, сплошь да ря­дом набранную из землеробов и других, раньше не имев­ших никакого дела с механизмами и котлами.

На том же «Севастополе», по почину старшего су­дового механика и тоже без доклада по начальству, по­мещение вспомогательных котлов было превращено в {294} литейную и кузницу. Для этого сняли дымовые ящики и дымоходы обоих цилиндрических вспомогательных кот­лов, расположенных над главными котлами, чтобы вы­играть место для кузницы и литейной и в оставшуюся часть дымоходов отвести газы горнов и плавильных печей. Старший механик руководился тем, что на прак­тике вспомогательными котлами всё равно никогда не пользовались, а кузница и литейная вышли такие, что в них производились работы, которые в значительной мере обеспечивали независимость корабля от перегруженных работой портовых мастерских. Когда всё было готово, донесли в Петербург.

Ясно, что из Технического Комите­та немедленно последовала нахлобучка за самовольное упразднение никчемных вспомогательных котлов, — это однако мало тронуло старшего механика, который ру­ководился пользой дела, а там — суди его Бог и военная коллегия.

Было начало кампании. Начали плавать и наши «бдительные», но с трубками стало еще хуже. Нас по­слали, между прочим, к берегам Кореи — в Чемульпо и миль на сто южнее. Вскоре, однако, котельные трубки стали уже совсем сдавать.

В Порт-Артур тем временем подошли давно уже заказанные трубки для замены старых. К осени нас по­ставили в ремонт.

За эти полтора года в Артур подходили всё новые и новые суда. Прибыли крейсера «Диана» и «Паллада», прибыло 5 эскадренных миноносцев типа «Властный», французской постройки.

Число миноносцев постепенно увеличивалось и та­ковыми, которые собирались на верфи Невского завода на Тигровом Хвосту из частей, заготовленных на том же заводе в Петербурге. Всего их вышло с верфи 12, по­следние уже во время войны.

Подошли броненосцы «Пересвет» и «Победа», мин­ные заградители «Амур» и «Енисей», крейсера «Аскольд», «Новик», «Варяг», «Боярин» и «Богатырь» (по­следний направили во Владивосток), броненосец {295} «Ретвизан» и уже глубокой осенью 1903 года броненосец «Це­саревич» и «Баян».

Миноносцы, как и остальные суда, продолжали сто­ять в резерве. Настроение в Артуре, хоть и было време­нами тревожное, но всегда скоро успокаивалось; по мере прихода всё новых судов, всё меньше верили в возмож­ность, что Япония рискнет ввязаться в войну. Перестал и я верить, что разразится война, и в декабре попросил­ся в отпуск в Москву, чтобы провести Рождество дома. В Москве, куда ни придешь, везде был первый вопрос, будет ли война? После того, как Государь на Высочай­шем новогоднем приеме объявил, что войны с Японией не будет, все успокоились. В Москве жизнь била клю­чом — театры, концерты, балы, балы и балы. Из Москвы меня потянуло в Петербург, ознакомиться с состоянием достраивавшихся кораблей, предназначенных к отправ­ке в ближайшем времени на Восток.

Потянуло меня и в мою «алма матер» в Кронштадт. За 7 лет нашел там большие перемены, на всём был отпе­чаток деятельности администрации, которая по всем ча­стям усовершенствовала училище.

27 января я ехал в Москве на один из вечеров, на улицах было обычное спокойное движение. И вдруг кар­тина переменилась: со всех сторон бежали продавцы га­зет, крича:

— Япония прервала дипломатические отношения с нами!

Не доходя до дома, куда был приглашен, заехал в открытое еще бюро по продаже железнодорожных би­летов и взял билет на следующий же сибирский экспресс, который отходил через сутки, и послал телеграмму ко­мандиру: «Никоим образом не держите котлы под па­рами». Эту телеграмму дал потому, что когда в Артуре бывало тревожное положение и миноносцам объявляли «пол. I», штаб требовал, чтобы миноносцы стояли под полным давлением во всех котлах. Требование это было совершенно абсурдно, т. к. было совершенно достаточно иметь пониженное давление в одном котле, чтобы сей­час же начать разворачиваться и поспеть развести пары в остальных котлах, чтобы выскочить полным ходом из {296} гавани в море. Держать же котлы под полным давлени­ем, без расхода пара, было очень вредно.

В Комендантском управлении были очень удивлены, что я еду назад, не использовав своего отпуска до кон­ца, и в возможность войны не верили, — раз Государь сказал, что войны не будет.

Каких бы то ни было приготовлений по войскам в Москве не было видно, даже и на следующий день, когда шел мой экспресс. Известие о взрыве наших кораблей японцами мы получили лишь на следующее утро после отъезда из Москвы. В вагоне-ресторане только и было разговоров и расспросов по этому поводу.

В Уфе подсел мой друг и соплаватель по «Севасто­полю», мичман Малеев, геройски затем погибший на ми­ноносце. Всегда бодрый, здоровенный, отличный това­рищ и чуждый какого бы то ни было пессимизма. С его появлением в столовой сразу повеяло бодрой уверенно­стью. Мы выпили с ним за успех в Артуре и всей кам­пании и поддерживали весь путь повышенное настрое­ние. На третий день пути мы начали обгонять воинские поезда с пехотой, артиллерией и кавалерией. По мере дальнейшего продвижения эшелоны эти всё учащались.

Экспресс, раньше проходивший до Артура, теперь, шел только до Иркутска. В Иркутске нам пришлось пе­ресесть в воинский поезд. Вместо обычных 10 дней экс­прессом, мы были в пути больше двух недель.

В Артуре нашли мрачное настроение. Помимо взор­ванных японцами внезапным нападением броненосцев «Цесаревич» и «Ретвизан» и крейсера «Паллада», кото­рые стояли перед входом в порт, приткнувшись к берегу, мы за это время потеряли еще минный заградитель «Ени­сей» и крейсер «Боярин», взорвавшиеся на своих же ми­нах у Дальнего. В Чемульпо погибли крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Настроение было настоль­ко подавленное, что говорили чуть не шепотом. О каких либо планах активных действий не было и речи.

Взорванные суда держались, однако, на плаву. Бы­ли заведены кессоны, быстро сооруженные в порту и под­веденные под пробоины. Каждую ночь японцы пытались новыми атаками завершить свое дело и потопить {297} взорванные суда, но тщетно. Этому противодействовала ар­тиллерия, как взорванных судов, так и береговых бата­рей, особенно Золотой Горы.

Свой миноносец я, к сожалению, застал с совершен­но загубленными вновь котлами. Вопреки отправленной мною телеграмме, командир, повинуясь распоряжениям штаба, держал все котлы под полным давлением. Ре­зультаты сказались немедленно, трубки рядов с наимень­шей циркуляцией давали свищ за свищом. Чтобы предуп­редить дальнейшее разрушение трубок, немедленно оста­вил пары только в одном котле, и в нем лишь с малым давлением. Остальные котлы держали заряженными. Ни­какой задержки с выходом ни разу не произошло. Но роль наша осталась печальной: нами пользовались лишь для охраны рейда и входа и для траления.

Вскоре после моего возвращения в Артур прибыл и адмирал Макаров. С его приездом сразу изменилось на­строение. Адмирал всюду являлся, чтобы поднять дух личного состава, нажал все пружины, чтобы взорванные суда как можно скорее были отремонтированы и вошли в строй. Для ускорения ремонта этих судов он привез с собой целую артель мастеровых Балтийского завода со специальными пневматическими инструментами под ру­ководством энергичного корабельного инженера Кутейникова. Результаты сказались быстро.

Соединенными усилиями корабельного инженера Кутейникова и порто­вых инженеров — кор. инж. Свирского и инж. мех. Ши­лова в краткий срок все три корабля были сняты с мели и введены в порт, чем избавили их от опасности дальней­ших атак на внешнем рейде и от сильной волны, време­нами грозившей бить корабли о берег и причинить еще большие повреждения. Ремонт в порту шел быстрым тем­пом.

Корабли, неподвижно стоявшие в порту до прибы­тия адмирала Макарова, начали выходить навстречу не­приятелю, как только он появлялся на горизонте. Пом­ню, как однажды все главные силы японцев подходили к Артуру. Адмирал Макаров приказал немедленно выхо­дить судам навстречу. Выскочили миноносцы, крейсера с «Баяном» во главе; броненосцы не так-то свободно вы­ходили со своих мест на внутреннем рейде через {298} узкий выход из порта между Золотой Горой и Тигровым Хвостом. Этот пролив к тому времени не был еще доста­точно углублен, чтобы броненосцы с полным запасом уг­ля могли проходить через него при отливе. Приходилось ждать почти полного прилива. Поэтому в данном случае могли проскочить немедленно только два броненосца с меньшим запасом угля, остальным пришлось ждать дальнейшего прилива. Адмирал Макаров вышел на одном из них, не дожидаясь остальных. Курс на неприятеля. Ко­манда застыла было при виде такого неравенства сил. Боцман «Бдительного» обратился ко мне:

— Ваше благородие, как же это мы с ими будем драться, коль в их вся сила, а у нас только два броне­носца?

— Да у нас же адмирал Макаров! — ответил я. Сразу и боцман и все стоявшие кругом матросы вос­прянули духом, и все бодро и уверенно готовились померяться силами с сильнейшим врагом.

Вера в адмирала Макарова сразу же подняла дух всего личного состава от мала до велика. Не поколеба­ла его и потеря двух миноносцев в геройских боях.

Но вот настал день роковой гибели адмирала. Об­стоятельства гибели «Петропавловска» достаточно из­вестны всем. Остановлюсь только на обстоятельствах, свидетелем которых был лично.

Два дивизиона миноносцев, в том числе и наш ди­визион типа «Бдительный», шли впереди возвращавшей­ся с моря эскадры под флагом адмирала Макарова на головном корабле и протраливали фарватер для входа в порт. Когда мы были уже совершенно близко от входа, адмирал поднял сигнал:

— Миноносцам идти в гавань, пополнить запасы угля.

Не поспели мы ошвартоваться у угольного склада, как нам в порту был передан сигнал:

— Немедленно вернуться.

Выскочив сейчас же обратно на рейд, мы «Петро­павловска» больше уже не увидели... Потеря адмира­ла была страшнейшим ударом личного состава, большую часть которого снова охватило уныние, и флот опять {299} впал в бездействие, ограничиваясь лишь самыми незна­чительными выходами близ порта.

Задача миноносцев сводилась к очистке рейда от мин, так как миноносцы в темные ночи всё больше за­брасывали рейд минами заграждения и плававшими ящи­ками с импровизированными минами; специальных же тральщиков в Артуре не было. Не помню точно, сколько при этом погибло миноносцев, вероятно, до восьми из общего числа 23, из которых, кроме того, три погибли в бою, и один выкинулся на берег под Ляотешанем.

Кроме нудной работы по тралению, миноносцы несли и еще более нудное занятие, — дежурства по охране вхо­да в Артур, с тех пор как японцы пытались загородить узкий вход в порт затоплением пароходов в самом про­ходе. Один из пароходов чуть не забил пробку, сев на мель у самого прохода.

Задача двух дежурных миноносцев состояла в том, чтобы при появлении пароходов с подобными вожделе­ниями, выскакивать и топить их. Всё это было скучно, мертво.

Одна же работа меня увлекала. Когда после сра­жений на р. Ялу японцы вошли в Маньчжурию, и армия Ноги, отрезав Артур с севера, стала наступать в направ­лении на Артур, в последнем всполошились. Раньше и мысли не было у власть имевших, что Артуру когда-ли­бо могла угрожать опасность осады с суши. Поэтому все укрепления вокруг Артура для защиты с севера бы­ли очень примитивны, не говоря уже о том, что более удаленные от Артура позиции были совершенно не укреп­лены. Были даже сняты орудия с таких позиций, как Киньчжоуская, на которой у китайцев, помимо более мел­кой артиллерии, были 10-дюймовые дальнобойные ору­дия. Всё это по распоряжению свыше было снято.

При изменившихся обстоятельствах взялись за ум. При энергичном воздействии флота начали в первую го­лову усиливать вооружение ближайших к Артуру пози­ций. Так как у сухопутных было очень мало орудий в арсеналах (бывших китайских), можно было произве­сти усиление только орудиями 6-дюймовыми и 75 мм., которые флот, скрепя сердце, согласился отдать на {300} сухопутные позиции. Душой работ по установке этих ору­дий был лейтенант на окладе Клюпфель. По его инициа­тиве в порту заготовлялись фундаменты для них. Лейт. Клюпфель предложил мне быть его помощником по над­зору и сбору фундаментов и по установке морских ору­дий по всем укреплениям фронта. Эта работа была мне по сердцу, и почти все морские орудия на фронте Артура были установлены мною. Мною же были подняты и 10-дюймовые, бывшие китайские орудия на Ляотешане. Пришлось выпросить у сухопутного начальства целых две роты солдат в дополнение к небольшому отряду матросов под руководством боцмана.

Однажды вечером в офицерском собрании командир 5 полка объявил:

— Завтра с утра будет бой. Отступления не будет!

На следующее утро бой разгорелся, когда солнце еще не взошло. Японцы сразу открыли ураганный огонь по всей позиции. Был полный штиль. Я обходил пози­ции. С раннего утра буквально ни одна проволока не уцелела. Пробовал сосчитать по часам, сколько снарядов рвалось в минуту поблизости. Привык считать обороты машины на миноносце до 300 в минуту, — тут же не справился со счетом, столько было разрывов. Отправил­ся и к установленным нами двум морским 6-дюймовым орудиям. Там с утра уже была перебита вся прислуга. На бруствер был выброшен труп великана артиллериста. До сих пор еще у меня в памяти клочья его красной ру­бахи, которые развевались при пролете над ним снаря­дов. Когда поднялся к орудию, нашел его целым и очень соблазняло зарядить и ахнуть по наступавшим уже близ­ко густым рядам неприятеля; но одному невозможно было дотащить тяжелые заряды и снаряды. Чтобы не дать неприятелю в руки орудия, совершенно годные к действию, ограничился тем, что снял прицелы и отнес их командиру полка.

Неравный бой кончился.

С нашей стороны был все­го лишь один полк и рота другого; артиллерии было всего лишь одна полевая батарея; была еще одна спе­шенная конная охотничья команда и, наконец, прибыв­шие со мною около двух десятков матросов. Японцев {301} же было две дивизии, при них много крупной и мелкой артиллерии. Японцы с утра наступали густыми колон­нами, всё время поддерживаемые ураганным огнем сво­ей артиллерии. Их наступление было приостановлено лишь временно около полудня, когда канонерская лодка «Бобр» по личной инициативе ее кап. 2 р. Шельтинга, использовав насколько возможно прилив, с залива Даль­него энергично обстреляла наступавших японцев во фланг по всей ширине перешейка. Дрогнувшие от по­несенных этим обстрелом потерь, японцы стали отсту­пать, но как только канонерская лодка с наступившим отливом принуждена была отступить, чтобы не сесть на мель, наступление японцев возобновилось, и к вечеру нам было приказано отступить.

Погрузив свое хозяй­ство, с закатом солнца тронулись все в путь на Артур. Шли сами запряженные в свои тележки, местами по вспаханным полям, пока, приблизительно на полпути до Артура, не добрались до поезда, который принял нас.

Я со своей командой попал на платформу, на кото­рой были сложены убитые. Это была жуткая картина, но выбора не было. Дальше плестись со своими тележ­ками по ухабистым путям не было сил. Сон так одоле­вал, что мы разлеглись среди убитых, и я редко спал так крепко, как тогда, положив голову, вместо подушки, на одного из более целых покойников.

В конце октября «Бдительный» взорвался на рейде на мине. Я как раз стоял в кочегарке и еле почувство­вал взрыв, который случился под помещением команды в корме. Миноносец всё же остался на плаву и был вве­ден в гавань.

2 ноября 1904 г. я был назначен на миноносец «Ра­сторопный». Лейтенанту Павлу Плену было поручено отвезти на этом миноносце в Чифу донесение Государю императору о положении Артура. Как только пришли в Чифу, перед входом в него стали патрулировать 4 япон­ских миноносца, а за ними крейсера. Пробиться через них было невозможно. Памятуя случай, когда миноносец «Решительный», вопреки всем положениям о междуна­родном праве, на том же нейтральном рейде Чифу был забран японцами, мы решили затопить «Расторопный», {302} чтобы не попал в руки врага. Сняв команду и взорвав машину, затопили миноносец; из воды торчала лишь фок-мачта с реей, будто крест над могилой миноносца. По соглашению командира, консула и китайских властей, мы все были отправлены на канонерскую лодку «Маньч­жур», интернированную в Шанхае, на которую и были зачислены. Чтобы не сидеть сложа руки, предложил свои услуги военному агенту полк. Десино, работавшему с на­шим бывшим посланником в Корее Павловым. После па­дения Артура работал по просьбе Павлова по отправке многих тысяч артурцев, возвращавшихся через Шанхай в Россию.

Генерал-Лейтенант

Инженер-Механик

В. Ф. Берг

{303}

ПОДПОЛКОВНИК МЕЛЛЕР

Деятельность Меллера в Артуре? Ответить систе­матически теперь уже не могу. Постараюсь дать общую картину и только кое-какие детали.

Прежде всего удивляешься определенности и бы­строте выбора средств и материалов, которую он про­явил, привезя с завода в Артур, в нескольких вагонах, прицепленных к экспрессу, то, что он считал необходи­мым на первое время для работы. Он не знал ни средств порта, ни его нужд; не имел практики военного времени. Однако, всё привезенное, помимо исключительно искус­ных рабочих с большой инициативой, оказалось именно тем, в чем порт нуждался в совершенно непредвиденных его технической организацией обстоятельствах. Ему по­могло, быть может, и то, что он был бывший моряк, но кто из строевых моряков знал, как он, структуру — не на бумаге только — корабля? Я думаю, что во всем фло­те, кроме Макарова, Яковлева и Шенсновича — никто!