Е. А. Цуринова

ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ — фр. dé personnalisation,

англ. DEPERSONALIZATION — общее определение тех явлений кризиса личностного начала, к-рые в философии, эстетике и литературной критике структурализма, постструктурализ­ма и постмодернизма получали различные терминологич. именования: " теоретический антигуманизм", " смерть субъекта", " смерть автора", " растворение характера в романе", " кризис индивидуальности" и т. д. Особую актуальность проблема теоретич. аннигиляции принципа субъективности приобрела в постмодернизме.

Уже для структуралистов развитие автономной индивиду­альности стало предметом коренного пересмотра, пройдя боль­шой путь от своего первичного восприятия как " телоса" — как

ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ

главной цели всех устремлении современности — до признания того факта, что она превратилась в главное идеологии, орудие масскультуры. Со временем полученное структуралистами, как они полагали, систематизированное знание " объективных детерминант сознания" начало восприниматься как надежная теоретич. защита против " этической анархии" радикального субъективизма.

Однако по мере того, как количество выявляемых структур увеличивалось, стал все более отчетливо обнаруживаться их явно относительный характер, а также, что привлекло к себе особое внимание аналитиков постструктуралистского толка, их несомненная роль в формировании " режима знания и власти". Под этим подразумевается, что структуры, открытые в свое время структуралистами, могут иметь не столько объективное значение, сколько быть насильственно навязанными изучаемо­му объекту как следствие " неизбежной" субъективности взгля­да исследователя. Др. стороной этого вопроса является тот факт, что, будучи однажды сформулированы, структуры стано­вятся оковами для дальнейшего развития сознания, поскольку считается, что они неизбежно предопределяют форму любого будущего знания в данной области.

Чтобы избежать подобной " сверхдетерминированности", " сверхобусловленности" индивидуального сознания, начали вырабатываться " стратегии" для нахождения того " сво­бодного пространства", к-рое оставалось " по краям конкури­рующих структур". Естественно, что самоощущение индивида, возникающее в этих " просветах" между структурами, не спо­собно приобрести то внутреннее чувство связанности и после­довательности, каким оно обладало в своем " классическом виде", т. е. как оно самовоспринималось начиная с эпохи Воз­рождения и до XX в. Сам факт притязания на непроблематич­ную и самодостаточную индивидуальность в совр. период рассматривается постмодернистами как проявление определен­ной " идеологии", т. е. как явление, принадлежащее сфере манипулирования массовым сознанием и, следовательно, слу­жащее показателем " несомненного заблуждения".

Этот кризис индивидуальности обычно прослеживается тео­ретиками постструктурализма и постмодернизма со второй половины XIX столетия, когда, по их мнению, он начал теоре­тически осмысляться в таких различных сферах, как марксист­ская политич. экономия, психоанализ, антропология культуры и соссюровская лингвистика, к-рые основывались на моделях и

198 ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ

методах, не совместимых с фундаментальными понятиями традиционного индивидуализма. Внутренняя логика аргумента­ции этих учений отрицает нормативную власть автономной индивидуальности и редуцирует субъективное сознание до артефакта постоянно себя воспроизводящего, надличного механизма.

В этих теориях личностный опыт человека определяется как нечто, детерминированное классом, семьей, культурой или другим не менее " надличным" по своему существу феноменом — " языковым сознанием". Все это, по представлениям постмо­дернистов, имело своим следствием тот результат, что облик человека утратил в литературе модернизма и постмодернизма целостность, к-рой он обладал в иск-ве реализма.

В сфере литературной критики " смерть автора" была про­возглашена в 1968 г. Р. Бартом в его знаменитом эссе под этим названием. Исследователь утверждал, что в произв. " говорит" не автор, а язык, и поэтому читатель слышит голос не автора, а текста, организованного в соответствии с правилами " культурного кода" (или кодов) своего времени и своей культу­ры. Функции литературы в " новую эру", подчеркивает Барт, кардинально меняются, приходит эпоха читателя, и " рождение читателя должно произойти за счет смерти автора" (1, с.391).

Для " антиавторских" филиппик Барта, как и мн. по­стструктуралистов в его франц., " телькелевском" варианте (по имени журн. " Тель кель", где впервые были сформулированы основные положения постструктуралистского литературоведе­ния), характерна подчеркнуто идеологич., антикапиталист, и антибуржуазная направленность, связанная в более широком плане с декларативно вызывающим неприятием любого " авторитета", освященного институализированными структура­ми общества. " Автор, — пишет Барт, — это современная фигура, продукт нашего общества, так как, возникнув со времен Средневековья вместе с английским эмпиризмом и француз­ским рационализмом, он создал престиж индивидуума или, более возвышенно, " человеческой личности". Поэтому вполне логично, что в литературе именно позитивизм — это воплоще­ние и кульминация капиталистической идеологии — придавал первостепенное значение " личности" автора. Автор по-прежнему царит в истории литературы, биографиях писателей, журналах и даже в самом сознании литераторов, озабоченных стремлением соединить в единое целое при помощи дневников и мемуаров свою личность с собственным творчеством. Весь

ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ

образ литературы в обычной культуре тиранически сконцен­трирован на авторе" (1, с. 385).

Подобная позиция обусловлена тем, что сознание человека уподобляется тексту; при этом последователи постмодернизма растворяют свое сознание в сознании других, демонстрируя мозаично-цитатный характер, т. е. интертекстуалъность, всякого сознания, в том числе и своего собственного. Р. Барт, подводя теоретич. основу под подобное понимание личности, писал: " То " я", которое сталкивается с текстом, уже само представляет собой множество других текстов и бесконечных или, вернее, потерянных кодов... Субъективность обычно расценивается как полнота, с которой " я" насыщает тексты (имеется в виду возможность субъективных интерпретаций. — И. И.), на самом деле — это лжеполнота, это всего лишь следы всех тех кодов, которые составляют данное " я". Таким образом, моя субъективность в конечном счете представляет из себя лишь банальность стереотипов" (40, с. 16-17). Из этого выска­зывания можно сделать только один вывод: на более позднем этапе развития своих концепций Барт предпринял попытку теоретически аннигилировать личность не только автора, но и читателя, как в принципе и вообще понятие суверенной лично­сти.

Собственно литература постмодернизма и является худож. практикой подобных теорий, отражая разочарование в традици­онном для Нового времени культе индивидуалист, личности. Наиболее полно эту проблему осветила англ, критик К. Брук-Роуз (50). Основываясь на литературном опыте постмодер­низма, она приходит к крайне пессимистич. выводам о возмож­ности дальнейшего существования литературного героя, как и вообще персонажа, и связывает это с отсутствием полнокров­ного характера в " новейшем романе".

Подытоживая совр. состояние вопроса, Брук-Роуз приво­дит пять основных причин " краха традиционного характера"; 1) эпистемологии. кризис (см. эпистемологическая неуверен­ность), 2) упадок бурж. общества и вместе с ним жанра рома­на, к-рый это общество породило; 3) выход на авансцену " вторичной оральности" — нового " искусственного фольклора" как результата воздействия масс-медиа; 4) рост авторитета " популярных" жанров с их эстетич. примитивизмом; 5) невозможность средствами реализма передать опыт XX в. со всем его ужасом и безумием.

200 ЗНАЧЕНИЕ — СМЫСЛ

Общий итог рассуждений критика весьма пессимистичен: " Вне всякого сомнения, мы находимся в переходном состоянии, подобно безработным, ожидающим заново переструктуриро­ванное технологии, общество, где им найдется место. Реали-стич. романы продолжают создаваться, но все меньше и меньше людей их покупают или верят в них, за исключением бестселле­ров с их четко выверенной приправой чувствительности и насилия, сентиментальности и секса, обыденного и фантастиче­ского. Серьезные писатели разделили участь поэтов как эли­тарных изгоев и замкнулись в различных формах саморефлек­сии и самоиронии — от беллетризированной эрудиции Борхеса до космокомиксов Кальвино, от мучительных меннипеевских сатир Барта до дезориентирующих символических поисков неизвестно чего Пинчона — все они используют технику реалистич. романа, чтобы доказать, что она уже не может больше применяться для прежних целей. Растворение характе­ра — это сознательная жертва постмодернизма, по мере того как он обращается к технике научной фантастики" (50, с. 194).