Глава I призраки прошлого

Елена Александровна Усачева Превращение

Выражаю благодарность Хансу-Георгу Шнааку

за помощь в переводе на немецкий язык

Дорого вовремя время.

Времени много и мало.

Долгое время — не время,

Если оно миновало.

С. Маршак

Чаще вглядывайтесь в свое отражение. Не просто бросайте быстрый взгляд, не мимолетно задерживайте внимание на неудачно выбившемся из прически локоне. Остановитесь и посмотрите на того незнакомца, что изучает вас. Вы уверены, что знаете того, кто стоит перед вами? Смотрите внимательней. Вздрогнули? Не пугайтесь! Я вас познакомлю. Это вы. Но не тот, что был вчера или позавчера. Сегодняшний. Превращения происходят ежесекундно, и их стоит в себе замечать. Новый человек совершает новые поступки.

Что? Перед вами в зеркале опять незнакомец? Подождите, я вас сейчас познакомлю…

А еще я хочу раскрыть один древний секрет. Мне рассказал его барабанящий в оконное стекло дождь. Если кого-то ждешь по-настояшему, ждешь так сильно, что жизнь начинает казаться сном, надо посмотреть на горизонт, на верхушки деревьев, на звезды, на кисею дождя. И просто поверить, что любимый придет. Слышите? Дождь начинается! Идите, встречайте…

Глава I ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

Шампанское искрилось в бокале, пощелкивало пузыриками о прозрачные стенки. Как всегда в последнюю минуту уходящего года, в душе проснулось волнение. От года еще остался маленький хвостик, может, я успею что-то сделать? Самое важное, самое нужное! Несколько минут, секунд, мгновений… Задержать! Нечего ему уходить, он был так упоительно хорош! И главное — в нем был Макс. Мой прекрасный принц. Моя смертельная болезнь под названием любовь. Любовь вопреки чужим мнениям, против всех правил. Любовь к вампиру…

Я поправила свечу. Взгляд от подрагивающего огонька перешел на сидящего напротив меня Макса. Милый мой, как хорошо, что ты рядом! Порой мне не верится, что это происходит со мной. Каждое утро я начинаю новую жизнь. Жизнь с тобой.

В последние минуты уходящего года надо вспомнить все, что за этот год произошло. Но я начну свои воспоминания с октября. Холодного, промозглого октября насморочной осени. Именно тогда состоялось мое невероятное знакомство с Максом. Наши глаза встретились, кто-то как будто спустил пружину дней, и они помчались вперед на сумасшедшей скорости. Вспоминаю осень, и сердце начинает колотиться. Все, что было раньше, я не помню. Забыла. Настоящая жизнь ворвалась в меня лишь с его появлением.

те, секунды! Не уходите, минуты. Время, стой! Пускай этот год длится бесконечно, потому что в нем есть Макс!

— Примету знаешь? — осторожно спросил любимый.

— Как год встретишь, так его и проведешь, — предположила я.

— Скорее — с кем встретишь…

Он посмотрел на меня, и все вокруг поплыло, исчезло. Комната, дрожащие свечи. Я бы, наверное, уронила бокал, если бы Макс вовремя не поддержал мою руку. Прикосновение холодных пальцев вызвало озноб по телу.

— С тобой, — прошептала я, глядя на его губы. Так хотелось, чтобы он поцеловал…

Смущенно отвела взгляд, делая вид, что проверяю, не пролилось ли шампанское. Что там у нас с приметами? Новое платье, непременный салат оливье и первый день, который нужно скорее перелистнуть, как первую страницу в тетради. Писать в начале тетради — дурная примета.

Макс взял мои руки в свои, и я легла грудью на стол, чтобы быть ближе к нему.

— У вас на Новый год бьют куранты. Двенадцать раз, двенадцать секунд, за которые надо успеть загадать желание, написать его на записочке, сжечь, пепел бросить в бокал с шампанским и выпить.

Я, кажется, знаю, кто мог рассказать Максу об этом милом обычае. Среди нас всего один специалист по загадыванию желаний — юная вампирша Маринка. Причем свое желание она уже не раз озвучивала. Ей очень хочется, чтобы я поскорее куда-нибудь делась. Испарилась. Растворилась в воздухе. Растеклась молекулами по Вселенной. Но так как я не обладаю такими способностями, то остаюсь здесь. Если уж мы уедем, то вместе с Максом.

Я оглядела нашу комнату. Две кровати, между ними стол, покрытый узорным тюлем — единственное подобие скатерти, что удалось найти. На столе две свечи в подсвечниках, бутылка шампанского, глубокая миска с салатом. Одна вилка. Больше в эту ночь никто есть не собирался. Мы сидим вдвоем с Максом. Маринка весь вечер путалась под ногами и вот пропала. Я не чувствую, где она. Я не чувствую ничего. Будем отдыхать и наслаждаться покоем. За этим мы сюда и сбежали от всех. Оставили за спиной множество людей и проблем, их возмущенные крики, попытки заставить нас сделать так, как им удобно. Стали делать, как удобно нам. Первые пару дней было неуютно — одинокий деревенский дом, снежная пустыня, лес, гудящее море и никого на много километров. А потом мне даже стало нравиться. Здесь не было ни одной живой души. Совсем. Нам ниоткуда не грозила опасность. И только бесконечное море, море, море…

Сейчас в доме царила сказочная безмятежность. Макс специально выключил дизельный мотор, подающий электричество. Мне хотелось тишины, хотелось быть вместе с ним.

— На чем будем писать? — поинтересовалась я.

Обычно под бой курантов я быстро проговаривала мысленно все-все мечты, собранные за пару дней до праздника. То-то они не сбывались — оказывается, надо было записочки писать.

— Я тут кое-что подготовил…

Макс выложил передо мной пару листов белоснежной бумаги, ручки. Улыбнулся. Рассчитывает на похвалу за предусмотрительность? Ага, пока мы этот картон будем жечь, не только куранты отсчитают двенадцать — старый Новый год наступит.

Я глянула на часы. В запасе у меня было пять минут. Вечность!

— Это не годится! — отодвинула я бумагу. Где бы взять, где бы взять? Я повертелась на

месте, соображая, чем заменить плотные листы. Мне сейчас нужна была другая бумага, папиросная, тонкая, невесомая, легковоспламеняющаяся. Взгляд упал на стопку салфеток. Не очень эстетично, конечно, но с другой стороны — хоть не туалетная бумага.

— Держи!

Разделила двухслойные салфетки на прозрачные составляющие, взяла ручку. Пальцы дрогнули. Я глубоко вздохнула, прогоняя смутное ощущение тревоги. Что опять собирается произойти во внешнем мире? Кто снова намеревается нарушить мой покой?

— Не успеешь!

Вот и источник волнений явился. А я все думала, почему меня так трясет? Надеялась, что от предощущения нового и таинственного. Оказывается, из-за Маринки. С чего я решила, что праздник мы проведем без нее? Куда ж она денется!

Маринка прошла мимо кровати, включила радио, наполнив комнату заокеанским шипением и стонами. Здесь все очень плохо берет, и радио, и сотовый. Странно, что магнитофон работает. Мне казалось, батарейки в нем сели. Я снова глянула на часы. В последние минуты года люди на всей Земле успевают посмотреть на часы чаще, чем в последующие два месяца.

— Марина, присоединяйся. — Макс щедро отдал маленькой вампирше кусочек салфетки. — У нас одна ручка на двоих.

— А если не сбудется? — Марина подняла на меня глаза. Взгляд у нее был злой, колючий, с искорками ненависти в глубине зрачка.

— Сначала успей! — вернула я девочке ее колкость.

А ведь когда-то она была милым, хорошим ребенком! Сидела у окошка, всем «здрасти!» говорила, улыбалась, играла с плюшевым щенком. Куда все делось? Не спрятала же она свое детство в карман? Оно в ней осталось. Достать бы…

Маринка хитро прищурилась, блеснув удлиненными клыками. Вызов был брошен. Я глянула на Макса. Он кивнул, поддерживая меня.

Радио выплюнуло уверенный призыв: «С Новым годом!» — и снова ухнуло в шипящую бездну. Из черноты динамиков понеслись торжественные «бом, бом, бом» курантов Спасской башни Московского Кремля.

Первый такт мы пропустили вместе. Я схватила ручку. От волнения нажала слишком сильно и порвала салфетку. «Быть с Максом». Этого достаточно, но рука сама писала дальше: «Вдвоем!» Восклицательный знак провалился в пустоту — в белой воздушной ткани появилась новая прореха. Я поднесла салфетку к свече. Пламя дернулось и погасло. Подхваченная сквозняком искра упала на записку, поджигая ее. Бумага полыхнула. Я вскрикнула, не ожидая такого пламени. Кончик обгорел и оторвался, тонкий пепел полетел вниз. Макс успел подтянуть мою руку к бокалу шампанского, и черные чешуйки беззвучно опустились в пузырящуюся жидкость. Дальше я уже все сделала сама. Залпом опрокинула содержимое бокала себе в рот. Дыхание перехватило. Глазами, полными слез, я смотрела на Макса. Последний удар прозвучал коротким эхом и оборвался тяжелой нотой гимна.

— Ага! — завопила я, роняя бокал. — Успела!

— Молодец! — Макс поставил бокал на стол и только после этого поцеловал меня прямо в открытый рот. — С Новым годом, Маша!

— И меня поцеловать! — требовательно дернула его Маринка. — Я тоже загадала!

— А тебя, маленькая негодница, надо отправить спать, — повернулся к ней Макс. — Нечестно играешь!

— Ну и что! — Маринка ташила Макса к себе.

— Зачем свечу задула? — Он склонился, но продолжал удерживать ее на расстоянии, не давая дотянуться до себя.

— Она сама погасла! — Маринка нырнула Максу под руки, надеясь так добраться до его губ, но он оказался быстрее. Перехватил ее за талию и прижал к своему боку, заявив:

— Маша победила!

Мы успели написать две записки, а она только одну! — не сдавалась Маринка.

От их спора мне стало весело. Я взяла бокал Макса и стала из него медленно пить. Когда записка прогорела и пепел упал в шампанское, мой любимый сделал вид, что пьет. Или действительно что-то отпил? Теперь я выпью из его бокала, узнаю, что он думает. Мыслей оказалось либо слишком много, либо их не было совсем. В голове от быстро выпитого шампанского зашумело, пузырьки по уже проторенной дорожке ударили в нос. Я чихнула и довольно оглядела стол.

Такой Новый год у меня впервые. Без родителей. С Максом. И как в нагрузку — с его друзьями-вампирами. Хорошо это? Через год узнаем.

Наш стол изображал из себя поле боя, усыпанное разноцветными кружочками конфетти, — Маринка постаралась, грохнула у меня над головой сразу две хлопушки. Пришлось долго выбирать эти самые конфетти из тарелки с оливье. Сейчас как сяду, как все съем! Мои милые вампиры уже подкрепились, полдня обоих не было. Сначала Макс объяснял Маринке тонкости вампирской премудрости, потом они вместе пошли на охоту. Судя по довольной мордашке, у девочки неплохо получается. Оба вернулись умиротворенные, с прозрачно-голубыми глазами, долго хитро переглядывались. Макс принес замороженную плошку салата. Сказал, что от Лео. Мило.

Шоколад, шампанское… Здравствуй, взрослая жизнь! А вот и оливье. Я зачерпнула полную ложку. Всегда мечтала как-нибудь поесть салат прямо из общей миски. Это казалось таким притягательным: стоит она такая полная, нетронутая, а тут я с половником…

— Станешь толстой, Макс тебя бросит, — прошипела Маришка над ухом.

Вот ведь мерзость мелкая! Всегда найдет, какую гадость сказать.

Я снова утопила ложку в смеси колбасы, гороха, соленых огурцов et cetera. А салатик ничего. Доем и буду худеть.

— Чем займемся? — спросила я.

— Пойдем на улицу! — подхватилась Маринка.

У меня тут же пропал аппетит. Не сказать, что я уж такая мерзлячка, но за пару недель проживания в этом милом мертвом месте неподалеку от реки Сёмжа я успела основательно промерзнуть. Тут холодно. Все время холодно. Дуют сильные ветра, два часа своего пребывания над горизонтом солнце проводит за облаками, из-за чего стоят бесконечные сумерки.

— Нет!

Я уже давилась салатом, лишь бы только не шевелиться, не искать свои унты с курткой и никуда не идти. Ночью наш островок спокойствия особенно печален. Крутой обрыв с грязно-зеленым замерзшим илом. Двадцать метров до моря. До вечно стылого, грозного Белого моря. Впрочем, ночью это особенно и не видно.

Макс смотрел на меня, и на его лице были написаны все чувства, что он сейчас ко мне испытывал. Любовь. А еще ему было меня жалко. Да уж, воевать с Маринкой не самое легкое занятие. Даже он порой устает. Или ему действительно не нравилось, что я так много ем?

— Мы не пойдем из дома! — Я отодвинула плошку, приподняла свой бокал.

— Чем обычно занимаются в праздники? — поддержал меня Макс, подливая шампанское — Смотрят телевизор, — сквозь зубы пробормотала Маринка.

— Поют хором, — улыбнулась я ей в ответ, отпивая из бокала. Пузырьки вновь ударили в нос, я зажала его пальцами, покосилась на Макса. Может, ему еще и пьющие девушки не нравятся?

— Гадают! — Макс предпочел не замечать мои манипуляции с бокалом. Он плавным движением руки обвел комнату, словно здесь должны были появиться сцена, маленький черный столик с цилиндром, откуда по щелчку полезут зайцы и полетят голуби с кисейными платками, привязанными к лапкам.

— На суженого, — согласилась я.

О! А это хороший повод прекратить праздник обжорства. Мне надоело есть и пить в гордом одиночестве.

— Я тоже хочу на суженого! — Маринка с готовностью уселась за столом. — Что надо де-

— Гадают на картах, на воде, на свече — проявила я глубину своих знаний. — С чего начнем?

И я уставилась на горящую свечу.

— Карт у нас нет, — напомнил Макс.

Мог бы и не говорить. У нас ничего нет, кроме двух кроватей с наваленными на них одеялами и пачки кофе на кухне.

— Зато у нас сколько хочешь воды! — намекнула я на недалекое море.

— Идем на улицу? — Маринка спустила ногу со стула.

Эх, зря я сказала про море.

— Можно гадать на свече, как у Жуковского, — предложил Макс.

— У кого? — недовольно переспросила Маринка.

Когда она стала вампиром, девочке только-только стукнуло семь, ей еще читали Маршака с Заходером. Смотреть на нее было весело. Милый маленький вампирчик, возомнивший себя великаном.

— Нужно два зеркала… — попыталась я улыбнуться. Маринка отвернулась. Не нужны ей были мои улыбки.

Одно зеркало нашлось у меня в рюкзаке, второе мы сняли со стены на кухне. В этом забытом богом, продутом всеми ветрами домике рыбака когда-то жили люди, и иногда они хотели знать, что нового появилось на их лицах.

— Гадают в нежилом помещении. — Макс тоже оказался весьма продвинутым челом в чародейских делах.

Нежилое помещение — это сарай, но там холодно и темно.

— Тогда идем на улицу! — подпрыгнула Маринка.

Макс легко считал с моего лица недовольство. Если эта мелочь еще раз попросится на улицy, она туда отправится одна, без сопровождения!

— Лучше на кухню, — предложил Макс. — Ее можно назвать нежилым помещением, там ведь не спят. Правильно, люди там не спят, а вампиры, тем более мелкие, за живых не считаются. Один мой знакомый колдун определил их как «нежить». Про Макса так не скажу, а Маринка точно вредный микроб, а не живое существо. Девочка уселась на стул, недовольно поджав губы. Я демонстративно подошла к Максу и чмокнула его в прохладную щеку.

— Я люблю тебя, — прошептала достаточно громко, чтобы услышала Маринка. Впрочем, она бы услышала, даже если бы я произнесла это одними губами, — у вампиров великолепный слух.

Макс посмотрел на меня прозрачно-голубыми глазами, улыбнулся. Как же он сейчас был красив! Красив в своем неподражаемом спокойствии, со вздернутыми, словно удивленными бровями, во всегдашней способности видеть и слышать, что происходит вокруг. Каждый раз, когда я на секунду отворачиваюсь от него, а потом смотрю вновь, передо мной словно встает новое существо. Я готова постоянно удивляться тому, какой он разный и в то же время постоянный. Это уже и любовью назвать нельзя. Я смотрюсь в него, как в себя, чувствую его, как себя. Когда-то давным-давно, сто миллионов лет назад, мы соединились с ним в единое целое, и теперь нас ничто не разлучит. И нет никакой разницы в том, что я человек, а он вампир. Мы с ним стерли границу между нами еще тогда, сто миллионов лет назад.

— Хорошо, пошли на кухню. — Я подхватила свой бокал. Больше отсюда брать было нечего. Стол со стульями и свечи там есть.

Вампиры уже расположились на кухне, а я только-только переступала порог. Смотрят, старательно тянут губы в улыбке. А здесь потеплее, чем в комнате, сюда идет весь жар печки.

Маринка царапала зеркалом стол, пытаясь установить его вертикально. Свеча недовольно трещала, помаргивая.

— Я буду первая!

Вампирша поправила маленькое зеркальце, ловя в нем отражение большого. В нем появилась свеча, бросившая свой свет в длинный коридор отражений. Я насчитала семь арок, в каждой из которых были видны светлые глаза девочки, ее белый блестящий нос, от которого, как от третьего зеркала, отражался подрагивающий свет почти прогоревшей свечи.

— Дальше что? — Ей не терпелось начать.

— Надо распустить волосы, снять с себя браслеты, кольца, цепочки и ремни, — медленно перечисляла я, специально растягивая время.

Она тряхнула руками, демонстрируя отсутствие перечисленного. Резиночек Маринка не признавала в принципе, гордясь своей лохматой шевелюрой.

— Сняли.

Макс погладил меня по плечу. Ему не доставляло удовольствия наблюдать наши с Маринкой постоянные препирательства.

— Смотри на получившийся в большом зеркале коридор… — сдалась я. Ради Макса я готова на все. Даже на любовь к Маринке.

Девочка пригнулась, разглядывая заказанную дорожку.

— Потом надо три раза негромко произнести: «Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный!»

Кажется, текст должен быть именно таким, но слова здесь не главное. Все зависит от эмоционального заряда, что в них вкладывается. Если очень хочется кого-то увидеть, он явится наверняка.

— Точно придет? — с сомнением покосилась на меня Маринка.

К ней — вряд ли, но я не стала об этом говорить.

— Обязательно! — Я даже улыбнулась. — Начинай, не тяни время. Суженые-ряженые стоят в очереди. Твой замешкается, мой заявится.

И я прижалась к плечу Макса. Он улыбнулся. Умничка! Как хорошо, когда тебя понимают…

— Твой подождет, — скривилась Маринка, отворачиваясь.

Я могу не гадать. Зачем? У меня все есть. Счастье, любовь и бесконечная жизнь впереди.

Маринка опустила голову. Кудри рассыпались по плечам. Девочка не шевелилась. Совсем. Сидела, как маленький застывший перед

прыжком хищник. Кошка перед броском за мышкой.

— Суженый-ряженый… — заговорила она, медленно поднимая голову.

Внутри у меня родился смех, но я сдержалась Макс кончиками пальцев касался моего плеча, давая понять, что надо терпеть, что не стоит обижать маленьких. Его способность принимать человека таким, какой он есть, не знала границ.

Маринка старательно сдвигала брови, с остервенением всматривалась в темное зеркало — от такого взгляда стекло могло вот-вот треснуть.

— Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный… — низким хрипловатым голосом шептала девочка слова заклинания.

Мне хотелось глянуть на Макса, чтобы разделить с ним свое веселье, но я боялась оторвать взгляд от зеркала. Кто знает, может, это все и шутки, а может, она себе сейчас что-нибудь и нашепчет? Вот бы увидеть…

— Суженый-ряженый… — выла маленькая вампирша.

Я уже готова была прыснуть, но тут словно что-то стукнулось в стену дома. По крыше пробежали шаги, по полу прошла вибрация. Я подняла руку, чтобы удержать равновесие.

Макс обнял меня за талию, снова погладил по плечу. Маринка продолжала изучать отражение в зеркале. Я уже собиралась спросить у Макса, почувствовал ли он то же, что и я, но он коснулся своих губ пальцем, продолжая со спокойной благосклонностью наблюдать за мучениями девочки.

Ногам стало жарко. Тепло шло сквозь подошвы тапочек. Оттуда? Через пол? Через промерзшую просоленную землю? Я огляделась. Если мы горим, то из-под досок должен пробиваться дым, а следом и языки пламени. Бесконечно далекий горизонт приблизился, ахнул воздух. Что-то шло сюда. Страшная сила надвигалась на дом.

— Нет там ничего! — Маринка резко положила большое зеркало на стол лицом вниз. От внезапного хлопка я вздрогнула.

— Что? — Макс склонился ко мне, почувствовал мое напряжение, готовый в любую секунду кинуться ради меня в бой.

— Показалось, — пробормотала я, поднося руку ко лбу.

А что я скажу? Что ногам вдруг стало жарко, а голове холодно? Что от Маринкиных заговоров подул ветер и дом заходил ходуном?

— Креститься надо, когда кажется! — с готовностью подхватила Маринка.

— Что показалось? — В отличие от Маринки Макс не был столь равнодушен к моим ощущениям.

— Сюда кто-то идет.

— Наконец-то! — взвизгнула вампирша, бросаясь к двери.

Она кого-то ждет? Еще одного вампира? Этого только не хватало!

— Ты о чем? — Я терла пальцами покрывшийся потом лоб.

— Ни о чем! — Маринка стояла около печки, зло поглядывая себе под ноги.

Я прислушалась к себе. Тишина.

— Показалось, — повторила я, прикладывая ладонь любимого к своей щеке. Ее прохлада была для меня как нельзя кстати. — Значит, Макс тебе в зеркале не явился? — неловко перевела я разговор.

Ушла бы Маринка, остались бы мы с Максом наедине, все сразу бы стало хорошо. Атак…

Эх, ребенок…

— Явился! — запоздало спохватилась Маринка. — Сразу говорить не стала.

Как можно спорить с маленькой вредной девчонкой? Явился так явился.

— Тогда моя очередь! — протянула я руку к зеркалу.

— Нет, Макса! — Маринка отпихнула меня, отдавая карманное зеркальце вампиру.

— Мне тоже говорить «суженый-ряженый»? — усмехнулся Макс, отстраняясь. — Нет уж, девочки, я выберу себе другое гадание. Что-нибудь, связанное с огнем.

Он сел на стул, сложил руки на груди, сделав вид, что перебирает в уме все существующие развлечения на новогоднюю ночь. Ну, это надолго.

Маринка стрельнула в мою сторону возмущенным взглядом.

— И не ври! — зашипела, вставая у меня за спиной. — Я буду следить!

— Не мешай ей. — Макс перехватил девочку, усаживая к себе на колени. — Суженого может увидеть только тот, кому он предназначен.

— А я тебя увидела! — Маринка прильнула к груди Макса, стала теребить ворот его рубашки. — Пускай она этого не знает!

Из нее шпионка, как из меня тапочка! Еще бы в громкоговоритель сообщила. Даже не обидно. Смешно.

— Она не знает, — буркнула я, устраиваясь на стуле.

Ноги еще помнили тепло пола. Темнота за домом насторожилась, готовая зашевелиться,

зашуметь, как только ей будет позволено.

— Не ссорьтесь, — миролюбиво произнес Макс.

— Она не поняла! — ткнула пальцем в мою сторону Маринка.

— Мы понимаем друг друга без слов, — покачала я головой, глядя на Макса.

Любимый широко улыбнулся мне в ответ, приподнялся, перегибаясь через сопротивляющуюся Маринку, и поцеловал меня в губы. Я попыталась задержать его, но девочка слишком сильно взбрыкнула, отталкивая меня.

— Может, тогда без гадания обойдемся? — хмыкнула я, поднимая съехавшее на стол зеркало.

— Гадай, гадай! — Девочка дергалась, колотила Макса по груди, заставляя его сесть обратно. — Или боишься?

В ответ я получила злой взгляд. Если она пытается меня таким образом убить, то зря старается. Нас, Смотрителей, стрельбой глазками не проймешь. Здесь нужно оружие посильнее, и его у Маринки нет. Маленькая она, даже в вампира никого не может обратить.

Надо от нее отвлечься. Я принялась устанавливать большое зеркало, пытаясь подпереть его чашкой, по тяжелое стекло скользило по покатому краю фарфора, норовя упасть. Свеча недовольно затрещала. Я посмотрела на вредную девчонку, и зеркало выскользнуло у меня из рук. В этот момент комната с бревенчатыми стенами исчезла, уплыли в небытие стол и печка…

Маринка стоит поблизости и теми же бешеными глазами на кого-то смотрит.

— Ты ее убьешь? — цедит она сквозь зубы.

— Непременно, — звучит голос.

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Маринкиного собеседника. Передо мной облупившийся угол печки. Реальность в моих мозгах нехотя соединилась с увиденным секунду назад. Почудилось? Или это было на самом деле? И с кем бы Маринке говорить о моем убийстве? Или она желает смерти другому человеку?

— Чуть не уронила! — Макс поставил зеркало на подставку и снова устроился в кресле, усадив беспечно улыбающуюся Маринку на колени.

Конечно, почудилось. Последнее время мне

много всякого чудится.

Чтобы прогнать наваждение, я вспушила волосы, сняла с шеи гранатовый крестик, проверила запястья, убеждаясь, что ничего не забыла, стянула тапочки, повела плечами, пытаясь расслабиться. Темнота за стенами дома придвинулась. Любопытная какая! Ничего, сейчас все узнает.

— Суженый-ряженый… — заговорила я. Собственный голос показался чужим, фальшивым. Я невольно отвела глаза, встретившись взглядом с Максом, откашлялась.

— Смотри в зеркало! — тут же заметила непорядок Маринка.

— Не мешай! — подбросил ее на коленях Макс. — Маша, не жульничай. А то я к тебе не приду.

— Не пущу! — Маринка обняла его за шею,

и я силой заставила себя отвести глаза. В большом зеркале отражалось маленькое, а

в том отражалось большое. Цепочка отражений создавала коридор. В конце довольно темный. Если пригнуться, то в этом коридоре я начинала видеть себя. Раз, два, три… у Маринки отражений было больше. Может, с другого места попробовать?

Девочка у меня за спиной выразительно хмыкнула. Намекает, что я слишком долго вожусь?

Ладно, начнем. С выполнением желаний у меня последнее время проблем не было. Надо только правильно их формулировать.

— Эй, вслух! — напомнила Маринка.

Я настроилась сразу увидеть Макса. Вот он белой точкой появляется из черноты, преодолевая один изгиб коридора за другим, приближается… На нем белая рубашка и черные брюки. Он улыбается, и улыбка преображает его лицо, на щеках появляется румянец…

— Ну, давай! «Суженый-ряженый»! — напомнила Маринка.

Воображаемый Макс в зеркале пропал. Я смотрела в зеркальный коридор, пульсирующий темнотой.

— Суженый-ряженый…

Тот, кого я успела вообразить, не был Максом. Другой. Такой же высокий, с такими же синими глазами…

— Суженый-ряженый… Слова звучат уныло. Чувствую, больше никто не придет. Нет, даже не так — не придет тот, кого я жду.

Приди ко мне наряженный. Макс, — оторвалась я от созерцания пустого Зазеркалья, — в какой одежде ты предпочитаешь ходить на свидание к девушкам?

— В чистой.

— Так и запишем.

Я вгляделась в серебряную поверхность. Так если очень постараться, можно вызвать именно Макса. А неизвестного товарища с широкой улыбкой мы вычеркнем. Макс улыбается сдержанно. И вообще он на эмоции не очень щедр. Вампирам эмоции противопоказаны. От

них зубы ломаются.

— Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный! — Я закрыла глаза, собираясь с силами. — Суженый-ряженый…

Не успела я договорить, как опять почувствовала слабую вибрацию. Кто-то или что-то приближалось. Ногам снова стало жарко, будто подо мной развели костер. Я схватилась за стол, открывая глаза. И в то же мгновение из темного Зазеркалья ко мне приблизилась… нет, не фигура. Только лицо. Старик. Он словно заглянул в комнату, кивнул и исчез.

— Сюда идут!

Макс уже стоял около двери, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи.

— Как долго! — прыгала за его спиной Маринка.

— Все в порядке, человек. — Макс втянул в себя воздух. — Он опоздал…

— Кто опоздал? — Дышать было еще тяжело. Дурацкое гадание! Я так испугалась. Еще эти постоянные недомолвки.

— Его подвезли, — произнес Макс, — чувствую запах бензина.

«Суженый-ряженый…» — еще вертелось в моей голове, хотя и так ясно, что гадание закончилось. Сюда идет что-то более реальное, чем фантом из зеркала.

— Кого вы ждете? — Зачем я задаю вопросы? Они меня все равно не слышат.

Что-то хотелось взять, чтобы защититься. Руки сами легли на поверхность стола. И только тогда я заметила, что большое зеркало лежит перевернутое. Тот, кто шел ко мне, оттуда не выберется. Я его не пущу. И вообще — никого не хочу здесь видеть.

В сердцах сломала попавшуюся под руки спичку, и тут же в дверь постучали.

От нежданного гостя шла непонятная волна силы. Фиолетовая. Не люблю этот цвет.

Маринка поднырнула под руку Макса, ловко щелкнула задвижкой. Дверь на замок закрывала только я. Вампиры такой привычки не имеют. Зато они имеют привычку без разрешения открывать двери.

Девочка выскочила в темные сени.

— Димка!

Лихая фантазия выкинула передо мной веер образов возможных Дим. Парочка была у меня в школе, один в спортивной секции по фехтованию. Димой звали лошадь на конюшне. Она недавно пала.

— Смотрите, кто это!

Маринка втащила в комнату человека, с ног до головы укутанного в длинную черную куртку с надвинутым на глаза краем капюшона. Высокие сапоги, отороченные мехом, были покрыты

коркой снега.

Наверное, как-то так должны выглядеть призраки прошлого. В черном и со снегом на ногах. Тень отца Гамлета, ведьмы Макбета, дух Акакия Акакиевича в поисках шинели…

На пороге стоял Дракон.