Глава VI ИМАГО

— Они сюда приходили, да?

Сторожев был засыпан снегом с головы до ног, словно не машина его везла, а он всю дорогу тащил технику на себе.

— Как кино? — выглянула я из-за плеча Макса.

— Какое кино! Эта ненормальная сорвалась посередине сеанса!

Дракон прошел через кухню, застыл на пороге комнаты. Света не было, но и без него погром был виден хорошо. Из разбитого окна тянуло холодом.

— Ушли уже?

Перчатки полетели в угол. Дракон пнул ногой подвернувшийся спичечный коробок и сел

прямо на пол.

— Я же просил меня предупредить!

— Они пришли не по билетам.

Ярость Дракона, похожего в своей обиде на мокрого гусенка, веселила.

— А чего, подождать не могли?

Я выбралась из таких уютных объятий и с удивлением взглянула на Сторожева.

— Как ты себе это представляешь? Подождите немного, с вами тут хотят поговорить о

превращении?

— Да хоть так! — Дракон толкнул стул, тот уперся в стол, наклонился и повалился на обидчика.

— Пойду, свет сделаю, — прошептал Макс, и я оказалась в кресле в одиночестве, а его шаги уже были слышны в коридоре.

— Не, ну что за дела?

Все внутри Сторожева клокотало, и он не знал, на что направить свое раздражение. Крушить и переворачивать здесь было уже нечего, стучаться головой об углы стола — жестко, бить кулаками об пол — себе же хуже.

— Как будто бы так сложно! Я что, хуже мелкой? Почему ей все просто так выдали, а мне условия ставят? Мельник еще этот… Я ведь первый разгадал, что он колдун. Если бы не я, наша тусня так и сидела бы тупо на кладбище. А помирать стал, не ко мне отправился, тебя выбрал. Скажешь, так честно? Я его больше года пас, а как до дела дошло, он из рук ушел!

— Жизнь вообще штука нечестная. — Утверждение было риторическое, но на Дракона могло подействовать. Дима в принципе был не из везунчиков.

— Вампиров полный город. Рядом ходили, никто, кроме меня, не заметил! Хоть бы кто премию, что ли, выписал… Я сам к вампирам пришел, уже вроде и договорился — опять мимо! Обманули, пустышку подсунули. Да я сразу понял, что ничего из убийства Макса не выйдет. Что надо по-другому подставляться. А Мельник все твердил: «Ты не подходишь, ты не подходишь…» А чего не подхожу-то? У меня глаза не того цвета, чтобы из меня кровь пить?

— Хочешь, чтобы из тебя выпили кровь? — Мне снова было неуютно рядом с Драконом.

— Хочу стать вампиром.

— Тебя сюда пригласили не для того!

— Чтобы мне кто-нибудь дал об этом забыть!

Фыркнул, начиная работать, дизель. Лампочка под потолком ожила, стала нерешительно накаляться.

Я перегнулась через спинку кресла, чтобы лучше видеть Сторожева. Тот был расстроен так, что казалось, будто его круглое лицо сейчас растает. Да, не повезло парню. Во всех историях он бежит рядом с тепловозом, не в силах даже на подножку запрыгнуть. Если бы поезд жизни все время проносился мимо меня, я бы, наверное, тоже расстраивалась. Но все дело было в том, что свой поезд я формирую сама, придумываю вагончики, населяю их пассажирами, подбрасываю уголь в топку. И не пытаюсь вклиниться на чужие пути. Дракон же хочет к кому-то пристроиться, и у него не выходит. Хотел быть повелителем тьмы, властителем дум — не получилось. Вампиры им не интересуются. Колдун тоже не посчитал его достойным преемником. Прямо какая-то невезуха в зените.

Мне стало жалко парня.

— Мы скоро уедем, — Дима заслужил предупреждение. Пускай готовится возвращаться домой.

— Куда вы без меня!

— У нас свадебное путешествие. Ты будешь

лишним.

— А Маринка?

— Не думаю, что ты за ней угонишься.

От печки пошло долгожданное тепло, и меня после пережитого волнения потянуло в сон.

— Это мы посмотрим, — дернул подбородком Дракон.

Его самоуверенность вызвала усмешку. Поразительный человек! Что бы ни происходило, во всем видит свою выгоду. Настоящий псих с маниакальными наклонностями.

— И кино какое-то было — фигня полная. Про вампиров! Там один ходил, обмазанный кремом от загара. Типа от солнца прятался.

— Как называется? — Я сползла в кресле, вспоминая то чудное состояние, что пережила сегодня, наблюдая за охотой Макса. Правда, потом мне довелось принять участие в другой охоте. На фильм о вампирах я не скоро пойду.

— Не помню, — мотнул головой Дима.

— Когда начнем обучение? — Я не могла его не поддеть.

— Время еще не настало. — Дракон сдулся. Больше ругаться его не тянуло.

— Дал бы хоть тетрадку полистать. Что там? Заговоры на кровь? На ратное дело?

— Ты еще не готова внимать высшим учениям.

Пафоса-то, пафоса сколько! Не сомневаюсь, в его голове уже созрел очередной гениальный план по завоеванию мира.

Сторожев собрался пойти в комнату, и его движение кое о чем мне напомнило.

— А ты в ПТУ на кого учился?

— На слесаря, — буркнул он, прочитав в моем вопросе оскорбление себе.

— Прекрасно! Значит, сможешь вставить стекло.

Дракон презрительно повел плечом, давая понять, что князь тьмы до таких мелочей не опускается, и закрыл за собой дверь.

Дизель давно и хорошо работал, а Макса все не было. Либо он пошел прогуляться перед сном, либо ищет стекло. Это надолго.

Я сходила за сотовым телефоном, заметив, что хозяйственный Сторожев заткнул разбитое окно подушкой. Похвалить его, что ли? Я глянула на повелителя вселенной, — тот самозабвенно копался в пакете с носками. Ладно, обойдется без медальки.

Вернулась на кухню и вновь забралась в кресло. Все-таки Макс здесь здорово устроился! Тепло, хорошо и как будто безопасно. Кажется, я начинаю привыкать к своей боевой жизни.

Час всего прошел, как меня пытались убить, и вот я сижу около огня, греюсь, радуюсь жизни. А год назад от страха на стены бы лезла. Может, это из-за того, что рядом со мной верный защитник? Или потому, что я теперь не дома и допускаю возникновение всяких неожиданностей? Или сама изменилась? Я выгнула спину, потянулась, прогоняя внезапно всплывшие воспоминания о прошедшей ночи, о голубых глазах, которые видела так близко, о крепких руках, о прохладе кожи любимого…

Так! О чем это я? Выпрямилась, села выше, прокашлялась, заставляя себя думать только про то, где нахожусь сейчас. И что Макса пока нет рядом. Вытерла вспотевшую ладонь о штаны.

Займусь-ка я своим сотовым. Кажется, мне пришли эсэмэски. Наверняка с поздравлениями! Я, как истинная эгоистка, конечно, никого не поздравила. Как там мама, папа? Надо же, когда хорошо, все мгновенно из головы выветривается…

О! От Лерки Маркеловой. Мрачное пожелание «готского Нового года». Прекрасно, можно сказать, все уже сбылось. Праздник с вожаком готов, что может быть круче? И вообще Сторожева можно считать подарком от Маркеловой — Дракон когда-то был Леркиным парнем. Отбить эсэмэску, чтобы приезжала и забирала ненаглядного? Ладно, пускай живет безмятежно.

В ее сторону улетело послание с пожеланием моря солнца. Наверняка обидится. Готам солнце противопоказано для здоровья.

Следующее сообщение, конечно, от Колосова. Спросил, как я себя чувствую. Прислушалась к себе. Бок отбит, на шее синяки, очередной приступ тревоги. Ничего, бывало и хуже. «С Новым годом!» Курсор терпеливо мигал, ожидая, что я напишу еще. Что можно пожелать своему, наверное, бывшему другу? Счастья и любви? Жестоко. Послать стандартное «удачи»? Тогда уж лучше вообще ничего не писать. «С новым счастьем»? А куда девать старое?

Рука дернулась, палец нажал на кнопку отправки, по экрану полетела птичка, унося письмо. Буду нейтральной.

Пара эсэмэсок пришла от девчонок из спортивной секции по фехтованию. Я им нажелала всего-всего-всего и еще немножко. Потом было непонятно чье сообщение с глупым стишком. Я даже не стала уточнять, кто автор, отправила в безызвестность «спасибо» и «взаимно».

Увидев имя следующего отправителя, чуть не выронила телефон. Олег! А я ведь даже ни разу не спросила его фамилии — Олег и Олег. Красивый, улыбчивый, уверенный. Неожиданно вспомнилось, как в последнюю нашу встречу он ел багет, откусывая прямо от батона. Человек со спокойной широкой улыбкой. Московский Смотритель. Он был первым, кто мне все рассказал — про вампиров и их извечных врагов. Он был готов сделать для меня все. Когда-то Олег хотел, чтобы я переселилась в Москву. Но мне хорошо там, где Макс, а ему с московскими Смотрителями делать вместе нечего. Если только открыть стоматологическую клинику «Для своих»? Замкнутый круг. Финиш. Не жить мне в Москве, не учиться в московском вузе. Таков мой выбор.

Зачем он мне написал? Сидел дома, скучал, слал эсэмэски всем подряд по списку. Читать или не читать? Однако любопытно! Прочитаю… «Маша! С Новым годом! Счастья! Не теряй себя!»

Миленько, незатейливо. Интересно, если я не отвечу, Олег решит, что я умерла? И московские Смотрители перестанут считать меня своей? Нет, иллюзий на мой счет они больше не питают. А им сейчас тяжеловато: Ирина увела Антона, я быть Смотрителем отказалась, их осталось трое. И каждого вампиры знают в лицо. Шансов на выживание никаких.

Ответить можно попозже. Или вообще не отвечать. Здесь надо быть осторожной. Я убрала сообщение и перешла к следующему.

Последняя эсэмэска была отправлена с телефона со сложным набором цифр: плюс тридцать три, шестьсот одиннадцать… Плюс тридцать три… Это код какой-то страны. У меня нет знакомых за границей. Шведы разве только. Но они не стали бы слать эсэмэски… И ушли Аскольд с Олафом еще не далеко, чтобы начать по мне скучать.

В тексте письма всего несколько слов: «С Новым годом. Берегите себя и Макса». И подпись — Лео. Я непроизвольно выпрямилась в кресле. Он знал? Хотел предупредить? Я вновь пробежала глазами текст. Когда сообщение пришло? В два часа ночи. Видимо, там, где находится Лео, была полночь. Макс сказал, что из Швеции до нас полдня пути. Сейчас шесть вечера. Легендарный киевский князь и его товарищи больше часа как ушли. Как раз полдня. Все сходится. А что, если шведы не ошиблись? Вдруг им специально дали неправильный адрес? Кто? Лео? Вряд ли. Он может сделать что-то против меня, но не против Макса. Значит, он хотел предупредить. И сделал это в такой экзотической форме. Спасибо, Папа-Король, я теперь буду очень осторожна.

Или я тороплюсь? После тяжелого дня готова видеть неприятности за каждым кустом? Пойти, что ли, с «березками» посоветоваться?

Я отбила типовой ответ, мол, поздравляю, стою на страже спокойствия наших границ.

Настроение испортилось. Опять вокруг что-то затевалось. Словно воздух перед грозой наэлектризовывался и начинал самопроизвольно потрескивать, вызывая неприятные мурашки. То-то я взвинченная последнее время! И не в шведах дело. Кому-то было нужно, чтобы нас нашли, и воины-викинги за кого-то выполнили черную работу. Аскольд советовал уходить. А не является ли это чьим-то желанием? Кто-то хочет, чтобы мы выбрались из нашей норки. Эдгар? Хотя зачем Эдгару такая сложная игра? Не нравится ему Ирина, он одним движением может ее убить. А с нами и подавно без церемоний обошелся бы. Дверь откроем, в дом пустим. Никто о нас не вспомнит до лета.

Телефон пропел, сообщая, что мое послание улетело за границу. Плюс тридцать три. шестьсот одиннадцать… Какие музеи на сей раз привлекли старого вампира? Голландии? Испании? Италии? Выбор широк.

Я уронила лицо в ладони. О чем я думаю? Каких-нибудь четыре месяца назад Голландия, Испания и Италия были для меня другими галактиками, далекими и чужими планетами, выдуманными фантастами. Сейчас же они что-то близкое, куда легко можно попасть, и я это так спокойно воспринимаю. А все из-за того, что однажды днем в дверь подъезда моего дома не смогли сразу внести тяжеленное белое пианино. Или потому, что просто была осень, и так хотелось немного тепла и чуда. Когда сильно чего-то хочется, оно непременно случается. Чудо встретившихся глаз, неожиданного слова, некстати пришедших в голову мыслей. Осень, осень… Тогда все умирало, листья покорно ложились под ноги. А сейчас зима, и уже ничего не хочется, разве только спать — долго-долго, столько, сколько будет лежать снег, и проснуться уже другой, не гусеницей, а бабочкой, как говорил Макс. Стать имаго, быть не между тем и этим, а закончить свое превращение. Имаго… Хорошо звучит. Метаморфозы начались, но до завершения далеко. Из меня должна получиться хорошая бабочка. Интересно, что у Дракона написано в тетради? Если та тетрадь на самом деле существует…

И снова падал снег. Я сидела в кресле посреди заснеженного леса, напротив меня на низкой ветке ели устроилась неприятная черная птица Ничего не стоило встать и прогнать ее. Еще легче было ее убить. Но я этого не делала. Время еще не пришло. Поступок, совершенный не вовремя, страшнее бездействия.

Меня разбудили Маринка и начавший пробирать холод.

Маринка протопала через кухню, как стадо маленьких гиппопотамчиков, зачем-то начала с грохотом перебирать сложенные около печки дрова.

— О! Ты уже проснулась! — мрачно произнесла она. — А я как раз пришла. Очень кстати. Надо поговорить.

Какие-то секунды я соединяла реальность со своим сном, мне даже показалось, что где-то каркнула ворона. Или это кровать в комнате заскрипела?

Я потянулась, приходя в себя, глянула на Маринку. Глаза на меня не поднимает, гремит полешками. Специально разбудила. Накипело.

— Извини, — голос мой со сна был немного хрипловат, — с арканом неудачно получилось.

Девочка быстро глянула на меня и снова вернулась к дровам.

— Забыли, — ответила совсем по-взрослому.

— Ты испугалась?

Тело у меня ломило. Хотелось разобраться на запчасти и собраться по новой, но как-то удобней, что ли.

— Обрадовалась. — Поленья рассыпались вокруг нее. — Это так легко делается?

— Не очень. — Надо объяснить. В двух словах. Не пугая. — Аркан был не для тебя.

— А как от него защищаться? — Маринка даже не повернулась.

— Не нападать, — сказала быстро, не задумываясь. Зря. Не поймет.

Ноги затекли, я с трудом шевелилась, пережидая, когда утихомирятся разъяренные мурашки, взорвавшиеся в икрах.

— Я… — Маринка водила пальцем по полу — Макс сказал, что я могу уйти в любую минуту. И скоро уйду. Он мне больше ничего не даст.

— Марина, я никогда… — Девочка вскинула ладонь вверх. — Не надо ничего говорить! Вы уйдете, я тоже уйду.

Маринка вертелась передо мной и была сейчас похожа на котенка. Волосы у нее опять растрепались, так и хотелось посадить ее на колени, причесать, собрать всю ее непоседливость в хвост.

— Это скоро пройдет.

— Я не хочу, чтобы такое повторилось.

— Спасибо, что помогла мне сегодня, — прошептала я.

— Да ладно! — миролюбиво тряхнула гривой юная вампирша. — Ты тоже ничего.

В Маринке словно перекрыли кран с горечью и пустили веселье. Девочка живо оглянулась.

— А где Дима?

Не дожидаясь ответа, который я вряд ли могла дать, девочка помчалась в комнату и стала расталкивать уснувшего Дракона. Он сначала мычал, а потом накричал на нее и весь оставшийся вечер ни с кем не разговаривал. Особенно с Маринкой. Обиделся. По себе знаю, как тяжело обижаться на вампира, который не понимает твоих эмоций. Тем более зря это сделал Дракон. Маринка была не в том настроении, чтобы прощать своей игрушке проступок.

Вечер прошел в молчании. Без Маринкиной суеты дом наш как будто померк. К ночи пришел обещанный Максом мороз — столбик термометра упал до минус тридцати пяти. За стенами начало подвывать и подухивать, словно по снегу бродил старый леший, просящийся в дом погреться. Мы помочь ему ничем не могли, потому что сами мерзли. Из заткнутого подушкой окна поддувало, и мне начинало казаться, что лежу в сугробе.

Я куталась в два одеяла, размышляя, не натянуть ли мне шапку — вымороженная комната не хотела согреваться. Макс устроился рядом. Сначала, чтобы не добавлять мне холода, он сидел на стуле. Но потом не выдержал и прилег на край кровати.

— Каким ты был раньше? — Пальцем я осторожно водила по его бровям, по носу, по широкому гладкому лбу.

— Разным.

Макс лежал, довольно прикрыв глаза. Сейчас он был похож на кошку. На большую сытую кошку, готовую вот-вот заурчать от осознания собственного благополучия.

— Каким?

Хотелось прижаться к любимому, но шевелиться было лень. Я пригрелась, и малейшее

движение вызывало неприятные изморосные мурашки.

— Тщеславным.

— О чем мечтал? — Я хихикнула, нарушая хрупкий баланс между робким теплом под одеялом и холодом снаружи.

— У меня была очень красивая мать, она пользовалась популярностью в свете. Талантливый отец. Я был как бы при них. Милый мальчик замечательных родителей.

— А на самом деле?

— На самом деле мне всегда нравилось нарушать те правила, которых следовало придерживаться. В правило входили необходимость определенных знаний, подходящий круг знакомств, удачная партия, приумножение капитала семьи.

— Не оригинально, — покачала я головой. Бороться с холодом больше сил не было. Я расслабилась, разрешая себе мерзнуть.

— Не забывай, Германия в середине девятнадцатого века не была отдельным государством. Мелкие княжества входили в состав то одной, то другой страны, и держались они только на старинных правилах и обычаях. Революции и бунтари рождались либо западнее — в Испании, либо восточнее — в России. У Германии были деньги, но не было пассионариев.

— Ты хотел совершить революцию? — Я смотрела на правильно-красивое лицо любимого, всегда такое спокойное, и не могла представить его с винтовкой на баррикадах.

— Нет, пытался сбежать из дома.

— Далеко?

— Насколько хватало сил терпеть голод. Дня на три. Потом или меня возвращали, или я возвращался сам.

— Герой! — Я растрепала его челку.

— Ja, ein Held! [Да, герой! (нем.) ] — грустно произнес Макс. — Пытаюсь вспомнить, почему я тогда выпрыгнул из окна. Мне кажется, из-за того же — из-за желания кому-то что-то доказать. Мать была такой идеально-правильной и погибла только потому, что я совершил ошибку. Любое мое самостоятельное действие вело к неудачам. Я даже умереть не смог. И это мне помешали сделать.

У вампиров весьма специфическое представление о спасении. Для них единственная форма жизни — быть вампиром. Я была с ним не согласна. Как прошло превращение Макса, я знаю только по рассказам. Его мать, сильный берлинский Смотритель, погибла, защищая сына. Поняв это, Макс шагнул из окна, но не умер. Рядом оказался Лео. Макс так же спас Маринку. Она сильно болела, была при смерти, и он сделал ее вампиром, спасая и от болезни, и от смерти.

— Вечно все делают за меня, — прошептал Макс.

— Неправда! — Терять мне уже было нечего. Я откинула одеяло и придвинулась к любимому. — Ты не видишь то, что делаешь сам. Наша с тобой любовь не зависит ни от чьего желания или решения.

Моей щеки коснулись осторожные прохладные губы.

— Я все время жду какого-то подвоха, — прошептал Макс мне на ухо. — Как будто время готовит нам страшную западню. То его много, а то вдруг становится мало. Мы ведь не торопимся в принятии решений?

— Торопимся? — Я чуть отстранилась, чтобы лучше его рассмотреть, но Макс прижал меня к себе.

— В жизни главное — не торопиться. Знаешь, что сгубило Ромео и Джульетту? — Ссора родителей.

— Нет, они просто поторопились. Очень хотели получить все сразу, спешили избежать трудностей. Время сыграло с ними злую шутку.

Поторопились? Я вспомнила наш с Максом бесконечный бег. Если кто здесь и торопится, то наши преследователи, не мы.

Я поерзала, удобней устраиваясь рядом с любимым.

— Не думаю, что мы спешим. Ты немец. Ты спешить не умеешь. Ромео был итальянцем, а они по жизни бешеные.

— «Две равноуважаемых семьи в Вероне, где встречают нас события, ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролития…» — прикрыв глаза, процитировал Макс Шекспира. — Верона стоит на реке Адидже. Река впадает в Адриатическое море… — Он приподнялся на локте. — Ты права. Знаешь, я впервые не жалею, что шагнул в окно. Это был самый удачный поступок в моей жизни. Который привел меня к тебе.

От поцелуя привычно закружилась голова, и стало неважно, что было и что будет. Холод, комната, старая кровать — все уплыло вдаль и дало два прощальных свистка.

Я открыла глаза, на секунду забыв, где нахожусь. Рядом был только Макс и…

Вдруг вспомнила.

— Дракон! — зашептала я, выбираясь на край кровати.

— Он давно ушел.

Я непонимающе посмотрела на соседнюю кровать. Одеяло свесилось, подушка закинута в ноги. Куда делся Сторожев? Ах да! Сбежал еще в самом начале нашего разговора. Как только мы с Максом начали устраиваться на кровати, недовольно закхмекал, засопел, демонстративно долго искал свои унты и, забрав куртку, ушел на кухню. Там было теплее. И еще там была Маринка. Спокойной ночи, Дима! Приятных кошмаров!

— А мне никогда не хотелось сбежать, — призналась я, вновь устраиваясь на подушке.

— Так бывает, когда не знаешь, куда можешь прийти.

— А ты знаешь?

— Теперь — знаю. Я не могу предсказать, что будет конкретно, но как может быть, представляю.

— Все будет хорошо?

— Если мы будем вместе, то — да.

Я хмыкнула. Его бровь дернулась, пытаясь изобразить удивление, и я засмеялась в ответ. Будет хорошо? Возможно. Я же уверена только в том, что соскучиться нам точно не дадут. И первое января тому подтверждение. После такого начала года оставшиеся дни мы обречены провести в бегах.

— А что было потом? После того как Лео превратил тебя в вампира?

Макс лежал на спине, глядя в потолок.

Вспоминал? На быстром режиме просматривал хронику минувших дней? Придумывал подходящий ответ?

— Я учился жить заново.

Из Макса мог получиться замечательный партизан. Он никогда не отвечает на вопросы.

Я недовольно поджала губы. Любимый скосил на меня глаза.

— Лео протащил меня по всем странам Европы. Я бесился, он все терпеливо сносил. Мне было тяжело примириться с тем, что наш мир подчинен правилам. Например, восходам и заходам солнца, смене времен года, циклу человеческой жизни.

— И ты смирился?

— Как видишь, — усмехнулся Макс. — Тебе же Лео рассказывал, что я не принимал участия во Второй мировой войне. Можно было проявлять чудеса героизма и спасать людей, как сам Лео. Можно было бродить по фронтам, пристраиваться к госпиталям, чтобы все время быть сытым, как поступала наша милая подруга Катрин. И это было бы по правилам. Я же соблюдать эти правила не хотел.

— Что же ты делал?

— Жил, читал книги, наблюдал восходы и закаты. В исторических архивах сохранилась информация о деревнях, которых не коснулась война. Их просто не замечали. Это были исключения из правил, жизнь не по законам.

— А разбитое окно как раз подходящее исключение из правил? — жалобно прошептала я. Оказаться во время войны в деревне, в сторону которой не полетело ни одной пули, наверное, замечательно, а жить в постоянном холоде уже не тек здорово.

— Да, с окном получилось не очень хорошо, — Макс встал, оставив после себя холодную пустоту, — Но я придумал, как тебя согреть.

— Холодно, — пожаловалась я, намекая на то, что ему не мешало бы вернуться.

— Сейчас приду.

На прощание он накрыл меня своим пальто. Я сильнее закопалась в одеяла, поджала ноги, в слабой надежде, что смогу создать себе островок относительного тепла. Долгие мгновения ждала, что согреюсь, но тело с моим ожиданием не согласилось. Меня стала бить легкая дрожь. Я клацнула зубами и заставила себя замереть. Дрожь осталась. Шла она почему-то не изнутри, а сверху. И не от меня, а от одеяла.

Кажется, я схожу с ума.

Дрожь от плеча скатилась к шее, ударила по носу. В панике я сбросила одеяла и села. Передо мной вибрировал телефон. Видимо, выпал из пальто. Я так укуталась в одеяла, что карман оказался наклоненным, и заработавшая трубка легко из него выскользнула. Мобильный лежал экраном вниз и, как настойчивая муха бьется головой о прозрачное стекло, стучался об угол подушки. Макс его почему-то не слышал, хотя его дрожание и противный вибрирующий «з-з-з» оглушал.

Надо было позвать Макса, но моя рука помимо воли потянулась к трубке и перевернула ее. Знакомый смартфон, небольшая плоская черная коробочка. На светлом экране что-то написано, судя по всему, на немецком, а снизу бежала строчка номера. Я успела ухватить только последние цифры: двадцать шесть — восемьдесят. Номер выскользнул снова. «Плюс тридцать три, шестьсот одиннадцать…»

Длинной змеей-удавкой цифры проплыли у меня перед глазами, скрылись в невидимые воротца и показались вновь из левых дверей компьютерной памяти. Еще один круг, и я наконец поняла, откуда я знаю высветившийся номер, —

звонил Лео.

Телефон последний раз обиженно вякнул и замолчал, выкинув на экран информацию о пропущенном звонке.

Да, я не должна была этого делать. Это было пространство Макса, и я не имела права в него вторгаться. Но желание подтвердить догадку было сильнее. Экран стал обиженно гаснуть, и я, желая его пробудить, коснулась иконки с зеленой трубочкой. Смартфон ожил, показывая мне список звонков. Последний был пропущен, напротив него стоял красный крестик. Но был и еще один, с желтой стрелочкой в сторону номера, значит, звонили с этого телефона.

Плюс тридцать три, шестьсот одиннадцать… Мне Лео прислал эсэмэску, Макса предупредил в устной форме. Папа Король волнуется о своем подопечном.

Макс позвонил Лео, и нам теперь надо ждать гостей? Позвонил и ничего не сказал мне? Почему? Есть нечто, что надо скрыть от меня?

За дверью раздались шаги. Я перекинула телефон из руки в руку, соображая, что с ним делать, словно его недавняя вибрация, обозначившееся желание соединить богом забытую избушку рыбака с внешним миром, была чем-то

наказуемым.

Макс вошел в комнату, принеся с собой резковатые запахи приправ. Я сунула телефон под подушку. И только потом сообразила — зачем? Ведь он лежал в кармане пальто!

— Держи, это тебя согреет.

В его руках была моя чашка, из которой поднимался дымок. Пахло корицей и кардамоном.

— Глинтвейн, напиток, бодрящий кровь. Он сейчас не лишний.

Быстро глянула на Макса, опустила глаза. Почему-то мне было страшно сказать, что я знаю о его звонке Лео, страшно задавать такой простой и такой ни к чему не обязывающий вопрос — чего нам теперь ждать?

Отхлебнула рубиново-красной жидкости, обожглась и, терпя боль, прошептала:

— У тебя в пальто что-то скрипело и ухало. Ты из леса принес лешего? Или душа лося пришла за отмщением? — Я приподняла уголок подушки, показывая задремавший смартфон.

— Версия с лосем мне нравится больше. Макс забрал у меня чашку, сел на кровать и стал остужать глинтвейн, держа в своих ладонях. К телефону он даже не потянулся. Так и хотелось сказать ему: «Ну что же ты? Звонил Лео! Ты наверняка ждал от него известий. Вы о чем-то договаривались. Он сейчас скажет номер рейса, на котором прилетит, и тебе надо не опоздать его встретить!»

— Все, теперь уже не горячо.

Макс передал мне чашку, подвинулся на кровати так, чтобы мне было удобней сесть, не сильно путаясь в одеялах. Мой любимый старался мне угодить, а я не шевелилась. Сидела, чувствуя, как в памяти продолжает противно зудеть телефон.

«Он не хочет говорить. Он что-то опять задумал».

Не ощущая вкуса, сделала глоток. Глинтвейн не столько согрел, сколько родил раздражение. Меня вдруг взбесило, что я уже который день вынуждена жить в этом бардаке, запертая в снежном плену, откуда нельзя выбраться. И при этом не понимать, что происходит вокруг.

— Когда мы отсюда уедем? — Терпкий, с неприятной горчинкой напиток в меня не шел.

— Скоро.

Нет, Макс не будет смотреть, кто ему звонил. Кажется, он и так все понял. Больше того — знает, что ему хотели сказать.

— Когда?

— Когда прекратится метель.

— А она когда-нибудь прекратится?

— Дня через два-три. Все равно в такую погоду до нас никто не доберется.

«Как и мы не выберемся!» — хотелось крикнуть мне, но я сильнее поджала губы. Макс, всегда прекрасно чувствовавший мое настроение, спрыгнул с кровати, завесил разбитое окно одеялом, отчего недовольное гудение ветра стало глуше и грознее.

— Не нравится мне это место. Тревожное.

— Ты что-то видишь?

— Да. Страшные картинки. Словно зовут на помощь. Плачут. Это как-то связано с нами?

— Раз мы здесь, значит, связано.

— Кто же из нас будет плакать?

Риторический вопрос, из нас двоих плакать способна только я.

— Вряд ли повторится то, что уже было, — неубедительно успокоил меня Макс.

— А что было?

Он внимательно посмотрел на меня, и видение мгновенно вернулось ко мне, стирая перед глазами образ любимого. Страшное, перекошенное страхом лицо. Человеческое тело, падающее на дорогу сухой куклой. Ужас, мечущийся между домами.

— Неподалеку здесь была деревня. Ее не стало сорок лет назад. — Голос Макса был глух. Так, наверное, сказитель Баян начинал свои бесконечные песни.

— Почему? — Странно, что меня это раньше не заинтересовало. Счастье мое было безоблачно, ничего другого на ум не шло.

— После войны сюда пришли вампиры во главе с Эдгаром. Темная, всеми забытая поморская деревня. Они рассчитывали здесь неплохо провести время. Так и получилось. Смотрители опоздали. Спасать было уже почти некого.

— Зачем же сюда приехал Лео? Он не знал, что здесь произошло?

— Знал. После всего случившегося сюда не заглядывал ни один вампир. Это самое спокойное место на Земле. До недавних пор. Хотя я бы все равно не торопился отсюда уезжать.

— Вампиры ушли, остались Смотрители.

— Прошло сорок лет! Офис Смотрителей в Мезени утонул и паутине.

Я отставила чашку, сползла на подушку, демонстративно несколько раз подпрыгнула, выражая снос недовольство. Макс сел на соседнюю

кровать, вытянул ноги.

В кухне вдруг стало тихо, отчего метель словно приблизилась. Ветер бросал в уцелевшие окна горсти колкого снега, как будто сухого речного песка. Он с шуршанием осыпался. Иногда попадались более крупные «камешки», и тогда стекло тонко сотрясалось. Внезапный сквозняк проносился по комнате, холодом мазал по лицу. Половицы вздыхали, и, как бы откликаясь на их жалобу, начинало тихонько завывать в трубе, печь, по желанию сумасшедшей щуки, трогалась с места и уплывала вдаль. Стон вырывался из трубы на улицу и возвращался к окнам, с шорохом пробегал вдоль стен, проваливался в сугроб и затихал. И потом вновь рождался тонкий, противный, на границе слуха визг. Нарастал, изображая из себя прибытие поезда, пытался прорваться в дверь, отчего створка недовольно вздрагивала. И тогда мне казалось, что те самые гости, о которых говорил Аскольд, уже подходят к дому, стоят под окнами, вздыхают, ждут своего часа. Я так и видела их темные ряды. Вот они сначала кажутся сгустками метели, но затем приближаются, видны их крупные фигуры, слышен их размеренный шаг, уверенная поступь

Гости ждут. Но стоит только шевельнуться, как они ворвутся в дом. А всё из-за того, что бежать надо было сразу, как только появились шведы, а не пережидать непогоду, слушая недовольный вой ветра.

— Это было бы по правилам, — говорит Макс и отворачивается.

Ну да, по правилам — держать карты на столе и каждый свой шаг обговаривать. Но честно никто ничего делать не будет, а потому надо придумать другой ход, который не впишется ни в одно правило!

Я засыпала, понимая, что вырваться из правила не смогу.

А за окном все топало, вздыхало, с шелестом переставляя сугробы с места на место.