Глава 10. Крики, бой, лязг металла, кострища на улицах утихли

Крики, бой, лязг металла, кострища на улицах утихли. Арена пала. Железный город больше не был землей хозяев, так как буквально захлебнулся в черной, густой крови убитых. Кровь была везде: на улицах и в домах. Она медленно высыхала на камнях переулков и улочек, и от этого взятый город казался еще мрачнее, чем был до прихода заключенных. Узники хлюпали по ней босыми ногами или же размазывали по камням изношенной обувью, или марали об жижу новенькие блестящие сапоги, снятые с тел хозяев. Каждый тащил на своем плече заслуженный трофей: еду, оружие, помеченную ткань от нового дома, рабыню. Большинство узников прибывали в какой–то тихой прострации после боя. Расслабленные, удовлетворенные, уставшие, довольные тем, что могут находиться под двумя солнцами. Некоторые из них даже напевали что–то под широкий нос. К сожалению, настроения большинства я не могла увидеть тогда, так как все выжившие заключенные шли на площадь, где находился мой маленький отряд. Не то, чтобы увидеть их эмоции на лицах, рассмотреть сколько воинов пришло ко мне, не было возможности, так как Арена была в тумане от пожарищ и в смоге от газов, вышедших из шахт горы. Все узники казались призраками, пришедшими из злачного места на фоне чистеньких, напуганных рабов. Ясно было одно – заключенных из Щели было намного больше жителей.

Три ступени отделяли меня от толпы. Всего три шага. Почему–то вывод от увиденного в уставший мозг пришел сам: конец. Я выпустила их из тюрьмы, подарила им месть, стала частью их общества, но никогда не принадлежала им, не пила их кровь – это был факт. Они никому ничего не были должны, тем более мне. Наверно уже выбрали сильного, а может быть несколько претендентов за власть. А я? Я была лишь средством достижения, теперь оно пришло в негодность. К тому же я сейчас была слаба. Не телом, а там, в глубине своего сознания была та, слабость. Сам по–себе образовался какой–то рубеж, который провел черту между двумя совершенно разными личностями: узницей из Щели и той, которая приходила из прошлого. Эти два существа сейчас вели во мне не борьбу, а схватку за мое тело, сознание, видение мира. Всему виной был печальный привет из прошлого – воспоминания об убитой женщине на полу. Видение о старушке пробудило в уставшем теле тупую боль, которая отдала в виски головы. Мысли о прошлом вызвали разный букет чувств. Название всего произнести было трудно, не то, чтобы дать конкретное определение в словах. Одно я могла сказать точно – одна моя часть хотела крови, потому что не получила никакого удовлетворения от того, что сотворила пусть даже с тенями, а вторая, схватила мое сознание железной хваткой мысли, что все было неправильно.

– Иди к ним, – обратилась я к Звенящей Цепи, а голос от потока эмоций не хрипел, сипел.

– Беркут, – начал было возмущаться он, но я перебила:

– Я сказала – уходи!

Мой друг ограничился тем, что кивнул и пошел к остальным в толпу.

Не зная что предпринимать дальше я потянулась ко лбу, то есть хотела прикоснуться к нему пальцами, но вспомнила, что с него как и со щеки свисают куски кожи – подарок от Черной Тени.

– Нужно зашить и промыть, – произнесла седая рабыня, которую мы освободили у ворот Арены. Она стояла рядом со мной, всё также крепко обнимая свою маленькую спутницу. Возможно, у многих жителей Арены считалось привычным тихо передвигаться, но меня в тот момент, который повторился второй раз за поход – все начинало раздражать.

– Неважно, – бесцветным голосом ответила я.

Освобожденная нахмурилась:

– Почему неважно? Может пойти заражение. Это опасно.

– На – держи, – проигнорировав колкую фразу пожилой, я протянула малышке брошь: птицу, заключенную в прерывающийся треугольник, – береги его. Он приносит удачу. – и уже глядя перед собой, пошла в толпу.

«Хотя какая теперь разница? Удача не удача – все теперь одно», – появилась в голове мысль и потянула за собой поток других мыслей, пока я продолжала идти вперед, и думала, думала, думала о мрачном ходе событий для себя. Может быть, сейчас кто–то ударит ножом в спину или выпустят отравленный дротик, хотя яды у нас не практиковались. А может кое–кто из них придумал способ, как убить меня поизощреннее? Эта мысль так упорно не давала мне покоя. Поэтому движение толпы я заметила только тогда, когда подошла к фонтану. Все почему–то расступалась передо мной. Никто не помешал пройти к воде, которая была черной и густой от крови падших. Глядя на нее, захотелось положить топор, чтобы прикоснуться к мокрому и холодному в последний раз, но руки узников не дали сделать задуманное. Скользкие, грубые, сильные пальцы и ладони хватали мое тело, срывая с него остатки одежды.

Драться не было смысла – воин против всех глупая затея. Мне лишь оставалось, сжимать в руке оружие да ждать пока церемония раздевания закончится. Потом меня подхватили под руки и толкнули в фонтан, прямо в густую массу. У воды был кисло–ржавый привкус, поэтому я скорее вынырнула обратно. Разбрызгивая воду в разные стороны, описала круг вокруг себя, вытягивая вперед топор. Вот она хитрая затея – утопить хотят! А может еще, и устроить зрелище. Нет! Я приняла решение, что без боя себя убить так просто не дам и стала ждать пока кто–нибудь выйдет первым к воде, чтобы сразиться. Никто не вышел с оружием в руках. Не потому что мои кожа и волосы стали черными да липкими от густой массы, и я могла испугать жутким видом даже кости мертвеца. Обитатели Щели видели разные жуткие вещи. Не потому что была сильнее, хитрее и опаснее. Многие из них были в два раза быстрее и опаснее меня. Просто у них была другая причина приблизиться ко мне.

Со мной заговорил Кривой Клык:

– Мы давно ждали того, кто придет и освободит нас. До тебя их было много. Все были хрупкие и гибкие как ты, но они были слабы и умирали от простых ран. Ты не просто выжила – ты научилась. Думаешь как мы, говоришь как мы – убиваешь и выживаешь там, где не убил и не выжил другой.

Толпа возле фонтана загудела. Совещались, а потом первые ряды расступилась, чтобы уступить дорогу Звенящей Цепи и еще двум узникам имена, которых я не знала. Мой наставник шел быстрее, остальные семенили за ним. Освобожденные в это время стали как–то затравленно озираться по сторонам, то ли от удивления, то ли ждали чего–то. Этот момент я вообще не поняла. В руках Звенящей Цепи блестел круглый предмет похожий на большое кольцо размером с голову, явно снятий с какого–то щита убитой тени. Остальные двое несли в своих руках бархатные шторы, то есть красную с черными вставками ткань. Звенящая Цепь подошел к Кривому Клыку и протянул предмет ему в руки, и тогда я вообще перестала что–либо понимать. Происходящее буквально выбивало все мысли из головы, образуя вакуум пустоты и знак вопроса: «что тут творится?»

– Мы тут между собой переговорили, – шаг за шагом он входил в фонтан. Оружие я опустила в воду, но развернула под углом, чтобы если что ударить быстро, – многие хотят, чтобы ты стала первой из сильных. Не зря же мы дали слово идти за тобой хоть на Великий Водный Простор. Так что Беркут, ты веди, а мы идем за тобой. – подняв вверх руки, Кривой Клык аккуратно опустил предмет мне на голову. Металл неприятно задел больное место рядом с виском. Однако мне было не до того, вопрос встал в горле комом: «Что???»

– У нас нет для тебя приличной короны и такой вот мудреной одежды как у тех, кто живет под солнцами. Времени не было подготовиться, так что сильно не злись, Беркут. Мы хотели как лучше, чтобы все увидели, что север теперь твой.

Сил хватило перевести взгляд с Кривого Клыка на Звенящую Цепь, но на лице учителя я не смогла отметить знаков. Мозг упорно переосмысливал все, что произошло, но суть так и не дошла до меня. Наоборот, на плечи навались какая–то тяжелая усталость. Я почувствовала, что действительно ранена, что мне больно, и я хочу есть.

– Безымянная – каменная из Щели и Беркут – железный из Арены! – заорал кто–то из задних рядов на всю площадь. Несколько голосов подхватили крик.

И тут до меня дошла суть всего. Словно что–то отпустило на уровне сердца:

– Коронация…– прошептала я, и хриплый смех вырвался из моего горла. Он был похож на стон, скрип, плачь, но по–другому не вышло. Словно смеялась не я, а другая или может быть выдавил смех тот раненый зверь, который жил во мне за все время пребывания в Щели. Приступ веселья прошел также быстро как и начался, осмотревшись по сторонам, теперь я улыбнулась, но улыбка вышла кривой как оскал хищника.

– Ко–ро–на–ция. – по слогам произнесла я слово, всплывшее из глубин памяти, – Странно видеть дары мне, от тех, кто никому не подчинялся и не подчинится! Ха, и все же! У нас есть земля и дом – север наш узники! – я вышла из воды на площадь. Несколько рук свободных небрежно укутали тело в ткань.

– Что нам делать? Тени ушли, но пришли вы! – крикнул кто–то из рабов.

– Хотите уйти? Уходите. Мы не будем держать вас в кандалах, но помните, что Черная Тень бежал из Арены и обещал вернуться с войском к стенам северного города. Вы рискуете оказаться зажатыми между молотом и наковальней. Никто не поможет вам, если вы уйдете. Однако из любой удавки есть выход. Давайте быть честными друг с другом? Сегодня ночью я не могу пообещать вашим семьям безопасность, не могу сказать, что никого из вас не съедят, не убьют или не изнасилуют. Одно могу сказать верно, если вы чуть–чуть будете терпеливее и, скажем, захотите обменяться с нами знаниями – мы дадим вам не только свободу, но и защиту от теней. – слова вышли сиплыми от бурлящей лавы эмоций внутри меня. Неужели они не заметили, что именно сейчас я слаба как никто другой? Зачем? Зачем я им? Во мне борются две грани и из–за этого я буквально разваливаюсь морально на части. Я не уверена, удивлена их выходкой с коронацией и слова, которые сказала им, были лишь потоком мыслей. Я будто шла в слепую, как зверь, который принюхивается к своей будущей жертве – зверь, которому выжгли глаза.

Рабы не произнесли ни звука, они смотрели на меня с опаской и страхом, только седая рабыня вышла на шаг вперед и произнесла:

– Предлагаешь защиту? Даешь слово, что защитишь нас?

– Да. Взамен наших знаний – вы дадите ваши знания. Например, вы научите нас тому, что мы когда–то потеряли, как стать опять освобожденными, как почувствовать запах выпечки или узнать, что значит правильно ковать оружие. Вы научите нас главному – жить под двумя солнцами. Взамен мы дадим знания выживания. Преподадим пару уроков боя, а мы хорошо умеем драться и убивать. – последняя фраза, кажется, еще сильнее напугала рабов, но из рядов узников послышались сиплые смешки.

– Предлагаешь равенство? – недоверчиво спросила седая.

– Еще раз говорю – да. Выбирайте, – быстро ответила я, – вы теперь свободны, мы сняли с вас цепи. Вам решать – остаться да разделить с нами еду и крышу, или уйти из Арены.

– Седая Прядь, – из толпы вышел высокий раб и указал на пожилую рабыню.

– Седая Прядь, – сказала за ним, молоденькая рабыня.

– Седая Прядь, – подхватили другие голоса из толпы.

– Мы хотим, чтобы от нас всегда говорила Седая Прядь.

– Хорошо, – кивнула я.

– Что делать дальше Беркут? – не унималась она, – Вас много – нас тоже не мало. Домов на всех не хватит.

– Седая Прядь, вот выбрались мы из Щели и сразу стали такими послушными и мягкими? – сложно, оказывается, было разговаривать на темы «переговорные», – Я бы могла сказать, что мы не тронем вас, но ты понимаешь, что это будет обман? За один день мы не сумеем стать теми, кем были раньше – это наивная мысль. Мы узники и дикари, и нам нужно время. Одно могу сказать точно за всех: утолите наш голод, дайте нам воды и место в Арене. Больше ничего не нужно.

– Смешанные дома, – тихо фыркнула рабыня, – получится то же, что и с хозяевами!

– Не получится! – резко сказала я, – Мы обменяемся знаниями! Будем равными! Я обещала вам это и сдержу слово! А пока на этом все!

Из толпы вырвались возгласы: рабы не ждали от меня этих слов, а узники молчали, некоторые кивали в знак одобрения.

– Попробовать всегда можно, но не все захотят остаться со мной в Арене, – холодно сказала Седая Прядь.

– Ворота открыты! – буркнула я, – Никто не держит!

– А как пресечь разбои и убийства с обеих сторон? Ты знаешь как?

– Есть мысль – поделись? – быстро спросила я.

– Каждый день, утром в дом под куполом будут приходить просящие, и мы будем помогать им. Однако также будем слушать и тех, кто не поделил дом, свободную или сделал дело плохое. Я считаю – это будет правильно.

Я не ответила, а только кивнула.

Сил больше ни на что не оставалось. Голова не болела, а как–то гудела что ли. Не хватало еще упасть на серую кладку, разрисованную овальным узором на камнях. Меньше всего я хотела, чтобы все они видели, в каком состоянии была. Пальцы по–прежнему сжимающие топоры стали заметно подрагивать, но расставаться с оружием было еще рано. Мало ли? Может, кому из моих дикарей не пришлась по нраву моя речь или раб недовольный исходом событий, затаил зло на меня. В общем, пока не подошел Звенящая Цепь, и не забрал оружие из рук, я не собиралась их выпускать из рук.

– Её нужно вывести с площади, – прогудел он.

– Согласна. Помыть и зашить рану, – согласилась Седая Прядь, опять прижимая к себе свою маленькую спутницу, как будто кто–то мог украсть ее сокровище, – а еще помыть ее и тебя. Вы грязные, а от грязи может начаться…

– Да, да, заражение, – мой голос вообще охрип, – куда… идти…?

– Туда. – опять сухо произнесла она.

Я, Звенящая Цепь, Седая Прядь и ее маленькая спутница поднялись по ступеням к железным дверям дома на площади. Не успела освобожденная открыть двери, как я споткнулась на ровном месте и если бы не мой спутник, то упала. Наставник, не говоря ни слова, поднял меня на руки и понес в помещение. Впечатление от увиденного было странным: каменная кладка на полу, что и на площади, сверху из–под купола падал свет на каменный трон, украшенный огромными черепами животных, что мы находили в пещере мертвыми. К трону вела опять лестница. Я насчитала с десяток ступеней, пока мы поднимались к нему. Звенящая Цепь аккуратно посадил меня на трон и по приказу Седой Пряди ушел за водой, тряпками, каким–то лекарством название, которого я не запомнила. Все это он мог получить у прислужника, что жил в подсобном помещении, если пройти прямо, свернуть налево, а потом открыть рубиновую дверь.

Пока мой друг ходил по поручению освобожденной я продолжала рассматривать необычную комнату. Вокруг нас на стенах были металлические щиты и разное оружие. В стены были встроены лестницы, которые вели на балконы под купол. На полу спален лежали мягкие, шерстяные шкуры. Наверно, это были спальни хозяев и хозяек. У меня никогда не было своей спальни, а если и была то, я ее не помнила.

– Наверху расположено жилье стражей Арены, теперь там будут спать твои избранные воины, – подсказала собеседница, – твое спальное место – это целый зал. Там очень красиво.

– Мне не нужна красота, – ответила я, – аккуратно зашивать раны, значит, умеешь?

– Да, Беркут, умею, – исправилась Седая Прядь.

– Другой разговор – спасибо, – я постаралась быть мягче со словами.

– Ждала смерть, а получила железную корону, – усмехнулась она.

– Наслаждайся свободой, – сухо сказала я.

– Беркут, – к нам подошел Звенящая Цепь, – вот все, что просила…эта.

– Её зовут Седая Прядь, – сказала маленькая, напомнив о себе.

– А тебя? – спросила я, игнорируя боль от прикосновения материала к ране.

– Белая Вода, – охотно ответила смелая собеседница, – Седая Прядь моя ана.

– Твоя бабушка, – память опять подсунула слова из прошлого, – а мама где…то есть шеше?

– Я смогу сделать так, что шрам будет смотреться как узор на твоем лице. Я не верну его красоту, но смогу сделать приятнее. – заговорила Седая Прядь давая этим понять, что разговор лучше сменить на другую тему.

– У тебя есть похожий шрам на лбу, – сказала я, подставляя лицо на свет в знак согласия, что принимаю условия другого разговора, – это отметина рабов?

– Да, – согласилась она, закончив промывать рану, – однако ты сражалась с Черной Тенью и поэтому твоя метка другая, так метят, чтобы испортить красоту. Красивым рабыням обычно после такой отметины не жить.

– Понятно, – фыркнула я, а иголка впилась в кожу и нить стянула кожу.

Звенящая Цепь слушал, не перебивая нас, но я видела, как сжались его пальцы в кулачищи.

– О, Беркут еще вопрос, – медленно произнесла Седая Прядь.

– Да?

– Что делать с пленными?

– Какими пленными? – боль отступила после ее слов, я насторожилась.

– У хозяев были пленники, которые пришли со звезд на крылатых птицах.

– Показать сможешь, где они? – в нетерпении я заерзала по месту.

– Как только закончу работу, – и в ее голосе появились строгие интонации.