Путь развития создания биологических систем. 7 страница

Ученые говорят, что эта группа процветала в тот относительно краткий и принципиально неустойчивый период, когда развитие пеллетного транспорта уже обогатило придонные слои кислородом, но еще не сконцентрировало большую часть органики внутри осадка. Дальнейшее развитие ситуации с запасанием органики в осадке резко ухудшает положение бактерий и пассивных фильтраторов, но зато благоприятствуют илоедам. Время археоциат кончается. Наступает время трилобитов.

В бентосе к обитателям раковин и жилых трубок добавляются существа с принципиально иными типами твердого скелета – внутренним (хордовые); членистоногие появились позднее многих типов животного царства (во втором веке кембрия – атдабанском), однако сразу в составе практически всех своих подтипов и в классов – и ракообразные, и хелицеровые, и вымершие трилобиты, и множество удивительных существ, точная систематическая принадлежность которых до сих пор неясна. Ситуация с кембрийскими членистоногими похожа на ту, что с вендобиотами: оказалось, что многие из них не могут быть отнесены к настоящим артроподам; целый ряд неродственных между собой групп начинает в это время независимо приобретать отдельные признаки членистоногих, в результате чего они достигают артроподного уровня организации; это процесс параллельной эволюции, говорят палеонтологи..

Из учебника по палеонтологии. Само возникновение принципиально нового типа скелета, обладатели которого начинают играть ключевую роль в формирующихся экосистемах; трилобиты становятся основными потребителями «упакованного» органического детрита, обогащающего донные осадки, и могут считаться настоящей эмблемой палеозоя. К середине кембрия продуктивность и биологическое разнообразие достигают такого уровня, что у экосистемы возникает нужда в «управляющем блоке» - верхних трофических уровнях, представленных специализированными хищниками-макрофагами. Начинается интереснейший процесс: борьба за этот «государственный военный заказ» между несколькими, самыми мощными, «корпорациями» - наиболее продвинутыми группами животных; самыми высокоорганизованными среди первичноротых являются членистоногие и моллюски, а вершину эволюции вторичноротых представляют собой позвоночные. Именно эти группы и начинают соревнование за открывшуюся вакансию. Первыми добились успеха членистоногие и близкие к ним артроподоподобные формы. Самым крупным хищником тех времен был аномалакарис; хищниками были и самые первые трилобиты – лишь позднее эта группа перешла к детритофагии. Однако вскоре вперед вырвались моллюски: появившиеся в конце кембрия головоногие безраздельно господствовали в придонных слоях океана примерно до середины силура; на ордовик приходится пик видового разнообразия этой группы животных (около 150 родов). Хищники из числа членистоногих (ракообразные и водные хелицеровые – мечехвосты и ракоскорпионы) и позвоночных (бесчелюстные – родственники современных миног) оказываются «неконкурентоспособными» и занимают в экосистемах подчиненное положение. Положение меняется в силуре, когда среди членистоногих появились крупноразмерные ракоскорпионы, а среди позвоночных – первые челюстноротые (настоящие рыбы). Эти группы возникли в опресненных прибрежных акваториях (типа лагун): здесь они были на первых порах избавлены от конкуренции с головоногими, которые избегают участков моря. Именно в это время ракоскорпионы достигают длины свыше 2 м (а если с клешнями, то почти 3 м) и становятся властелинами силурийских морей – по крайней мере, их прибрежных участков. Прямые головоногие не выдерживают конкуренции, и их разнообразие сокращается; попытки спастись за счет гигантизма (раковины достигали Endoceras, например, достигали 4 м в длину) не имели успеха. Торжество членистоногих (а именно ракоскарпионов) оказалось недолгим, и виною тому была третья «конкурирующая корпорация» - позвоночные. До сих пор те держались в тени и использовали лишь стратегию пассивной защиты – создание мощной наружной «брони»; таковы были панцирные бесчелюстные (остракодермы) и панцирные рыбы (плакодермы). В девоне одна из групп плакодерм – артродиры – отказались о «бронирования корпуса» в обмен на скорость и перешла к активному хищничеству. Тогда-то и проявились все те преимущества, что возникли ранее в результате превращения первой пары жаберных дуг в подвижные челюсти – великолепное средство нападения и защиты. В итоге артродиры стали для того времени фактически «абсолютным оружием», превосходя любого противника и по вооружению, и по скорости. Членистоногие проиграли позвоночным эту схватку за крупный размерный класс вчистую: ничего подобного двухметровым силурийско-раннедевонским ракоскорпионам среди них не появится уже никогда. Отныне они будут методично осваивать малый и средний размерные классы (длина тела самых крупных членистоногих – камчатского краба и мечехвоста – не превышает 70 см), в чем и преуспевают: это самый процветающий ныне тип животного царства. А вот головоногие сумели тогда дать позвоночным достойный эволюционный ответ. Свернутые головоногие стали первой группой хищников, освоивших толщу воды (рыбы еще будут продолжать «ходить по дну» почти до середины мезозоя: лишь тогда костные рыбы «изобретут» плавательный пузырь, а среди хрящевых рыб появятся акулы современного типа, которые не «тонут» из-за того, что находятся в постоянном движении. Освоение трехмерного пространства привело к возникновению у позднепалеозойских головоногих самых совершенных (среди беспозвоночных) глаз и чрезвычайно усложненного мозга; то же произойдет с птицами. Головоногие на протяжении всего мезозоя формируют верхние трофические уровни морских экосистем, успешно конкурируя не только с рыбами, но и с морскими рептилиями (ихтиозаврами, плезиозаврами пр.). К юре достигли своего максимального размера. С появлением короткошейных плезиозавров – плиозавров эта стратегия себя исчерпала; их разнообразие уменьшилось. И вновь головоногие нашли выход: с этого времени начинается расцвет групп, имеющих внутреннюю раковину, - белемнитов и происходящих от них кальмаров, Белемниты появились еще в карбоне, но до сих пор они пребывали на вторых ролях. Теперь же, когда возможности пассивной защиты оказались исчерпаны, стратегия белемнитов – отказ от раковины в обмен на увеличение скорости передвижения – оказывается генералной линией эволюции головоногих. Внутреннераковинные головоногие успешно дожили до наших дней и вымирать явно не собираются. В пробах грунта из глубоководных частей тихого океана число челюстей кальмаров на один квадратный метр варьирует от нескольких десятков до несколько сотен, что дает некоторые представление о численности (и экологической роли) этих животных в современных морях. Во второй половине мезозоя (примерно в одно время с началом расцвета внутреннераковинных головоногих) рыбы возвращают себе лидирующие позиции: в морях появились акулы современного типа – с челюстью, подвижной относительно мозговой капсулы, что позволяет им отрывать куски от жертвы большого размера (например, кита), а не глотать ее целиком.. Возможно, именно акулы конкурентно вытеснили, по крайней мере, часть морских рептилий (например, ихтиозавров).

Как показывается эволюция в учебнике по палеонтологии на основании свих же палеонтологических исследований и собственных представлений об эволюции? Главный двигатель эволюции является борьба за существование (такой общий дарвинский подход). В учебнике конкретным образом, приводя реальные примеры, показывается, что «изобретение абсолютного оружия» является реальным механизмом запуска целого ряда крупнейших экосистемных перестроек и филогенетических революций. «Гонка вооружений» является основой развития. Участниками этого процесса являются сами организмы. Главный участник – хищник. Но борьба происходит не только между хищниками и жертвами, но и между различными по виду хищниками. И здесь не так легко определить какая борьба главнее. Военные противостояния взяты из жизни человеческого общества. Скоре всего такая борьба происходит не только в человеческом мире, но и ниже по уровню, но только своими способами – изобретают свое оружие. Палеонтологическая летопись показывает, что борьба существ происходит: одни вооружаются, другие создают защиту (хотя вся суть в этом не состоит – взять тот же пример из нашей жизни: мы вооружаемся, чтобы сохранить свои жизнедвижения или его расширить за счет овладения другим пространством, но это уже агрессия). Но между какими существами происходит эта борьба?

Животные не могут увеличивать размеры своего организма, не могут делать попытки, чтобы спастись за счет гигантизма; не могут создавать мощную наружную «бронь» (панцирь), а через некоторое время отказываться от «бронирования корпуса» в обмен на скорость; не могут превращать жаберные дуги в подвижные челюсти; рыбы не могут «изобретать» плавательный пузырь и т.д. и т.п. Мир устроен так, что сами себя никто не делает, не изменяет собственный организм (даже человек не может это делать, он в состоянии поменять некоторые органы, вышедшие из строя, на точно такие, да притом еще, если его примет организм, т.е. его хозяева, или вставить искусственный, который вточь будет выполнять те же функции и не более того), а делают существа, которые способны организовать следующее системное движение, т.е. следующий организм. Творить самих себя физически невозможно. Переход движения не могут осуществлять те, которые еще не существуют. Системное движение – это и есть организм. Но системное движение осуществляют конкретные участники; организм – это их пространство, где происходят их жизнедвижения – в целом же из этого движения складывается организм, этими же конкретными участниками. Действия всех существ организма (в общем, из которых складывается сам организм), нам кажется, что организм сам себе хозяин, т.е. хозяин внутренним процессам; что животные, растения могут себя изменять, перестраивать свои формы. Что организм перестраивается, это тоже кажущаяся обманчивость, когда смотришь одним взглядам, обозреваешь сразу всю палеонтологическую историю, одним обхватом. На самом же деле все изменения организмов происходят, когда заново создаются организмы и при том создаются системно; внесистемного образования организмов не может быть в принципе, т.к. движение невозможно будет включить в само системное движение, да и само движение появляется от системных взаимодействий, противоположных сил.

Движение организуется на основании с помощью предыдущих уровневых системных движений. Конкретные участники переносят (переводят движение) и создают свое системное движение в своих формах. Форма устанавливается только раз, следующая форма будет создаваться заново. Это происходит оттого, что схема движения устанавливается сразу и как-то частично изменить ее совершенно невозможно, можно лишь дополнить новым системным движением. Форма не меняется, она может только разрушаться. Движение оформляется, заключается в форму, определенные круговороты – это ее жизнь. Движение создает новые системы. Форма же существует оттого, что она постоянна. Например, наш нос он никогда не превратится в нечто иное, не пойдет искать себе другую замену; как и жаберные дуги не превратятся в подвижные челюсти. Да, палеонтологическая летопись показывает, что после жаберных дуг появляются организмы с подвижными челюстями, но это совершенно не означает, что челюсть появились в результате превращений жаберных дуг; об этом летопись не говорит и никогда не скажет, здесь нужны иные научные подходы, притом очень системные. Нос, как своеобразная форма, выстраивается системно с другими взаимосвязывающими частями организма и действует вместе с ними на весь период жизни общей системы (и организм тоже отдельно не создается, его делают так, что он связывается с другими организмами, и они будут жить в одной системе, в едином взаимодвижении, в одном механизме действия). У каждого своя схема системного движения и, если схема эта установлена, то другого движения не может быть. Этим определяется материальность. Нос всегда будет носом; человек всегда будет человеком.

Человек по форме, всегда был человеком, он навсегда им и останется. У него не было никаких существ, которые бы себя бы только превращали и тем бы приближали организм к истинному совершенству – к человеку. Не было переходных преобразований одних организмов в другие. Но и сам человек не появился из пустого места. Все, что изобреталось (а изобретать могли кто-то, какие-то конкретные участники) и голова, и рот, и другие части использовались в создании человека. Человек мог появиться на определенном уровне развития, как, например и птицы – нужно было пройти много этапов конструкторских разработок, но их нужно было удерживать эти развитые состояния, чтобы потом создавать новые формы организмов.

Создание новой системы биологических организмов существами, между которыми и происходит борьба за создание более лучших, прочных (устойчивых) организмов; существа будут его так «вооружать», чтобы он смог больше времени просуществовать, на сотни миллионов лет вперед. Вооружение – это и есть сохранение формы, т.е. форма будет создаваться такой, чтобы сохранить системное движение и по возможности расширить ее жизненное пространство, и тем ее будет укреплять (но до тех пор пока не начнется самоуничтожение). Более продвинутые существа, которые создадут более продвинутые организмы, которые будут более продвинутыми в жизни – более сохраняемые. Это и есть эволюционно продвинутые организмы.

Все начинается с создания новой системы. Организмы не могут приобретать непонятно у кого какие-либо признаки – признаки разрабатываются, усовершенствуются прошлые формы и переносятся в новую систему. Например, когда независимо приобретаются отдельные признаки членистоногих, это на самом деле означает, что происходило отдельное создание организмов. Принципиально новый тип скелета сам по себе не возникает, организм тоже не создаст (например, человек не создаст себе какой-либо принципиальный новый мозг, взамен старого – человек создает нечто похожее на следующем уровне, техносфере – компьютер), создают существа, которые могут это делать, т.е.существа соответствующего уровня, организующие следующее системное устройство. Этот принципиально новый тип скелета будет применяться, использоваться на всех этапах эволюции при создании новых системных видов. Возможно, что между существами происходит не только борьба, но и сотрудничество, когда делятся изобретенным (наверно, что иначе невозможно будет создать единую действующую систему видов организмов).

Создаются организмы, некоторые из них через какое-то время будут занимать господствующее положение, потом будет наступать их кризис и на смену будут приходить другие. К середине кембрия выдвинулись членистоногие; в конце кембрия – головоногие. В силуре среди членистоногих появились ракоскорпионы, а среди позвоночных – первые челюстноротые (настоящие рыбы), они возникли в таких местах, где на первых порах были избавлены от конкуренции с головоногими (и человек тоже на первых порах, в местах где его создали, не имел конкурентов). Откуда же вдруг появляются ракоскорпионы и челюстноротые? А был ли кризис, когда система должна разрушиться и смениться на положительную связь, чтобы началось развитие? Здесь иной происходил циклический процесс, который был связан с созданием двух систем видов организмов, и он происходил в отдельной местности, где начинала зарождаться новая экосистема; и это происходило в определенные периоды жизни Земли. Возникает следующий очень интересный вопрос: как появилась биологическая жизнь на суше?

Ученый палеонтолог К.Ю. Еськов в своей книге «Удивительная палеонтология» пишет: «Вплоть до недавнего времени человек выносил из школьного учебника биологии и популярных книг по теории эволюции примерно такую картину события, называемого обычно «выходом жизни на сушу». В начале девонского периода (или в конце силурийского) на берегах морей (точнее, морских лагун) появились заросли первых наземных растений – псилофитов, положение которых в системе растительного царства остается не вполне ясным. Растительность сделала возможным появление на суше беспозвоночных животных – многоножек, паукообразных и насекомых; беспозвоночные, в свою очередь, создали пищевую базу для наземных позвоночных – первых амфибий (ведущих свое происхождение от кистеперых рыб) - таких, как ихтиостега. Наземная жизнь в те времена занимала лишь узкую прибрежную полоску, за которой простиралась необозримые пространства абсолютно безжизненных первичных пустынь.

Так вот, согласно современным представлениям, в означенной картине неверным (или, по меньшей мере, не точным) является все, поскольку достаточно развитая наземная жизнь достаточно существовала много раньше (уже в следующем за кембрием ордовикском периоде) и упомянутые «первые амфибии» наверняка были существами чисто водными, не имеющими связи с сушей. Но дело даже не в этих частностях, важнее другое. Скорее всего, принципиально неверна сама формулировка «выход живых организмов на сушу». Есть серьезные основания полагать, что сухопутные ландшафты современного облика в те времена вообще отсутствовали, и живые организмы не просто вышли на сушу, а некотором смысле создали ее как таковую».

Ученые говорят, что начиная с середины силурийского периода в палеонтологической летописи появляются скорпионы – животные по нынешним временам вроде бы сугубо сухопутные; однако сейчас уже достаточно твердо установлено, что палеозойские скорпионы дышали жабрами и вели водный (или по крайней мере, амфибиотический) образ жизни; наземные же представители отряда, у которых жабры превращены в характерные для паукообразных легкие «книжечного» типа, появились лишь в начале мезозоя – следовательно находки в силурийских отложениях скорпионов сами по себе ничего не доказывают, - подчеркивают ученые.

Все согласны, что показателем существования наземных экосистем может служить почва, т.к. процесс почвообразования идет только на суше, а ископаемые почвы (палеопочвы) хорошо отличаются по структуре от любых типов донных отложений. Самые древние палеопочвы найдены в глубоком докембрии – в раннем протерозое; в одной из них, имеющей возраст 2, 4 млрд. лет. С. Кемпбелл обнаружил несомненные следы жизнедеятельности фотосинтезирующих организмов. А также недавно обнаружены остатки цианобактериальных построек в протерозойских карстовых полостях: процессы карстования – образование котловин и пещер в водорастворимых осадочных породах (известняки, гипсы) – могут идти только на суше.

Г. Реталляком было сделано фундаментальное открытие, он обнаружил в ордовикских палеопочвах вертикальные норки, прорытые какими-то достаточно крупными животными, - ученые думают, что это сделано членистоногими или олигохетами (дождевыми червями); в этих почвах нет никаких корней, но есть своеобразные трубчатые тельца. Реталляк интерпретирует их как остатки несосудистых растений и (или) наземных зеленых водорослей; в несколько более поздних, силурийских, палеопочвах найдены копролиты (окаменевшие экскременты) каких-то почвообитающих животных; пищей им служили гифы грибов, составляющие заметную долю вещества копролитов, ученые не исключают, что грибы могли и вторично развиться на органике, содержащейся в копролитах).

Ученые заявляют, что к настоящему моменту два факта могут считаться установленными достаточно твердо:

1. Жизнь появилась на суше очень давно, в среднем докембрии. Она была представлена различными вариантами водорослевых корок (в тои числе амфибиотическими матами), лишайниками (не исключено, что уже в венде на суше существовали и макроскопические растения. В это время на талломах некоторых водорослей возникают загадочные сложноустроенные микроструктуры в виде зигзагообразно разрывающейся повдоль спиральной хитиноидной ленты; Бурзин предположил, что они служат для разбрасывания спор, а такой механизм необходим лишь в воздушной среде), все они могли осуществлять процессы архаичного почвообразования.

2. Животные (беспозвоночные) существовали на суше по меньшей мере с ордовика, т.е. задолго до появления высшей растительности (чьи достоверные следы по-прежнему остаются неизвестными до позднего силура).

М.С. Гиляров доказывал, что именно почва должна была служить первичной средой обитания самых ранних жителей суши (некоторые авторы, например, Л.С. Берг считали почвенную жизнь первичной). Другие ученые говорят: «а откуда же взялась сама эта почва, если в те времена еще не было наземной растительности? Ведь почвообразование идет при участии высших растений».

К.Ю. Еськов пишет: «Общепринятым считается, что некие водоросли, жившие вблизи берега, сначала «высунули голову на воздух», заселили приливно-отливную зону, а потом, постепенно превращались в высшие растения, целиком вышли на берег. За этим последовало постепенное завоевание суши. Предками высших растений большинство ботаников считает одну из групп зеленых водорослей – харовых.

Однако против этой точки зрения выдвигалось серьезное (чисто палеонтологическое) возражение. Если процесс преобразования водорослей в высшие растения действительно происходил в прибрежных водах (где условия для попадания в палеонтологическую летопись наиболее благоприятны), то почему мы не видим никаких его промежуточных стадий? Тем более что и сами харовые появляются в позднем силуре, одновременно с сосудистыми растениями, а особенности биологии этой группы не дают оснований предполагать для нее длительный период «скрытого существования»… Поэтому возникла на первый взгляд парадоксальная гипотеза: а почему, собственно говоря, появление макроостатков высших растений в конце силура следует трактовать как следы их выхода на сушу? Может быть, совсем наоборот – это следы переселения высших растений в воду?».

Многие палеоботаники (например, С.В. Мейсен, Дж. Л. Стеббинс) активно поддерживали гипотезу о происхождении высших растений не от водных макрофитов (типа харовых), а от наземных зеленых водорослей. В последнее время ученые говорят, что правы сторонники обеих точек зрения.

Многие ботаники (например, Дж. Ричардсон) считают, что именно печеночники являются главными претендентами на роль «первопроходцев суши»: они живут ныне на наземных водорослевых пленках, в мелководных эфемерных водоемах, в почве – совместно с сине-зелеными водорослями; азотфиксирующая сине-зеленая водоросль Nostoc способна жить внутри тканей некоторых печеночников и антоцеротовых, обеспечивая своих хозяев азотом; это было важно для первых обитателей примитивных почв, где этот элемент не мог не быть в жестком дефиците; ни одно из высших растений не способны к азотфиксации – это дополнительный аргумент в пользу того, что к моменту появления на суше высших растений там уже давно существовали прокариотгые сообщества, которые обогатили почву азотом в доступной форме.

Первые сосудистые растения – риниофиты – появились в позднем силуре (лудловсий век); вплоть до раннего девона (жединский век) они были представлены крайне однообразными остатками единственного рода Сooksonia, простейшего и архаичного из сосудистых. В отложениях следующего века девона (зигенского) палеонтологи находят уже множество разнообразных ринофитов; с этого времени среди них обособляются две эволюционные линии, - говорят они: одна пойдет к плауновидным, другая линия ведет к хвощеобразным, папоротникам и семенным; ранние девонские риниофиты были очень примитивны.

Ученые говорят, появление сосудистых растений с их жесткими вертикальными осями вызвало целый каскад экосистемных новаций, изменивших облик всей биосферы: фотосинтезирующие структуры стали располагаться в трехмерном пространстве, а не плоскости – это резко увеличило интенсивность образования органических веществ, суммарную продуктивность биосферы; произошло совершенствование углеродного цикла; возникла для жестких стволов новая ткань – древесина, которая после гибели растения разлагается относительно медленно – углеродный цикл экосистемы обретает дополнительное резервное депо и, соответственно, стабилизируется. С вновь возникшими пресноводными водоемами связано и появление в позднем девоне (фаменский век) первых тетрапод (четвероногих); тетраподы ведут свое происхождение от кистеперых рыб (это общепринятое мнение), а достаточно популярная некогда гипотеза происхождения четвероногих от другой реликтовой группы рыб – двоякодышащих, ныне практически не имеет сторонников (но пройдет время, поменяется и мнение, что тетраподы ведут свое происхождение от кистеперых рыб – истина голосованием не принимается; прим. авт.). Ученые далее отмечают, что в прежние годы возникновение ключевого признака тетрапод – двух пар пятипалых конечностей – считали их однозначной адаптацией к наземному (или по меньшей мере амфибиотическому) образу жизни – однако ныне большинство исследователей склоняется к тому, что «проблема появления четвероногих» и «проблема их выхода на сушу» суть вещи разные и даже не связанные между собою прямой причинной связью; предки тетрапод жили в мелководных, часто пересыхающих, обильно заросших растительностью водоемах непостоянной конфигурации – конечности появились для того, чтобы передвигаться по дну водоемов (это очень важно, когда водоем обмелел настолько, что спина выступает из воды) и продираться сквозь плотные заросли гелофитов; особенно же полезными конечности оказались для того, чтобы при пересыхании водоема перебираться посуху в другой, соседний.

Учебник по палеонтологии пишет, что первые, девонские, тетраподы – примитивные амфибии лабиринтодонты (старое название «стегоцефалы»), их зубы с лабиринтоподобными складками эмали – структура, прямо унаследованная от кистеперых. Лабиринтодонты, такие как ихтиостега и акантостега, в захоронениях встречаются вместе с рыбами. Они были покрыты чешуей, как рыбы, имели хвостовой плавник, развитый жаберный аппарат; конечность их еще не пятипалая (число пальцев достигает 8) и по типу сочленения с осевым скелетом – типично плавательная, а не опорная. Все это не оставляет сомнений в том, что ихтиостега и ее родственники были существами чисто водными; если они и появлялись на суше при неких «пожарных» обстоятельствах (пересыхание водоемов), то компонентом наземных экосистем наверняка не являлись (ученые, например, не считают угря «наземным существом», который способен ночью переползти по росистой траве из одного водоема в другой, преодолев расстояние в несколько сот метров!). Лишь много позже, в карбоновом периоде, появились мелкие наземные амфибии – антракозавры. В девоне появляется целый ряд неродственных параллельных групп стегоцефалоподобных кистеперых рыб, причем как до, так и после возникновения «настоящих» тетрапод (лабиринтодонтов). Одной из таких групп были пандерихтиды – кистеперые, лишенные спинного и анального плавников, чего не бывает ни у каких других рыб. По построению черепа (уже не «рыбьему», а «крокодильему»), плечевого пояса, гистологии зубов и положению хоан (внутренних ноздрей) пандерихтиды очень сходны с ихтиостегой, однако приобрели эти признаки явно независимо. Этот процесс можно назвать параллельной тетраподдизацией кистеперых. Как обычно, «заказ» на создание четвероного позвоночного, способного жить (или, по крайней мере, выживать) на суше был дан биосферой не одному, а нескольким «конструкторским бюро»; «выиграла конкурс» в конечном итоге та группа кистеперых, которая «создала» известных тетрапод современного типа. Однако наряду с «настоящими» тетраподами еще долго существовал целый спектр экологически сходных полуводных животных (типа пандерихтид), сочетающих признаки рыб и амфибий. Это были «отходы» процесса тетраподизации кистеперых.

Палеонтологи не согласны с учебником биологии, как жизнь выходила на сушу. Они говорят что, наземная жизнь существовала много раньше. Палеонтологи не указывают, что на суше было пространство абсолютно безжизненных пустынь и не согласны с формулировкой «выхода живых организмов на сушу», потому что организмы создали ее таковую. На мой взгляд, жизнь везде и всегда. Что касается биологической жизни, на Земле она практически везде, на большой глубине, наверно ее нет; но биологическая жизнь, ее первоначальные элементы: нуклеиновые кислоты, белки зарождаются в недрах Земли, выходя из жезла вулкана. Первые биологические организмы возникли не в воде, архебактерии, когда еще не было морей, производили огромную работу, создав условия для следующих этапов эволюции, они и сейчас существуют в тех местах, похожую на первичную жизнь земли. Когда температура снизилась, когда появились моря – появились и новые микроорганизмы, которые начали следующую деятельность и сделали следующий шаг в эволюции: подготовили почву и в прямом смысле переносном понимания этого слова – почву для следующих организмов. Так постепенно, поэтапно продвигалась биологическая жизнь на суше. Нужно было пройти не мало уровней развития, чтобы появилась современные виды животных и растений. Для суши создавались новые системы организмов, которые могли существовать в этих новых условиях. Организм, который обитал в водном пространстве, который и был предназначен для этой жизнедеятельности, не мог преобразоваться в организм для суши – здесь были нужны совершенно иные конструкторские разработки. Если взять историю создания биологических организмов, то они создавались для самых разных условий и мест жизнедвижений (обитаний): для воды, суши – их совместного проживания (амфибии) в воде и суши; в воде разные организмы, если передвигаться по дну моря, будут создаваться одни организмы, если плавать в воде, то совершенно нужен иной план строения организма (по мнению палеонтологов первые рыбы ползали по земле, только на дне моря, чтобы они поплыли нужно было изобрести плавательный пузырь; чтобы организм мог плавать, для этого нужна была новая система организмов, иная конструкция - через определенное время она была создана); есть рыбы, которые не только плавают, но и по необходимости ползают по земле, когда пересыхают водоемы, чтобы попасть в другой, но они никогда не будут выбираться на сушу, чтобы себя переделать в сухопутное существо, для этих рыб нужна была такая конструкция, чтобы проживать в этих условиях – для этих мест они и были созданы (например, долго существовал целый спектр экологически сходных полуводных животных, сочетающих признаки рыб и амфибий, но палеонтологи их считают отходами процесса тетраподизации кистеперых, но это совершенно не так – это не отходы эволюции, эти животные были созданы на определенных этапах эволюции, как самостоятельная системная единица); в водной пространственности есть организмы, которые дышат через жабры, а другие через легкие, хотя условия обитания одинаковые, но созданы были на разных уровнях развития, этапов эволюции, где легочное дыхание обеспечивало иное жизнедвижение – жабры не превращались (и не превращаются, если это происходило, то процесс превращения должен продолжаться и сегодня, хотя этого не должно быть, так как процесс превращения должен завершиться давно – все жабры были бы легкими, ведь эволюция «не дремлет», она обязана постоянно что-то превращать – именно так понимается сегодня действие эволюции) в легкие, каждый орган создавался в свое время для своего места обитания, полулегочных полужаберных организмов нет – полуводные организмы дышат или легкими, или жабрами – таковыми их сделали для ведения собственного жизнедвижения; есть водные существа, которые воспроизводят свой вид, как на суше - утробное развитие плода, рыбы же выпускают икру – млекопитающие откладывают яйца, которые устроены так, чтобы плод мог развиваться только на суше (а икринка только в воде) – так было сделано изначально и превращения икринки в яйцо в принципе никак не может произойти; есть существа, которые созданы для жизнедвижения в трех пространсвенных условиях: на суше, на воде и воздухе – это их отличительный образ жизни, их таковыми сделали и превратиться из рыбы в существа, которые могли и плавать, и летать, и перемещаться по суше, опять же совершенно невозможно – идет поэтапное создание новых биологических форм, когда органы со временем усложняются (т.е. их делают для следующих уровней организации) и каждый орган функционирует в своей среде, и навсегда таковым останется, пока не разрушится, но переделывать себя не могут – в мире никто себя не создает, т.е. не превращает в новые формы. Это подтверждает палеонтологическая летопись, когда организмы создавались одновременно и для суше и для воды (это был одновременный акт); создавались одновременно такие организмы, которые раньше считали, что они произошли друг от друга с помощью постепенных эволюционных превращений. Это был лишь обман зрения и желания во что бы то ни было выстроить эволюционную линию превращений. Появление, например сосудистых растений с их жесткими вертикальными осями, могло произойти только при системном их создании: для поддержания ствола в вертикальном положении (в условиях действия силы тяжести должна быть развитая корневая система, поэтому ствол и корни должны быть созданы одновременно; но, чтобы ствол был жестким, для этого необходима новая ткань – древесина (целлюлоза, лигнин), а для этого в свою очередь нужны иные химические процессы, т.е. система создавалась сразу и системно, а иначе не может быть. Палеонтологическая летопись говорит, что в позднем силуре одновременно с сосудистыми растениями харовые, поэтому процесса преобразования водорослей в высшие растения не было, т.к. нет длительного периода эволюционных превращений, нет и самих промежуточных форм. Ученые, чтобы сохранить свою эволюционную (дарвинскую) схему развития, из этого тупика вышли так, объясняя, что некоторые из микроскопических наземных зеленых растений водорослей имеют тот же самый комплекс тонких цитологических признаков, что харовые и сосудистые – возникает вполне логичная и непротиворечивая картина: первоначально существовала (на суше и во временных водоемах) группа зеленых водорослей («микроскопические харовые»), от которой в силуре произошли две близкородственные группы: «настоящие» харовые, заселившие континентальные водоемы, и высшие растения, начавшие осваивать сушу и лишь спустя некоторое время появившиеся в прибрежных местообитаниях.