Эскалация секса

Мы говорили о школе, о книгах, о прессе, о театре. Теперь бросим взгляд на высшее образование. Оно распространилось в 1970-х сильнее, чем раньше: поколение инженеров, экономистов, врачей, учителей постепенно сменяло поколения рабочих и крестьян. Однако профессиональные знания, увы, не сочетались с пониманием того, как функционирует общество.

Вот история из моей жизни. Учился я, вообще-то, на экономиста, однако нормальные лекционные курсы в Ленинградском университете разбавляли значительной порцией своеобразной идеологической дребедени, которая называлась марксистской политэкономией. Или, вернее, наоборот. «Единственно верное» (как тогда говорили) учение Маркса—Энгельса—Ленина, доминировавшее в учебных курсах, некоторые толковые профессора разбавляли серьезной информацией и умными комментариями. Но это было скорее исключением из правил, нежели правилом.

Студенты моей специальности выходили из стен alma mater полуобразованными. В одних вопросах по воле случая мы разбирались неплохо, зато в других оказывались обладателями экзотических знаний, о которых сейчас и вспомнить-то стыдно. Тем не менее про один отражающий их уровень эпизод я расскажу.

Дело было в начале 1984 года, когда я, молодой преподаватель, недавно окончивший университет, начал подрабатывать в обществе «Знание», для того чтобы хоть немного пополнить скудный запас денежных знаков, образовывавшийся ежемесячно в кармане после получения 125-рублевой зарплаты.

Общество «Знание» было такой государственной конторой, которая, в частности, организовывала лекции специалистов на предприятиях. Делалось это для просвещения трудящихся, а также для их идеологической обработки. За лекцию мне, как человеку «неостепененному», платили 6 рублей (кандидату наук — 10, а доктору вроде бы аж 15), но каждый четвертый гонорар при этом забирали обратно в «Знание» на содержание аппарата. Так что для получения серьезного довеска к зарплате приходилось изрядно бегать по предприятиям.

Где только не доводилось мне выступать! В детских садах и в пожарных частях, в коровниках и в богадельнях… Как лектор Петроградского района города Ленинграда, я регулярно являлся в контору «Знания» на улице Рентгена и брал приходившие с предприятий заявки для выступлений по экономике. С середины 1980-х они почти всегда касались перестроечной тематики, связанной с реформами Горбачева. Однако в самом начале лекторской карьеры мне по молодости и дурости тетеньки из «Знания» подсовывали такие темы, которые более опытные коллеги брать вообще не желали.

Вторая лекция в моей практике носила гордое название «Углубление общего кризиса капитализма». Я бы, конечно, отказался брать столь идиотский заказ, поскольку, даже несмотря на дурость и молодость, понимал, что капитализм отнюдь не столь глубоко увяз в кризисе, как нам расписывала советская пропаганда. Над подобным аспектом экономической науки мы студентами тихо издевались. Как-то раз мой однокурсник на вопрос экзаменатора об обострении классовой борьбы при капитализме ответил, слегка смешивая политэкономию с психиатрией, что обострение это бывает двух типов: весеннее и осеннее.

Но при отказе от темы тетеньки из «Знания» наверняка отлучили бы меня от кормушки, найдя взамен покладистого лектора. Поэтому пришлось, увы, пойти на компромисс и «углубить» кризис капитализма в надежде на то, что будущие темы окажутся в большей степени экономическими, чем идеологическими.

И вот я приступил к подготовке лекции. Взял книгу моего профессора, в полной мере отражающую уровень науки 1970-х. Сделал выписки об экономическом кризисе, о социальных проблемах, о политических неурядицах Запада и, наконец, о нравственном климате, формируемом капитализмом. В общем, прошелся по буржуазии со всех ее антинародных сторон. Кризис-то, как нам говорили, общий.

Таким образом, в трудовой коллектив какого-то НИИ или КБ, затерявшегося в переулочках Петроградки, я пришел со всех сторон подкованным. Аудитория при этом тоже не подкачала. Трудящиеся, собравшиеся меня послушать, были в основном женского пола, молодого возраста, причем некоторые — весьма приятной наружности. Времени для общения была уйма, поскольку лекция читалась, естественно, в рабочее время, а работа, как известно, не волк и в лес не убежит. В отличие от ведения скучных исследовательских процессов общение с 22-летним молодым человеком, у которого в тот момент на голове была еще сравнительно пышная растительность, вызвало в аудитории некоторый интерес даже до того, как я раскрыл рот. Ведь обычно к сим цветущим дамам присылали марксистов-ленинцев, порядком поистрепавшихся в ходе классовых битв.

Словом, найти для общения с таким цветником более неподходящую тему, чем «Углубление общего кризиса капитализма», было, прямо скажем, довольно сложно. Однако я оказался связан заявкой, которую секретарь парткома сего НИИ или КБ составил в соответствии с последними указаниями ЦК и его ленинского политбюро во главе с генеральным секретарем.

В общем, пришлось клеймить капитализм в соответствии с генеральной линией генерального секретаря. Смотреть на аудиторию при этом было поистине больно. Пока я рассказывал дамам про низкую загрузку производственных мощностей капиталистических стран, улыбка медленно сходила с их прекрасных лиц. Когда речь зашла о проблемах безработицы и вызванной сим социальным бедствием смертности трудящихся, глазки моих слушательниц сильно опечалились. А при переходе к нарастанию мирового революционного процесса они уже не выражали ничего, кроме смертельной скуки и явного разочарования тем, что приятный молодой человек оказался, увы, марксистом-ленинцем старой закалки.

Меня в тот момент, честно говоря, подобное развитие событий сильно огорчило. Свою предыдущую лекцию я читал ветеранам труда. Скучающие на пенсии старушки были рады вниманию со стороны приятного «мальчика» вне зависимости от содержания произносимых им слов. А вот женщин помоложе, как выяснилось, надо было заводить каким-то иным образом.

Ясно было без всякого сомнения, что излагаемый перед дамами текст несколько хуже, чем сатирические монологи Аркадия Райкина, но все же он ведь не из носа выковыривался, как выражался впоследствии известный политиче­ский лидер России. Я «углублял» общий кризис капитализма в полном соответствии с книгой одного из самых авторитетных профессоров-экономистов Ленинграда. Того, кто учил тысячи студентов. Коль был он столь авторитетен и высокопоставлен, так, значит, наверное, не полную хрень излагал. Так почему ж мои дамы загрустили?

И вот в момент, когда я про себя дошел до столь печальных размышлений, текст лекции вырулил на самое лихое и интересное место — кризис духовный. Это был мой последний шанс. Поведав прекрасным слушательницам о жесточайшем морально-нравственном разложении капитализма, можно было еще, наверное, сохранить репутацию обаятельного молодого интеллектуала из высших партийно-пропагандистских сфер.

Набрав побольше воздуха в легкие, я с энтузиазмом заговорил о том, что общий кризис проявляется в кризисе морали общества, где все дозволено и где на фоне отсутствия нравственных ценностей имеют место рост проституции, распространение порнографии и эскалация секса.

При поминании эскалации секса стало ясно, что текст моего профессора наконец-то дошел до сердца и, может, даже до некоторых других частей тела прекрасных дам, изнуренных долгими научно-исследовательскими процессами. Их глазки вдруг заблестели, реснички затрепетали, плечики расправились, грудки напряглись. Они ощутили, что близок момент, ради которого приходилось почти сорок минут выслушивать набор унылых пропагандистских штампов.

— Как-как вы сказали? Эскалация секса?

— Надо же, что творится.

— И как там они его эскалируют?

Надо заметить, что информированность по данной проблеме в СССР была чрезвычайно низкой. На этот счет имелся даже соответствующий анекдот. Что такое, мол, секс по-шведски, секс по-польски и секс по-русски? По-шведски — это когда две пары встречаются вместе и… По-польски — это когда поляк заснял шведов на пленку, а затем показал у себя дома. По-русски — это когда наш человек приехал в Польшу по турпутевке, посмотрел тайком фильм, а затем пересказал дома его краткое содержание.

Но мои слушательницы о проблеме эскалации секса знали, похоже, больше, чем предполагала генеральная линия партии. А потому в аудитории сформировалась вдруг любопытная атмосфера легкого интереса и нелегкой иронии. Лектор, вдохновленный блестящими глазками и возбужденными губками, не прочувствовал до конца всю сложность момента. Решив углубить общий кризис до самого конца, я перешел к решающей цитате из книги моего профессора, которую тот, если верить сноске, взял из западногерманского журнала «Шпигель»:

— Поцелуй — это вата, которая уничтожает классовую борьбу!

Народ рухнул со стульев от хохота. Лекция подошла к своему естественному завершению, поскольку углубить общий кризис капитализма далее этой точки не было уже никакой возможности. Эскалации секса в масштабах НИИ (или КБ?) Петроградского района помешало лишь то, что рабочий день подходил к концу и дамам надо было срочно бежать по магазинам, где от обретения искомых для прокорма семей продуктов их отделяли длинные-длинные очереди…