Примечания 5 страница

-404-

гионы, возвращалась только малая часть, величина которой не имела связи с результатами производственной деятельности ре-гиона. Реально крупнейшими получателями государственных субсидий были парадные витрины социализма — столичные города Москва и Ленинград. Неэффективность такого управления проявилась еще задолго до горбачевской перестройки, а после распада Союза она превревратилась в анахронизм. Старые экономические связи меж­ду территориями разрушились, централизованная система уп­равления ослабела, вся сфера хозяйственной деятельности фак-тически сосредоточилась в руках местных властей, хотя юриди­чески они по-прежнему были лишены властных полномочий. Центральная власть еще способна была собирать налоги с тер­риторий, но все меньше могла помогать им. Нарастало недо­вольство регионов.

Первоначально требования регионов к федеральной власти нередко носили форму конструктивных местных инициатив. Так, в начале 1991 г. свыше 150 российских административных единиц (областей, административных районов и даже отдель­ных городов) обратились к федеральным властям с просьбой об образовании на их территории так называемых " свободных эко­номических зон". (Местные власти полагали, что за счет созда­ния в таких зонах льготных условий налогообложения они мо-гут стимулировать приток инвестиций на данную территорию). Затея эта быстро провалилась, поскольку лишь небольшая часть городов могла быть привлекательна для инвесторов, но " зонная лихорадка" показала то, что регионы ищут и будут ис-кать различные формы обретения экономической самостоя­тельности.

Федеральная власть должна была как-то отреагировать на эти процессы и в октябре 1993 г. президент Ельцин выступил с заявлением о необходимости пересмотра концепции осуществ­ления экономической реформы и переноса центра тяжести экономических преобразований в регионы России. В это время была увеличена доля региональных бюджетов в консолидиро-ванном бюджете РФ (с 28% — в 1992 г. до 40% — в 1993 г.) и несколько расширены права всех регионов во внешнеэкономи-ческой деятельности²³. Однако эти половинчатые и непоследовательные меры нисколько не охладили недовольство регионов федеральной властью. Да и не могли это сделать хотя бы потому, что разные регионы и от властей хотели разного. Богатые

-405-

сырьевые регионы (в основном связанные с добычей нефти, газа, цветных металлов) добивались большей самостоятельности, особенно во внешнеэкономической деятельности, тогда как бедные аграрные — большего протекционизма: повышения государственных закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию, льготных кредитов на приобретение химических удобрений, сельхозтехники и на оплату энергоносителей, ограничений импорта. Интересы разных регионов стали представлять различные партии, например, аграрных — аграрная фракция Верховного Совета РФ, а с 1993 г. — " Аграрная партия".

Как бы не обострялись противоречия между " богатыми" и " бедными", аграрными и индустриальными регионами, они не шли ни в какое сравнение с нарастающим противоборством между образваниями национально-территориальными и терри­ториально-административными.

Потенциальный конфликт между автономиями и русскими регионами закладывался еще сталинской Конституцией 1936 г., соединившей два противоположных принципа государственно­го устройства — этнический и территориальный. Однако вся эта сложная и противоречивая конструкция не могла бы про­существовать 70 лет, если бы не была заведомо декларативной. Вне зависимости от того, как называется регион — республи­кой или областью — управлялся он руководителем местного отделения коммунистической партии, напрямую подчиненного Москве. Автономные республики точно так же не имели ни малейшей самостоятельности, как и края и области. Когда же коммунистический режим рухнул, республики " вспомнили" о своих правах и попытались наполнить декларативные нормы сталинско-брежневской Конституции реальным содержанием.

Вот тут то и обнаружились серьезные противоречия как внутри республик — между " титульными нациями" и " не ти­тульными", не имеющими своих территорий, так и между ре гионами различного типа, по поводу неравенства их статуса, а, следовательно, и не равных прав у проживающего в них насе­ления. Так национальные автономии республиканского уровня имели свои конституции, свой парламент и даже право свобод­ного выхода из федерации, тогда как края и области не облада­ли ни одним из этих прав. Эта борьба резко усилила дезинте-грационные процессы в России. При этом наибольшую угрозу ее целостности представлял рост политических притязаний на­циональной этнократической элиты в республиках.

Дело в том, что к концу 1991 г. закончился период так на-

зываемого " мобилизационного" общества, наступил довольно длительный период политической усталости населения. В этих условиях единственным механизмом поддержания мобилизационной готовности населения могла выступать лишь " нацио­нальная идея", она же являлась и " наилучшим" идеологическим орудием сепаратизма. Увеличивая иррационализм массового сознания, национальная идея способна на какое-то время пригасить естественную потребность человека к бытовому комфор­ту и достатку во имя идеальных целей (" пусть нас ждут вре­менные трудности после выхода из Федерации, но зато будем независимыми"). В период наивысшего подъема национальных чувств может развиться и психология жертвенности (" готовы жизнь отдать за национальную независимость"). Поэтому этнократические элиты в республиках Федерации, разыгрывая на­циональную карту, способны были не только привлечь на свою сторону большие массы людей — представителей титульных наций, но и мобилизовать их для политической борьбы.

В некоторых республиках радикальная националистиче­ская оппозиция использовала рост национального самосозна­ния и " антиимперские" настроения для того, чтобы прийти к власти. Примерно так было в Чечне после провала августов­ского путча, когда группа Дудаева свергла председателя ВС Че­чено-Ингушской республики, а вскоре заявила о выходе из со­става Российской Федерации. Такое развитие событий, как правило, кончается вспышками кровавых конфликтов либо внут­ри самопровозглашенных государств, либо с окружающими тер­риториями, как это было в Азербайджане, Грузии, Молдавии.

Однако чаще всего националистические лозунги (умерен­ные) использовались для сохранения власти. При этом преж­ние советские лидеры республик опирались одновременно как на недовольство населения " диктатурой" Москвы, так и на его опасения, что к власти могут прийти крайние националисты.

В 1990-1992 гг. все республики приняли декларации о су-веренитете. Первыми это сделали еще в горбачевское время " пионеры" борьбы за суверенитет — Татарстан, Якутия и Чече-но-Ингушетия. О серьезности намерений обрести независи-мость могли свидетельствовать принятые в этих республиках законодательные акты. Например, Конституция Татарстана оп-разделяла республику как " суверенное государство, субъект меж­дународного права", конституционный закон " О недрах" отнес

-407-

всю государственную собственность на территории Татарстана его недра с их содержимым к исключительной собственности республики, а постановление " О воинской обязанности и воинской службе граждан РТ" обязывало всех граждан Татарстана проходить воинскую службу только в границах республики.

После того как российские республики продемонстрировали " парад суверенитетов", естественное желание повысить свой статус возникло также у краев и областей. Вначале, Вологодская и Свердловская области, а затем и ряд других русских регионов объявили о своем намерении провозгласить себя республиками. В октябре 1993 г. Свердловская область осуществила свою угрозу и приняла Конституцию Уральской республики Концепция этой республики реальной опасности для целостности России не представляла. Основы государственного строя закрепляли на ее территории суверенитет России.

Уральская республика не имела права выхода из России, не предполагала иметь армию, свою денежную единицу, да и вообще какие-либо признаки суверенного государства. Консти­туция Уральской республики отличалась от конституций на­циональных республик в составе России тем, что безоговороч­но признавала верховенство российского права и федеральной государственной власти на своей территории. Да и тот факт, что высшее должностное лицо в этой республике именовалось не президентом, а губернатором, свидетельствовал о совмести­мости уральского новообразования с концепцией единого фе­деративного государства. Самое же главное, что население об­ласти (" республики") было достаточно равнодушно к акции ме­стных властей. Людей можно было настроить в пользу респуб­лики, разве лишь начав против нее репрессии. Тогда бы просто из чувства протеста уральцы могли консолидироваться вокруг данной идеи. Так и случилось после демонстративного отстра­нения от должности свердловского губернатора Э.Росселя -уральцы почти единодушно избрали его в Совет федерации и, таким образом, косвенно одобрили его программу " республика низации" области²².

Во всех регионах России, как национальных, так и терри ториальных, накопилось немало объективных причин для не довольства жестко централизованной системой государственного управления и оснований для требований расширения административной и экономической самостоятельности. Вместе с тем, в русских краях и областях эти требования не выходили за

-408-

рамки сугубо экономические, а также в сфере реформ реальной децентрализации. В некоторых же автономиях: экономическая и административная самостоятельность рассматривалась местной политической элитой всего лишь как переходная ступень к полной независимости — к выходу из федерации.

Серьезную угрозу целостности государства представляла борьба двух ветвей власти, ставшая непримиримой к весне 1993 г. Каждая из сторон этого конфликта, нуждаясь в союзниках, стре­милась привлечь в свой лагерь региональные власти. Последние, понимая свою значимость, стали запрашивать все большую цену за свою благосклонность. Татарстан, Башкирия и Якутия фактически прекратили выплату федеральных налогов (о Чечне и говорить не приходилось); появилась опасность, что примеру неплательщиков последуют другие регионы; обострилась про­блема набора новобранцев в армию и осуществления прочих общефедеральных обязанностей регионов. Конфликт в высшем эшелоне вел к " расползанию двоевластия", к усилению проти­востояния между представительной и исполнительной властью в большинстве регионов Российской Федерации.

Можно по разному оценивать трагические события октяб­ря 1993 г., но нужно признать, что конец двоевластия положил начало восстановлению управляемости государством. И дело не только в том, что центральная власть вновь обрела возмож­ность использовать различного рода санкции против наруши­телей федеральных законов без опасения усилить лагерь внут­риполитической оппозиции. Главный итог октябрьских собы­тий и последовавших за ними выборов в Федеральное Собра­ние состоит в том, что они подтолкнули исполнительную власть к изменению политической тактики, к поиску согласия и компромиссов как со своими внутриполитическими оппо­нентами, так и с представителями региональной элиты.

Одним из первых практических выражений новой кон­цепции " согласия" стали договор " О разграничении полномо­чий между органами государственной власти Российской Фе­дерации и Республики Татарстан". Однако в свое время и М.Горбачев хотел наладить с республиками договорные отно-шения, начав " новоогаревский процесс". Закончился он распадом СССР. Не мог ли привести к аналогичным последствиям в Российской Федерации процесс, положенный договором с Татарстаном? Окончательный ответ на это может дать время, но думается, все же нет.

-409-

Исторические процессы в России во многом напоминали те, что происходили в СССР накануне его распада. Вместе с тем нельзя не заметить и те особенности политического разви тия России, которые отличают ее от СССР и определяют собой большую вероятность сохранения территориальной целостно сти. К аргументам на этот счет, изложенным в ранее приве денной записке А. А. Празаускаса, можно добавить следующие Против власти бывшего союзного центра выступали единым фронтом все без исключения республики бывшего СССР. Со вершенно иная ситуация в России. Здесь края и области выра­жали все большее недовольство политическими привилегиями, которые имели национальные образования. Кроме того, после распада СССР они уже успели ощутить огромные трудности, возникшие вследствие разрыва традиционных экономических связей, установления таможенных и политических барьеров, резкого увеличения транспортных тарифов при переезде из од­ного " независимого" государства в другое. Поэтому руководи­тели краев и областей выступали за равенство всех субъектов федерации и за сохранение ее территориальной целостности.

Регионы могли ощутить негативные последствия сепара­тизма и в самой Российской Федерации. Так, Калмыкия, Даге­стан, Чеченская республика, некоторые другие стали предъяв­лять территориальные претензии соседним российским облас­тям. К вооруженному столкновению (правда, быстро локализо­ванному) привели территориальные споры между Северо-Осетинской и Ингушской республиками. Опыт независимости также охлаждал сепаратистские настроения в регионах России Например, в Кабардино-Балкарии имеют место трудно разре­шимые территориальные споры между двумя народами — ка­бардинцами и балкарцами, а в Дагестане территориальные пре­тензии предъявляют друг другу едва ли не целая дюжина наро­дов. И большинство руководителей национальных республик в составе России достаточно хорошо осознают опасность усиле­ния внутренних противоречий в случае выхода их автономий из состава Федерации.

Союз распался в период наивысшего подъема националь ных движений, но к 1993 г. наметился повсеместный спад на ционал-сепаратизма. Последний доказал свою несостоятель ность в управлении государством, в способности стабилизиро вать экономику, а главное — в обеспечении политической ста бильности в новых государствах. Что касается республик в со

-410-

ставе России, то их постсоветские лидеры к этому времени пе­рестали заигрывать с национальными движениями, рассматри-вая их как опасность для удержания власти. В этих условиях правящая элита в республиках качнулась в сторону союза с фе-дералььной властью, благо, что после прекращения двоевластия им стало понятно на кого делать ставку в Москве.

Изменение отношения к федеральной власти со стороны лидеров республик и, одновременно, развитие идеи граждан­ского согласия в качестве основной политической доктрины Кремля — все это в немалой мере подготовило возможность подписания договоров между центром и республиками о раз­граничении властных полномочий. Первым такой договор был заключен с Татарстаном. Он резко ослабил позиции радикаль­но националистических сил в республике, которые до недав­него времени были одними из самых влиятельных в Россий­ской Федерации. Однако их имидж основывался почти цели­ком на страхе населения перед образом " имперского врага". Договор между Москвой и Казанью сильно " притушил" этот образ в сознании татарстанцев и национал-сепаратистские движения буквально рассыпались. Не случайно на состоявших­ся вскоре после подписания Договора выборах в Федеральное Собрание и в местные органы власти национальные движения практически не получили поддержки населения.

Несмотря на очевидные положительные последствия под­писания договора с Татарстаном, споры вокруг него не утиха­ют. Их основной предмет — границы допустимых уступок рес­публикам. Как представляется, эти границы для федеральной власти задаются ее способностью контролировать основные рычаги влияния на регионы: финансовую систему, транспорт, магистральные трубопроводы и, разумеется, силовые структуры. Так, по Договору Татарстан признан субъектом междуна­родного права. Основной упрек к Договору со стороны обеспокоенных за целостность России состоял в том, что он поднимает планку требований других регионов. Но пример Татарстана показывает, что переварить избыток суверенитета очень трудно, а у большинства других регионов экономические и политические желудки еще уже, чем у крупнейшей республики Поволжья с хорошо сбалансированным хозяйственным комплексом.

Перспективы сохранения единства России в немалой мере

связаны с особенностями ее этнического состава. Российская

Федерация в отличии от СССР в целом достаточно однородна

-411 -

в этническом отношении: русские числено доминируют не только в Федерации, но и в большинстве ее республик. Лишь в шести из них народ, давший название республике, численно преобладает над русскими. Четыре таких республики на Ceвер ном Кавказе (Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкария и Се верная Осетия), одна в Поволжье (Чувашия) и одна в Сибири (Тува), и, если есть некоторая вероятность отделения от России каких-то республик, то прежде всего именно этих. Правда из числа потенциальных претендентов на выход следует сразу же исключить Северную Осетию как единственную христианскую автономию на мусульманском Северном Кавказе. Разумеется, во взаимоотношениях центра и республик немало проблем. Но есть проблемы и проблемы. Сколько бы значительным не был бы вопрос отладки фискальных отношений между Москвой и республиками, все же по большому счету, целостности страны это всерьез не угрожает.

Одна из существеннейших проблем — " притирка" нацио­нальной и региональной политик — учет этносоциального фак­тора при осуществлении второй и понимания, что регионы - есть сосредоточение экономики, политики и культуры в рамках целостного российского пространства.

Говоря о региональной политике, следует отметить, что
гигантизм и гиперконцентрация производства привели к разде­
лению предприятий (по подчинению) на союзные (ВПК, топ­
ливно-энергетический комплекс и др.), республиканские и ме­
стные предприятия. В результате создалась ситуация, когда
значительная часть предприятий оказалась слабо связанной с
проблемами социально-экономического развития регионов,
гиперспециализация, будучи основанная на узком наборе видов
хозяйственной деятельности, привела к рахитичности социаль­
но-экономической структуры регионов, сильно зависимых от
поставок сырья, энергии товаров и услуг извне; сращивание
производства с социальной сферой, при котором предприятия
обладали собственными фондами жилья, социально-культур
ных и образовательных объектов, привела к эффекту " дирек
торского патернализма" при слабом воздействии на социаль
ную сферу региональных и местных властей.

Если исходить из того, что цель региональной политики -достижение материального и социального благополучия граж дан на основе территориальной целостности государства, цель национальной политики — создание для каждой этнической

-412-

группы условий для комфортного бытия, реализуемых через механизмы национально-культурной автономии, то их достижение может обеспечиваться решением следующих задач: преодолением противоречий между страной (в целом) и регионами путемраспределения полномочий по контролю над ресурсами, по принятию важных решений (что относится к компетенции Центра, что - к компетенции периферии); преодолением не­равномерности социально-экономического развития регионов путем сбалансированного (с учетом природно-географических, природно-сырьевых, демографических и т. д. особенностей ка­ждого из регионов), развития первичного (сырьевые отрасли, включая сельское хозяйство) и третичного (экономическая и социальная инфраструктура) секторов экономики; созданием ненасильственного механизма сочетания общегосударственных и региональных интересов через действенную финансовую, на­логовую, кредитную и пр. системы.

Факторами реализации указанных задач являются: - правовые условия обеспечения жизнедеятельности стра­ны и регионов; административные условия взаимодействия Центра и регионов (разрешения и запреты); экономические условия жизнедеятельности регионов и их взаимодействие с Центром и между собой (помощь, льготы, штрафы, санкции и тд.); инфраструктурные условия жизнедеятельности регионов (единые энергетическая, транспортная, социальная системы).

Государственное (федеральное) воздействие в достижении целей региональной и национальной политики обеспечивается: прямым финансированием целевых федеральных программ; долевым участием в финансировании целевых региональных программ (достигается объединением федеральных и регио-нальных ресурсов); финансированием общественных работ фе­дерального значения в регионах (оборонные объекты, дороги, транспортные коммуникации, связь и т.д.); реформированием налоговой системы; кредитной политикой; созданием Фонда субсидий регионам; сочетанием властных полномочий государства и регионов путем образования территориальных представительств федеральных органов управления и региональных представительств при правительстве РФ; поддержкой межрегиональных ассоциаций; оптимальной децентрализацией государственного управления с переносом ряда направлений реформы на региональный уровень (инфраструктура регионального значения, социальная и этнокультурная сферы, контроль

-413-

за использованием земельного фонда и охраной окружающей среды) при сохранении контроля над реформой в целом в руках Центра.

Обеспечить последовательную реализацию задач региональной и национальной политики можно только при современном понимании российского " государствостроительства" как такового.

Попытки в современных условиях наполнить реальным содержанием такие понятия, как " право наций на самоопред ление" и " национальное государство" могут привести, во-пе вых, к противоречиям между национальными республиками и другими субъектами федерации; во-вторых, к внутренним про-тиворечиям в национально-территориальных образованиях, вы­званным, в частности, разделением жителей одной республики на представителей так называемых " титульных" и " нетитуль­ных", " коренных" и " некоренных" национальностей.

Опыт ряда бывших социалистических государств свиде­тельствует, что доктрина этнонационального государства, по­нимаемого как право этнической общности на " свою" государ­ственность, трудно реализуемая в сложных по этническому со­ставу обществах, ведет к этническим конфликтам и массовым вынужденным переселениям людей. В то же время, пример ря­да государств — Азербайджана, Грузии, Молдовы — показал, что попытки упразднить национально-территориальные обра­зования или понизить их статус, приводят к резкой дестабили­зации политической обстановки в государстве вплоть до граж­данских войн.

Преодоление противоречия между неадекватностью со­
временным условиям этнонациональной формы государствен­ного устройства, с одной стороны, и их реальной укорененности в политической структуре Российской Федерации и в сознании многих людей — с другой, возможно лишь как растянутый по времени процесс. Необходимо закрепить в сознании россиян первые позитивные плоды существования новой федерации. Требуется изменение психологии, смены ментальности
Свою роль здесь должны сыграть современные представления о национальном самоопределении.

B мировом сообществе все больше утверждается понятие нации не как особого типа этнической общности, а согражданства. Такое понимание нации нашло отражение в Конституции демократической России, провозгласившей самоопределение Российской Федерации от имени всего его многонациональ

-414-

ного народа, носителя суверенитета и единственного источника власти в государстве. Точно так же самоопределение субъекта федерации осуществляется от имени всего его многонационального населения. К сожалению, новое всегда с трудом прокладывает себе путь в массиве традиционного мышления. Одно дело, когда журналист А. Минкин, эпатирует читателя утвер­ждая, что слово " россияне" якобы несет в себе " мощный дикарский заряд на разделение всех народов России", ущемляет рус­ских, каковыми " все мы должны быть для России". Это, как говорится " его хлеб" ²³. Другое, — когда, вместо детального анализа, " с порога" идею о россиянах как нации-согражданстве отвергают профессионалы. " Обоженные" в горниле марксист­ско-ленинской теории наций, обществоведы держатся за ее партийно-категориальный аппарат " мертвой хваткой". Даже та­кой вдумчивый, а главное оппонирующий явным и скрытым этнократическим тенденциям, исследователь, как Ж. Тощенко не избежал этого. Он считает, в частности, что В. Тишков и его единомышленники пытаются заменить термин " нация" и " на­родность" словом " народ" и тем самым потерять возможность говорить на одном языке с зарубежными коллегами. Самым " страшным" аргументом является ссылка на Гитлера, будто бы предлагавшего " заменить нацию на породу" ²⁴. Подобные при­емы вообще не допустимы в научной полемике. А что касается зарубежных коллег — то все обстоит как раз наоборот. Пред­лагаемая В. Тишковым формула — не многонациональный на­род, а полиэтническая нация — отвечает не только требовани­ям современной теории национальных отношений, междуна­родным правовым нормам, но и мировой практике.

Однако к пониманию этого, похоже, лежит не простой путь. Оппонентов подобного подхода еще немало. Речь ведь идет не только о теоретическом инструментарии, но и о прин­ципах и критериях функционирования полиэтнического госу­дарства. Существует целый " веер" аргументов в пользу отхода от этнического принципа в этом процессе. Одни считают, что понятие федерации, состоящей из национально-территориаль-ных образований, изначально конфликтогенно и ведет в тот ту-пик, из которого трудно выйти. Другие, например, политики и предприниматели, считают, что не национальный, а террито-риальный принцип более предпочтителен, поскольку концепция разделения федерального бюджета могла бы лечь на адекватную основу²⁵.

-415-

Но есть и те, кто продолжает фетишизировать национально-территориальный принцип, пуская в ход обвинения в " национально-государственном нигилизме". Одним из самых энергичных проводников таких идей является Э. В. Тадевосян. Не давно он опубликовал " программную" статью, на положения которой стоит обратить внимание. Во вступительной части маститый автор высказывает совершенно верную мысль, что судьба многонациональных государств зависит не столько от формы национально-государственного устройства, сколько от характера существующего в них общественно-политического строя. Однако основной пафос публикации состоит в апологе­ тике национальной государственности, причем, на наш взгляд, сколько-нибудь оригинальной и убедительной аргументации Э. Тадевосян не привел. Говоря о построении государственно­сти на базе этнической (исторической) территории конкрет­ного народа он постоянно оговаривает, что принцип нацио­нальной государственности " вовсе не означает", что каждая нация (этнос) должна иметь отдельное государство, право на­родов на самоопределение " не нужно абсолютизировать", а " демократическое государство, не отказываясь от признания и уважения права народов на самоопределение, в то же время должно иметь право ставить серьезные законодательные пре­грады на пути национализма и сепаратизма" ²⁶. Что конкретно стоит за этими йлагопожеланиями и где гарантии того, что на­ роды будут им следовать — неясно. О том, что Э. Тадевосян все же понимает опасности, которые ожидают страну на пути ее этнотерриториального " дрейфа", свидетельствует его интерпре­тация национальной государственности как государственности всех народов, живущих на территории республики. С таким вариантом с учетом реалий сегодняшней России можно было бы согласиться (а именно так понимают проблему многие рес­публиканские и региональные лидеры, в частности М. Шайми­ев, говорящий о татарстанцах — многонациональном народе республики), если бы не традиционная трактовка понятия на­ции у автора.

Основная форма самоопределения — это право представителей всех национальностей представлять и отстаивать через общегосударственный механизм власти свои интересы и развитие своей культуры. Лишь в случае невозможности осуществления этих прав национальные группы имеют основания требовать отделения от государства. Таким образом, целостность

-416-

государства с международно-правовой точки зрения наилучшим образом обеспечивается проведением демократической национальной политики, направленной на поддержание единства гражданского общества и многообразия его этнических составляющих.

В основу такой политики могут быть положены следующие принципы: национального паритета и межнационального партнерства, предполагающего равенство республик и других субъектов федерации по отношению к федеральной власти и равенство прав и свобод всех граждан вне зависимости от их национальности. Это означает, что ни одна этническая группа не может обладать исключительным правом на контроль над территорией, институтами власти и природными ресурсами. Равенство прав обусловливает необходимость принятия согла­сованных решений, учитывающих интересы различных этниче­ских групп национальной самоорганизации, что означает соз­дание государством условий, позволяющих представителям различных национальностей самостоятельно определять и реа-лизовывать свои социально-культурные цели, защищать свои права и свободы, создавать свои ассоциации, общества и дру­гие институты гражданского общества.