Путь развития создания биологических систем. 9 страница

Традиционный взгляд на эволюцию рептилий отражен во многих учебниках – предполагает, что от каких-то антракозавров (здесь часто называют сеймурию, имевшую уже рептилинийное строение челюсти и грудной клетки, пригодной для реберного дыхания, но еще не расставшуюся с водой – личинки ее так и остались «головастиками» с наружными жабрами) происходит некий гипотетический «общий предок пресмыкающихся», который обладает уже всем набором рептилинийных признаков (водонепроницаемой кожей, почками сбережения и т.д.). От него то и берут начало основные эволюционные ветви этого класса – анапсиды, синапсиды, диапсиды и эвриапсиды. Они выделены на основе того, каким способом в каждом из них трансформировался исходный стегальный (крышевидный) череп лабиринтодонтов. У анапсид (сюда относятся черепахи и ряд вымерших групп, например, парейзавры) сохраняется исходный тип черепа – массивный, лишенный облегчающих конструкцию отверстий. У синапсид – «зверообразных ящеров», чьи зубы были дифференцированы по форме и функции (пеликазавров и более продвинутых терапсид, которых традиционно считают предками млекопитающих), возникает одно височное окно, от краев которого отходят челюстные мышцы, и единственная скуловая дуга. У диапсид же возникает два височных окна, две скуловые дуги – верхняя и нижняя. К эвриапсидам относят несколько вымерших морских групп (ихтиозавры, плезиозавры и родственные им нотозавры, плакодонты); их черепа имеют единственное височное окно, но образуется оно иным, чем у синапсид, образом.

В середине прошлого века Т. Гексли провел анатомическое сравнение четырех классов тетрапод, чтобы установить, кто чьим предком является. Ученый обратил внимание на менее очевидное, но весьма существенное сходство млекопитающих (маммалий) с амфибиями. Это сходство он видел в строении кожи (мягкой и богатой железами) и почек, выделяющих мочевину (у рептилий с птицами почки выделяют мочевую кислоту), а также в наличие двух затылочных мыщелков, которыми череп сочленяется с позвоночником (у рептилий с птицами – один). Но самым серьезным оказались для Гексли различия в строении кровеносной системы: у амфибий имеются две дуги аорты – первая и левая, у рептилий и птиц сохраняется только правая дуга, а у млекопитающих – только левая; значит, «вывести» маммальную кровеносную систему из рептилийной (где левая дуга уже редуцирована) принципиально невозможно. На этом основании он заключил, что предками млекопитающих не могут быть рептилии (по крайней мере, нынеживущие) и маммалии должны вести свое происхождение прямо от амфибий. (Ученые не могут назвать «реального общего предка пресмыкающихся», т.к. его не было на самом деле, так говорит палеонтологическая летопись; ученые лишь предполагают, что имелся «некий гипотетический» предок, который уже частично обладал рептилийными формами (а они от какого предка взялись, как могли именно эти формы образоваться, как новшества вводились?), от которого пошли эволюционные ветви, т.е. самые различные организмы рептилий. Но различные организмы рептилий создались оттого, что они были созданы для различных условий, разных жизнедвижений, поэтому возникли разные формы (а также еще у каждой формы были свои конструкторы с определенным уровнем развития и собственным видением, стремлением на создание новых организмов). Так создавались гоминиды, сам человек. У ученых иное мнение, они выделяют эволюционную ветвь развития человека на основе (как и рептилий) того, как трансформировался череп, как увеличивался объем мозга. Но формы организмов не трансформируются какие-либо другие – они создаются изначально. Гексли, еще в прошлом веке сделал вывод, что предками млекопитающих не могут быть рептилии, они многое взяли от амфибий. В этом случае нарушается последовательность эволюции. А также млекопитающие непосредственно не могли кое-что взять из устройства рептилий – это же ведь очень разные организмы. Выходит, что нет предков, от которых исходили другие виды организмов. Создатели брали все необходимое, что было и у амфибий, и у рептилий, но создали новую систему видов – млекопитающих. Прим. авт.).

По современным представлениям, в нескольких эволюционных линиях амфибий независимо выработался синдром (сочетание признаков, имеющих общий механизм возникновения) рептилийных признаков и был достигнут рептилийный уровень организации. Существование двух независимых эволюционных ветвей амниот – тероморфной и завроморфной, разошедшихся еще на уровне амфибий и венчаемых: первая – млекопитающими, а вторая – птицами и динозаврами, сейчас практически общепризнано (палеонтолог М.Ф. Ивахненко привел доводы, что имеется и третья эволюционная линия, которая имеет независимые амфибийные корни; кроме того, существует ряд доводов, что амфибии ведут от разных групп кистеперых; а можно уже сказать сколько видовых систем, столько и эволюционных линий, а точнее сказать – направлений созданий. Прим. авт.). Все 300 млн. лет существования наземных тетрапод – это история состязания тероморфов и завроморфами, где эволюционный успех сопутствовал то одним, то другим. Первыми такого успеха добились тероморфы. Появившиеся еще в позднем карбоне пеликозавры – удивительные создания, многие из которых имели «парус» из остистых отростков позвонков – составляли в ранней перми 70% всех амниот. Анатомия тероморфов подталкивает их к различного рода эволюционным экспериментам с активной терморегуляцией. Пеликозавры были существами вполне «холоднокровными» и метаболизм имели еще типично рептилийный, первые опыты по части температурного контроля начались уже на этом уровне. У многих из них возник «парус». Парус, имевший огромную поверхность при малом объеме, служил для быстрого поглощения или отдачи тепла. Характерно, что парус возникал как в хищных, так и растительноядных группах пеликозавров, т.е. многократно и независимо. В дальнейшем сходные структуры изредка появлялись у динозавров, однако в целом такой способ терморегуляции оказался явно тупиковым. По-иному решили эту проблему более продвинутые тероморфы из отряда терапсид, появившиеся в поздней перми. Сейчас полагают, что продвинутые терапсиды гораздо более походили на млекопитающих: доказано, что, они в отличие от прочих рептилий, имели развитое обоняние, слюнные железы и жесткие «усы»-вибриссы – осязательные волоски на морде, а также «мамммальное» строение поясов конечностей, это были довольно «башковитые» создания – их коэффициент цефализации (отношение веса мозга к весу тела) заметно выше, чем у современных им завроморфов. По уровню метаболизма эти животные не уступали наиболее примитивным млекопитающим – однопроходным (утконос и ехидна). Высшие терапсиды откладывали яйца, а детенышей выкармливали выделениями специальных желез – в точности, как однопроходные. Они были покрыты шерстью, а значит были теплокровными. Именно в одной из групп высших терапсид – цинодонтов – в следующем. Триасовом, периоде начался процесс, названный «параллельной маммализацией». Этот процесс привел в конечном счете к возникновению настоящих млекопитающих.

Завроморфная ветвь амниот в том же позднем карбоне, что и тероморфы, но на протяжении всего палеозоя пребывали на вторых ролях. В начале мезозоя завроморфы берут реванш – да какой! В триасе представители тероморфной линии оказываются вытесненными на глубокую периферию эволюционной сцены, а их место занимают зароморфы-диапсиды; последние осваивают к тому же такие ниши, которые до сих пор амниотам даже не снились – море и воздушное пространство. Триасовый упадок тероморфов, совсем уж было подошедших к тому, чтобы превратиться в маммалий, и внезапный расцвет «настоящих ящеров» - одна из самых интригующих загадок палеонтологии. В. В. Красилов назвал эту ситуацию «мезозойским зигзагом». Упрощенные объяснения типа «иссушения климата» смотрятся тут абсолютно неубедительными – хотя потому, что пермь была временем даже более аридным, чем триас. (Парус, причудливые формы пеликозавров появились неоткуда, т.е. не было никакого предварительно эволюционного развития. Продолжения развития, совершенствования паруса в дальнейшем не было; были лишь попытки повторения этого устройства у некоторых динозавров (спинозавров, стегозавров). Парус возникал многократно и независимо, т.е. не было никаких постепенных эволюционных превращений. Ученые называют этот способ терморегуляции тупиковым. Но в начале, когда существовали пеликозавры, эффективнее паруса ничего не было создано; но когда появились другие формы, другой уровень развития (создания) биологических организмов – повторение паруса становилась совершенно бессмысленным, создавались совсем иные способы терморегуляции, опять же никак не связанные с предыдущими эволюционными преобразованиями. Ученые правы, что в этот период, когда создавались тероморфы, проводились активно, многочисленные эксперименты с терморегуляцией. Создатели каждый по-своему искал, создавал свои способы терморегуляции. Ученые называют «мезозойский зигзаг» один из самых интригующих загадок палеонтологии, когда самые продвинутые организмы тероморфов пришли в упадок и не могли превратиться в маммалий. По идее дарвинской тории эволюции, она не должна совершать каких-либо зигзагов, а продвинутые организмы обязательно превращаться в более продвинутые. Но палеонтологическая летопись показывает, что организмы создаются этапно, без всяких превращений. Поэтому возникают новые системы организмов – почему они создавались таковыми, вопрос в первую очередь относится к создателям, а мы можем только предполагать: почему они так делались. Многие объяснения ученых: почему создавались такие формы и почему они происходили в такой последовательности, скорее всего, имеют свои обоснования и время подтвердит их правоту. Их ошибка состоит только в одном, что новые формы не появляются с помощью преобразований старых организмов, а создаются заново и делают это конкретные участники, как, например, люди – конкретные участники создают свои механизмы. Эволюция не выстраивается в различные линии превращений. На Земле у нас одна эволюция, но проходит через различные направления развитий – направлений созданий много. Но они входят в одно общее образование – эволюционный этап. В свою очередь эволюционный этап связывается со всеми предыдущими этапами, ведь новый этап выстраивается как следующая оболочка. Прим. авт.). В триасе возникает целый ряд морских групп, эвриапсид: дельфиноподобные ихтиозавры, нотозавры и плакодонты, несколько похожие на тюленей. Ученые уверены, что рептилии без проблем становятся вторичноводными всякий раз, когда жить в воде становится выгоднее с точки зрения обилия пищи, отсутствия врагов и конкурентов; так, в юре возникли морские крокодилы (ноги превратились в настоящие ласты, и имелся специальный хвостовой плавник, как у ихтиозавра) в раннем мелу – морские черепахи, близкие к ныне живущим, а в позднем мелу – мозазавры, исполинские (до 12 м. длиной) морские ящерецы-вараны. На суше в триасе на эволюционную арену вышла группа рептилий, являющая собой подлинный венец всей завроморфной линии эволюции – архозавры. К этому подклассу принадлежат крокодилы и вымершие текодонты, динозавры и птерозавры; прямо от него ведут свое происхождение птицы. Архозавры обладают целым рядом уникальных для рептилий продвинутых черт: у них уже полностью разделены правый и левый желудочки сердца, зубы их альвеолярного типа – сидящие в отдельных ячейках (что позволяет аллигаторам иметь «клыки» до 5 см. длиной), возникает вторичное небо – дополнительная костная перемычка под первичным небом, отделяющая дыхательные пути от ротовой полости. Однако для триасовой победы архозавров над тероморфами наиболее существенным оказалось, видоизменение конечностей и их поясов (в этом смысле крокодилы как раз не показательны – их конечности очень примитивны, близки к предковому для архозавров типу), которое весьма неожиданным образом разрешило проблему скоростной локомации. Тероморфы сумели «подвести под тело» задние ноги еще в перми (у горгонпсид), а вот полная парасагитальность выработалась в этой линии много позже – лишь у триасовых цинодонтов (перевести в парасагитальное положение задние конечности, которые привлечены к позвоночнику, намного проще, чем передние, соединенные с грудиной). Итоговая скорость передвижения «до-цинодонтного термоморфа лимитируется именно «медленными» - латеральными – передними конечностями. Архозавры появились в поздней перми, почти одновременно с терапсидами, и одновременно же с ними выработали парасагитальность задних конечностей, а вот дальше архозавры, вместо того чтобы возиться с преобразованием пояса передних конечностей, вообще отказались от их использования для движения и выработали принципиально новый тип локомоции – бипедальный (двуногое хождение). Бипедальность требует ряда серьезных анатомических перестроек (прежде всего создания опорного таза с консолидированными позвонками крестцового отдела), однако сделать это, как ни странно, оказалось легче, чем решить простенькую на первый взгляд задачу снятия ограничения в подвижности плечевого сустава – на это тероморфам пришлось потратить почти 100 млн. лет (окончательно эту проблему удалось решить лишь на уровне высших млекопитающих; даже однопроходные млекопитающие сохраняют «рептильные» черты в строении плечевого пояса – несшитая с лопаткой коракоидная кость.

Ученые подытоживают, что в триасе возникла жизненная форма высокоскоростного бипедального существа; именно «двуногость» открыла динозаврам путь к 130-миллиолетнему владычеству на суше (есть много четвероногих растительных динозавров, но все они произошли от двуногих предков, «опустившихся на четвереньки»). Среди наземных хищников в крупном размерном классе эта жизненная форма стала вообще единственной и, однажды сформировавшись, практически не менялась на протяжение всего мезозоя. Более того, впоследствии именно бипедальная локомоция позволила двум линиям архозавров – птерозаврам и птицам – независимо преобразовать переднюю конечность в машущее крыло и освоить активный полет. «Изобретенная» архозаврами жизненная форма бипедального хищника оказалась очень совершенной. Терапсидам удалось-таки «выставить на конкурс» свою модель высокоподвижного хищника (с двумя парами парасагитальных конечностей, с красной мускулатурой и частичной теплокровностью), однако они поспели к шапочному разбору, когда экологические ниши были уже поделены. Высшие зароморфы (динозавры) и высшие тероморфы (маммалии) с самого начала сформировали «параллельные миры», практически не взаимодействовавшие между собой. (От искания выгоды организм не меняется, если даже будет помирать на суше от голода, а рядом в воде будет много пищи, у организма ноги вдруг не превратятся в ласты, и он не станет морским животным. Теплокровность меч-рыбы, морские рептилии и млекопитающие возникают тогда, когда они созданы на определенном этапе, специально для водных условий жизнедеятельности (меч-рыба ну никак не может превратиться от другой обычной рыбы). Если бы было по-иному, и каждый организм мог бы при опасности, не хватки пищи, при других опасных ситуациях для жизни, тут же превратится в некий другой и тем спасал себя, то массовых вымираний не было. Разве человек или животные могут сегодня изобрести для своего организма какую-нибудь жизненную форму, поменять кое-какие его части, если даже им очень хочется и это выгодно? Даже хозяева организма не могут внутри самого организма поменять ДНК и тем создать новый организм. И это они не могут сделать по многим обстоятельствам. Например, если что-то менять в организме, то менять его нужно его уже целиком, т.е. создавать заново. Как можно было терапсидам поменять белую мускулатуру на красную? Ведь это не очень простой процесс, который в свою очередь связан с другими процессами и назначениями. Белая мускулатура бедна (по сравнению с красной) миоглобином и митохондриями, и энергоснабжение мышечных сокращений в ней достигается в основном за счет гликолитического (анаэробного) расщепления глюкозы до молочной кислоты. Для этой реакции не нужен кислород, а скорость ее мало зависит от температуры, что особенно важно для животного, не обладающего гомойтермией. Накапливающаяся в результате гликолиза молочная кислота - метаболический яд. И буквально через 1-2 мин. интенсивной работы белая мускулатура практически теряет способность к дальнейшим сокращениям, самопроизвольный распад молочной кислоты (и восстановление работоспособности) требует нескольких часов. Белые мышцы принципиально не годятся для продолжительной работы. Красные мышцы же содержат огромное количество митохондрий (они и придают ткани красный цвет), и в них молочная кислота – лишь промежуточный продукт, который затем в митохондриях, «дожигается» кислородом до углекислого газа и воды с выделением огромного количества энергии. Но реакция кислородного дыхания требует повышенной теипературы – для этого еще нужно выработать гомойотермию, а потом еще почти весь прибыток энергии придется потратить на собственный обогрев. Поэтому этим организмам нужно потреблять примерно в 10 раз больше пищи, чем рептилиям, что в свою очередь нужно менять пищеварительную систему и т.д. То есть частичными изменениями новый организм не создашь, его нужно выстраивать изначально как новую систему, когда одно будет связано с другим в одной схеме взаимодействий. Ученые утверждают, что именно двуногсть, самое совершенное устройство тела, дало динозаврам огромное преимущество и к 130-миллионному владычеству. Но двуногие не составляли основы той экосистемы. Очень много было четвероногих растительноядных динозавров, но это не в счет, т.к. они когда-то были двуногими, но потом им почему-то не понравилось или может быть им стало не выгодно таковыми, хотя это же ведь самая совершенная форма – зачем было опускаться на четвереньки? Какой смысл создателям превращать из четвероногих в двуногие виды динозавров, чтобы вновь их сделать четвероногими? Не очень все это логично выходит, но это не главное, главное же надо как-то придерживаться дарвинской теории эволюции. А факты упрямая вещь. Динозавры получили господство не оттого, что у них была самая совершенная двуногая форма, хотя до них были совершенные организмы тероморфов, которые чуть уже не превратились маммалий; но эволюция почему-то не стала их далее развивать, а сделала непонятный зигзаг и перешла развивать менее совершенные организмы, что не допустимо по дарвинским представлениям об эволюции. А все происходило на много проще, чем мы думали. Самая продвинутая система теромофов в триасе пришла в упадок – это удел всех систем. На следующем этапе была создана биологическая система, которая не стала продолжением линии развития тероморфов, а перешли к другому направлению создания – настоящих ящеров. На этом этапе были созданы новые устройства организмов архозавров, продвинутые черты рептилий. Это был мощный выброс новых организмов, которые надолго заняли место в истории, но и они пришли в упадок, и была создана новая система, продолжение линии развития тероморфов – млекопитающих. Но, что бы они были созданы, нужно было пройти этот этап; но почему они совершили такой зигзаг – этот вопрос нужно опять же отнести к создателям. Мы же совсем ничего не знаем: как создавали они новые системы – здесь у нас полный ноль; мы даже еще не подошли к тому, что создатели имеются на самом деле. Прим. авт.).

Далее учебник по палеонтологии пишет, что очень интересно сопоставить структуру сообщества наземных, вторично-водных и летающих позвоночных. Если на суше господствовали амниоты с самым активным метаболизмом – тероморфы и архозавры, то водная среда оказалась вотчинной рептилий с низким уровнем обмена и белой мускулатурой, ориентированной на бескислородные процессы. Начиная с триаса, водные рептилии оккупировали верхние трофические этажи морских экосистем, полностью вытеснив оттуда и рыб, и головоногих – эти предыдущие «владыки морей» служили им основной пищей. Ситуация изменилась лишь в начале мела, появились акулы современного типа; именно они конкурентно вытеснили самых «рыбообразных» из рептилий – ихтиозавров. С освоением воздуха картина была обратная: здесь преуспели именно высшие архозавры, имевшие самый активный метаболизм. Мелкий птерозавр был покрыт чем-то вроде волосяного покрова не вполне ясной природы. В триасе низшие диапсиды («ящерицы») совершили целый ряд попыток завоевания воздуха, некоторые из которых кажутся крайне экзотичными, однако это были варианты планирующего полета: на активный, машущий, полет у этих рептилий явно не хватает энергетики. Появившиеся в конце триаса воздушные архозавры (птерозавры) разом пресекли эти неуклюжие потуги низших диапсид. Первыми птерозаврами были хвостатые рамфоринхи, размером от воробья до вороны; в дальнейшем птерозавры становились все более крупными (например, птеродактили были меньше орла, а у их верхнемеловых представителей, птеранодонов, размах крыльев достигал 8 м.; известны несколько изолированных остатков, у которых должен иметь размер крыльев 16 м.) и наверняка перешли к парящему полету, вроде современных кондоров. В воздушном сообществе между птерозаврами и птицами происходит такое же размежевание по размерным классам, как и наземном между динозаврами и маммалиями. Само происхождение динозавров было связано с общей активизацией обмена веществ. Активность метаболизма динозавров была выше «рептильного». У динозавров и млекопитающих намного выше доля вторичной костной ткани, связанной с многочисленными гаверсовыми каналами, в которых расположены кровеносные сосуды. Это свидетельствует о более интенсивном метаболизме, приводящем к убыстрению круговорота минеральных веществ между костями и тканевыми жидкостями. Большинство исследователей полагает, что по своему метаболическому режиму динозавры занимали не просто промежуточное положение между «теплокровными» и «холоднокровными», но принципиально отличались от обоих. Наблюдения над крупными современными рептилиями показали, что если животное имеет приведенный размер тела более 1 м., то в условиях ровного и теплого (субтропического) климата с малыми суточными колебаниями температуры оно вполне способно поддерживать постоянную тела выше 30 градусов: теплоемкость воды (из которой на 85% состоит тело) достаточно велика, чтобы оно просто не успевало охладиться за ночь. Высокая температура тела обеспечивается исключительно за счет поступления тепла извне, безо всякого участия собственного метаболизма (на что млекопитающим приходится тратить 90% потребляемой пищи). Это явление Дж. Хоттон назвал инерциальной гомойотермией. Она возможна лишь в строго определенном климатическом режиме. Для ее поддержания необходим очень ровный и теплый климат, практически без перепада температур (как сезонного, так и суточного). Климат не должен быть теплым, но не чрезмерно жарким. Именно такой ровный теплый климат («вся Земля – сплошные субтропики») и царил на протяжении всего мезозоя. Млекопитающие и птицы – они все теплокровные. У рыб метаболизм по целому ряду параметров является более продвинутым, чем у низших тетрапод. У рыб иногда возникает временная «теплокровность» - за счет наличия у них единственного круга кровообращения с полным разделением крови на венозную и артериальную. Фитофаги были существами крупноразмерными. Фитофагия возникает на базе инерциальной гомойотермии. Именно поэтому в малом размерном классе фитофагия не возникает очень долго – вплоть до появления настоящих (что радикально изменит всю ситуацию в наземном сообществе). О фитофагии динозавров: в популярных имеются картинки, на которых бодро и весело шагающие по суше завроподы ощипывают листву с деревьев на манер жирафов либо слонов. Существо такой комплекции и с таким строением суставов на суше должно чувствовать себя неважно – большинство палеонтологов издавна полагало, что эти гиганты вели полуводный образ жизни, как нынешние бегемоты (высказывалась гипотеза, что завроподы обитали на морских мелководьях; они проводили время, стоя на дне, на глубине 3-4 м., и питались водорослями; чудовищные размеры тела оттого, чтобы не сбивало с ног волнами). Строение их зубов: это длинные узкие «карандашики», не соприкасающиеся между собой. Они совершенно непригодные для перетирания жесткой, лишенной палисадной ткани листвы голосеменных (другой в те времена не существовало); это не отнюдь не «жернова» (как у коровы или кролика), а скорее «дуршлаг», при помощи которого отцеживают из воды какую-то достаточно нежную растительную пищу.

Мезозой – время завроморфов: представители этой ветви доминируют и на суше (динозавры), и в морях (эвриапсиды), и в воздухе (птерозавры). В это время у тероморфов возникает самая продвинутая их группа, которая будет определять облик будущего, канозойского, сообщества позвоночных – млекопитающие (маммалии). Л.П. Татаринов выдвинул концепцию маммализации териодонтов - раздвинутое во времени появление у самых различных представителей таксона, рассматриваемого в качестве предкового, отдельных признаков, характерных для таксона-потомка; было показано, что диагностические признаки, отличающие маммалий от рептилий (внутреннее ухо из трех косточек, мягкие губы, расширенные большие полушария мозга и т.т.) появляются в различных группах зверозубых ящеров параллельно и независимо, но лишь у одной группы – настоящих маммалий – возникает полный синдром из 8 таких признаков; многие группы териодонтов пытаются «стать млекопитающими, а кто именно достигнет результата (потомки циногнат) – не столь важно. Аналогичная тенденция параллельного развития ключевых признаков сохраняется и внутри маммалий. Так, среднее ухо «маммального типа», состоящее из трех слуховых косточек, входивших первоначально в состав нижней челюсти (у амфибий, рептилий и птиц есть единственная слуховая косточка), возникает у териевых млекопитающих (сумчатых и плацентарных) и прототериевых (однопроходных) млекопитющих двумя разными способами. Считается, что плацинта у млекопитающих возникла минимум четырьмя различными способами (наш, «обезьяний» тип плаценты, когда зародыш буквально плавает в крови матери, - один из самых примитивных, по сравнению с тем, существует, например, у грызунов); в последнем случае вполне правомочно говорить о плацентаризации териев (по аналогии с маммлизацией териодонтов); таков механизм происхождения всех крупных групп: тетраподизацию кистеперых рыб и «эукариотизацию».

Сложилось мнение, что «мезозой был веком динозавров, а кайнозой – век пришедших им на смену млекопитающих»; по этому поводу С.В. Мейсен говорил, что это - типичный «научный предрассудок». На самом деле динозавры и млекопитающие появились на Земле одновременно (в конце триаса) и мирно существовали потом на протяжении 120 млн. лет. Более того, число известных на сегодня видов мезозойских млекопитающих просто-напросто превышает число видов динозавров, правда, все они были небольшими по размеру существами (по-настоящему маммалии вышли в крупный размерный класс только в эоцене).

В последнее время стало ясно, что происхождение птиц осуществлялось по сходной схеме – ее называют авиизацией архозавров; птицы ведут свое происхождение от мелких ящеротазовых динозавров-манираптор, причем птичьи признаки тоже возникали неоднократно и независимо, - как полагает Е.Н. Курочкин полный синдром таких признаков возникал как минимум дважды: у хвостатых меловых энанциорнисов (они ведут свое происхождение от юрского археоптерикса, который, по сути, - еще просто оперенный динозаврик) и у настоящих (бесхвостых) птиц, чьими предками были позднетриасовые тероподы протоависы; беззубыми птицы становятся параллельно в обеих этих ветвях. Особенно же интересны такие «незавершенные» попытки авиизации, как небольшой – ростом с первоклассника динозавр Avimimus, который имеет в скелете передней конечности пряжку (эта кость служит птицам для раскрытия маховых перьев) и череп с выставленными орбитами (это нужно, чтобы не тонул в пере), или недавно описанный Sinopaleopteryx, покрытый чем-то вроде пухового пера (у археоптерикса перья только маховые). Ученые предполагают, что перьевой покров первоначально возникает как теплоизолятор для существ малого размерного класса, не обладающих инерциальной гомойотермией, и лишь затем начинает использоваться для полета.

Палеонтологи по-своему объясняют вымирание динозавров. Они с картиной вымирания не согласны, как ее представляют, когда вполне процветающая и многочисленная группа животных, которая в один прекрасный момент (на границе между мелом и палеогеном) вымирает – в одночасье и повсеместно; поскольку эта группа не имела конкурентов в животном мире (пришедшие ей на смену млекопитающие не вытеснили ее, а просто чуть позднее заняли освободившуюся экологическую нишу), события эти связаны с какой-то внешней относительно сообщества позвоночных – катастрофой: климатической, космической или биотической. Самая популярная - это астероидная гипотеза, связывающая Великое вымирание (и, в частности, гибель динозавров) с падением гигантского метеорита; поднявшаяся в результате удара пыль сделала земную атмосферу почти непрозрачной для солнечных лучей, что имело катастрофические последствия для фотосинтезирующих растений и, далее, для питающихся ими животных. Большинство палеонтологов относятся к этой гипотезе (равно как к «взрывам сверхновых» и т.п.) весьма скептически, они говорят, что все эти импактные гипотезы («гипотезы ударного воздействия») не отвечают на вопрос о странной избирательности этих импактов (динозавры тогда вымерли, а крокодилы, многие из которых были наземными, прекрасно себя чувствуют), безмерно переоценивают скорость вымираний (их можно назвать «стремительными» лишь в геологическом масштабе времени – речь идет о тысячах, и даже десятках тысяч лет) и их синхронность в разных местах планеты (в большинстве местонахождений последние динозавры исчезают до иридиевой аномалии, однако известны по меньшей мере две фауны динозавров палеогенового возраста, т.е. заметно позже ее). Палеонтологи ставят вопрос – правомерно ли вообще говорить о «вымирании динозавров в конце мела» и далее продолжают, что на протяжении истории любой группы постоянно появляются новые виды, а старые вымирают; вымирание есть совершенно нормальный компонент эволюционного процесса; известны также случаи катастрофических вымираний, как это произошло на той же самой мел-палеогеновой границе с планктонными фораминиферами: группе наращивает разнообразие, а потом в одночасье – из несколько десятков видов остается один. С динозаврами же ничего подобного не происходило – группа достигла максимума разнообразия в позднем мелу, а затем оно начало снижаться; если посчитать темпы вымирания динозавров (а не изменения их суммарного разнообразия), то окажется, что в конце Маастрихтского века, когда вымерли последние 7 видов, не произошло ничего особенного, и темпы эти не выше, чем в предшествующие времена – вымирание динозавров идет весь поздний мел с более или менее постоянной скоростью, но, начиная с некоторого момента эту убыль перестает компенсировать возникновение новых видов; старые вымирают – а новых им на смену не появляется, и так вплоть до полного исчезновения группы, т.е. в конце мела имело не катастрофическое вымирание динозавров, а не появление новых им на смену (это совершенно иная картина) – значит, речь может идти о достаточно длительном «естественном» процессе.