Водохранилище Птичь

Создано оно в 1966 году. Его площадь 65 га, наибольшая глубина 6, 5 м. Сюда в летнюю пору в погожие дни охотно приезжают минчане, чтобы побродить по лесу, пособирать грибы и ягоды, позагорать, покупаться. Здесь находится и одна из лучших водно-спортивных баз страны, проводятся соревнования по водным видам спорта.

В окрестностях водохранилища, у деревни Строчицы, к которой вправо уходит дорога, расположился Музей народной архитектуры и быта — белорусский Скансен. Так принято называть музеи подобного рода ¾ а их в мире более шестисот ¾ по имени первого из них, созданного в Стокгольме на одном из его островов в 1891 году (место это называлось «скансен», что значит — шанец, укрепление).

Вся Беларусь, а точнее, шесть ее историко-этнографических и природно-географических регионов (Центральная часть, Понеманье, Поозерье, Западное и Восточное Полесье, Поднепровье) разместятся здесь среди уникального ландшафта на территории около 200 га. Разнообразные деревянные постройки (жилые, хозяйственные, культовые), характерная планировка сел и местечек, предметы крестьянского быта, в которых воплотились вековые традиции народа, ¾ все это предстает сейчас перед глазами посетителей музея. Работы продолжаются — пока осуществлена лишь шестая часть из задуманного.

И это отнюдь не единственная достопримечательность зоны отдыха Птичь. Ведь стоит только, обогнув зеркало водохранилища, подняться вверх по течению реки, к тому месту, где она принимает почти пересохшую ныне ручеек Менку, как открывается зрелище былинной красоты: мощные, 9-метровой высоты валы древнего городища и прильнувшее к ним старое село, которое носит «говорящее» имя — Городище.

Археологические раскопки показали, что здесь до конца ХІ века располагался крупный город. Как полагают, именно в этих местах и зародился Минск, или Менеск, как в ту далекую, летописную пору именовали наш город. Корень речки Менки вошел в имя города, изменившееся за века: Менеск ¾ Меньск ¾ Менск ¾ Минск. Свое последнее имя он получил на рубеже ХVІ ¾ ХVІІ веков под влиянием польского языка. Став же в 1919 году столицей советской Беларуси, город официально вернулся к своему изначальному названию[1]. Остается только сожалеть, что в конце 30-х годов (1939), когда особенно самозабвенно «переписывали» историю, заменили и его древнее имя.

Впервые Менеск упоминается в летописях под 1067 годом. Город был форпостом Полоцкого княжества, занимавшего в ту пору большую часть современной Белоруссии. Княжество жило своей особой жизнью со времени появления на исторической сцене. Оно было наиболее самостоятельной политической единицей так называемой Киевской Руси и имело в отличие от других удельных княжеств «лоскутной империи Рюриковичей» свою собственную княжескую династию Изяславичей, которые постоянно враждовали с киевским престолом, отстаивая свою независимость.

Это и послужило причиной похода братьев Ярославичей, поделивших власть на Руси после смерти Ярослава Мудрого, против полоцкого князя Всеслава суровой зимой 1067 года. В конце февраля ¾ начале марта братья оказались на границе Полоцкого княжества, под Минском. «И подошли к Менску, ¾ рассказывает летописец, ¾ и меняне затворились в городе. Братья же взяли Менск и перебли всех мужчин, а женщин и детей захватили как военную добычу и пошли к Немизе, и Всеслав пошел им навстречу. Они встретились на Немизе 3 марта, и был снег великий, и войска пошли друг на друга, и был бой жестокий, и много людей пало...»

А автор «Слова о полку Игореве» спустя сто двадцать лет дополнит эти скупые строки летописи живой картиной немигской трагедии: «На Немиге снопы стелют головами, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добром были засеяны ¾ засеяны костьми русских сынов».

В летописном сообщении о битве на Немиге слова «и пошли к Немизе» ключевые. Они косвенно свидетельствуют в пользу того, что Менск находился на некотором удалении от Немизы-Немиги. И возможно, опустошенный вскоре после этого, в 1084 году, великим князем киевским Владимиром Мономахом, который не оставил в городе «ни челядина, ни скотины», Менск переселился на берега Свислочи и Немиги, положив начало новому граду с прежним названием. А оставленное городище постепенно угасло.

В начале ХІІ века Полоцкое княжество поделилось на несколько уделов, расширение его территории продолжалось. Один из наиболее мощных полоцких уделов ¾ Менский ¾ выступал соперником Полоцка в дальнейшем собирании белорусских земель. Сын Всеслава ¾ Глеб, менский князь, использовал выгодное географическое положение своего княжества, которое, находясь на водоразделе бассейнов Немана и Днепра, занимало ключевые позиции на важнейших торговых путях. Уже в намерениях Глеба Менского обозначаются контуры будущей Беларуси и центральное положение в ней самого Менска.

Хотя в Полоцкой земле раньше, чем в других восточнославянских княжествах, начался процесс дробления, но он также раньше и закончился. В результате этого междоусобная борьба полоцких князей постепенно затихла и уже к 80-м годам ХІІ века ярко обозначилось единство Полоцкой земли, на которой закладывались нашими предками основы белорусской государственности.

В дальнейшем эта эстафета государственного строительства перейдет от Полоцка к Новогородской земле, которая во второй половине ХІІІ столетия станет ядром объединения белорусских и балто-литовских земель в единую державу Великое княжество Литовское со столицей в Новогородке, который мы сегодня именуем Новогрудком. Но это уже страницы другой главы в книге истории. И об этом мы более обстоятельно поговорим, когда подъедем к городу Дзержинску.

ДЗЕРЖИНСК

C правой стороны открывается панорама Дзержинска, до 1932 года носившего имя Койданов-Койданово[2]. Так, кстати, и по сей день именуется железнодородная станция Дзержинска. Но было у города и еще одно имя, под которым он был известен с ХІІ века, ¾ Крутогорье. И видимо, неспроста получил он его. Расположенный на южном склоне Минской возвышенности, на всхолмленном рельефе, город вполне оправдывал свое название[3].

Долгое время бытовала пришедшая из «Хроники Быховца»[4] летописная легенда, согласно которой здесь, под Крутогорьем, в 1249 году литовский князь Минговг разгромил татарского хана Койдана, отчего якобы и местечко стали затем называть Койданов.

Ныне, однако, этот миф, созданный в ХVІ веке для возвеличения литовских князей, оставлен историками как несостоятельный, ибо документально доказано многочисленными летописными свидетельствами, что Батыева нашествия в Беларуси не было. Первое вторжение татар на наши земли произошло в 1258 году, через 3 года после смерти Батыя, превратившего в руины города южной и северо-восточной Руси.

Вторжения монголо-татар на эти земли были спорадическими, и Беларусь никогда не подчинялась Золотой Орде, не знала азиатской неволи, в отличие от русских земель, которые начиная с 30-х годов ХІІІ века в течение 240 лет входили в состав ордынского государства ¾ одной из величайших империй мира.

Напротив, это столь печальное для Руси время ¾ ХІІІ столетие — отмечено на землях Беларуси возникновением державы, продолжившей славные традиции белорусской государственности, начатые Полоцким княжеством, в состав которого поначалу входило и Крутогорье. Эта держава получила впоследствии, в 40-х годах ХV столетия, наименование Великого княжества Литовского, Русского, Жемойтского и иных[5], или, сокращенно, Великого княжества Литовского (ВКЛ). После крушения Римской империи это было крупнейшее в средневековой Европе многонациональное государство, просуществовавшее почти пять с половиной столетий.

Как подчеркивал известный историк Вячеслав Носевич, роли в нем были распределены неодинаково. Балтская составляющая ¾ Литва доминировала в политическом смысле, она дала новой державе правящую династию и значительную часть позднейшего шляхетского сословия[6]. Славянская составляющая ¾ Русь доминировала в культурной сфере, она дала структуру низового государственного и административного аппарата, законы, государственный язык. Однако при том, что белорусские земли составили ядро этой державы, она оставалась литовской по своему титульному названию, во всяком случае, в его сокращенном варианте.

Эта терминологическая путаница, связанная с наименованием государства, стала впоследствии, на протяжении многих веков, причиной многочисленных исторических недоразумений и намеренных политических спекуляций. По давней привычке Беларусь именовали Литвой, а ее жителей ¾ литвинами, имея в виду совсем иную Литву, нежели та, которая известна нам сейчас в качестве независимого балтийского государства Летувы, как она называет себя сама. Собственно литовские земли, населенные балтскими племенами, составили лишь десятую часть в этом славянском государстве, которое стало общим домом для многих народов, и прежде всего ¾ для нынешних белорусов, литовцев и украинцев.

Зажатое между сильными соседями с запада и востока — Польским Королевством и Московским княжеством, равно притязавшими на земли Великого княжества Литовского, последнее вынуждено было сделать выбор дальнейшего союзника. И он был сделан в 1569 году в Люблине, когда состоялось подписание унии (союза), положившей начало федеративному объединению ¾ Речи Посполитой, что означает в переводе ¾ республика.

Намерение Польши одномоментно поглотить своего союзника так и не осуществилось ¾ Великое княжество Литовское продолжало сохранять свою автономию, и это недвусмысленно подтвердил его свод законов, вышедший через 19 лет после заключения унии, ¾ Статут 1588 года. Он полностью гарантировал экономическую, государственно-политическую и культурную независимость Великого княжества Литовского от соседних государств. Всем иностранцам, в том числе и полякам, запрещалось приобретать (покупать или получать в качестве вознаграждения от великого князя) земельные наделы, замки и поместья, а также светские и церковные должности на всей территории княжества. Статус государственного законодательно закреплялся за старобелорусским языком.

Глава Речи Посполитой, который был одновременно и польским королем, и великим князем литовским, в отличие от европейских династических монархов, был избираемой фигурой. Будучи первым среди равных в государстве, где «каждый шляхтич на коне ¾ с воеводой наравне», глава Речи Посполитой не имел тех прерогатив абсолютистской власти, которые были характерны для тогдашних европейских монархов, не говоря уже о великих князьях московских, русских царях и российских императорах, наделенных неограниченными властными полномочиями. И в этом, безусловно, проявился демократизм Речи Посполитой, который сыграл с нею, однако, в дальнейшем роковую шутку.

Грызня разномастных политических группировок, не знавшее удержу магнатское своеволие и эгоизм, помноженные на хаос нескончаемых войн, опустошавших страну, привели ВКЛ к настоящему «потопу» во второй половине ХVІІ столетия. Глубокий упадок охватил все сферы жизни. Религиозные противоречия, полонизация верхов усугублялись абсолютизацией «шляхетских вольностей», которые подпитывали политическую анархию в стране, достигшую апогея безумия.

Именно в это смутное время, при короле и великом князе Яне ІІ Казимире, на сеймах утверждается печально знаменитый принцип «либерум вето», когда любой депутат мог сорвать принятие жизненно важного для страны решения простым выкриком «не позволяю». Вместо того чтобы спасать обессиленное государство, магнаты и шляхта срывали сеймы, создавали политические группировки, воевали между собой...

Предвидя трагические последствия этой губительной для Речи Посполитой анархической свободы, Ян ІІ Казимир, отрекаясь от престола в 1669 году, в своей прощальной речи предсказал депутатам сейма неизбежный раздел государства между Московией, Пруссией и Австрией. Через сто лет именно так всё и произошло.

Речь Посполитая, а вместе с нею и Великое княжество Литовское прекратили свое существование после трех разделов — в 1772, 1793 и 1795 годах. Белорусские земли были полностью присоединены к Российской империи, которая, оправдывая этот международный разбой, назвала аннексию «воссоединением», а советские историки, как известно, очень не любившие царизм, израсходовали тонны чернил и бумаги, чтобы доказать, что именно так оно и было на самом деле. И это при том, что не кто иной, как Ульянов (Ленин), незадолго до воцарения в Кремле назвал Екатерину ІІ за ее разделы Речи Посполитой «коронованной разбойницей»[7].

В истории Дзержинска и его окрестностей, по которым проходит наш маршрут, эти события многовекового прошлого ВКЛ (в его состав тогдашний Койданов вошел в начале ХIV века) отразились, как «солнце в малой капле вод». Владельцами городка были польские короли и великие князья литовские Сигизмунд І и его сын Сигизмунд II Август, крупные магнаты Радзивиллы. Последние в начале ХVII столетия заложили в Койданове монументальный кальвинистский храм (сбор), который по решению виленского синода кальвинистов (1691) стал местом проведения раз в четыре года собора (синода) протестантов ВКЛ, выполняя таким образом роль кафедрального собора. Это уникальное сооружение в окружении каменной стены с девятью цилиндрическими башнями просуществовало до Второй мировой войны. Теперь на его месте, по-прежнему именуемом местными жителями Крутогорьем, стоит памятный знак с надписью: «Городище. Памятник археологии».

Наступил ХХ век. А вместе с ним ¾ кончина Российской и рождение советской империи. Койдановщина оказалась в гуще политических событий. В 1921 году большевики прочертили здесь государственную границу с Польшей, которая так и не захотела тогда стать социалистической. И прочертили они эту границу там, где она уже проходила в 1793 году, после второго раздела Речи Посполитой.

Казалось, история вопреки всем законам логики и неумолимого времени повернула вспять. Впрочем, об этом мы подробнее поговорим, когда будем проезжать железнодорожную станцию Негорелое. Вскоре слева откроется ее панорама.

НЕГОРЕЛОЕ ¾

бывшая граница (295-й км)

Придорожные указатели подают нам сигналы о том, что мы проезжаем городской поселок Негорелое, постройки которого тянутся вдоль нашей дороги, в двух-трех км слева от нее. Негорелое было собственностью магнатов Радзивиллов, графов фон Гуттен-Чапских. Известно это поселение с ХVІ века как почтовая и пересадочная станция на конном тракте Минск — Новогрудок.

В 1871 году через Негорелое прошла Московско-Брестская железная дорога, и бойкое село стало железнодорожной станцией, где к тому же действовали две водяные мельницы и фабрика сыров. Зерно, дрова, лесоматериалы в большом количестве грузили на станции. Но вот в размеренное ее существование, протекавшее под перестук вагонных колес, живую и совершенно неожиданную струю внесли межвоенные 20 ¾ 30-е годы ХХ века.

Почти на 20 лет по условиям Рижского договора Негорелое стало советской пограничной станцией и, следовательно, своеобразными воротами Советского Союза в страны Западной Европы. Отсюда уходили международные поезда на Варшаву, Берлин, Париж, Вену... А в восточном направлении курсировал поезд «Негорелое – Владивосток». По перрону станции в разное время прогуливались Анри Барбюс, Фритьёф Нансен, Максим Литвинов, Вера Хоружая, Илья Эренбург, Отто Шмидт, Александр Куприн, Стефан Цвейг, Ромен Роллан... Впрочем, список настолько длинен и впечатляющ, что поневоле приходится ограничиться лишь некоторыми именами.

Так, четырежды (в 1928, 1929, 1931 и 1932 годах) через Негорелое проходил путь Максима Горького, которого тут всякий раз неизменно тепло встречали местные жители, о чем и сегодня нам напоминает мемориальная доска, укрепленная на здании вокзала.

«На горизонте – белое. //Снега и Негорелое», ¾ запишет Владимир Маяковский, также не раз проезжавший через Негорелое. Именно тут, на перегоне Негорелое – Колосово, как говорят исследователи творчества поэта, у него и зародился замысел широко известного впоследствии стихотворения о советском паспорте (1929). И наверное, не случайно именно здесь.

Ведь в 13 км от Негорелого проходила государственная граница между СССР и Польшей. И этот перегон Негорелое ¾ Колосово вел отсчет последним километрам территории Советского Союза и советской Беларуси.

Социалистическая Советская Республика Беларуси, или ССРБ, позже получившая привычное нам имя-аббревиатуру БССР, была провозглашена 1 января 1919 года. Как известно, большевики до декабря 1918 года и не ставили на повестку дня вопрос о белорусской государственности, считая Беларусь всего лишь Западной областью (так ее стали называть) в составе Российской Федерации. И это при том, что в феврале 1918 года уже была провозглашена Белорусская Народная Республика (БНР), а затем и ее независимость — 25 марта 1918 года.

Это был акт протеста против позорного Брестского мира, заключенного 3 марта 1918 года, — протеста против сговора России и Германии о разделе Беларуси. 25 марта 1918 года на европейской карте могло бы появиться новое независимое государство. Могло, но не появилось[8]. Однако, не будь в это время провозглашена БНР, вряд ли бы затем возникла БССР. Большевики поняли наконец, что нельзя «белорусским товарищам» отказывать в том, что уже сделали Украина, Литва, Латвия и Эстония, заявив о своей независимости.

Во время гражданской войны для сохранения своего режима большевики подписали в Риге 18 марта 1921 года мир с Польшей. Заключение Рижского договора было обусловлено как претензиями со стороны Польши на часть территории Украины, Беларуси и Литвы, так и крахом похода Красной Армии на Варшаву в августе 1920 года. Похода, целью которого было установление в Польше режима, подобного российскому.

Но польский народ, который лишь недавно обрел долгожданную независимость, сплотился вокруг Юзефа Пилсудского. В его армию добровольцами шли даже подростки. В числе таких добровольцев был и 30-летний француз Шарль де Голль ¾ впоследствии президент Франции. Он стал офицером польской армии. Сокрушительное поражение на Висле («чудо на Висле»), в 13 км от Варшавы, заставило войска Михаила Тухачевского бежать аж за Минск…

Все это вынудило советскую Россию предложить Польше мир. И в марте 1921 года в Риге был подписан договор между Российской Федерацией и Украиной, с одной стороны, и Польшей ¾ с другой. Под этим договором не было подписи представителя Беларуси. Но она вполне могла бы быть ¾ подпись Александра Червякова. Она же стояла под Манифестом о провозглашении ССРБ и позже будет стоять под документом об образовании СССР (1922), ибо он возглавлял ЦИК БССР. Как и многие тогда, А. Червяков надеялся, что договор все же не будет подписан. Сохранилось его письмо: «... У наших существует почти уверенность, что мир будет сорван. Только поэтому я, во избежание осложнений, не настаиваю... на предоставлении мне права участвовать как представителю Беларуси... остаюсь я здесь ввиду партийной дисциплины».

Судьба Беларуси волновала, конечно же, не только Червякова. Выражали тревогу деятели культуры, белорусская интеллигенция и даже партийные и государственные руководители республики, связанные жесткой номенклатурной субординацией. И тем не менее западные области согласно Рижскому договору отошли к Польше.

Территория нынешних Брестской, Гродненской и части Минской области с населением около трех с половиной миллионов человек оказалась по ту сторону границы, которая прошла там, где ее уже прочертили предшественники большевиков ¾ царские власти в ХVІІІ столетии, после второго раздела Речи Посполитой. Большая же часть Витебской, Гомельской и Могилевской областей находилась в составе России. На долю советской Белоруссии осталось лишь шесть уездов (поветов) бывшей Минской губернии с населением около полутора миллионов человек.

Далi шэсць паветаў...

Ну, дзякуй за гэта, ¾

остались с того времени в памяти людей полные сарказма слова Я. Купалы.

Шесть лет (1914 ¾ 1920) опустошительных немецко-российской и польско-российской войн и оккупаций в Беларуси завершились наконец-то миром, но среди победителей, деливших добычу, белорусов не оказалось...

Москва и Варшава разрешили свои претензии на наши земли. Кроме того, польская сторона добилась даже того, чтобы документы по Западной Беларуси были переданы ей. И Москва без согласия Минска передала Варшаве огромное количество культурных ценностей, архивов, летописных документов, библиотек. Дело дошло до полного курьеза: в 1938 году Сталин «спихнул» полякам даже останки последнего польского короля Станислава Августа Понятовского, уроженца Беларуси. Вагон с необычным «грузом» встречали в Столбцах ошарашенные железнодорожники...

Национальные интересы, права и достоинство белорусов были ущемлены... Чувства обиды, боли и горечи за оскорбленную родину нашли отзвук в творчестве многих писателей, в том числе и Якуба Коласа, чья родина оказалась по ту сторону границы:

Нас падзялiлi... Хто? Чужанiцы,

Цёмных дарог махляры.

К чорту iх межы! К д’яблу гранiцы!

Нашы тут гонi, бары!..

Территория, по которой мы проезжаем, в кинофильмах, художественной и мемуарной литературе, да и в воспоминаниях очевидцев зовется «старой границей». Сейчас о ней нам напомнит разве что едва заметная слева лесная просека на 295-омкилометре дороги. А по обе стороны дороги когда-то тянулись ряды колючей проволоки, перемежавшиеся железобетонными укреплениями.

17 сентября 1939 года Красная Армия перешла эту границу. Так начался ее «освободительный» поход, как его окрестила советская пропагандистская машина. Но она упорно молчала о том, что предшествовало этому «освобождению» и последующему «воссоединению». Теперь мы знаем, что в результате сговора двух диктаторов ¾ Сталина и Гитлера ¾ состоялся раздел стран Восточной Европы на сферы влияния Москвы и Берлина. И как только Германия 1 сентября 1939 года напала на Польшу, начав тем самым Вторую мировую войну, руки у сталинского режима были развязаны.

Уже в 20-х числах сентября красноармейцы вышли на западные рубежи к Бресту, а в ноябре состоялось законодательное оформление вхождения Западной Беларуси в состав СССР и БССР. Правда, тогда же, 1 ноября, жители только что облегченно вздохнувшей республики с удивлением узнали, что Виленщину, заселенную преимущественно белорусами и игравшую на протяжении веков особую роль в жизни всего белорусского края, советское правительство, никого не спросясь, передало Литве... Да и пограничные сооружения между двумя частями республики, несмотря на пламенную риторику кремлевских пропагандистов о долгожданном воссоединении, находились под мощной опекой государства аж до лета 1941 года, пока их не снесли по дороге на Москву немецкие танки...

И тем не менее дата 17 сентября 1939 года увековечена в названии улиц и площадей многих западнобелорусских городов и поселков не зря. Противоестественная граница перестала существовать как гнетущий символ разделения народа и как скорбный знак национального унижения. Казалось, пришла долгожданная свобода, и потому слезы радости были искренними. Хотя ¾ не забудем и этого ¾ впереди были подозрительность и недоверие властей к тем, кто почти 20 лет жил в условиях иной, а значит, вражеской идеологии, были массовые, многотысячные депортации населения[9], были тотальные чистки НКВД среди политиков, деятелей культуры, простых людей.

Наконец, менее чем через два года грянула Великая Отечественная. Она перепахала «старую границу», не оставив от нее и следа на нашей земле. И сегодня мы с вами, путешествуя по Западной Беларуси, пересекаем лишь условные границы районов и областей. И сейчас движемся уже по территории Столбцовского района, а вскоре будем проезжать и вблизи самого города Столбцы.