Ричард Д. Льюис

Джейн, Каролине, Ричарду и Дэвиду, всем поликультуралам

Предисловие

МЫ И ОНИ

как-то МНЕ ДОВЕЛОСЬ БЫТЬ РУКОВОДИТЕЛЕМ АНГЛИЙСКОЙ языковой летней школы в Северном Уэллсе для взрослых слу­шателей из трех стран — Италии, Японии и Финляндии. Интен­сивные занятия чередовались с вечерними развлечениями, а также экскурсиями по историческим и живописным местам.

Мы запланировали восхождение на гору Сноудон в среду, но накануне пошел сильный дождь. Около 10 часов вечера во время танцев ко мне подошла дюжина финских студентов с предложе­нием отменить экскурсию — в самом деле, не очень-то весело взбираться вверх по грязным склонам Сноудона при проливном дожде. Разумеется, я согласился и объявил об отмене. И тут же был окружен протестующими итальянцами: зачем отменять меро­приятие, которого (освобождения от уроков) они так ждали? И потом, экскурсия уже оплачена, так как входит в общую стои­мость курса, а от мелкого дождика еще никто не умирал. И что это с финнами — разве они не слывут выносливым народом?

В некотором замешательстве, я решил узнать мнение япон­цев. Те были очень и очень тактичны: с одной стороны, если итальянцы хотят в поход, то они с удовольствием присоединят­ся; с другой стороны, если мы отменим путешествие, они будут рады остаться и позаниматься лишний денек. Итальянцы при­нялись высмеивать финнов, те хмурились, что-то бормотали в ответ и, по-видимому, чтобы не " уронить своего лица", согласи­лись идти. Было объявлено о том, что экскурсия состоится.

20

Дождь шел всю ночь и все утро, пока я завтракал. По рас­писанию автобус должен был отправиться в 8.30. В 8.25, при­крываясь зонтом от ливня, я побежал к автобусу. В нем сиде­ли 18 хмурых финнов, 12 улыбающихся японцев и ни одного итальянца. День был ужасный, и мы только потеряли время. Дождь лил не переставая; на вершине горы мы пообедали и побрели назад. Покрытые грязью, к 5 часам мы вернулись, чтобы увидеть итальянцев, которые пили чай с шоколад­ным печеньем. В этот день они благоразумно остались дома. Когда финны спросили, почему, итальянцы ответили: " Шел дождь"

Постигая разнообразие культур

Культурное разнообразие не что-то такое, что завтра исчезнет, дав нам возможность строить планы исходя из допущения, что мы понимаем друг друга. Само по себе это явление таит богат­ства, изучение которых может принести неизмеримую пользу не только тем, что расширит наш кругозор, но и тем, что повы­сит эффективность наших стратегий деловой деятельности. Люди разных культур пользуются одними и теми же основ­ными понятиями, но вкладывают в них, разный смысл. Это определяет особенности их поведения, которое часто пред­ставляется нам иррациональным противоположным тому, что мы считаем очевидным. И все же не стоит впадать в пес­симизм по поводу культурного разнообразия. Поведение дру­гих народов имеет свои причины. Здесь существуют свои ха­рактерные черты, закономерности и традиции Реакции амери­канцев, европейцев и азиатов можно предсказать, они обычно оправданны и в большинстве случаев поддаются управлению. Даже в тех странах, где в настоящее время происходя г стре­мительные политические и экономические трансформации (Россия, Китай, Венгрия, Польша, Корея, Малайзия и др.), глу­боко укорененные установки и взгляды противостоят резкому изменению ценностей, которое происходит под давлением реформаторов, правительств или транснациональных конгло­мератов. Постперестроечные русские демонстрируют подчас

индивидуальные и групповые особенности поведения, свойст­венные их предкам еще в царские времена, в менее выраженной форме они, бесспорно, сохранялись на протяжении всей совет­ской эпохи.

Внимание к культурным корням и национальным особен­ностям других людей как в обществе, так и в сфере бизнеса, позвoлит нам предвидеть и удивительно точно просчитать то, как они будут реагировать на наши предложения. Более того, мы сможем в определенной степени предсказывать их отношение к нам. Практическое знание базовых черт других-культур (как и своей собственной) сведет к минимуму неприятные сюрпри­зы (культурный шок), даст нам необходимое понимание, которое позволит преодолеть былые трудности общения с предста­вителями других стран. Цель книги — способствовать такому пониманию.

Культурные различия в международном бизнесе

Международный бизнес — занятие, чреватое осложнениями, особенно когда речь идет о совместных предприятиях или дли­тельных деловых переговорах. Помимо практических и техни­ческих вопросов (решение которых найти легко) на организа­ционном уровне часто приходится сталкиваться с такими про­блемами национальной психологии и поведения, решение кото­рых сопряжено со сложностями, выходящими за рамки простого соглашения между бухгалтерами, инженерами и другими спе­циалистами. Даже в одной стране можно найти компании с раз­ными корпоративными культурами (чтобы понять это, доста­точно сравнить фирмы Apple и IBM в США, Sony и Mitsubishi в Японии), еще более заметно различие национальных деловых культур. В японо-американском совместном предприятии аме­риканцев интересует прежде всего прибыль, японцы же озабо­чены разделом сфер влияния. На что следует ориентироваться в этом случае? Когда западная капиталистическая компания внедряется в экономику социалистической страны, риск кон-

фликта становится еще более реальным. А насколько похожими будут этика бизнеса и культура Греции и Швеции, двух евро­пейских стран?

Национальные особенности

Выявление национальных особенностей сродни хождению по минному полю неточных предположений и неожиданных исключений. Можно встретить вспыльчивых финнов, медли­тельных итальянцев, осмотрительных американцев и харизматичных японцев. Тем не менее существует и некая национальная норма. Например, итальянцы, как правило, более словоохотли­вы, чем финны. Разговорчивые финны и молчаливые итальянцы выделяются на общем фоне соотечественников. С точки зрения конкретной национальной черты, таких необычных индивидов можно рассматривать как отклонение от нормы.

В этой книге, цель которой — провести ряд содержательных сравнений между различными культурами, мне пришлось пойти на некоторые обобщения относительно национальных особен­ностей того или иного народа. Такие обобщения влекут за собой опасность однобокого, стереотипного подхода в той мере, в какой речь идет о типичных итальянце, немце и американце... Разумеется, американцы сильно отличаются друг от друга и нельзя найти двух одинаковых итальянцев. Тем не менее 30 лет жизни за границей и тесного общения с людьми самых разных национальностей убедили меня в том, что жители мно­гих стран придерживаются определенных взглядов на жизнь и представлений об окружающей действительности, что непре­менно проявляется в их поведении.

Правда, культура как выражение специфического мировоз­зрения не является сугубо национальным явлением. В некото­рых странах региональные особенности столь сильны, что ото­двигают национальные черты на второй план. Кроме испанского паспорта, баски и жители Андалузии имеют мало общего; дело­вым людям Милана гораздо легче общаться с австрийцами и французами, чем с сицилийцами. В США, стране с множест­вом субкультур, расовые и языковые различия привели к обра-

зованию трех основных категорий населения: черных, латино­американцов и англоговорящих белых.

В некоторых случаях города отличаются столь сильной культурной индивидуальностью, что она выходит за пределы региональных особенностей. Так, жители Лондона — это не просто южные британцы, парижане — больше, чем северные французы, по акценту и стилю жизни ливерпульцы сильно от­личаются от окружающих северян. А Гонконг даже после слия­ния остается особым анклавом в составе Китая.

Культурные сообщества могут выходить за границы отдель­ных государств и наций и выделяться, и не только по геогра­фическому признаку. Мусульмане и христиане — группы куль­тур, то же можно сказать об инженерах и бухгалтерах. Выпуск­ники университетов Оксфорда, Кембриджа, Йеля и Гарварда считают, что отличаются друг от друга как культурные сооб­щества. В той или иной мере жизнь многих из нас определяется корпоративной культурой. Она особенно сильна в Японии. В других странах, таких, как Италия, Испания и Китай, более важной считается семейная культура. Исходный элемент куль­туры — индивид с присущей ему личной культурой. В таких странах, как Великобритания, США, Франция и Австралия, к личным взглядам относятся с большим уважением.

Быть может, самым общим критерием культурного деления людей является не национальное, религиозное, корпоративное и профессиональное, а гендерное — по признаку пола. Вполне возможно, что по своему мировоззрению итальянка окажется ближе к женщине-немке, чем к итальянцу-мужчине.

О чем эта книга

В первой части мы рассмотрим очень важный вопрос — как с детских лет культура обусловливает наше мышление. Доста­точно осознать необратимость происходящего в детстве в каж­дом из нас формирования мира норм и ценностей, столь от­личных от тех, что чтят в других частях света, чтобы вероят­ность сложного и затрудненного взаимодействия в дальнейшей жизни стала очевидной. В этой книге предпринята попытка

покачать, что культурные ценности не могут быть хорошими или плохими, логичными или иррациональными, как не может быть и общего мнения по поводу вкуса. Британец, американец и китаец — все считают себя разумными и нормальными людьми. Кросс-культурный тренинг помогает воспринимать других людей такими же „" нормальными",,.какими мы считаем себя, приучая нас смотреть на них иначе. Здесь же рассматри­вается еще одна увлекательная проблема — взаимосвязь языка и мышления.

Во второй части мы условно разбиваем культуры мира на три типа.

• Моноактивные — культуры, в которых принято планировать свою жизнь, составлять расписания, организовывать деятельность в определенной последовательности, зани­маться только одним делом в данный момент. Немцы и швейцарцы принадлежат к этой группе.

• Полиактивные — подвижные, общительные народы, при­выкшие делать много дел сразу, планирующие очередность дел не по расписанию, а по степени относительной привле­кательности, значимости того или иного мероприятия в дан­ный момент. Сюда относятся такие народы, как итальянцы, латиноамериканцы и арабы.

• Реактивные — культуры, придающие наибольшее значение вежливости и уважению, предпочитающие молча и спокойно слушать собеседника, осторожно реагируя на предложения другой стороны. Представители этой категории — китайцы, японцы и финны.

Далее мы показываем, что для каждой из этих групп харак­терен особый стиль сбора информации. Моноактивные куль­туры опираются прежде всего на формализованные информа­ционные системы, полиактивные — на впечатления от личных встреч и данные, получаемые во время беседы. Реактивные культуры используют комбинацию этих двух стилей.

Затем мы расскажем о том, как ценности, усвоенные нами в детстве, формируют у нас определенное глубоко укоренившееся отношение к пространству и времени, как мы определяем

ПРЕДИСЛОВИЕ МЫ И ОНИ 25

статус других людей, реагируем на различные, типы лидерства, как организуем наше общественное устройство и бизнес в соот­ветствии с этими установками.

Язык — важное средство нашей коммуникативной деятель­ности, поэтому мы покажем, иногда в виде схемы, различные коммуникативные паттерны¹, используемые в деловых встре­чах и во время переговоров. Навыки выслушивания также являются важным фактором общения, их осмысление приот­крывает нам некоторые интересные аспекты торговых опера­ций, маркетинга и рекламы.

Считается» что более.80% информации мы передаем на языке телодвижений, и за посвященной этому вопросу главой следует подробный обзор манер поведения в бизнесе и общест­ве, встречающихся в культурах мира.

В книге многим странам и регионам посвящены отдельные главы, в которых можно найти объяснение особенностей пове­дения представителей других стран, а также получить практиче­ские советы, как в общении с ними свести к минимуму возмож­ные недоразумения.

Третья часть предвосхищает будущие изменения менедж­мента и его стратегии на пороге XXI века. В ней показывается, что самые разные культурные «горизонты» и представления можно сблизить, прежде всего создавая интернациональные команды, объединяющие представителей разных культур. Сам язык менеджмента становится источником вдохновения и незаменимым средством кросс-культурного тренинга завтраш­них руководителей. Сопереживание, чувство такта, понимание, деликатность, позитивный настрой — вот ресурсы мультикультурного менеджера.

Выражение благодарности

Ни одно новое кросс-культурное исследование не может избе­жать влияния Эдварда и Милдреда Холлов и Гирта Хофстеда (Edward and Mildred Hall and Geert Hofstede), и я выражаю им

¹ Patterns — модели или стили поведения (англ.). — Здесь и далее прим. пер.

1

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЕ МИРЫ

Для немца и финна то правда, что правда. В Японии и Брита­нии главное, чтобы не было ссоры. В Китае абсолютной исти­ны нет вообще, а в Италии о ней можно договориться.

СРАВНЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫХ КУЛЬТУР ЧАСТО НАЧИНАЕТСЯ с выявления различий в социальном поведении. Приветствуя друг друга, японцы не пожимают руки; они кланяются и не имеют привычки сморкаться в общественных местах. Бразиль­цы всегда образуют неуправляемые очереди на автобус, предпо­читают коричневую обувь черной и приезжают на вечеринки с опозданием часа на два. Греки смотрят вам прямо в глаза, ки­вают головой, когда хотят сказать " нет", и от случая к случаю бьют посуду о стены в ресторанах. Французы тщательно под­чищают тарелку кусочком хлеба, макают булочку в кофе, а в бистро здороваются за руку с незнакомыми людьми. Британцы наклоняют глубокую тарелку от себя, едят горох, перевернув вилку, а в гольф играют даже под дождем.

Поведение: видимость и реальность

Эти различия в стиле поведения и манерах нас забавляют. Мы улыбаемся эксцентричности иностранцев, испытывая чувство удовлетворения от собственной " нормальности". И все же мы осознаем, что эти особенности большей частью не так уж и

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЕ МИРЫ 29

важны. Побыв немного во Франции, мы начинаем с удовольст­вием макать рогалики в кофе, превращая их в жидкую кашицу; в Бразилии открываем для себя прелесть ранее возмутительного опоздания, а в Санкт-Петербурге самозабвенно бросаем рюмку из-под водки через плечо. Такая адаптация не влечет за собой изменений психики. Мы перенимаем манеры иностранцев от­части для того, чтобы приспособиться, отчасти — чтобы раз­влечься. Но к нашей подлинной сущности это внешнее поведе­ние не имеет никакого отношения. Мы можем стать французами или греками всего лишь на один день, на время вечеринки или обеда, мы можем сидеть на татами с японцами и есть с ара­бами, держа баранью ногу в руке. Но то важное, что происходит в нашей душе, остается чем-то глубоко личным, надежно защи­щенным от внешних влияний. Мы можем внешне меняться пе­ред другими, но при этом внутренне оставаться самими собою, следуя своим целям.

Понятия и представления

Хотя у этих специфических форм поведения на людях глубокие культурные корни, мы все же легко перенимаем эти манеры, без затруднения согласуя их со своими взглядами на жизнь. Дейст­виям нетрудно подражать, до некоторой степени можно имити­ровать даже некоторые особенности речи, но мысли — это со­всем другое дело. Их нельзя увидеть, невозможно услышать, нам приоткрывают их с явной неохотой или с притворной иск­ренностью. Кросс-культурные проблемы возникают не потому, что мы не умеем раскланиваться по-петербургски, по-галльски пожимать плечами или есть палочками по-китайски. Наше об­щество приучило нас опираться на определенные понятия и ценности. Мы знаем, что многие из этих понятий приняты и в других культурах. Испанцу не нужно объяснять, что такое честь, японцы — знатоки правил хорошего тона, шведы, немцы и англичане — все убеждены в своей честности. Если вспом­нить о размерах мира людей, о его долгой истории и безмерном разнообразии, то нельзя не удивиться тому, как много общих черт укоренилось так прочно и однозначно в столь разных

30 ДЕЛОВЫЕ КУЛЬТУРЫ..

обществах. Честь, долг, любовь, справедливость, благодарность и месть — жизненные принципы немцев и китайцев, арабов и полинезийцев. Тасманийцы осознают долженствование так же ясно, как и жители Гренландии. Однако мы часто упускаем из виду тот факт, что у каждого народа есть собственное пред­ставление об этих понятиях, какими бы универсальными они ни казались. То, что разумеют под словом " долг" в китайской и американской культурах, совсем не одно и то же. Романтиче­ская любовь по-разному понимается во Франции и в Финлян­дии. А английское представление о мести имеет мало общего с сицилийским.

Крайние различия

Мы охотно признаем, что многообразие культур безгранично и поразительно. Возьмем крайний случай — барьеры на пути общения или взаимопонимания между эскимосом и африкан­ским бушменом могут оказаться непреодолимыми. О чем им говорить друг с другом, настолько разным по культуре? Ни один из них ничего не знает о политическом устройстве и структуре общества, в котором живет его собеседник; едва ли они представляют себе совершенно иной климат; религии, табу, ценности, ожидания, огорчения и стили жизни — все диамет­рально противоположно. Число тем для обсуждения (если кон­такт вообще удастся наладить) будет близко к нулю. Погода, секс и пища, скажете вы? Действительно, это основные темы. Но если собеседники встретятся в широтах умеренного климата (например, в Англии весной), то эскимос сочтет его жарким, а бушмен — холодным. Их представления о сексуальной привле­кательности столь различны, что они вряд ли и здесь поняли бы друг друга. А еда? " Вкусный кусочек? Вот попробуйте немножко ворвани! — Вот если бы жареной змеи..."

Огромные различия в представлениях о времени, простран­стве, загробной жизни и реальности, свойственные изолирован­ным обществам, мало влияют на ведение международного биз­неса (хотя они могут быть полезными примерами для нашей этики или философии). Индейцы навахо с их нуклеарным по-

строением речи¹, зулусы, различающие 39 оттенков зеленого цвета, эскимосы, способные определить до 42 типов снега, авст­ралийские аборигены с их " временем сна" ², саами с их 8 време­нами года — все эти народы хранят подлинные сокровища культуры, поразительные прозрения, уникальные структуры речи и типы мышления, которые захватывают и завораживают тех из нас, кто находит время для их изучения. Сокровища этнокультур радуют и восхищают нас. Мы всматриваемся в них, ис­следуем, пытаемся понять, и иногда нам это удается. В любом случае мы отмечаем различия, которые воспринимаем, признаем и принимаем. Мы более или менее знаем, чем наша культура отличается от этих культур. Мы осознаем, что эти люди живут в одном мире, а мы — в другом.

Ближе к дому

Однако есть народы гораздо более похожие на нас. У них со­временная цивилизация, многопартийная система, фабрики, машины, акции и фондовые рынки. Мы часто встречаемся с ними и видим — одеваются они так же, как и мы, у нас с ними вроде бы одни и те же понятия и ценности — одним словом, мы " говорим на одном языке". Тем не менее почему-то немец и француз не всегда ладят. В Бельгии одна половина страны ис­пытывает антипатию к другой. Можно сказать, что японцы и китайцы как минимум настороженно относятся друг к другу;

шведы и норвежцы, будучи соседями, язвительно отзываются друг о друге; о взаимной неприязни англичан и американцев написано более чем достаточно. В чем же дело?

¹ Nuclear concept of speech — строение речи, при котором глагольное сказуе­мое является центром всего предложения, а имена — приложениями к нему. Для языка навахо также характерно образование высказываний с помощью видоизменения лексических единиц и элементарных предложе­ний первичного(ядерного) набора.

² " Время сновидений" (от англ. dreamtime) — мифологическое прошлое, в котором легендарные предки создали и заселили мир. Его события могут переживаться в коллективных снах, которые аборигены пытаются истолко­вать применительно к настоящему. Таким образом, " время сна" замкнуто и совмещает в себе как прошлое, так и будущее.

32 ДЕЛОВЫЕ КУЛЬТУРЫ..

Правда и ложь

Понятия универсальны, тогда как представления, кроющиеся за ними, различны. И немец, и англичанин хотят, чтобы их дело­вая встреча завершилась успешно, но в представлении немца к успеху в переговорах ведет абсолютная, пусть даже суровая правда, а британец, напротив, уверен, что главное — избежать острых углов. " Как же так? — говорит немец. — Истина есть истина". А китаец может поправить его словами: " Ошибаетесь, абсолютной истины не существует". Обе точки зрения могут оказаться правильными. Большинство жителей Востока и мно­гие итальянцы согласились бы с китайцем.

В Германии, Швеции и Финляндии, где люди в основном обеспокоены тем, что о них думают соседи, стремление к рес­пектабельности сдерживает искушение поступиться правдой. Англичане и американцы, пользуясь удивительно идиоматичным, чувствительным к нюансам средством выражения (английским языком), обращаются с правдой очень бережно. Французы, италь­янцы и другие романоязычные народы не славятся честностью, особенно если суровая правда может расстроить столь дорогие им ровные отношения с людьми. В Японии, где никто не может позволить себе вступить в открытый конфликт или " потерять лицо", правда — опасное понятие. В Азии, Африке и Южной Америке правдивость может серьезно навредить отношениям между людьми, компаниями и даже целыми слоями общества. Лишь в Австралии вещи называют своими именами, но и здесь правда может вызвать всплеск эмоций, привести к драке.

Деловые соглашения и нравственные нормы

По мере того как глобализация бизнеса все чаще заставляет менеджеров разных культур садиться за один стол, мы, анализи­руя представления и ценности, все больше убеждаемся в том, что почти ничего нельзя понимать буквально. Так, слово " конт­ракт" легко переводится с одного языка на другой, но его смысл имеет множество толкований. Для жителя Швейцарии, Герма-

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЕ МИРЫ

нии, Скандинавских стран, США или Великобритании это не­кий документ, который подписан сторонами для того, чтобы затем соблюдать его условия. Подписи сторон придают ему смысл окончательного и бесповоротного решения. Но японец смотрит на контракт как на предварительный документ, кото­рый может быть изменен или написан заново в зависимости от изменившихся обстоятельств. Южноамериканец убежден, что договор — это недостижимый идеал, который принимается сто­ронами, чтобы избежать лишних споров.

Представители большинства культур считают себя высоко­нравственными людьми, но их этические представления могут оказаться прямо противоположными. Американцы называют японцев бесчестными партнерами, если те разрывают контракт. Японцы обвиняют в нечестности американскую сторону, на­стаивающую на соблюдении договора в изменившихся усло­виях. У итальянцев очень гибкий подход к тому, что считать этичным и что неэтичным; это заставляет североевропейцев со­мневаться в их честности. Когда итальянцы гнут правила под себя или обходят какие-либо законы и постановления, они счи­тают себя меньшими идеалистами, чем, скажем, швейцарцы, и в настоящий момент лишь исходят из реального положения вещей. Они не признают себя коррумпированными или амо­ральными и не считают, что допускают беззаконие. Существует немало " серых зон", в которых действие напрямик в глазах итальянца является малоразумным поведением. В стране, где избыточный бюрократический аппарат может остановить бизнес на несколько месяцев, заискивание перед чиновником есть про­явление здравого смысла.

Здравый смысл

С самим понятием " здравый смысл" следует обращаться осто­рожно, ибо оно не столь однозначно, как кажется. Английский словарь определяет его как суждение, вынесенное в большей степени из опыта, чем из теории; в американском лексиконе под ним понимается разумное, но незамысловатое суждение. Уче­ных здравый смысл беспокоит, поскольку он приходит к тем же выводам, что и они, но на несколько месяцев раньше. Однако

не следует надеяться на то, что эта грубо сколоченная мудрость объединит нашу многонациональную толпу. Здравый смысл при всей своей фундаментальности и простоте не может быть нейтральным. Он вырабатывается на опыте, но последний, в свою очередь, обусловлен культурой. В Германии и Швеции здравый смысл заставляет людей соблюдать очередь при посад­ке в автобус. В Неаполе и Рио-де-Жанейро в соответствии со здравым смыслом каждый пытается сесть в автобус раньше дру­гих. Здравый смысл должен был бы принудить японцев отка­заться от китайской письменности, которая отличается от их языка и дается детям ценой десяти лет напряженных занятий, но они до сих пор пользуются ею. При всем этом в Японии, стране приличий, полицейские позволяют человеку мочиться на стены общественных заведений, если он не может более сдер­живаться, и отвозят домой, если, напившись, он не в состоя­нии вести машину. На вопрос, почему они так снисходительны в подобных случаях, японцы отвечают, что поступают в соот­ветствии со здравым смыслом.

Сплетни

Слово " сплетни" носит негативный оттенок в Северной Европе и едва ли имеет добрую репутацию в англосаксонском мире. Но сплетни значат для нас гораздо больше, чем нам кажется на первый взгляд. В деловых кругах многих стран это жизненно важный источник информации. В таких обществах, как испан­ское, итальянское, бразильское и японское, сплетни дополняют и опережают факты и статистику, становятся связующим звеном между политикой и принятием деловых решений, облегчают бесценный обмен мнениями среди тех, кто не встречается в официальной обстановке.

Итальянская болтовня (chiacchiera) или испанское прогуливание (paseo) могут считаться уделом женщин и молодежи, но кафе Мадрида и Лиссабона переполнены деловыми людьми, япон­ские менеджеры принимают ключевые решения каждый вечер с 6 до 10 часов в барах токийской Гинзы, а вся Центральная и Южная Америка оживленно " тусуется" с 1 до 2 часов ночи.

Коридоры власти в Брюсселе, где неизбежно переплетаются европейский бизнес и политическое законотворчество, перена­сыщены сплетнями. И те европейские страны, которые лишены доступа к этому источнику информации, оказываются в весьма невыгодном положении.

У сплетен долгая история: как позитивная сторона социаль­ной жизни они, так сказать, идут в ногу с нашей естественной эволюцией. Профессор Лондонского университетского колледжа Робин Данбар полагает, что, поскольку люди живут в гораздо более многочисленных, чем другие приматы, группах, язык вы­рабатывается в качестве социального клея, который связывает всех вместе. Хотя некоторые животные достаточно эффективно общаются малыми группами, едва ли они могут сплетничать, т. е. обсуждать третью сторону. В то же время именно эта спо­собность позволяет нам образовывать группы количеством до 150 человек; это численность, характерная для древних " кланов", вооруженных формирований (рота) и даже современных фирм. Когда штат сотрудников компании перерастает за эти пределы, приходится рассредоточивать его по отделам, в противном случае снижается управляемость организации. Обостренный интерес к тому, что делают другие люди, получение от своей " группы" последних новостей о третьей стороне расширяют сферу нашего общения, позволяют соответствующим образом просчитывать собственные отношения и реакции. Так что ро­манские народы, арабы и жители Азии знают, что делают!

Молчание

Молчание можно интерпретировать по-разному. Американскому, французскому, немецкому, североевропейскому и арабскому менеджерам молчание в ответ на деловое предложение пока­жется формой отказа. В таких не похожих друг на друга стра­нах, как США, Перу и Кувейт, беседа представляет собой дву­сторонний процесс, при котором один участник говорит, а дру­гой слушает, а затем наоборот. Пауза между высказываниями в Британии и Германии длится две-три секунды, в Кувейте и Греции — еще меньше, а во Франции, Италии и Америке паузы почти незаметны. Тем не менее для " слушающих культур" Вос-

точной Азии молчание в ответ не означает ничего предосуди­тельного. ''Кто знает — молчит, а кто не знает — говорит", — гласит древнекитайская поговорка. Японцы и одна из европей­ских наций (финны) не станут оспаривать это утверждение. В этих культурах молчание не равнозначно прекращению комму­никации, напротив, оно является необходимой частью социаль­ного взаимодействия. Важным считается то, что не высказано, и паузы в разговоре воспринимаются спокойно, дружественно и с пониманием. Молчание означает, что вы слушаете и усваиваете;

многословие же скорее всего будет воспринято как умничание или проявление эгоизма и высокомерия. Молчание защищает вашу индивидуальность и независимость, оно также свидетель­ствует об уважении к личности другого. В Финляндии и Японии считается невежливым и неприличным навязывать свое мнение другим, там более уместно кивать головой в знак согласия, хра­нить спокойную улыбку, избегать самоуверенных выступлений и открытого спора.

Мощные барьеры сознания

С развитием международной торговли и глобальных связей в области науки и политики растут усилия ученых, мультинациональных организаций и даже правительств разных стран, направ­ленные на то, чтобы углубить взаимопонимание и наладить диа­лог. Все очевиднее становится тот факт, что для этого требуется не только более интенсивное и полномасштабное изучение ино­странных языков, но и понимание чужих обычаев и культур, со­чувственное отношение к ним. С этой целью было создано мно­жество двусторонних и многосторонних международных органи­заций; кадровые и учебные отделы многих крупных корпораций затрачивают внушительные денежные суммы на проведение кросс-культурных и международных программ и инструктажей для тех сотрудников, которые должны представлять их за рубежом.

В этом случае закономерен вопрос о том, могут ли кросс-культурный тренинг и желание людей приспособиться к иным культурным условиям привести к желаемому, принимая во вни­мание жесткую взаимосвязь между языком и мышлением. Я

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЙ МИРЫ

далек от того, чтобы сомневаться в полезности кросс-культур­ных тренингов, напротив, я горячий сторонник их проведения, и тем не менее полезно рассмотреть, как ментальные барьеры снижают нашу способность к изменению своих установок и формированию новых подходов.

В детстве мы находимся под влиянием множества различных воздействий, среди которых не последнюю роль играют поведение и наставления родителей, учителей и общества в целом. Но мы, как и наши наставники, постоянно, находимся под глубоким и властным " гипнозом" тайного деспота — нашего общего языка.

Многие лингвисты разделяют теорию или гипотезу Бенджамина Уорфа о том, что язык, на котором мы говорим, не только выражает наши мысли, но и в значительной степени определяет их ход. Иными словами, японец и немец ведут себя так, а не иначе прежде всего потому, что мысли каждого из них находят­ся под влиянием того языка, на котором они мыслят. Испанец видит мир иначе, чем житель Британии, поскольку один мыслит на испанском, а другой — на английском. Точно так же человек, выросший на британских островах, живет и действует, направ­ляя свою мысль по англосаксонской " колее", а она не совпадает с романской, японской или китайской.

Англичанин, немец и эскимос могут переживать одно и то же событие, но переживание представляет собой калейдоскоп впечатлений, пока их не упорядочит сознание. А оно делает это в основном при помощи языка. Поэтому в конечном счете эти три человека видят три разные вещи. То, что британец называет " честной игрой", для немца может оказаться чем-то другим, по­скольку ему надо переводить это понятие в других словах, а в обществе, где нет организованных игр, это выражение и вовсе теряет смысл.

Англичанин и зулус

Поскольку " честная игра" может показаться чем-то абстракт­ным, я проиллюстрирую свою мысль на другом примере, где одно и то же фундаментальное понятие воспринимается совер­шенно по-разному двумя далекими друг от друга по культуре народами. Представим себе англичанина и зулуса. Несмотря

на очевидное глубокое расхождение между их культурами, в данном случае определяющим фактором является язык.

Как вам, быть может, известно, у зулусов есть 39 слов для обозначения зеленого цвета, тогда как у англичан — только одно. (Для указания на разные оттенки зеленого в английском языке используются словосочетания, например, " темно-зеле­ный", " ярко-зеленый".) Я заинтересовался тем, как зулусам удалось разработать столь широкую терминологию для одного цвета, и довольно долго обсуждал это с бывшим зулусским вождем, защитившим докторскую диссертацию по филологии в Оксфорде. Прежде всего он объяснил мне, зачем зулусам потре­бовалось 39 слов для обозначения зеленого. Во времена, когда еще не существовало автомобильного транспорта и транснацио­нальных шоссе, жителям Южной Африки приходилось часто совершать долгие переходы по зеленой саванне. Не было ни карт, ни дорожных указателей, а путешественникам нужно было описывать пройденные ими места. И вот язык сам адаптиро­вался к нуждам тех, кто на нем говорил. Англичане оперируют такими понятиями, как " конечный срок выполнения контракта" и " фьючерсный контракт", в зулусском их нет. Несмотря на это, африканцам и американским индейцам английский язык кажется бедным и неточным. Их наречия, напротив, изобилуют филигранно отточенными, удивительно логичными описаниями сущности объектов, причинности, повторов, длительности и результата.

— Приведи хотя бы несколько примеров из вашей " зеленой" лексики, — настаивал я.

Мой друг взял древесный лист и задал вопрос:

— Какого он цвета?

— Зеленого, — ответил я.

Светило солнце. Он подождал, пока его закроет облако, и спросил;

— Какого цвета стал листок?

¹ Срочные сделки на биржах, представляющие собой куплю-продажу сырье­вых товаров, золота, валюты, финансовых и кредитных инструментов по фиксируемой в момент заключения сделки цене с исполнением операций через определенный промежуток времени.

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЬ. МИРЫ

— Он зеленый, — повторил я, уже понимая свою неточность.

— Но ведь это другой зеленый, верно?

— Да, цвет изменился.

— В зулусском языке для него есть особое название — " цвет влажных листьев днем".

Вновь выглянуло солнце, и нужно уже другое определение — " цвет-мокрой-листвы-при-лучах-солнца".

Мой собеседник, держа в руке листок, отошел на 20 метров и спросил, не изменился ли цвет.

— Действительно, он опять другой! — воскликнул я.

— У нас есть для него особое слово, — сказал он улыбаясь. Затем он рассказал мне, как зулусы обозначили бы цвет древесной листвы, листьев кустарника и листьев, дрожащих на ветру, а также реки, лужи, ствола дерева, крокодила... Так мой друг без труда перечислил все 39 оттенков зеленого цвета.

В оковах языка

Было очевидно, что я и мой собеседник смотрели на мир разны­ми глазами. Дело было даже не в глазах. Каким бы " интерна­циональным", " мультикультурным" и " всезнающим" я ни ста­рался быть, я не мог воспринимать и чувствовать мир так же, как он, ибо у меня не было для этого языковых средств. Я мог знать обычаи его народа, предпочтения и табу, мог даже усвоить его верования и философию, но только изучение его языка позволило бы мне сбросить (в отношении способности описывать мир) оковы родного языка и воспринимать реаль­ность столь же полно, как он.

Точно так же, как два глаза дают нам стереоскопическое зрение и чувство перспективы, мышление на двух языках откры­вает перед нами дополнительные измерения реальности. Пока­зателен в этом отношении пример живущих в Швеции финнов. Если французский язык (у которого очень много общего с анг­лийским) дает британцу дополнительные 10% нюансов миропо­нимания, то при изучении " примитивного" языка, совершенно отличного от нашего, со своей логикой и системой допущений, нам должны открыться такие вещи. какие нам и не снились!

Нетрудно понять (коль скоро мы знаем о феномене линг­вистических барьеров), что японцы, например, с их обратным порядком слов в предложении организуют свои мысли совсем иначе, чем европейцы. Если внимательно присмотреться даже к жителям Европы, обнаруживается, что англичанин, испанец и француз используют язык и мыслят совершенно по-разному и, хотя порой кажется, что они понимают друг друга, один не знает, что сказал другой или что он в действительности имел в виду.

Неадекватность перевода

Греки — первый народ, основательно исследовавший человече­ское мышление и его логику, — признали язык универсальным и неотъемлемым элементом разума. Они полагали, что это явле­ние свойственно всем представителям человеческого рода, и были убеждены, что в руках образованного человека язык ста­новится мерой сравнения идей, опыта и реальности. Они не сомневались в том, что любую мысль можно с легкостью пере­вести с одного языка на другой. Но это верно только в опреде­ленной степени, Действительно, шведская речь просто перево­дится на английский, но вот в случае с финским и английским сделать это намного сложнее.

Даже те из нас, кто изучал иностранные языки в школе, на­верняка замечали, с каким трудом наши учителя переводили на английский значение таких слов, как panache¹, esprit de corps², Gemutlichkeit³ и Zeitgeist⁴. Переводчики в аппарате ООН каждый день сталкиваются с подобными проблемами даже при работе с родственными языками. Известен случай, когда на английском языке было сказано " я допускаю", на французский было переве­дено " я пришел к выводу", а затем в переводе с французского на русский это прозвучало как " я считаю", так что изначальный смысл предположительности был утерян!

¹ Плюмаж, султан — украшение из перьев (фр.)

² Корпоративный дух, чувство плеча (фр.).

³ Уют, спокойствие, добродушие (нем.).

⁴ Дух времени (нем.).

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЕ МИРЫ

Разные миры

Если несоответствие обнаруживается в переводе с трех близких индоевропейских языков, то два таких далеких друг от друга язы­ка, как английский и навахо, должны находиться в буквальном смысле в двух разных мирах. Думаю, для деловых людей очень важно хорошо представлять себе, что из этого следует. Не все наблюдатели, сталкиваясь с одной и той же физической реаль­ностью, приходят к одной и той же картине мира, но только те, кто говорит на близких или не очень отдаленных друг от друга языках. Английский, французский, немецкий, русский и другие индоевропейские языки еще как-то сопоставимы (пусть и не всегда в удачном переводе), но как найти соответствие между китайским, индонезийским, финским и японским языками? Если структура языка влияет на понимание реальности и поведение в отношении окружающего мира, то можно столкнуться с людьми, которые видят мир по-сино-тибетски, по-полинезийски, по-алтай­ски, по-японски, т. е. по-разному, и ведут себя соответственно.

Внутренняя речь

Есть немало научных подтверждений гипотезы о том, что выс­шие мыслительные процессы обусловливаются языком. Язык можно рассматривать как внутреннюю речь. Большинство из нас произносит про себя внутренний монолог, часто сопровож­дающийся рядом зрительных образов, И чем более начитан и образован человек, тем сложнее и изысканнее его внутренняя речь. Только в Средние века люди научились читать про себя. Сегодня обращение к своему " Я" или самоубеждение стали совершенно естественными, и, без сомнения, в большинстве случаев для этого используются слова, произносимые про себя или вслух.

Можно предположить, что немецкий, итальянский и малайзийский бизнесмены делают то же самое на своем языке. Когда они говорят, нам видна только верхняя часть айсберга их вер­бальной активности, большую часть которой мы никогда не

42..

обнаружим. Если это верно, то придется согласиться с другим:

то, что говорит вам партнер, является сокращенной проекцией его внутреннего мира. Его речь может быть безукоризненно правильной или, в крайнем случае, с ошибками, но она всегда окрашена в тона той картины мира, которая, в свою очередь, обусловлена жесткой структурой родного языка.

Мои рассуждения могут показаться несколько односторон­ними, — разумеется, наша мысль тоже влияет на способ изъяс­нения, — и, для того чтобы пояснить их, я приведу несколько примеров.

Сумрачный германский гений

Немецкий язык имеет строго дисциплинированную и логичную структуру из длинных составных слов, часто выражающих сложные понятия. Можно ожидать, что внутренний монолог немца не будет небрежным. Он скорее будет серьезным, скон­центрированным на важных проблемах и выражен какими угодно, но только не легкомысленными словами.

Живой американский язык

Внутренняя речь американца — совсем другое дело. В чертах американского английского языка отразились история и нрав молодого народа США. Американская речь, как и образ мышле­ния, подвижна и изворотлива, полна юмора и легких шуток, она мгновенно реагирует на удобный случай или возможность ком­промисса. Немец всерьез принимает американца и тогда, когда тот даже предположить не может, что его шутливый тон будет так неправильно понят. Их общение затруднено еще одним обстоятельством — большим количеством идиом и жаргон­ных выражений, которые так характерны для американской речи. Такие выражения, как gotta deal¹, gotta be jokin², no way³,

¹ Дело сделано (амер. жарг.).

² Вы шутите! (амер. жарг.).

³ Ни в коем случае (амер. жарг.).

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫE МИРЫ

full of shit¹, over the top², you can't do this to те³ и give away the store⁴, едва ли говорят о том, что в действительности думает американец, но дают повод для выводов и решений необяза­тельно в его пользу.

У британцев другие клише, свидетельствующие о почти смехотворной туманности мысли и как будто специально соз­данные, чтобы мало или вовсе ничего не сообщать собеседни­кам-иностранцам. Среди них немало выражений, заимствован­ных из спорта: fair play, sticky wicket⁵, a good innings⁶, good show⁷, bad news⁸, not on⁹, a bit thick¹⁰.

Беспристрастный французский

Свои особенности есть и у внутреннего монолога французов. Они тщательнее, чем кто бы то ни было, препарируют свою все­ленную, стараясь рассуждать о ней ясно и отчетливо. Они все­гда знают, куда идут и чего хотят. Их аналитический словарь приспособлен к быстрым движениям мысли и начисто лишен мутных словечек, что делает суждения прямыми и решитель­ными. Их безжалостное следование логике часто раздражает англосаксонских и японских партнеров, привыкших " нащу­пывать решение".

Испанская внутренняя речь грубовата, эмоциональна и обильна. Огромный словарный запас и множество ласкательных и уменьшительных форм (которые характерны также для италь-

¹ Вздор (амер. жарг.).

² Загнуть, переборщить (амер. жарг.).

³ Неужели вы так поступите со мной? (амер. жарг.).

⁴ Отдать даром (амер. жарг.).

⁵ Затруднительное положение (англ.).

⁶ Полоса везения (англ.).

⁷ Прекрасно (англ.).

⁸ Плохие новости (англ.).

⁹ Нереально (англ.).

¹⁰ Через край, слишком (англ.).

янского и португальского и почти непереводимы на английский и финский) позволяют испанцу говорить горячо и открыто, сви­детельствуя о его широкой натуре и простодушии. Однако экс­портерам не следует рассматривать это как признак того, что испанца всегда можно перехитрить.

Туманный японский

Японцам труднее, чем остальным, переводить свои размышле­ния во внешнюю речь. Их мысль бьется над тем, как сохранить равновесие между стремлением к выгоде и желанием соблюсти рамки приличия. Их помыслы (а мы рассматриваем их так же, как внутреннюю речь) должны быть крайне вежливыми, по­скольку в конечном счете будут переданы другим. Но языковые механизмы, направляемые таким образом, делают высказывания настолько расплывчатыми, что смысл, для передачи которого они предназначены, может совершенно исчезнуть под покро­вами безупречной учтивости. Сверх того, их виртуозно постро­енные почтительные обращения, столь полезные японским собеседникам, совершенно непереводимы на другие языки и в переговорах с иностранцами теряют всякий смысл, так что раз­говор становится ужасно плоским, даже оставаясь грамматиче­ски правильным.

Юмор среди культурных барьеров

Известно, что юмор с трудом пересекает национальные гра­ницы, особенно в направлении с запада на восток. Если мы на минуту остановимся и проанализируем этот факт, то обнару­жим, что у него есть несколько следствий. Во-первых, совер­шенно очевидно, что жертва подшучиваний вряд ли видит за­бавную сторону юмористического высказывания. Французский анекдот, выставляющий бельгийцев в виде сборища тупых муж­ланов, едва ли будет по достоинству оценен в Брюсселе. Бель­гийцы в свою очередь так же обходятся с датчанами, которым это тоже не нравится.

Во-вторых, неспособность оценить заключенную в ино­странном анекдоте шутку совсем необязательно объясняется тем, кто его жертва. Серьезный и внимательный к фактам немец не рассмеется от американских подтруниваний над техасцами, строящихся в основном на преувеличениях. Анекдот, в котором мексиканец жмет на газ своего авто все 24 часа в сутки и вдруг замечает, что все еще не выбрался из Техаса, поражает вообра­жение американца, но оставляет совершенно невозмутимым немца, обычно замечающего: " Ему следовало сесть в немецкий автомобиль". Этот ответ сочтут очень смешным в Германии и довольно хорошим в Англии и Скандинавских странах.

Кроме корейцев (которые, кажется, готовы смеяться в ответ на чью угодно шутку), на Востоке мало кого забавляет амери­канский и (тем более) европейский юмор- Конфуцианская и буддистская озабоченность правдолюбием, искренностью, доб­ротой и учтивостью автоматически исключает такие формы юмора, как сарказм, сатира, гипербола и пародия, а также делает неуместными шутки на тему религии, секса и бесправных меньшинств. Мрачный или черный юмор там совершенно не­возможен.

'Так что же остается? " — спросите вы. Восточный юмор, как мы его понимаем, построен на изощренных, вежливых и косвенных замечаниях и упреках. Они порой обращены в адрес слушателя, высказаны ловко, но всегда в дружеской манере, которая оставляет место для достойного ответа и не роняет чу­жого достоинства. Даже грубые и любящие непристойности ко­рейцы всегда заботятся о том, чтобы не задеть достоинство или ранг слушателя. Китайцы известны своими афоризмами и пого­ворками, у них с индусами тонкий вкус на всевозможные срав­нения и притчи, которые стали для них неистощимым источни­ком юмора. Мы редко оцениваем эти шутки по достоинству, тогда как они совмещают в себе и глубокий смысл, и нравствен­ный закон, и предсказание будущего. Мы способны уловить изюминку большинства конфуцианских афоризмов, индийских и малайзийских сказок, но никак не можем понять японский юмор. Правда, он недоступен и китайцу.

Существует ли в юморе " национальный стиль"? Прежде чем однозначно ответить на этот вопрос, следует обратить внима-

ние на существование интернационального юмора, т. е. опре­деленных видов юмора и шуток, присущих всем культурам. Именно таков, например, фарс — вид юмора, давно известный европейским, американским, африканским и азиатским народам. Особенно в ходу он на японском телевидении. Кажется, все­общим пристрастием стало созерцание насилия, которое на международном уровне, возможно, служит своего рода компен­сацией за то, что насилие не всегда позволяется. Существует также немало анекдотов, которые пересказывают во многих странах, такие, например, как спор о том, кому первым прыгать с самолета, или шутки на тему о слонах, ресторанах, игре в гольф.

Но даже в интернациональном юморе слышны националь­ные отголоски, Вот, к примеру, старый анекдот о журнали­стах, которые организовали соревнование на лучшую статью про слонов. Заголовки были следующие:

Англичанин " Охота на слонов в британской Восточной Африке". Француз " Любовь слонов во французской Экваториальной Африке".

Немец " Происхождение и развитие индийского слона между

1200 и 1950 гг. (600 страниц)".

Американец " Как вывести самого большого и сильного слона".

Русский " О том, как мы запустили слона на Луну".

Швед " Слоны и социально ориентированное государство".

Датчанин " Сандвичи со слоновьим мясом".

Испанец " Техника боя слонов".

Индус " Слоны как средство передвижения до эпохи железных

дорог".

Финн " Что думают слоны о финнах".

Эта шутка, родившаяся, вероятно, в кулуарах какой-нибудь журналистской конференции, обыгрывает различные националь­ные слабости: французскую гривуазность, немецкую серьез­ность, американскую хвастливость, британский колониализм и т. д. Кульминационная точка анекдота — финская озабочен­ность тем, что о них думают остальные. В Хельсинки можно

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЕ МИРЫ

услышать и другую версию анекдота, где в конце добавлен за­головок норвежца " Норвегия и норвежские фиорды".

Финны, шведы и датчане находят этот вариант совершенно уморительным. Норвежцы (считающие себя веселым народом) не видят в этом добавлении ничего смешного. В самом деле они его не понимают. А вы?

Юмор в бизнесе

По мере растущей глобализации бизнеса деловые люди встре­чаются все чаще и все ближе узнают друг друга. Совершенно естественно, что, когда один из собеседников старается завязать более тесные отношения с иностранцем, он стремится уйти от излишне серьезного тона и создать более непринужденную атмосферу. Растопить лед и расположить к себе слушателя во многих ситуациях помогает обмен анекдотами. Хорошим нача­лом может послужить рассказ о забавном случае, когда герой попадает в неловкую ситуацию, испытывая дискомфорт и сму­щение. Вскоре за этим следует колкий выпад против " общего врага".

Юмор в бизнесе " в ходу" во многих европейских странах, хотя среди романских народов он прижился меньше, чем среди североевропейцев, для которых это важное средство установле­ния отношений. Возможно, испанцам, португальцам и итальян­цам почти не приходится растапливать лед. Их живой, сплетни­чающий и откровенный стиль общения сам по себе содержит немалый заряд юмора.

Систематически к юмору обращаются в англосаксонских странах. Легкий в Канаде и Новой Зеландии, в Австралии он может быть колким и провокационным. В Соединенных Штатах сарказм, подтрунивание и притворное негодование считаются важными факторами переговоров, облегчающими работу и по­зволяющими сделать больше в меньшее время. Ведь время в конце концов деньги. По-видимому, более всего юмор исполь­зуется в деловых кругах Соединенного Королевства. Британцы не выносят скучных и натянутых встреч и, чтобы оживить беседу, прибегают к самым разным формам юмора и тактикам разрядки.

Тем не менее есть два народа, которые особенно избегают шуток и других форм юмора за столом переговоров. Немцы считают юмор неуместным во время деловой беседы. По их мнению, бизнес — занятие серьезное, бесполезные истории и отвлечения не имеют к нему отношения. Если вы отвлекаетесь от главной темы, то тем самым проявляете неуважение к собе­седнику. Они считают, что подшучивать нечестно, это привно­сит путаницу в дискуссию. Они хотят знать цену, качество, а также дату поставки ваших товаров, и поточнее, пожалуйста!

Лишь после того как раунд переговоров завершается, нем­цы расслабляются и вовсю шутят со своими партнерами в ба­рах, ресторанах и дома. Юмор и анекдоты в этих обстоятельст­вах только приветствуются. Отдыху, как деловым беседам и многому другому, в Германии отведено строго определенное время.

Японцы также не видят никакой пользы от привнесения юмора в деловую встречу. Они будут смеяться, если узнают, что вы шутите (вряд ли они поймут смысл шутки), но это вы­ходит за рамки настоящей вежливости. Как правило, они бес­покоятся о том, чтобы не пропустить ни слова прежде всего из того, что вы говорите " по существу", так что даже умело сделанный акцент или ироническое высказывание могут при­вести их в замешательство. Все, что вы говорите, они пони­мают буквально. Расхожие американские выражения " Вы меня убиваете" или " Скажите это еще раз, и я выхожу из дела" повер­гают японцев в оцепенение. Однажды во время переговоров американский бизнесмен заявил, что определенное условие договора может ''вытащить дело из воды" ¹. Его попросили уточнить, из какой воды. Под конец одного делового обеда японский официант спросил англичанина, не принести ли деся­ти присутствующим на десерт мороженое. Поскольку стол был уставлен пивом, англичанин решил пошутить и сказал, что на десерт у них пиво. Через две минуты официант подал десять порций пива.

¹ Blow the deal out of the water — спасти положение, сдвинуть с мертвой точки (англ.).

РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, РАЗНЫЕ МИРЫ

Конечно, толика юмора в международных переговорах мо­жет принести безусловную пользу: взломать лед формализма, ускорить ход обсуждения, вывести из тупика, раскрепостить партнера и вызвать доверие к вам как человеку. Однако у него есть и обратная сторона, часто связанная с большим риском. То, что кажется забавным французу, араб может принять за свято­татство, ваша пикантная история может оказаться совершенно непонятной для китайца, ваш самый невинный анекдот может серьезно задеть турка. Культурные и религиозные различия приводят к тому, что одной и той же шутке смеются далеко не вес. Кто может с уверенностью сказать, что нечто действитель­но забавно? Если все ценности относительны и обусловлены культурой, то юмор, терпимость и даже сама истина не исклю­чение. Следует помнить, что смех чаще всего является проявле­нием смущения, нервозности и даже презрения.

Учитывать различия

Тем, кто работает в международном бизнесе, не удастся обойти стороной суть (the bottom line — хорошее американское выра­жение) проблем, о которых говорится в этой главе. Картина мира меняется от одного языка к другому, и деловое поведе­ние меняется вслед за ней. Не существует одной-единственной метафизической сферы человеческих мыслей и действий. Раз­личным языкам соответствуют различные " сегменты опыта", и нам не остается ничего другого, кроме как изучать больше язы­ков. Мы не можем выучить их все, но уже одно то, что мы зна­комы с проблемой и учитываем картину мира иноземного друга, поможет установить такой уровень взаимопонимания, какой возможен при различии наших ментальностей.

ВЛИЯНИЕ КУЛЬТУРЫ

Мы уверены, что мыслим самостоятельно и свободно, но на самом деле. подобно американским, летчикам, попавшим в плен во Вьетнаме и в Северной Корее, подвергаемся основательной промывке мозгов. Коллективное программирование в нашей культуре, которое начинается с пеленок, развивается в дет­ском саду, школе и на работе, утверждает нас во мнении, что мы нормальны, а другие эксцентричны

Что такое культура?

хофстед ОПРЕДЕЛЯЕТ КУЛЬТУРУ КАК КОЛЛЕКТИВНОЕ программирование мыслей, которое отличает одну категорию людей от другой". Ключевое выражение в этом определении — коллективное программирование, Хотя и не такое мрачное как " промывка мозгов" — словосочетание с оттенком политиче­ского принуждения, — оно тем не менее описывает процесс, через который каждый из нас проходит начиная с момента рождения (некоторые даже скажут — до рождения, но, навер­ное, это слишком!). Разумеется, когда родители, вернувшись из роддома, вносят малыша через порог, они прежде всего решают, где он будет спать: японского ребенка на первые пару лет не­пременно размещают в комнате родителей, поближе к маме;

британским и американским младенцам выделяют сразу же или спустя несколько недель или месяцев отдельную комнату. Установки относительно зависимости/независимости ребенка и его способности решать проблемы здесь видны отчетливо.

влияние культуры 5?

Согласно одной теории, японские дети, которые привыкают на первом году жизни все делать вместе со своими родителями, а затем в детском саду вести себя в унисон с другими 50 детьми, абсолютно такими же, как они сами, развивают в себе склон­ность к групповому поведению и " групповому мышлению", ко­торая подготавливает их к тесному сотрудничеству и совмест­ным занятиям в школе, университете, клубах (где эта склон­ность закрепляется) и в конечном счете в предприниматель­ской компании.

Родители и учителя непосредственно дают детям самые лучшие советы, какие только возможны. Это помогает подрост­кам успешно взаимодействовать в их собственной культуре и обществе, где есть четкие представления о том, что хорошо или плохо, правильно или предосудительно, нормально или ненормально.

К сожалению (по крайней мере, в некотором смысле), аме­риканские и европейские дети усваивают совершенно другой набор предписаний, хотя для их среды ли правила столь же действенны.

Когда мы вырастаем, эти " национальные" понятия, которые в нас буквально вдолбили, становятся нашими взглядами на жизнь, отказаться от которых мы уже не в состоянии. Мы счи­таем привычки и убеждения других (русских, китайцев, венгров...) несколько странными или эксцентричными большей частью потому, что они не похожи на наши. Бесспорно, японцы — это не американцы!

С другой стороны, в глубине души мы знаем (и часто слышим, как об этом говорят -другие), что, " по существу, все люди схожи". И в этом есть своя доля истины, ведь есть такое понятие, как " универсальные человеческие черты". Они не­многочисленны, так как национальная запрограммирован­ность " искажает" некоторые наши основные инстинкты (шот­ландцы бережливы, тогда как американцы расточительны). На рис. 1 показано, как национальная культурная программа " прививается" к наследуемым чертам характера. На вершине этой пирамиды мы поместили индивидуальные свойства че­ловека.

Рш,. 1. Программирование человеческого мышления (Япония)

Некоторые индивиды из-за оригинальности своей личности. особенностей восприятия, настойчивости или даже таланта стоят в стороне от своих соплеменников и значительно отклоняются от национального образа жизни. Такие люди часто становятся знаменитыми благодаря " своеобразию склада ума"; некоторым из них удается изменить судьбу своего народа (король Генрих VIII, Кемаль Ататюрк, император Японии Мейдзи). Однако в целом скорее национальная и местная культура формирует наше поведение, чем наоборот, и мы в зависимости от обстоятельств становимся респектабельным немцем, хорошим шведом, на­стоящим американцем или истинным британцем. Общаясь со

влиянии культуры 53

своими соотечественниками, мы обычно обнаруживаем, что, чем строже придерживаемся правил, принятых в нашем общест­ве, тем больше нравимся людям.

Культурный шок

Наши важнейшие ценности и убеждения попадают и переделку, стоит только нам выехать за рубеж. " Поддержите неудачни­ка! " — кричат англичане, переживающие за Гая Фокса¹. Авст­ралийцы, сами знаменитые исторические неудачники, охотно присоединяются к ним. Немцы и японцы, ставшие неудачни­ками лишь после Второй мировой войны, поддерживают более могущественного из двух соперников и непременно видят в неудачнике фигуру менее компетентную. Японское правитель­ство через MITI² направляет директивы в крупнейшие банки с указанием инвестировать средства только в процветающие и перспективные отрасли промышленности и в то же время пре­пятствовать выдаче ссуд устаревшим или малоперспективным предприятиям. Подобная установка в корне отличается от си­туации, бывшей долгое время характерной для Великобрита­нии, где старинные фабрики находились под государственной защитой и такие слабые отрасли, как текстильная и угледобы­вающая, долго субсидировались даже после того, как экономи­чески утратили свою жизнеспособность.