![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
И цыганская тема у Блока 2 страница
начально задуманным в том же романсно-балладном ключе, - ср. набросок " Молдавской песни":
Нас было два брата - мы вместе росли - И жалкую младость в нужде провели... (IV, 373)
И то, что ключ к народности ищется в " цыганской" или " молдавской" теме, - не случайно. Дело и в том, что об- раз русского крестьянина влек за собой совершенно иной круг идей - тему крепостничества (" но мысль ужасная здесь душу омрачает..."), а не идеальной жизни, народа в чистой субстанции этого понятия. Но и в другом: еще со времени Державина установилось противопоставление бурного, страстного, темпераментного " цыганского" типа и " чинного" облика русской крестьянки.
Возьми, египтянка, гитару, Ударь по струнам, восклицай; Исполнясь сладострастна жару, Твоей всех пляской восхищай. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Неистово, роскошно чувство, Нерв трепет, мление любви, Волшебное зараз искусство Бакханок древних оживи. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица. Как ночь, - с ланит сверкай зарями, Как вихорь, - прах плащом сметай, Как птица, - подлетай крылами, И в длани с визгом ударяй. Жги души, огнь бросай в сердца От смуглого лица... Нет, стой, прелестница довольно, Муз скромных больше не страши; Но плавно, важно, благородно, Как русска дева, пропляши...
(" Цыганская пляска". 1805)
Здесь уже находим и существенный для " цыганской" те- мы образ яркой, жгущей душу страсти, и не менее сущест- венное для нее сочетание любви и смерти - не имеющее и тени мистицизма свидетельство силы земного чувства:
Топоча по доскам гробовым Буди сон мертвой тишины. Страсть, которая не удерживается в пределах умерен- ной гармонии, а пожирает человека, страсть - дисгармо- ния (" в длани с визгом ударяй") - вместе с тем и полное проявление человека, вызывающее воспоминание об антич- ной полноте жизни, то есть о " нормальном" человеке:
Волшебное зараз искусство Вакханок древних оживи.
Мысль о том, что только страсть, выводящая человека за пределы привычного, в " ненормальном" обществе возв- ращает человека к человеческой норме, родилась в XVIII в., но, пройдя сквозь века, прозвучала и в " Сказках об Италии" Горького (" Тарантелла" и другие), и в известных словах Блока:
...только влюбленный Имеет право на звание человека.
Показательно, что еще для И. Дмитриева " цыганская" тема оказалась за пределами искусства: в стихотворение " К Г. Р. Державину" (1805) он ввел образ условно-поэти- ческой буйной толпы:
Рдяных Сатиров и Вакховых жриц -
и лишь в примечаниях пояснил: " Здесь описаны цыгане и цыганки, которые во все лето промышляют в Марьиной роще песнями и пляскою". Итак, не только яркость, при- поднятость над обыденностью героя-цыгана привлекают на- ше внимание при рассмотрении темы настоящего исследова- ния. Для того
1 Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960. Т. 2. С. 289. В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страницы.
чтобы отличить, к романтической или неромантической, идущей из глубин демократической мысли XVIII в. тради- ции следует отнести тот или иной образ, существенно другое: отношение героя к народу, понимание природы че- ловека и природы народа. В этом смысле очень характерна поэма Е. Баратынского " Цыганка" (" Наложница"), позволя- ющая проследить различие между Земфирой Пушкина и Сарой Баратынского. Поэма Баратынского написана в период сближения поэта с пушкинскими требованиями психологи- ческого реализма (это очень сильно отразилось в предис- ловии, вызвавшем одобрение Белинского), однако принцип структуры характера у Баратынского романтический. Это тем более заметно, что влияние пушкинской традиции, вплоть до прямых цитат', ощущается очень явно. Свобод- ный, основанный лишь на любви, а не на долге и тем бо- лее не на юридических обязательствах, союз героя и Сары определен словами, почти точно заимствованными из пуш- кинской поэмы. И все же сказанное лишь ярче подчеркива- ет разницу в структуре образов. Два женских персонажа поэмы Баратынского противопоставлены, в духе романти- ческих поэм, по принципу темперамента, напоминая анти- тезу Зарема - Мария в " Бахчисарайском фонтане". То, что героиня - цыганка, в данной связи должно подчеркнуть темперамент как основу характера. Иной смысл имеет про- тивопоставление Сары герою. Их характеры приравнивают- ся. За покрывалом бытового повествования вырисовываются романтические контуры сильных, страстных, одиноких на- тур. Оба героя находятся в одинаковых отношениях к лю- дям, народу. " Люди" - это сила, которая не принимает своеобразия, самобытности яркой личности, стремится ни- велировать ее под общий уровень и тем губит. Для героя это " свет", который осудил его разгульную жизнь и властно навязывает ему требования " приличий", безжа- лостно казня за их нарушение. И то, что дело здесь не только в сатире на " свет", а в романтическом осуждении " толпы" (то есть народа), ясно, поскольку по отношению к Саре ту же роль играет хор. Хор в поэме Баратынского - совсем не свободный союз ярких, полных жизни людей, в среде которых и личность человека получает полное раз- витие: хор нивелирует, он не терпит своеволия. Порыв Сары к счастью он наказывает убийством ее возлюбленного и властно возвращает героиню к общему существованию. С этим связан трагический конец: герой-отщепенец погибает под двойным ударом общества и хора, а героини влачат свое существование, подчинившись власти коллектива. Ве- ра становится холодной и приличной женщиной света, а Сара - подчиненной хору и утратившей власть над своей судьбой цыганкой. Общество казнит " беззаконную комету". Все это бесконечно далеко от соотношения человека и на- рода в мире пушкинских цыган. Само появление " цыганской" темы было связано с воз- никновением интереса к народу, литературному изображе- нию народного характера, с тем специфическим пониманием природы человека и народа, которое зародилось в XVIII в. Однако оформиться эта тема смогла лишь в начале XIX в., когда стало возникать представление о мире собс- твенности как не меньшем носителе
Ср. стихи: " И от людей благоразумных...", " Своим пенатам возвращенный..." с " Евгением Онегиным". Есть совпадения и с другими поэмами Пушкина.
зла, чем мир бюрократического гнета. Именно тогда воз- ник герой-номад, цыган, бродяга, погруженный, вместо имущественных забот, в поэзию, музыку, искусство. Под- линный народ в своих высших потенциях - " племя, поющее и пляшущее". Не случайно рядом с " цыганской темой" воз- никает образ народа, живущего в краю песен - " стране искусства". Так возникает сначала гоголевская Украина, затем гоголевская Италия, а позже - тема Италии в русс- кой литературе, которая дойдет до Горького и Блока как своеобразный двойник " цыганской темы". По сути дела, и казаки в " Тарасе Бульбе" - номады, которые отреклись от мира семейственного, имущественного и предались " това- рийству", войне и веселью. Это (что чрезвычайно сущест- венно) воспринимается автором как приобщение личности к стихии, коллективу и коллективным страстям. Но, принци- пиально отличаясь от романтиков, Гоголь считает, что такое приобщение человека к чему-то большему, чем он сам (дружбе, народу, истории, в конечном счете - сти- хии), не означает потери себя. Вместо романтической ан- титезы: яркая личность, отделенная от народа, - смирен- ная безличность, приобщенная к целому (народу, семье, обычаю, обряду, религии, фольклору), здесь бедность и раздробленность, вплоть до полной призрачности личнос- ти, взятой в отдельности, - и яркость, индивидуальная полнота человека, отдавшего себя стихии. Такова стихия боя - веселая, поглощающая и обогащаю- щая личность. Это тоже - погружение в искусство, в му- зыку: " Андрий весь погрузился в очаровательную музыку пуль и мечей. Он не знал, что такое значит обдумывать, или рассчитывать, или измерять заранее свои и чужие си- лы. Бешеную негу и упоенье он видел в битве. Пиршест- венное зрелось ему в те минуты, когда разгорится у че- ловека голова, в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом падают на землю кони, а он несется, как пьяный, в свисте пуль, в сабельном блеске и в собс- твенном жару..." ' Связь темы жизни, погруженной в искусство, с той полнотой индивидуального бытия, которая и составляла для Пушкина основу свободолюбия (ср. " Из Пиндемонти"), раскрыта в знаменитом описании танца запорожцев в " Та- расе Бульбе": " Земля глухо гудела на всю округу, и в воздухе только отдавалось: тра-та-та, тра-та-та. Толпа, чем далее, росла; к танцующим приставали другие, и вся почти площадь покрылась приседающими запорожцами. Это имело в себе что-то разительно-увлекательное. Нельзя было без движения всей души видеть, как вся толпа отди- рала танец, самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо мир, и который, по своим мощным изоб- ретателям, носит название казачка. Только в одной музы- ке есть воля человеку. Он в оковах везде. Он - раб, но он волен только потерявшись в бешеном танце, где душа его не боится тела и возносится вольными прыж- ками, готовая завеселиться на вечность" 2. Таким образом, " цыганская" тема на первом этапе сво- его исторического существования была связана с той " двуплановостью" художественного изображения, которая составляла основу образной структуры просветительского
1 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: [В 14 т. М.], 1937. Т. 2. С. 85. 2 Там же. С. 299-300 (курсив наш. - Ю. Л.. 3. М.).
мышления. Прямолинейное деление всего художественного материала на выражающий " норму" человеческих отношений и ее противоестественное искажение порождало интерес к таким художественным образам, которые могли бы быть противопоставлены действительности как ее неискаженная субстанциональная сущность. Дальнейшее развитие реализма усложняло отношение между этими планами, снимая механистическую антитезу и раскрывая их сложное, диалектическое взаимопроникнове- ние. Процесс этот повлиял и на художественное раскрытие " цыганской темы" в литературе второй половины XIX в. Образ цыгана, бродяги-артиста, художника, презревше- го власть собственности, втягивается в мир бытовой жи- вописи. Он теряет философическую идеальность, из героя вне современной среды он становится героем артистичес- кой среды. " Цыганская тема" сливается с образом жизни, погруженной в искусство, но уже не в абстрактно-фило- софском, а бытовом смысле, то есть с образом богемы. Показательна этимология слова " богема" (от французского " boheme" - в буквальном смысле " цыганщина"). То, что на ранней стадии существовало как антитетические образные планы: артистичность, погруженность в стихию, музыку, яркость личности, полная внутренняя раскованность и ее политический адекват - свободолюбие, органическое неп- риятие всего бюрократического, мертвенного, то есть верность природе человека, с одной стороны, - и пош- лость, мелкое корыстолюбие, эгоистический расчет, вклю- ченность в уродливую и ничтожную социальную жизнь, то есть искажение характера художника, бунтаря и отщепен- ца, в реальной жизни общества, с другой, - теперь прев- ращается в компоненты одного, сложно-противоречивого образа. Это очень ясно видно на примере " Живого трупа" Л. Н. Толстого. Федя. (махает рукой, подходит к Маше, садится на диван рядом с ней). Ах, Маша, Маша, как ты мне раз- ворачиваешь нутро все. Маша. Ну, а что я вас просила... Федя. Что? Денег? (Вынимает из кармана штанов). Ну, что же, возьми. Маша смеется, берет деньги и прячет за пазуху. Федя (цыганам). Вот и разберись тут. Мне открывает небо, а сама на душки просит. Ведь ты ни черта не пони- маешь того, что сама делаешь2. Цыганка Маша здесь изображена не в условно-философс- ком, а в социально-бытовом ключе. Она причастна опреде- ленной среде, а через среду - всей совокупности соци- ально-исторических обстоятельств. Это накладывает пе- чать на ее характер. Господствующие в мире ложные цен- ности - особенно деньги - приобретают власть и над ней, а бытовая " заземленность" образа приводит к тому, что природа человека только проглядывает сквозь мелочь
1 О " двуплановости" художественного мышления просве- тителей см.: Лотман Ю. М. Пути развития русской просве- тительской прозы XVIII века // Проблемы русского Прос- вещения в литературе XVIII века. М.; Л., 1961. 2 Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1982. Т. 11. С. 285-286.
и пошлость " обстоятельств". Эта, присутствующая как возможность, природа человека, прекрасная норца, вопло- щается в стихии искусства - в музыке, песне. Она возв- ращает человека к красоте " нормальных", не опосредован- ных никакими фикциями, подлинно человеческих отношений. Не случайно здесь появляется антитеза полной свободы человека, живущего в нормальном мире естественных цен- ностей, и условной, мнимой свободы, доступной в рамках политики и цивилизации. Слова Феди Протасова: " Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля" - сродни пушкинскому: " Иная, высшая потребна мне свобода" (III, 420). И там, и здесь политика противопоставляется искусству. Но, поскольку искусство мыслится как высшее проявление человеческой нормы, антитеза эта имеет смысл противопоставления политического организма (" свобода", по Феде Протасову) - обществу, социально, то есть чело- вечески справедливому (" воля"), обществу, организован- ному по законам счастья и искусства. Маша, как человек искусства, причастна этому нор- мальному миру, но, как человек своей среды и эпохи, " на душки просит" и " ни черта" не понимает, " что сама дела- ет". Таким образом, музыка, песня начинают выступать как некая самостоятельная, социально и нравственно ос- мысленная, стихия. Она делает Машу причастной к совсем иной, в современных условиях утраченной, возможной лишь в искусстве, жизни. Но она выше Маши и независима от нее. Эта музыкальная стихия равнозначна сложному комп- лексу представлений, который подразумевает полную сво- боду личности, поставленной вне мертвящих фикций госу- дарственности, собственности - и даже шире - цивилиза- ции (" степь", " десятый век"), отказ от вымышленных цен- ностей во имя ценностей подлинно человеческих (когда записывающий песни Маши и хора музыкант говорит: " Да, очень оригинально", Федя поправляет: " Не оригинально, а это настоящее..." 2). " Настоящее" - это нечто связанное с коренным в человеке и человеческих отношениях, с правдой, с истинными потребностями, противостоящее миру лжи, лицемерия и фикций, в который погружена реальная жизнь героев. Но у этой музыкальной стихии есть еще од- на сторона: это народная музыка, народная песня. Приоб- щаясь к ее миру, слушатель становится сопричастным сти- хии народности. Однако то, что именно цыганская песня становится путем к народности, - не случайно. Для того чтобы понять всю специфику трактовки цы- ганского пения в русской литературе, следует иметь в виду, что репертуар русских цыган составляли русские песни, исполняемые, однако, особым образом. Исполнение это поражало слушателей " страстностью" и " дикостью". " Что увлекает в этом пении и пляске - это резкие и нео- жиданные переходы от самого нежного пианиссимо к самому разгульному гвалту. Выйдет, например, знаменитый Илья Соколов на середину с гитарой в руках, махнет раз-два по струнам, да запоет какая-нибудь Стеша или Саша в сущности преглупейший романс, но с такой негой, таким чистым грудным голосом, - так все жилки переберет в вас. Тихо, едва слышным, томным голосом замирает она на
1 Толстой Л. Н. Собр. соч. Т. 11. С. 283. 2 Там же. С. 284 (курсив наш. - Ю. Л., 3. М.).
последней ноте своего романса... и вдруг на ту же ноту разом обрывается весь табор с гиком, точно вся стройка над вами рушится: взвизгивает косая Любашка, орет во все горло Терешка, гогочет безголосая старуха Фрось- ка... Но поведет глазами по хору Илья, щипнет аккорд по струнам, - ив одно мгновенье настанет мертвая тишина, и снова начинается замирание Стеши" 1. Соединение народной песни (именно она, а не романс составлял основу цыганс- кого репертуара) с темпераментностью, страстностью ис- полнения привлекало к цыганскому хору внимание тех, кто искал в народе ярких, артистических, богато одаренных натур. Цыганское пение воспринималось не как изменение природы русской песни, а как подлинно народное ее раск- рытие. " От народа (русского) отделять их нельзя", - пи- сал Ап. Григорьев о цыганах2. Отличительной чертой цыганской песни в литературе становилась страсть, напряженность эмоционального выра- жения личного чувства. Таким образом, движение к народу - это не отрешение, не отказ от страстей, счастья, бо- гатого и сложного личного мира во имя идеалов отвлечен- ной нравственности, а как раз наоборот - уход из мира мертвенных ситуаций в мир страстей, кипящих чувств, стремления к счастью. Это мир, не нивелирующий лич- ность, а дающий ей ту " игру", артистизм, богатство, ко- торых Федя Протасов не находил в любви Лизы (мертвен- ность, принадлежность к условному миру объединяет чест- ных Лизу и Каренина с тем гнусным миром официальной за- конности, жертвами которого они падут). Очень сущест- венно подчеркнуть, что идеалы " цыганщины", равно как и сочувственное изображение героев-бунтарей, бродяг, ар- тистов, людей богемы, противоречили славянофильско.-ро- мантическому пониманию народа (ср. " Бродягу" Ивана Ак- сакова). Положительная в отдельных случаях оценка " цы- ганщины" славянофильскими мыслителями была связана с резкой односторонностью в трактовке вопроса. Так, П. Киреевский писал Н. Языкову 10 января 1833 г.: " Недели две тому назад я наконец в первый раз слышал (у Свербеевых тот хор цыган, в котором примадонствует Татьяна Дмитриевна, и признаюсь, что мало слыхал подоб- ного! Едва ли, кроме Мельгунова (и Чадаева, которого я не считаю русским) есть русский, который бы мог рав- нодушно их слышать. Есть что-то такое в их пении, что иностранцу должно быть непонятно и потому не понравит- ся, но может быть тем оно лучше" 3. Упомянутая здесь Татьяна Дмитриевна - известная цыганка Таня, в пении которой Языков видел " поэзию московского жития" 4. Для Киреевского цыганская песня - воплощение нацио- нального начала, которое вместе с тем и начало безлич- ностное. К. Аксаков писал о русской песне (как мы виде- ли, цыганская и русская песня в сознании Киреевского приравнивались - цыгане рассматривались как исполнители русской песни;
Ровинский Д. Русские народные картинки. СПб., 1881. Кн. 5. С. 246. 2 Москвитянин. 1854. № 14. Кн. 2. Отд. 4. С. 126. 3 Письма П. В. Киреевского к Н. М. Языкову / Ред., вступ. ст. и коммент. М. К. Аза-довского // Труды Ин-та антропологии, этнографии и археологии. М.; Л., 1935. Т. 1. Вып. 4. С. 33. 4 Языков Н. М. Собр. стихотворений. Л., 1948. С. 185.
иначе необъяснимо утверждение о " непонятности" их пения " иностранцу"): " Невеста горюет - это не ее беда, не беда какой-ни- будь одной невесты: это общая участь, удел невесты в народе". И далее: " Все здесь принадлежит каждому в на- роде, ибо здесь индивидуум - нация" 1. Между тем в де- мократической традиции русской общественной мысли боль- шое внимание уделялось именно собственно " цыганскому" элементу, который понимался как " игра", артистизм, страстность. За этими двумя толкованиями стояли два ди- аметрально противоположных философских понимания соот- ношения личности и народа. Славянофильское, романтичес- кое толкование исходило из представления о личном нача- ле как злом. Сливаясь с народом, индивидуум очищается, освобождается от тесных рамок своего " я" с присущими ему потребностями личной свободы, эгоистического счастья, всей бури страстей, волнующих отдельного чело- века. Между тем вторая, идущая еще от Гоголя2, концеп- ция подразумевала, что именно в коллективе расцветает во всей полноте личность отдельного человека. Живущая напряженной жизнью страстей, эмоций, личных переживаний человеческая единица ближе народу, чем мертвая душа, погруженная в мир условных фикций. В этом смысле " страстность", рассматривавшаяся, начиная с песни Зем- фиры, как основная черта " цыганщины", была вместе с тем в сознании демократических мыслителей и народностью. Эта апология " страстности" имела еще один аспект: в незрелом демократическом сознании она оборачивалась не- доверием к теории, в том числе и к передовой, которая безосновательно причислялась к миру фикций. Между тем на деле сама эта проповедь " страсти" представляла собой реализацию тех самых демократических идей, которые от- вергались как излишне теоретические. Цыганка Маша в " Живом трупе" отвергает " Что делать? " Чернышевского (" скучный это роман"), но считает, что " только любовь дорога" и на практике реализует мораль героев Черны- шевского. Так характерное для стихийно-демократической мысли XIX в. противопоставление жизни, страстей - тео- рии, любви и искусства - политике на деле оказывается не противоречащим принятию коренных принципов морали революционных демократов. Из сказанного можно сделать вывод, существенный, в частности, для " Живого трупа", поздней лирики Пушкина, позиции Чехова. Антитеза " искусство - политика" далеко не всегда свидетельствует о принадлежности автора к " чистому искусству". Последнее справедливо в системе взглядов, отделяющих искусство от действительности. В этом случае политика приравнивается действительности как понятию низменному и противопоставляется " высокой" поэзии. Однако возможно совсем иное понимание этой ан- титезы: политика воспринимается как буржуазная система, как деятельность по упорядочению отдельных сторон су- ществующего общества, а искусство - как обращение к " норме" человеческих отношений. Такое понимание искусс- тва
Аксаков К. С. Полн. собр. соч.: [В 3 т.]. М., 1875. Т. 2. С. 53. Ср. истолкование этой цитаты в кн.: Азадовский М. К. История русской фольклористики. М., 1958. Т. 1. С. 383. 2 См.: Лотман Ю. М. Истоки " толстовского направле- ния" в русской литературе 1830-х годов // Лотман Ю. М. Избр. статьи. В 3 т. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 49-90.
как высшей ценности связано с мечтой об обществе, осно- ванном на отношениях, вытекающих из самой природы чело- века, и, бесспорно, окрашено в тона социального утопиз- ма. То, что в конкретном движении истории создаются сложные переплетения, вроде близости Л. Толстого и Фе- та, и сходные формулировки часто выражают противополож- ные идеи, еще не дает историку основания отказываться от их дифференциации. Этический аспект " цыганщины" получал такое истолко- вание: приобщение человека к стихии, к народу, к че- му-то объективному и гораздо более значительному, чем его личность, и вместе с тем приобщение, которое вело бы не к утрате индивидуального своеобразия, не к нравс- твенному аскетизму и потере своего " я", не к отказу от счастья и наслаждения. За этим стояли идущие еще из XVIII в. демократические представления о праве человека на счастье и о совпадении личного и общественного инте- реса, но они были осложнены новыми проблемами: соотно- шения личности и народа, человека и истории, разума и стихии. Особенно интересно в этом отношении истолкование цы- ганской темы в творчестве Ап. Григорьева. Путаное и противоречивое сознание Ап. Григорьева явно носило сти- хийно-демократический характер, и это ярко проявилось и в трактовке интересующей нас проблемы. Цыганская песнь для Ап. Григорьева - народная сти- хия, которая не отнимает у личности всего богатства ее субъективности. В этом смысле она высшее проявление ис- кусства и служит мостом от человека к человеку, осво- бождая человеческую сущность от фикций, условностей, нагроможденных между людьми обществом. Искусство, осо- бенно " страстная песнь цыганки, дарит человеку среди " чинного мира" миг... искренности редкой", дает ему возможность быть самим собой:
...Вновь стою Я впереди и, прислонясь к эстраде, Цыганке внемлю, - тайную твою Ловлю я думу в опущенном взгляде; Упасть к ногам готовый, я таю Восторг в поклоне чинном, в чинном хладе Речей, - а голова моя горит, И в такт один, я знаю, бьются наши Сердца - под эту песню, что дрожит Всей силой страсти, всем контральтом Маши... Мятежную венгерки слыша дрожь!
Сложность отношений лирического героя и народной стихии, с одной стороны, а с другой - образа реального таборного цыгана и цыганской музыки как носительницы страстного, человеческого в его верховных проявлениях начала отразилась в знаменитых " О, говори хоть ты со мной..." и " Цыганской венгерке". Существенно здесь то, что герой и народ, дух которого выражен цыганской пес- ней, не представляют собой, вопреки традиционным
1 Григорьев Ап. Избр. произведения. Л., 1959. С.366.
представлениям романтизма, принципиально разных начал. Как и мыслители демократического лагеря, Ап. Григорьев
|