Пауза. ФИЛИП встает.

ФИЛИП. Вероятно, ты выпила слишком много вина.

СИЛЬВИЯ. Мы никогда не говорили об этом.

ФИЛИП. Думаю, мне пора вернуться в постель.

СИЛЬВИЯ. Пожалуйста, останься.

ФИЛИП. Я устал, завтра тяжелый день.

СИЛЬВИЯ. Пожалуйста, подожди. Минуту.

ФИЛИП. Мне вставать в семь.

СИЛЬВИЯ. Останься.

Пауза.

СИЛЬВИЯ. Останься, пожалуйста.

Пауза.

СИЛЬВИЯ. Мне следовало почувствовать облегчение, когда доктор Марсден сказал, что не может определить причину, почему мы не можем зачать ребенка. Казалось, он имеет в виду, что если мы продолжим пробовать…

ФИЛИП. Ради Бога, Сильвия.

СИЛЬВИЯ. Но потом я задалась вопросом, почему я так этого хочу. Ребенка. Почему это так много значит для меня. Отчаяние. Иногда я всем своим телом молюсь. Я лежу рядом с тобой в постели и так хочу почувствовать… зарождение. Новую жизнь внутри. Я была уверена, что пойму, что это случилось, в ту же ночь.

ФИЛИП. Ради Бога.

СИЛЬВИЯ. Я думала, это нормально. Все потому, что я женщина. Быть матерью – это естественно. Я молилась, молилась и молилась.

ФИЛИП. О чем ты говоришь?

СИЛЬВИЯ. А затем я поняла, что есть еще кое-что. Я хотела ребенка, потому что я боялась, что мы останемся совсем одни, Филип. Только мы вдвоем. Наедине друг с другом.

Пауза.

СИЛЬВИЯ. Раньше я не рассказывала тебе об одном случае.

ФИЛИП. Я тебя не понимаю.

СИЛЬВИЯ. Помнишь актера, с которым я работала?

ФИЛИП. Не сейчас.

СИЛЬВИЯ. Его звали Ричард. Ричард Коувли.

ФИЛИП. Иногда я просто тебя не понимаю.

СИЛЬВИЯ. Он играл со мной в «Вишневом саду». Ты приходил смотреть.

ФИЛИП. И что с ним?

СИЛЬВИЯ. Он был высоким и красивым. Играл Епиходова.

ФИЛИП. Я помню пьесу.

СИЛЬВИЯ. Ты встретил его. После пьесы мы однажды заходили выпить все вместе. Ходили в маленький паб на Шафтсбери-Авеню. Помнишь?

ФИЛИП. Зачем ты мне рассказываешь об этом?

СИЛЬВИЯ. Мне он нравился. Он был добрым. Необычным, довольно замкнутым, но добрым.

Пауза.

СИЛЬВИЯ. Тебе он не понравился. Я помню, как ты сказал об этом.

ФИЛИП. Это было несколько лет назад. Я видел его мельком. Там было еще много других актеров. Я едва могу его вспомнить. Почему вдруг стало так важно, что я о нем думал?

СИЛЬВИЯ. Ты возражал ему. Мне кажется, ты говорил, что считаешь его неприятным.

ФИЛИП. Я, правда, не помню.

СИЛЬВИЯ. Ты сказал: «Он раздражает меня».

ФИЛИП. Какое это имеет отношение к делу?

СИЛЬВИЯ. Ты даже назвал его манерным. Как и Оливера сегодня.

ФИЛИП. Я не уверен в важности этого разговора. Но я очень устал. Может, объяснишь мне утром?

СИЛЬВИЯ. Три дня назад я прочла в Таймс о том, что он совершил самоубийство. Я не рассказывала тебе, не знаю, почему.

ФИЛИП. Мне жаль слышать это.

СИЛЬВИЯ. Наверное, это потому что он тебе не нравился.

ФИЛИП. Очевидно, что ты была этим взволнована.

СИЛЬВИЯ. Он застрелился. Был скандал. Судебное дело.

ФИЛИП. Я понимаю.

СИЛЬВИЯ. Думаю, он был гомосексуалистом. Думаю, Ричард Коувли был геем.

Пауза.

СИЛЬВИЯ. Когда я прочитала об этом, то вспомнила ту ночь. Почему он так тебе не понравился?

ФИЛИП. Я его едва помню. Кажется, на тебя это произвело неизгладимое впечатление, но я его почти не помню. Мне очень жаль, что он убил себя, мне жаль, что ты так расстроена, но я ничего не могу поделать.

СИЛЬВИЯ. Почему ты нашел его таким отвратительным?

ФИЛИП. Я такого не помню. Это преувеличение от твоего имени. Я нашел его слегка неприятным, вот и все. Неприятным, как могут быть такие мужчины. Женоподобным. Я заметил, что он смотрит на меня, не скрывая этого.

СИЛЬВИЯ. Даже если он смотрел на тебя, что тут такого неприятного?

ФИЛИП. Это абсурдный разговор. Кажется, ты решила довести меня.

СИЛЬВИЯ. Я просто не могла понять, откуда у тебя такое отвращение к Ричарду Коувли. Потому и не сказала.

ФИЛИП. Чудесно. Ты меня обвиняешь в смерти человека, с которым я был знаком минут двадцать.

СИЛЬВИЯ. Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто задала вопрос.

ФИЛИП. Я беспокоюсь. Кажется, ты сейчас в упадке.

СИЛЬВИЯ. Жаль, что тебе так кажется

ФИЛИП. Меня пугает, что ты сейчас говоришь так же, как это было до Девоншира.

СИЛЬВИЯ. Перед моей болезнью. Вот как мы решили это называть. Болезнь.

ФИЛИП. Ты закончила?

СИЛЬВИЯ. Будто это был тяжелый случай гриппа.

ФИЛИП. Желаешь еще о чем-то поговорить? Или мне можно идти?

СИЛЬВИЯ. Я не держу тебя силой.

ФИЛИП. Ты просила меня остаться. Ты явно захотела посвятить меня в свои тревожные разрозненные мысли. Я прошу, чтобы ты закончила.

СИЛЬВИЯ. Оливер тебя раздражает так же, как и Ричард?

ФИЛИП. Ты меня спрашиваешь, считаю ли я Оливера Хеншоу гомосексуалистом? Не знаю. Я не думал об этом. Его личная жизнь – не мое дело, думаю, и не твое тоже. Я попробую объяснить себе твое странное поведение тем, что ты расстроена смертью этого Коувли. Плюс еще несколько бокалов вина, возможно, привели тебя к этой иррациональной вспышке. А теперь извини меня, мне нужно обратно в постель.

СИЛЬВИЯ. Ты меня не спросил про мой сон.

ФИЛИП. Твой сон?

СИЛЬВИЯ. Тот, что поднял меня с постели.

ФИЛИП. У меня есть чувство, что ты собираешься мне рассказать, независимо от того, захочу ли я слушать.

СИЛЬВИЯ. Мы были вместе. Вокруг не было ничего. Ни зданий, ни людей, ни машин. Мне было страшно. Потом мы заметили крошечный огонек. Мы подумали, может, это дом там. Поэтому мы побежали к нему. В этой нарастающей тьме огонек был тем, что могло бы помочь нам выжить. Но, чем быстрее мы бежали, тем дальше был этот огонек. Мы бежали и бежали, наши ноги утопали в трясине, этих песках. Мое сердце так громко билось, будто миллион барабанов стучал в моей голове. Потом я обернулась, а тебя не было. Стоял мужчина, одетый как ты, твоего роста, с твоими волосами… Волосы были, как твои. Но на месте лица ничего не было. Оно было пустым, Филип. Ни глаз, ни рта, ничего. Я осталась одна. И затем даже тот свет, за которым мы бежали, погас.

ФИЛИП. Пошли спать со мной. Ты устала

СИЛЬВИЯ. Скоро пойду.

ФИЛИП. Спокойной ночи.

СИЛЬВИЯ. Спокойной ночи, Филип.