Глава 14. – Моя память как воздушные кораблики на ветру – одно неверное движение руки и кораблик упадет на землю

– Моя память как воздушные кораблики на ветру – одно неверное движение руки и кораблик упадет на землю. Однажды я была очень не острожной и упала. При падении уронила все свои воздушные парящие, да так, что многие из них утонули в грязной воде. Из–за этого иногда мне кажется, что не смогу поднять их из грязи, чтобы запустить в полет на легкий ветерок…эх, была бы моя воля я бы навсегда рассталась с такой памятью…нехорошо, когда белый корабль под названием моя бабушка превращается в серый камень, который тянет ко дну как тяжелая цепь. Или кораблик с именем моя мама оставляет в душе не след, а шрам с надгробным черным камнем в памяти. Ужасно, когда твой друг отдает за тебя жизнь… и вот, последний кораблик запущен в небо, – я отпустила шершавую бумагу, сложенную в несколько раз и воздушный самолетик, подхваченный холодным потоком ветра, улетел далеко за пределы площади. Немного попарил на ветру и, качаясь туда–сюда в разные стороны, упал к двери одного из домов.

На землю Арены пришла зима. Холодные ветра стали частым гостем на извилистых улицах. Золотой снег сменили снегопады с серым отливом, так как вместо желтого солнца над горизонтом поднялось серебристое. Арена будто переоделась в снежную шубу, примерила на себя наледь на улицах, поэтому почти каждый день приходилось ее скалывать. Каннибалы неохотно переоделись в пушистые накидки и мешковатые одежды. При удобном случае избавляясь от верхней одежды. Например, опуская металлические ломы в лед, они не стеснялись показывать широкие жилистые спины, кожа на которых при зимнем солнце особенно заметно отливала блестящим золотистым потом на серо–белой коже. На такое зрелище собирались поглазеть многие хорошенькие свободные, не смотря, на возмущения родителей.

В общем, за последние несколько месяцев жизнь в северном городе текла размеренно, но далеко не тихо. Спокойствие жителей было напускным, постоянно случались драки или убийства между освобожденными рабами и бывшими узниками. Ссоры возникали на любой почве: не поделили свободную, место возле фонтана на площади, кто–то на кого–то косо взглянул и…

Больших усилий Седой Пряди удалось убедить меня быть спокойнее на общих собраниях в тронной зале: не кричать, топором перед лицами не размахивать. Я старалась. Правда. Моего терпения хватило даже на целых четыре дня, а потом получилось как всегда. Не выдержала. Замахнулась. Лезвие ножа вонзилось возле уха свободного. Начала орать, что если кто будет нагло врать мне, то, сердце вырву и съем, сырое. В тот день даже Седая Прядь не выдержала, закрыла широкой ладонью глаза, прошептала: «тагы – варвары». А меня уже «понесло», потому, что собравшиеся думали, что опять никто наказанным не останется. Вот пару пальцев и пришлось отправить «на мясцо». После этого случая в тронную залу не заходили, негромко споря друг с другом, а шли кучкой, тихо переступали порог. Правда под конец слушанья все равно случались драки, но реже. И как–то так вошло за правило, что за воровство полагалось отсекать палец, а за убийство наказывать плетями или отсечением всей кисти руки.

Новые правила помогли, но не всем. Многие из бывших рабов по–прежнему хотели уйти на юг, но смотрящие за пограничными зонами говорили, что в зимнее время совершать переход опасно: холодно и из Трибун шли целые отряды к границе северных земель. Словно Черная Тень готовил набег на наши земли или хотел показать, что не боится нас. К сожалению, мои рассказы о неспокойном времени для освобожденных не убедили. Не помогли красивые, мягкие, умные слова Седой Пряди. Поэтому после заявления о желании уйти, на следующий день я попросила сделать кличь в Арену, чтобы пришли те, кто хотел покинуть город.

В тот день пришлось встать раньше, чтобы дождаться каннибалов. Однако не я одна плохо спала. В тронной зале уже собрались Звенящая Цепь, Седая Прядь и чуть позже к нам присоединилась Белая Вода. Юная свободная не отходила от нас ни на шаг. Все спрашивала: что и как? Вот я и начала учить Белую Воду, как собирать из бумаги самолетики, чтобы немного убить время до прихода шумной толпы. Маленькая улыбнулась мне и рассказала историю о том, что бумагу доставляли из Трибун, где росли искусственные деревья, а за нее расплачивались лучшими рабами или оружием. Искоса я наблюдала, как Седая Прядь с тоской наблюдает, как мы тратим драгоценную вещь на пустое дело. Ирония была в том, что писать и читать могли только хозяева.

– Когда я запустила последний кораблик, – в тишине зала от моего голоса стоял какой –то металлический отзвон, но пожилая свободная не перебивала одинокий монолог. Беркуту нужно было выговориться. Я была благодарна ей за молчаливую поддержку, – когда я запустила последний, в мою голову вернулось воспоминание о том, что умею поднимать в небо железные летуньи. Увы, я не подниму ни одного из них, чтобы улететь к планете Земля, потому что мне некуда идти. Прошлое растаяло у обгоревших стен домика в деревенской глуши – так закончилась моя история, Белая Вода…, – голос предательски сел, пришлось откашляться, – кхм…только сейчас заметила, что серебристое солнце на северной земле почти не греет. Оно яркое, слепящее глаза, а ветер холодный…надо же какая безымянная земля неприветливая. Однако, не смотря на это, я люблю оба солнца. В этом есть какая–то прелесть…бесконечный день зимой…

– Значит, холодное время называется «зима»? – спросила Белая Вода.

– Да. Зима, – нараспев сказала я, поднимая из грязи еще один воздушный кораблик. Размытый силуэт показался перед глазами, но воспоминание растаяло, оставив в груди странную смесь чувств: радость и надежду, тоску и разочарование.

– А теплое время как ты назовешь? Когда поднимается золотое солнце? – не отставала юная собеседница.

– Лето. Его называют летом, – я погладила по щеке Белую Воду, и она широко улыбнулась мне, – Седая Прядь? А Седая Прядь?

– Да, Беркут, – отозвалась она.

– Кажется, мы научились собирать все летуньи правильно, – мягко сказала я.

– Я попытаюсь тоже научиться, – тоже мягко ответила она.

– Попытайся, – наверно, нужно было улыбнуться, но меня привлек звук открывающейся двери. В тронную залу стали заходить северные жители. Время прошло быстро, и я успела пожалеть, что не смогла побыть с ними еще немного.

Толпа прошла тихо. Слишком тихо для такого важного для свободных дня. Я и Звенящая Цепь обменялись понимающими взглядами. Седая Прядь прижала руки к груди, таким образом, заняла оборонительную позицию. Медленно стала спускаться к трону, видимо боялась упасть с узких ступенек балкона или готовила речь. Глядя на старческие жесты, я чуть не расхохоталась. Надо же, сколько величия, а моя оборона была проще: руку на рукоять топора, и смотреть в оба.

– У меня к вам предложение?! Если сейчас кто–то из вас выйдет вперед и скажет мне все как есть, то может быть, сегодня обойдемся без крови! – звонко, но медленно произнесла я. Спускаться приходилось тоже медленно, так как на балкон поднималась всего дважды, а ступеньки и правда были очень крутые.

– Ну, хорошо, – вперед вышел Кривой Клык, а у меня дыхание даже перехватило. Что случилось такого, что разговор начинает тот, кто был вторым свободным после Звенящей Цепи и Седой Пряди? Тот чье слово было как самый тяжелый топор: острое, сложное, правильное. Видно беда пришла. Но какая? Что произошло? Наверно, хозяева решили напасть открыто или подвели легионы к границе? А может мор? Воду у ручья Арены отравили? Но как? Каждый день у воды дежурил посменный отряд. Может, кого подкупили? Однако я сама отбирала бывших узников. Что же такое…

– Что предлагаешь? – осторожно поинтересовалась я.

– Я хочу – равенства, единства и справедливости. – заявил Кривой Клык.

– Хорошо. Будет вам равенство и единство, и справедливость. Продолжай разговор.

Седая Прядь знаком приказала Белой Воде оставаться на балконе и ни в коем случае не спускаться вниз к трону. Ее можно было понять, свободная вела себя также настороженно, как и я.

– У нас один вопрос и одно предложение, – наклонил в бок голову каннибал.

– Всего два? – это было очень и очень странно.

– В общем, ты идешь с нами, – заявил он, – и как быть с воющими?

Краткость сестра таланта – вот пойми, что сказал. Высказался, как отрезал, а мне гадать нужно. И не переспросишь, потому что ничего толком не скажет. Слова клешнями тянуть нужно как из бывших рабов, так из узников. Словно спелись. А мне как быть? Опять повышать голос? Орать? Глупо. Еще глупее стоять у каменного трона и хлопать глазами, рассматривая хмурые лица в надежде понять. Два месяца билась над ними, чтобы перестали драться друг с другом за еду, забивать освобожденных, насиловать, я уже не говорю о том, что «лопали» друг друга за обе щеки. …хотя о чем я говорю? Они годами жили как тагы, а я пыталась за такой маленький срок вбить в их отупевшие головы, что это свобода и не нужно больше зверствовать. М–да, до мира нам еще далеко. И бывшим рабам не объяснишь, что это наш удел драться и убивать? Может быть все шло к лучшему, что половина уходила на юг, но что странно за ними потянулась часть моих каннибалов.

Понимая, что теперь замолчала, я ни нашла ничего лучшего как пару раз, а потом еще пару раз моргнуть.

– Беркут, – зашептала, наклонившись ко мне Седая Прядь, – не стоит идти туда. Многие вооружены и если ты неправильно…мы неправильно себя поведем…я никогда не держала в руках боевой топор и не смогу помочь.

Не знаю, что придумала себе свободная, но ее фраза заставила меня заговорить:

– Какими такими воющими? Это еще что?

Втянув в себя воздух, Кривой Клык громко сказал:

– Беркут…

– Говори!

– Арену охраняли не сами хозяева, а воющие. Они пытались приручить тех, кто живет под горой за каменным лицом. Они заставили рабов вырыть им туннель. Его называют кумус. Вот там–то и находятся клетки с дикими воющими. Раньше хозяева за ними присматривали и кое–кто из рабов, а сейчас многие уходят на юг, так что теперь некому.

Вспышка ярости в мгновение охватила мое сознание. В два шага я оказалась возле него и, схватив за плечо, проорала в лицо:

– И ты это сейчас говоришь?! У меня в городе свора диких животных! А ты только проснулся, чтобы сказать!!!

– Не злись Беркут. Лучше скажи, как быть? Убить?

– Ты знала?! – я отпустила Кривого Клыка и перевела тяжелый взгляд на Седую Прядь.

– Хотела тебе сказать…

– Ты знала?!

– Ты тоже знала…то есть видела одного из них…у клеток. В первый день. Убила.

– Говоришь, Арена открывает свои секреты не сразу? Да? – криво усмехнулась я.

– Беркут…, – голос у Седой Пряди сел.

– Воющих пока не трогать. Хочу посмотреть, что за звери. А с предложением что? – потеряв интерес к Седой Пряди, перешла к другому не менее любопытному вопросу я.

– Тут разные разговоры ходят между смотрящими на границе, но мы все равно хотим уйти, и просим проводить нас до Парящих Садов. – начал Кривой Клык как ни странно очень аккуратно свою речь, – Многие не верят, что дойдем живыми, поэтому мы тут переговорили и решили, что ты идешь с нами.

– Что? – вопрос сам слетел с губ.

– Дай договорить Беркут, – поморщился он, – хозяева тебя как огня боятся. Слух идет быстро, что северными землями правит узница из Щели. После Ана Шешем никто еще не правил землями безымянной из свободных. Тебя считают ею, в тебя многие верят и боятся. Я говорю не лживые слова, а правду, потому что это так. Отдай нам дань уважения – проводи нас.

Признаюсь честно, это было неожиданно для меня. Я стояла и смотрела на него, на всех них, потом на тех, кто стоял у трона, и понимала, что все сказанное правда. Север теперь другой, жители его земель тоже другие, хотя все те же варвары и оборванцы, но все же что –то поменялось в их сознании.

– Ч…что…, – голос охрип от эмоций, пришлось прочистить горло, чтобы начать диалог снова, – Никогда не думала, что большинство так относятся ко мне. – я бы еще много лишнего им сказала сбитая диалогом Кривого Клыка, но во–время заставила рот замолчать. Помедлив, сменила тему, – Трибуны дали мне ясно понять, что готовятся к войне.

– Послушай, Беркут…

– Дай. Мне. Сказать, – опять начала злиться я, но теперь на себя. Многие могли истолковать мои фразы не так и засчитать проявленный интерес за слабость, – Хорошо. Можете идти. Никто не будет стоять на вашей дороге. Я сдержу данное слово, так как вижу, что город переполнен свободными, места всем не хватает. Мы также пришли под зиму, поэтому запасов еды до золотого солнца может просто не хватить…и, – я помедлила со словами, взвешивая то, что хотела им сказать, – и понимаю, что многие из вас хотят уйти в Парящие Сады, чтобы начать новую, лучшую жизнь. Я слышала много хорошего об этом городе и его жителях, поэтому меня не удила новость, что из рядов каннибалов тоже уходят на юг. Также наслышана о том, что идет диалог, что Великий Водный Простор открыт для всех, и я не препятствую. Даже не смотря на то, что уходит вся северо–восточная часть города, среди которых лучшие мастера оружия. Тем, кто остается в городе предстоит бой с тенями, с хозяевами, с чудовищами, с тварями которые так просто от Арены не отступятся. Вас можно понять – вам страшно. И нас поймите тоже – нам нужны свободные, чтобы выиграть схватку с Черной Тенью.

– И что ты предлагаешь, правитель северных земель? – это сказал Звенящая Цепь, голосом полным удивления.

– Мне нужна не только северная армия – мне нужен юг. Хочу юг в союзники, поэтому иду с вами до Парящих Садов! – сказала я тоном, что со мной лучше не спорить, – А пока – открывай! Посмотрим что такое кумус и его обитатели!

Пока гудящая толпа словесно «пережевывала» произошедшие события в тронной зале, я протянула руку Кривому Клыку, чтобы дал свой топор. Забрав из его рук оружие, прошла к восточным дверям помещения, размахнулась и ударила сразу двумя топорами по цепям, сдерживающим ручки двери, потому что это был особенный ход в подземные лабиринты. Старые, тяжелые, местами выцветшие от времени двери издали жуткий скрип эхом прокатившийся по зале и смежному помещению. Затхлый запах ударил в нос, что сказало нам о том, что с этой стороны их давно не открывали. Ход был сделан на случай, если на Арену нападет враг, но когда враг пришел, хозяева забыли о тайном ходе и потайном оружии скрывающимся за ним.

Наше вторжение в покои обитателей кумуса было встречено утробным рычанием больше похожим на гул падающих камней. Некоторые из них выли прямо–таки песню непрошеным гостям и чем ближе спускались мы по скользкой каменной лестнице к горе, тем сильнее становился вой. От жуткого звука казалось, что огонь факелов в наших руках дрожал от страха. Я улыбнулась, когда идущий за мной бывший раб отпрянул в сторону, потому что нечто сильное погнуло решетку клетки, бросившись на нас. Он облизал пересохшие губы и вопросительно взглянул на меня, а я пожала плечами. Объяснять то, что привыкла к неожиданностям, когда жила в Щели было бесполезно. Существу привыкшему жить на солнце и спать на удобной кровати, сложно было понять того, кому служил подушкой камень.

Кумус – улей в переводе с мертвого языка Семь Городов, уходил вниз конусообразно расширяя стены с клетками и имел основание арены на дне овального углубления. Вдоль стен справой стороны находились камеры с воющими. Узники подземелья бились узкими, сморщенными мордами о решетки, гнули их и грызли желтыми кривыми зубами. Злые на чужаков, чей запах им был не знаком – жители подземелья смотрели на нас из тьмы налитыми кровью глазами, запугивая тем, что были почти неотличимы от тьмы. Слева от нас находились скудные переплетения веревок, за которые все–таки приходилось придерживаться, избегая внезапного падения во тьму, потому что за слабыми ограждениями была пустота. Один неверный шаг и прощай жизнь.

– Неплохо тут местные устроились, – я воспользовалась замешательством остальных и, запрыгнув на барьер, прыгнула вниз. Многие ахнули, но расстояние было маленьким, так как я все просчитала и по моим расчетам мы оказались внизу кумуса, – здесь что–то вроде ринга. Вряд ли воющие нас тут достанут. Стены высокие.

Первым ко мне спустился Звенящая Цепь. За ним Кривой Клык.

– Так что Беркут, делать с воющими? – спросил кривозубый.

– Что с ними делать? А вот что…вы знаете, что у подъемника в Щель есть статуя еще со времен старого мира? – мне определенно тут нравилось: темно, сыро, зябко и соседи такие интересные «зубастики». Так руки и чесались потрепать за ушком, приручить, заставить повиноваться. Согласна, что дикие мысли приходили ко мне в голову, но опасное место имело свою прелесть. Оно закаляло: заставляло думать иначе, переосмысливать свои ценности и слово «свобода» тут обретало иное значение, – Так вот, под табличкой этой старой статуи была надпись: «воинам Арены посвящается: здесь будет заложен первый город – город непобежденный». Вы знали, что Щель хотели назвать Ареной? Да? А я не знала…вот и подумалось мне, что пока я буду вести диалог с югом – север возродит старую традицию боевых игр. Звенящая Цепь, к моему возвращению должны быть подготовлены…

Слова оборвались на полуслове. Рык не рык, вой не вой и даже не крик, а что–то вне понимания раздалось со всех сторон. Словно кумус ожил, сделал глубокий вдох и выдохнул как живое существо внутри которого мы находились. Воющие как по команде затихли. Притихли и свободные. Я почувствовала себя девочкой посередине залы, которая вот–вот описается от страха. Захотелось сесть на корточки, чтобы горячая жидкость не потекла по ногам, но пересилила себя, отогнала наваждение. Хотя холодок по спине прошелся. Через несколько минут воющие опять завыли и стали противно царапать металлические решетки.

– Мертвые боги, – прошептал Кривой Клык.

– Что испугались малыши?! Здесь только мы! Убрать решетки! – скомандовала я, злостью скрывая страх. Живое помещение – это что–то новенькое.